Путь Базилио

Глава 46, по прочтении которой у нас появляется шанс осознать, что коррупция-то и в самом деле пагубна

— Le jeu est fait[51], — прогнусавил крупье, и в тот же миг с улицы донёсся первый удар колокола. Часы на ратуше били полночь.

Попандопулос пробежался взглядом по лицам игроков. Давешний спиногрыз заметно сбледнул с панциря, но держался. Старая, поседевшая мандалайка ехидно улыбалась, покручивая драгоценный перстень на безымянном пальце. Когти её были залакированы в цвет бедра испуганной нимфы. Козёл слыхал, что старуха разбогатела на строительных подрядах, а сейчас вложилась в какую-то химию… Сидящий на третьем номере швайнехунт распахнул клыкастую пасть, высунул язык и слизал соплю с пятака — видать, задумался. Козёл с усилием оторвал от него взгляд: ментальное воздействие швайнехунта просачивалось сквозь гвоздь и навевало расслабуху. Расслабляться же сейчас было бы ну очень некстати.

Но больше всего Септимия беспокоил пятый номер — мутант с обрубленными щупальцами на левой щеке. Во-первых, козёл никак не мог распознать его основу. Судя по щуплам, его визави был близок к упырям, но развитая ротозябра указывала скорее на гнидогадоида. Козла во всём этом беспокоило то, что он не мог сообразить, на какой именно тип ментального воздействия заточен этот субчик. Это создавало проблему. И, во-вторых, козла не оставляло чувство, что он его где-то видел. Совсем недавно, хоть и мельком. Это напрягало.

Крупье взял палисандровую лопаточку — обработанную, как и всё остальное, выхлопом злоперди, смывающим следы ауры — и две карты из сабо оказались перед козлом рубашками кверху.

Септимий сделал глубокий вдох и осторожно приподнял карты и сразу же раскрылся. Две четвёрки — пиковая и червовая — смотрелись убедительно, весомо, обещали хорошее будущее.

Попандопулос не обрадовался. Игра с самого начала не задалась. Козлу упорно не шла карта, он злился и проигрывался — вроде и понемногу, но с тенденцией. Единственным его приобретением был крохотный моток «разрыв-травы» — артефакта небесполезного, но и не особо козырного. Зато лишился годного «пастернака» и «рыбьей шеи». Сейчас он поставил довольно крупную «бричмулу», решив про себя, что в случае проигрыша выйдет из игры. В которой как раз наступил момент повышения ставок — игроки разогрелись, вошли во вкус, запахло адреналинчиком. Козлу это сейчас было ну совсем некстати — он ощущал себя на низком старте, адреналинчика ему хватало и без того.

— Я пас, — сообщила мандалайка, достала зеркальце и принялась пудрить рыльце.

Швайнехунт потряс брылями, сигнализируя, что он, пожалуй, пропускает.

Мутант с обрубленными щупальцами улыбнулся — если, конечно, судорога ротозябры может быть названа улыбкой — и жестом потребовал коробочку. Взял две карты, тяжело вздохнул, раскрылся. У него была семёрка и туз.

Спиногрыз карты взял. Ко всеобщему удивлению, к нему пришла девятка и дама. Не веря своему счастью, он растопырил жвальца и выпучил очеса.

Попандопулос прикинул убытки. Даже играя по маленькой, он лишился двухсот соверенов и нескольких артефактов средней ценности. Теперь ушла и «бричмула». Пожалуй, решил он, на этой ноте стоит завершить.

— Уходите? — поинтересовался мутант с обрубками. — Не хотите отыграться?

Септимий мотнул головой. Непонятное существо нравилось ему всё меньше и меньше.

— Что ж, воля ваша, — вздохнул мутант. — Надеюсь, мы ещё увидимся, — сказал он Попандопулосу.

«Как бы не так», — подумал козёл, быстро попрощался и ушёл, прихватив по дороге бокал шампанского с анисовым ликёром и опустошив его в два глотка. Фирменный напиток показался ему слишком сладким.

Уже на лестнице он вспомнил, что забыл трость. Мысленно обругав себя за рассеяность, он повернул обратно — и упёрся в дверь туалета. Мочевой пузырь неожиданно встрепенулся и напомил о себе. Септимий решил с этим делом не тянуть и решительно дверь толкнул.

В сортире пахло сортиром и каким-то дешёвым туалетным утёнком — то ли сиреневым, то ли фиалковым. Мелкий ракалий сосредоточенно пытался попасть струйкой в слишком высоко расположенный писсуар. У соседней стеночки стояли два упыря в синих мундирах муниципалов и, не чинясь, мочились в напольный лоток.

Упыри козла встревожили: это были явно не посетители казино. Попадаться им на глаза почему-то не хотелось. Поэтому Септимий, вопреки обыкновению, зашёл в кабинку. Там было тесно. Для большой козлиной нужды унитаз был маловат, но для опорожнения пузыря подходил.

Козёл достал, излился, и собрался уж было стряхнуть, как из соседней кабинки раздался громкий, скрипучий, исполненный негодования голос:

— Эта бумага ненадлежащего качества! Где Бремзер? Пусть немедленно принесёт мой личный гигиенический набор!

