Путь Сатчитананды

Будущий Ачарья «Сатчитананда ашрама» появился на свет в Англии в 1906 г. В отличие от своих французских предшественников, Свами Абхишиктананды и Свами Парам Аруби Ананды, его семья, хоть и принадлежала к среднему классу, жила довольно бедно, и маленький Алан (именно так звали Гриффитса в миру) с детства познал горести бедных и радости простых людей, что во многом определило его будущую жизнь и направление духовного поиска. Ко всем бедам семьи

Гриффитсов добавлялось то, что отец Алана рано обанкротился и оставил семью на попечение матери, которой пришлось устроиться на работу, чтобы прокормить троих детей — двух мальчиков и девочку Гриффитсы не могли позволить себе дать детям приличное образование, и в возрасте 12 лет Алану пришлось поступить в школу для детей бедноты, принадлежащую Церкви и располагавшую также благотворительной больницей. Школа называлась «Christ Hospital» и в ней обучались исключительно мальчики. Как правило, такие школы для мальчиков не дают ни хороших знаний, ни должного воспитания: среда совершенно не располагала к образованию, и все-таки Алан Ричард Гриффитс извлек наибольшую выгоду из своего пребывания в этом учебном заведении: он достиг успехов во многих науках и завоевал уважение учителей и товарищей. По окончании школы Гриффитсу удалось получить оксфордскую стипендию и отправиться в один из лучших университетов мира для продолжения образования. В качестве основных учебных дисциплин Алан избрал английскую литературу и философию: его склонность к гуманитарным наукам и размышлениям над смыслом бытия нашла здесь максимальное приложение. Оксфордское образование в будущем сыграет важную роль в распространении наследия отца Беды: сегодня изучение некоторых его работ входит в учебную программу университета, который, несомненно, гордится своим великим выпускником. По работам Гриффитса нетрудно понять, что он прекрасно владел классическим английским языком, его так называемым «оксфордским вариантом», с особым грамматическим строем и использованием соответствующей лексики. Во время обучения в Оксфорде Алан Гриффитс много размышлял о том, как современное общество в условиях научно-технической революции влияет на сознание человека. В те времена в кругах христианской молодежи были весьма популярны работы французского иезуита отца Пьера-Тейара де Шардена, который развивал адвайтические идеи независимо от восточной мысли (что само по себе удивительно: несмотря на свое многолетнее изгнание в Монголию и Китай, он так и не позаимствовал никаких элементов местной культуры и религии). Первое, что очень четко осознал Тейар еще в юности, было ощущение сакральности природы: природа — не только мертвая материя, но и некий живой организм, наша Мать, проявление Божественной Энергии. Эта идея оказалась близка и Алану Гриффитсу, который впоследствии развил ее во многих