— Господин криминальсекретарь, — угодливо залопотал кто-то из упырей, — Бремзер на больничном, после наказания шваброй…

— Я всегда утверждал, что Бремзер идиот! Его наказали для того, чтобы он работал лучше! А не для того, чтобы он не работал вообще! — раздалось из кабинки.

Козлу стало неуютно: судя по званию засевшего в кабинке чина, это были не просто муниципалы, а крипо. Это означало, что у кого-то прямо сейчас начнутся серьёзные неприятности. Следом просочилась мысль, что они вполне могут начаться именно у него, Септимия Попандопулоса.

— Господин криминальсекретарь, — снова вступил упырь, — я могу принести ваш чемоданчик… если пожелаете… сбегаю на улицу.

— Не чемоданчик, а несессер! Коричневый! Не перепутай с бурым, — проворчал унитазный сиделец. — Но эта бумага совершенно некондиционна! И это считается приличным заведением? В нашем карточном клубе подобное было бы абсолютно… — последнее слово заглушил шум спускаемой воды.

Козёл невольно скосил глаза на подтирочный рулон. Если приглядеться, он был слегка желтоватым — видимо, его достали из старых запасов.

Он сел на унитаз и немного подумал. В принципе, бояться ему было нечего — он не нарушал никаких установленных порядков. Разве что этот ужин с Бобой… — ему снова пришло в голову, что от обезьяна можно было ждать какой-то пакости. Но всё это были домыслы. Нет, никаких реальных поводов для паники не было. Однако чувство сгустившеся над головой грозы не отпускало.

— Где этот кретин? — соседняя кабинка снова зафункционировала. — Он что, не понимает, что пипифакс мне нужен немедленно? Дерьмо имеет свойство подсыхать! Если в течении минуты… — тут раздался топот и уханье запыхавшегося упыря.

— Господин криминальсекретарь, ваш гигиенический набор! — крикнул служивый.

— Тебя только за смертью посылать, — пробурчал сиделец, открывая кабинку.

Через пару секунд раздался возмущённый вопль.

— Scheisskerl!!! Что ты мне принёс, Schwanzlutscher! Я же сказал — коричневый несессер! А это — трижды грёбаный бурый портфель! Здесь я держу секретные документы! Они предназначены для головы, а не для задницы! Bräunlich! Du gehst mir auf die Eier! Сейчас я тебя… сейчас ты мне… — из кабинки понёсся какой-то неразборчиво-утробный рык, полный властно-державного гнева.

— Господин криминальсекретарь! — раздался какой-то новый голос. — Козёл не обнаружен! Местные говорят, что он ушёл, господин криминальсекретарь!

Рык сразу оборвался.

— Всех на воздух, проверить ближайшие улицы, — распорядился сидящий в кабинке. — Он не мог уйти далеко. Брать жёстко. Пусть этот иностранец сразу осознает своё положение. Тут же снимайте с него всё. Вещь у него. Наш эмпат всё подтвердит. Составляете протокол и везите на Трипперштрассе. И подайте мне, наконец, мой гигиенический набор! А также дезинфицирующее средство! Быстро!!! — это слово не успело отзвучать, как раздался дробный топот упыриных ног. Служилых как ветром снесло.

Попандопулос внезапно ощутил собственный запах — кислую вонь козлиного душного пота, козлиного душного страха. Сомнений быт не могло: упыри пришли за ним. Непонятно почему, непонятно за что — но именно за ним.

Сначала Септимий продышался, выгоняя из себя панику. Получилось не очень, но мысли перестали скакать как блохи и построились во что-то осмысленное.

Прежде всего, решил козёл, нельзя дать себя арестовать. Арест означал лишение свободы на неизвестный срок, а козёл чувствовал, что его ментальная блокировка уже на пределе. Значит, нужно бежать. Бежать прямо сейчас — с тем, что есть. В его подсумках достаточно редкостей, чтобы Болотный Доктор, как минимум, заинтересовался. В самом-самом крайнем случае можно отдать ему «молочко комсомолки»… Но сначала нужно выбраться из Бибердорфа. А для этого — удрать из казино. Быстро, тихо, незаметно.

— Господин криминальсекретарь! Ваше дезинфицирующее средство! — раздался голос упыря.

Дверь скрипнула, послышалсь что-то вроде довольного хмыканья. Потом раздалось бульканье. Козёл принюхался — сквозь сортирное амбре явственно пробивался аромат коньяка[52], не то чтобы особо изысканный, но вполне узнаваемый. «Кизлярский» — решил Попандопулос.

— Так-то лучше, — удовлетворённо заметил сортирный сиделец. — Но где моя гигиненическая бумага?

— Г-господин криминальсекретарь, — голос упыря задрожал от ужаса, — ка… ка… ка… кажется, ваш набор остался у этого м-м-мерзавца Бр-бр-бремзера…

— Dummkopf! Rotznase! — голос сортирного сидельца, однако ж, помягчел — видимо, коньяк оказал своё благотворное воздействие. — Деф с вами, оглоеды. Мы в полевых условиях, и потому… Почему вы ещё здесь? Работать!

Ответом был уже знакомый топот.

Попандопулос тем временем прикидывал варианты ухода. Материал для размышлений имелся — благо, у него сызмальства выработалась полезная привычка: попав в незнакомое место, он первым делом выяснял, как отсюда можно свалить. Казино такие возможности предоставляло: у него было три выхода. Правда, все они контролировались местной охраной. Была ещё пожарная лестница, выходящая на маленький пыльный дворик с мусорными баками. Дальше начинался овраг, изрядно замусоренный и загаженный. Септимию это было на руку: ни один добропорядочный бибердорфец не полез бы в эту клоаку по доброй воле, так что шанс наткнуться на любопытствующего аборигена был минимальным. Куда ведёт овраг, козёл не знал, да и не особо о том волновался. Главное, думал он — удрать от муниципалов, а там видно будет.

Осталось добраться до лестницы. Септимий помнил расположение окон. Судя по всему, ему нужны было помещение музея. Правда, он был закрыт, но сейчас это было скорее кстати.

Из соседней кабинки донёсся бульк, вздох и затем — звук рвущейся бумаги. Видимо, господин криминальсекретарь всё же снизошёл до некондиционной продукции.

Не дожидаясь, пока высокий полицейский чин приведёт себя в порядок, Попандопулос высунулся из кабинки, оглядел пространство в поисках синих мундиров, таковых не обнаружил и быстро, стараясь не шуметь, вернулся на лестницу. Совершив несколько манёвров и стараясь не попадаться на глаза тем, кто его знал, он вырулил к двери музея. Воровато оглянувшись, приложил к замочной скважине «разрыв-траву».

Козлу подфартило: замок был сделан из плохого железа. Через пару секунд с тихим звоном лопнула пружина, потом захрустели какие-то детальки. Козлу осталось только пару раз с силой дёрнуть ручку и проскочить внутрь. Там он включил свет и перевёл дух.

Музей оказался познавательным, полным всяких интересных вещиц. Любопытный козёл даже пожалел, что не посетил это место раньше. Но сейчас было не время любопытствовать — надо было спасать шкуру.

Быстрый осмотр показал, что лестница и в самом деле находится рядом с окном. Попандопулос уж было собрался вылезти наружу и дать стрекача, как вспомнил слова криминальсекретаря про подсумок и какую-то вещь.

Он присел возле застеклённого ящика, где в специальном футляре покоился чей-то пышный хвост. Табличка извещала, что он принадлежал бурундуку Сорокопяткину, который поставил его против юных прелестей мандалайки Либуши[53]. Остальное было мелким шрифтом. В другое время козёл мог бы заинтересоваться этой историей, но сейчас у него были другие заботы.

Для начала Септимий вытряс на пол всё содержимое правого подсумка, потом левого. Получилась внушительная горка. Он стал перебирать её по предмету, кладя осмотренное обратно.

Так ему пришлось бы провозился долго — и совершенно зря. Но в какой-то момент козлу пришло в голову проверить сами подсумки. Высыпав вещицы обратно на пол, он принялся тщательно их прощупывать. Усилия не остались без вознаграждения: открыв в левом подсумке кармашек — козёл им никогда не пользовался — он обнаружил крохотную серебристую ложечку. Ничего подобного козёл не приобретал и не выигрывал.

Он с сомнением оглядел вещицу, попробовал на зуб. Ложечка, несмотря на малый размер, была тяжёленькой — видимо, платиновой. На черенке чернело неразборчивое клеймо. Приглядевшись, козёл различил буквы B и W, переплетённые вензелем: символ ресторана «Blutwurst». Похоже, её подсунул кто-то из бобиной челяди, пока обезьян потчевал его кьянти и отвлекал разговорцем. Козёл попыталяся прикинуть, когда это могло случиться, и вспомнил, как подавальщик что-то уронил с подноса и потом долго возился у козла под стулом.

Дальнейшее было, увы, очевидно: жулик и негодяй Боба написал заявление о краже и указал на подозреваемого. Непонятно было другое: почему мелкая кража вдруг так заинтересовала крипо, что команду по задержанию мелкого воришки возглавил целый криминальсекретарь. Неясны оставались и резоны, побудившие обезьяна учинить такую подляну. Но все эти размышления Септимий решил оставить на будущее. Надо было избавиться от улики, желательно с концами.

Сначала козёл решил попросту засунуть компрометирующую улику в какую-нибудь щель. Потом вспомнил, какие силы брошены на его поимку, и понял, что хороший эмпат найдёт её довольно быстро — просто по следам козлиной ауры. Можно было бы уронить её в унитаз и попытаться спустить в канализацию, но возвращаться в туалет было крайне рисковано. В общем, хорошего решения не было.

С тяжёлым вздохом он сунул ложечку обратно в подсумок, решив выбросить её где-нибудь по дороге — например, закинуть на какую-нибудь крышу.

— Неглупо, — раздалось у козла за спиной.

Рука Попандопулоса рванула вверх — ухватиться за рукоять меча. В последний момент сверхординарным усилием воли козёл от этого удержался. Уж если кто-то сумел подкрасться к нему со спины, понял он, то браться за железку поздно. Вместо того Септимий демонстративно почесал загривок.

— Тоже неглупо, — одобрил тот же голос. — С вашего позволения я присяду.

Септимий совершенно не удивился, когда в его поле зрения возник давешний мутант с обрубленными щупальцами. Он преспокойно уселся на стульчик между двумя стеклянными ящиками. Козёл с неудовольствием заметил, что несимпатичный ему субъект прихватил с собой его, козла, трость.

— Вам, наверное, интересно, как я вас нашёл? — спросил мутант, пристраиваясь поудобнее. — Нет, не эмпатия. Просто по запаху. У меня, помимо всего прочего, хорошее обоняние. А от вас сейчас несёт как от козла, — с удовольствием сказал он. — Кстати, муниципалы скоро вернутся.

— Спасидо за предупреждение, буду осторожнее, — процедил сквозь зубы козёл, прикидывая, стоит ли убивать наглого мутанта или достаточно будет его оглоушить.

— Не хорохорьтесь, это лишнее, — предостерёг его незваный гость. — Вы ещё не осознали всей безнадёжности своего положения. Я вам помогу. Вы обвиняетесь в краже. Даже если у вас ничего не найдут, вы проведёте в участке как минимум сутки. На самом деле гораздо больше, потому что к вам проявят особый подход. Мы об этом позаботились.

— Вы — это кто? — перебил козёл.

— Да не дёргайтесь вы так, минут пять у нас ещё есть… Мы — это я и мой наниматель. Но я не закончил. Так вот, вы можете мне не поверить. И, например, попытаться убить. Я не говорю, что это невозможно. Вы хороший боец. Но как только вы потянетесь к своей любимой железке, я закричу. Прибежит охрана, а с ней вы не справитесь, при всём уважении. Так что финал тот же, только обвинения серьёзнее.

Козёл поморщился: пока что мутант говорил правду, и она была неприятной.

— Но, допустим, вам удастся сбежать. Судя по тому, где я вас обнаружил, вас заинтересовала пожарная лестница. И что? Придут полицейские с эмпатом и собаками. На самом деле хватит одних собак — они возьмут ваш след легко и непринуждённо. Хотя и это не понадобится. Вы к тому времени будете очень громко кричать. В овраге расставлены капканы, причём рассчитанные на лошадиные ноги. А то некоторые не очень удачливые гости пытаются бежать отсюда по пожарной лестнице и потом через овраг. Глупая мысль, не так ли?

Козёл с опозданием сообразил, что он, пожалуй, несколько недооценил владельцев заведения.

— Кто вы такие? Что вам надо? — решил зайти он с другого конца.

— Это уже осмысленные вопросы. Как я уже сказал, я работаю на своего нанимателя. Его имя вам ничего не скажет. А меня вы можете называть Сикс. Намба Сикс, — он выделил голосом первое слово. — Специалист по проблемам.

Попандопулос некстати подумал, что аналогичную фразу он где-то слышал.

— По созданию или по решению? — поинтересовался он как в тот раз.

— Это взаимосвязано, — предсказуемо ответил Намба Сикс. — Особенно в вашем случае. Не буду скрывать: ваши проблемы создавал я. И так уж получилось, что только я способен их решить. Разумеется, не бесплатно… В общем, у меня есть возможность вывести вас отсюда, целым и невредимым.

— Что вы хотите взамен? — поинтересовался козёл, беря мешочек и расстёгивая подсумок, чтобы утрамбовать хабар.

— О, сущие пустяки. Один артефакт. Видите ли, в чём дело… Мой работодатель — страстный собиратель подобных вещиц. Скажу по секрету — у него одна из лучших коллекций артефактов в Бибердорфе. Но у него очень строгие критерии отбора. Его интересуют особенные, исключительные вещи. И так уж вышло, что одна из них случайно стала вашей собственностью. Разумеется, я мог бы её у вас просто отобрать. Скажу откровенно — мне это было бы проще и удобнее, и я настаивал именно на таком варианте. Но мой работодатель — существо высоких моральных принципов. Он считает, что все сделки должны быть добровольными. Понимаете, к чему я клоню?

Септимий тем временем прикидывал, чем же именно предлагается расплачиваться. Самым ценным артефактом было «молочко комсомолки». Каких-то исключительных «гравицап», «студебеккеров» и прочих редкостей он не приобрёл. Имелся «менатеп» редкого желтофиолевого цвета и красивый шестигранный «вимбильдан». Всё это на легендарный или хотя бы эпичный артефакт не тянуло.

— Не пытайтесь угадать, — уловил его колебания мутант. — Я дал вам ровно столько информации, сколько вам нужно для принятия решения. Тот, что мне необходимо, я так или иначе возьму — когда придёт время. Теперь ваше слово: да или нет. Да — и я вывожу вас отсюда. Нет — и вы проведёте эту ночь в кутузке. И я обещаю вам — это будет не последняя ваша ночь в этом негостеприимном месте. Что будет дальше… гм, вы уверены, что хотите это узнать?

— Выбор не очень, — буркнул козёл.

— А по-моему, в самый раз. Моё предложение скромное, но отказаться от него совершенно невоможно. Люблю такие ситуации, в них есть красота и завершённость.

За стеной послышались шаги — грубые, уверенные. Козёл поёжился.

— Ну и где ваше положительное решение? — поднажал Сикс.

— Договариваемся так, — козёл вздохнул, понимая цену этих договорённостей. — Вы выводите меня отсюда. Живым. И отпускаете. Взаимен вы берёте у меня любую вещь…

— Принадлежащий вам артефакт, — уточнил Намба Сикс.

— Мммммеее, — выдавил из себя Попандопулос.

— То есть это означает «да»? — мутант дождался козлиного кивка. — Замётано. Кстати, вы очень удачно зашли именно сюда. У вас «разрыв-трава»? Дайте её мне. И ложечку, кстати, тоже.

Козёл достал тщательно перевязанный золотой нитью моток колючих стебельков. Намба Сикс её взял, подошёл к шкафу и приложил к скважине.

— Прошу, — он распахнул дверцу.

Козёл подошёл ближе, но не увидел ничего, кроме темноты внутри.

— Давайте-давайте, — поторопил его Намбер Сикс. — Ах да, улика. Оставим, пожалуй, это господину криминальсекретарю, — он бросил ложечку на пол. — Нужно же ему чем-то отчитываться.

Козёл вошёл в темноту, тут же зацепился за что-то рогами, пригнулся. Сделал шаг, ещё один. Нащупал ногой ступеньку — узкую, неудобную. Ступеньки шли куда-то вниз. Он нащупал стену и, держась за неё, принялся медленно спускаться.

— Темно, — пожаловался козёл.

— И будет темно, пока я дверцу не закрою… Вот так, — с удовлетворением сообщил Сикс, и тут же внизу загорелся тусклый свет. И очень вовремя: прямо перед козлиной мордой колыхалась огромная пыльная паутина с высохшими мокрицами по краям. В самой серёдке сидел откормленный паук размером с конскую залупу. Над ним висела табличка «Не беспокоить».

Попандопулос от неожиданности отпрянул. Паук посмотрел на козла изумрудно-голубыми глазами, высунул жало и негромко, но отчётливо назвал его мудаком. Козёл не остался в долгу — сорвал паутину и растоптал непочтительное членистоногое.

— Ну что вы там копаетесь, — раздался сверху недовольный голос мутанта. — Самый обычный подземный ход. Правда, старый. И избитый, — мутант неожиданно хихикнул.

— Кто избитый? — на всякий случай поинтересовался козёл: намёк ему не понравился.

— Ход старый и избитый, — мутант снова хихикнул. — Ах да, вы же не читатель… Знаете ли, свободное время тоже нужно чем-то заполнять. У меня его однажды образовалось много. В больнице. Я там книжки читал. В основном детективы. Глупость, конечно, ужасная. Так вот, есть у них такой приёмчик — когда автор не знает, как спасти героя, так непременно находится подземный ход. Уальд был всё-таки прав насчёт воображения, вы не находите?

Козёл презрительно мемекнул: никакого Уальда он не знал, а литературу не котировал, предпочитая живую жизнь.

Однако этот маленький диалог вернул Септимию частицу утраченного гонора. Осторожно ступая и стараясь не поскользнуться, он принялся обдумывал, как бы ему половчее удрать.

— Простите, — раздался за спиной голос Намбы Сикса, — вы не могли бы оглянуться? Хочу вам кое-что показать.

То, что козёл увидел в неверном свете древних сводов, его не порадовало. У мутанта в руке серебрилось какое-то устройство угрожающего вида.

— Это тесла-парализатор, — любезно разъяснил Сикс. — Видите ли… поскольку непосредственная опасность отступила, вы сейчас чувствуете своего рода эмоциональный подъём. На этом фоне у вас могут появиться неверные идеи. Мне не хотелось бы, чтобы случилось какое-нибудь недоразумение. И предупреждаю: тащить вас на закорках я ни в коем случае не намерен.

Козёл понурился и побрёл дальше.

Ничего интересного в подземелье не было: просто коридоры с низкими, стеклянисто поблёскивающими сводами, тускло светящимися в темноте. Иногда козёл видел арки боковых проходов, но в такие моменты мутант почему-то оказывался за спиной и ненавязчиво, но решительно направлял козла в одному ему ведомом направлении.

В какой-то момент козлу послышался шум. Он обернулся и спросил, не погоня ли это.

— Погоня? — Намба Сикс отчего-то развеселился. — Это вряд ли. Наш доблестный криминальсекретарь не так уж глуп. Вот сейчас он, скорее всего, уже понял, что торопиться не нужно.

Козёл вспомнил оставленную ложечку и осознал, что то был знак — и что высокий полицейский чин, увы, коррумпирован. Почему-то эта мысль вызвала возмущение: прожив в Бибердорфе всего ничего, он успел заразиться уважением к установленным порядкам.

Он набрался смелости и спросил насчёт Бобы и его паскудного поступка.

— Очевидно, он выполнил распоряжение муниципального начальства, — не понял Намба Сикс. — А как ещё он мог поступить?

— Предупредить хотя бы, — буркнул Септимий.

— Чтобы вы донесли о ненадлежащем исполнении им обязанностей перед муниципальной службой порядка? — ещё больше удивился Сикс.

Козёл не нашёлся что ответить.

Наконец, они свернули в тупичок, где была лестница — такая же крутая и с узкими ступеньками. Мутант шумно втянул носом воздух — сырой и холодный — и велел подниматься. Особого выбора у Попандопулоса не было, так что он полез наверх. И чем выше он подымался, тем определённей ему плохело. Всей душой, всем сердцем, всем сознанием он чуял, что там наверху ждёт ловушка. Словам мутанта насчёт «одного артефакта» он не верил ни на сольдо и подозревал, что у него сначала изымут все матценности, а потом ещё и всласть помучают, дабы вызнать, не сделал ли он какие захоронки. Во всяком случае, сам козёл в аналогичной ситуации поступил бы со своим пленником именно так.

Септимий прикидывал, как бы извернуться, когда его ноздри ощутили какой-то химический запах. Он инстинктивно принюхался, и тут же почувствовал, что коленки не держат. Пол оказался почему-то очень близко к лицу, а потом козла подёргали за бороду и он проснулся.

Пробуждение было предсказуемо нерадостным. Попандопулос был прикручен всеми конечностями к чему-то тяжёлому, и, судя по телесным ощущениям, деревянному. Вокруг тоже было много дерева — всё больше старого, а то и старинного: огромные напольные часы с бессильно поникшим маятником, пузатый секретер. Из небольшого окошечка лился мутноватый лунный свет.

Соседнюю стену занимала огромная этажерка. Все полки были заполнены мелкими предметами — в основном пивными кружками, статуэтками педобиров, играющих на балалайках, лакированными черепами, окамелостями, фарфоровыми чайниками и прочей хуердой. От этажерки пахло пылью и мышиным помётом. На самом верху восседала, скрестя лапки, огромная каменная жаба.

Внимание козла привлекли два предмета, отблёскивающие в свете луны — вычурная бронзовая чернильница и эмалированный лоток с какими-то блестящими инструментами, похожими на щипцы и крючья. Чернильницу козёл где-то видел. Что касается щипцов, то у него возникло нехорошее предчувствие — эти инструменты тут неспроста, они явно для чего-то предназначены. Для чего-то или для кого-то.

— Ну вот, — удовлетворённо заметил Намба Сикс, возящийся у окна. — Да, кстати. Вы, небось, думаете, что я вас сейчас буду допрашивать? Напрасно, напрасно. Мы ведь так не договаривались, верно?

— Тогда развяжите, — предложил козёл, заранее зная, что предложение не пройдёт.

Так и вышло. Мутант и не пошевелился.

— Ну, что мы вас не свяжем, мы тоже не договаривались, — бросил он в пространство. — Хотя по этому поводу вы зря беспокоитесь, ваш плен — явление сугубо временное… А вот и наш господин Пиздаускас! — обрадовался он.

Открылась узенькая дверь, и в комнатку протиснулся старый, седоудый умозгруз.

Козёл внезапно сообразил, где он находится. Это был тот самый антикварный магазинчик на Brustdrüsentumorstrasse, куда он заходил в аккурат перед роковым визитом в бобину ресторацию. В грузильщике он опознал его владельца — которого он так недальновидно пытался поучить коммерции.

— Всё на месте? — сухо поинтересовался он, не глядя на Попандопулоса.

— Разумеется, — сказал Намба Сикс. — Извлечь?

— Да, немедленно. Надеюсь, он стоит того.

— Я уверен, в нём не меньше восьми сантиметров. А скорее всего — больше, — заверил Намба Сикс.

— Я вернусь через полтора часа. К моему приходу всё должно быть закончено. И приберитесь, — умогруз кинул взгляд на козла. Козлу взгляд антиквара крайне не понравился: так смотрят даже не на шашлык, а на конечный продукт его потребленья.

— И, надеюсь, больше никаких дурацких недоразумений с муниципалами? — умозгрыз брезгливо пошевелил удами.

— Мы им платим кучу денег, — напомнил мутант.

— Не мы платим. Я плачу. Не забывайте об этом. И поторапливайтесь, — распорядился господин Пиздаускас и быстро вышел.

— Ну что ж, переходим к завершению нашего дельца, — промурлыкал себе под нос мутант, подходя поближе и беря из лотка щипцы с тонкими вытянутыми губками. — Пожалуй, эти подойдут…

— У меня больше ничего нет, — вздохнул козёл. — Вы всё взяли.

— А сейчас вы солгали, — мутант слегка пошевелил обрубками щупалец. — Самый ценный артефакт всё ещё у вас. Собственно, он-то нам и нужен.

Попандопулос, наконец, понял, и тут уже испугался по-настоящему. Настолько, что задёргался в путах.

— Ну-ну-ну, зачем же так, — Намба Сикс укоризненно плямкнул ротозяброй. — Я со своей стороны скрупулёзно выполнил все пункты нашего импровизированного контракта. Так что со своим сокровищем вам придётся расстаться. Кстати, кто его вам забил?

Попандопулос ответил презрительным молчанием.

— Кто бы это был, — продолжил мутант, не дождавшись ответа, — он варвар и идиот. Он потратил на вас совершенно исключительный гвоздь! Я хороший эмпат, — это было сказано без рисовки, — но когда я увидел такой столб ауры над вашей рогатой башкой, то сначала решил, что мне почудилось. Но нет. Это настоящий теллуровый гвоздь необыкновенной величины. Любой коллекционер артефактов отдал бы за него… многое, — не стал он уточнять. — Господин Пиздаускас предложил лучшую цену.

— Если вытащить гвоздь, я умру, — напомнил козёл, осознавая всю бесполезность этих слов.

— Ну, не обязательно, — ободрил его Намба Сикс, подтягивая к себе табуретку. — Какой-то процент выживает. Правда, вы лишитесь ментальной защиты. И превратитесь в самый обычный электорат. Но, в общем-то, это всё неважно. Зато гвоздь! Ах какой красавец! Это не какой-нибудь пятисантиметровый обрубок. Это сантиметров восемь, а то и все десять! Интересно, как ваш мозг выдерживает вторжение инородного предмета такой величины? Хорошо бы провести экспертизу тканей… — он встал на табуретку и склонился над козлиной макушкой.

Козёл изо всех сил дёрнулся — и тут же получил кулаком по шее. Это было неожиданно и очень больно.

— Не мешайте работать, — прошипел мутант. — Или вас парализовать? Надо было сказать раньше. Как плотно-то вбит… — острые щипцы вознились в череп, и козёл заскрежетал зубами.

— Сейчас-сейчас мы его подковырнём, — бормотал мутант. — Ага, вот… зацепил… сейчас мы его тихонечко…

Страшная боль пронзила козлиную голову. Козёл закричал и забился всем телом. Деревянная конструкция, к которой он был привязан, заскрипела и накренилась.

— С-с-скобейда, — проктяхтел мутант, упавший с табурета и хорошо приложившийся к полу.

Септимий ничего не сказал: рот затопила горькая слюна, перед глазами плыли радужные круги, в ушах звенело. Поэтому он не слышал, как в соседней комнате трещит выбиваемая дверь, падает мебель и извергаются потоки брани.

Тут в комнатку ворвался — как бы окутанный вихрем пыли и мусора — массивный толстопузый упырь в чёрном мундире. От него несло потом, дорогим коньяком и необузданной отвагой.

— Старый негодяй! — закричал он и вкатил поднимающемуся с пола мутанту полновесную оплеуху. — Так-то ты исполняешь свои обязательства!

— Герр Хозеншайзер, — удивлённо сказал Намба Сикс, сидя на полу мотая головой, — в чём дело? Наши соглашения…

— Вот именно! — черномундирный упырь пнул мутанта сапогом под ротозябру, отчего мутант по-детски ойкнул и замер, хватая губами воздух. — Мы договорились, что я оказываю помощь в твоих делишках, а ты платишь достойное вознаграждение! Регулярно и в срок! Я уже двадцать три часа жду своих денег! Двадцать три часа! А мне они нужды срочно! И если я их сейчас же не получу…

— Господин криминальсекретарь, небольшая задержка с финансированием, совсем небольшая… — залепетал Намба Сикс.

— То есть я не получу своего вознаграждения? — угрожающе надвинулся упырь. — Я тебя раздавлю как червяка! — угроза казалась нериторической.

— Разумеется, получите, немедленно и сразу, плюс два процента за беспокойство, — быстро-быстро проговорил мутант и извлёк из тёмного угла предмент, который козёл узнал сразу. Это был его левый подсумок.

— Пять процентов, — потребовал продажный служитель закона.

— Два, у нас была договорённость о незначительной просрочке, — осторожно напомнил мутант, расстёгивая ремешки и доставая сияющую «гравицапу».

— Пять, — заявил упырь. — Cутки прошли.

— Вы сами сказали — двадцать три часа. Сутки ещё не прошли, — напомнил упырь, извлекая на свет горсть золота и маленького «чубайса».

— А я не тороплюсь, — заявил полицейский чин. — Я сначала проверю твои платёжные средства. Ты подозрительный тип, так что я буду проверять очень тщательно. На это может уйти уйма времени.

— Хорошоо, пять процентов, время дороже, — вздохнул упырь, осторожно добывая из подсумка нечто, тщательно завёрнутое в вощёную бумагу.

Козла скрутило от ненависти. Он понимал, что через пару минут умрёт, умрёт мучительно и скверно. И последнее, что ему суждено увидеть перед смертью — так это двух мерзавцев, делящих его кровное добро. Нажитое непосильно-честными трудами.

— Что это? — заинтересовался полицейский и протянул руку. — Дай сюда!

— Это опасный артефакт, он не выносит влаги, — отвёл его руку Намба Сикс.

— Разверни немедленно! — тон герра Хозеншайзер не предвещал ничего хорошего.

Намба Сикс со вздохом зашуршал бумагой.

Попандопулос напрягся. В бумажке был «карбид» — артефакт довольно стрёмный и опасный. Особенно разрушительным он становился при соприкосновении с водой. Зато это обстояльство давало козлу шанс уйти красиво, прихватив с собой ещё и этих двоих.

Септимий сбил во рту слюну, дождался, пока мутант развернёт бумажку — там был невзрачный на вид серый камушек — и прицельно плюнул.

Если бы он попал, на этом история и закончилась: «карбид» такого размера разнёс бы помещение в мелкую щепу. Но Септимий промахнулся: плевок шлёпнулся на пол. На камень попала всего пара капель. Вместо мощного взрыва из артефакта со свистом вырвалась струя вонючего пара — прямо в физиономию криминальсекретаря.

— Мерзавец! — закричал полицейский, и схватил Намбу Сикса за горло. — Ты это подстроил!

— Х… ххеррр Ххххозен… — зашипел удушаемый, задрыгал ногами и что-то задел. Этажерка пошатнулась. Вниз полетел горшок и тюкнул служилого по плечу. Тот зарычал от ярости и впился в шею мутанта толстой кровососью.

Попандопулос замер, отчаянно надеясь на чудо.

Впервые за этот несчастливый день козлу повезло. Пьяный и гневный полицай неудачно пихнул этажерку. Та затряслась. Каменная жаба сдвинулась, зависла на краешке, и, наконец, величественно пизданулась прямо на темечко сановного коррупционера. Тот дёрнулся и затих. Затих и его противник, задавленный мясистым упыриным телом.

Козёл не стал ждать, пока враги придут в себя и с новыми силами примутся за него. Он изо всех козлячьих сил вытянул шею, дотянулся зубами до края тряпки, стягивающей его предплечье, и принялся её рвать, отдирая полоски ткани. На это ушло минут пять, но в конце концов ему удалось высвободить конечность. Дальше дело пошло веселее — он добрался до кинжала в бедре и быстро расхерачил им путы.

Как выяснилось, он был привязан к странному предмету наподобие столба с поперечиной. Даже в лунном свете было видно, что дерево очень, очень старое — и, судя по запаху, чем-то пропитанное. На поперечине чернели буквы — «KATYN»[54]. Ниже виднелись полустёртые квадратики — следы работы шредеров-буквоедов. Козёл понял, что вещь дохомокостная и почувствовал нечто вроде уважения к старине.

Тут лежащий под герром Хозеншайзером мутант дёрнулся. Козлу это не понравилось. Немного подумав, он нагнулся и перерезал обоим глотки[55], — мимоходом отметив, что старые привычки быстро возвращаются. После чего тщательно обшмонал трупы.

У Намбы Сикса с собой не было ничего стоящего: немного золота, чековая книжка и служебное удостоверение на имя Бориса Шестера, гауптвахтмейстера в отставке, ветерана-инвалида мунициальной службы четвёртой категории, имеющего право на соответствующие статусу льготы. Герр Хозеншайзер, напротив, носил с собой увесистый кошель, целую кипу разнообразных документов (все именные, с вычурными печатями и тщательно вырисованными портретиками господина криминальсекретаря), платиновую зажигалку с гравировкой «От неравнодушных коллег», скидочную карточку кафешантана «Под бубном» и сложенную вчетверо записку от некоей Сисси, судя по отдушке и фривольной розовой бумаге — мандалайки. Покойник был явно не дурак пожить. Деньги козёл забрал, а потом, подумав, прихватил и бриллиантовые запонки, украшавшие запястья покойного криминальсекретаря. Он прекрасно понимал, что камни хранят ауры убийцы и жертвы, но решил, что сможет их сбыть где-нибудь подальше от Бибердорфа. Вернуться сюда ему было не суждено при любом раскладе.

Потом он осмотрел оба помещения. Никаких особых сокровищ, увы, не обнаружилось, кроме разве что банки с притёртой крышкой и полусодранной этикеткой, на которой можно было прочесть слова«…лонгированного действ…». От банки шёл слабый химический аромат. Козёл его вспомнил — и открывать крышку не стал. Ещё он нашёл на магазинной полке собственный меч и тросточку, уже с ценниками. Разозлившись на такое нахальство, козёл в сердцах шваркнул об пол ту самую чернильницу, коей некогда бахвалился владелец заведения. К его удивлению, из чернильницы выкатилась монетка — золотой соверен старинной чеканки. Хозяйственный Септимий не поленился его поднять и отправить в подсумок.

Теперь нужно было уходить. Попандопулос решил это сделать красиво.

Козёл нашёл небольшой медный тазик, набрал воды, поставил на табуретку. Прикрыл его листом тонкого вощёного картона с прилавка и положил сверху «карбид» — слегка надтреснутый, но всё ещё, как он надеялся, годный. Под табуретку он насыпал ворох бумаги и всякого горючего хлама. Последний раз осмотрелся, примостил за спиной ножны, подцепил подсумки. Попрыгал, проверяя, хорошо ли всё сидит. Щёлкнул зажигалкой герра Хозеншайзера, поджёг бумагу. На всякий случай подпалил ещё и занавеску, а зажигалку оставил гореть под этажеркой. Вышел, прикрыв дверь, и пошёл — быстро, но не переходя на бег — вдоль Brustdrüsentumorstrasse, стараясь держаться в лунной тени.

Расчёт козла был прост — на бумагу рано или поздно упадёт что-нибудь тяжёлое или горящее, и камень окунётся в воду. Будет большой бабах. Ну или не будет. В таком случае своё дело сделает огонь. Так или иначе, когда господин Пиздаускас вернётся, его будут поджидать лишь угольки да головешки.

Он пересёк Galaktosediabetestrasse и собирался нырнуть в давно присмотренную на всякий случай подворотню, когда за спиной грохнуло.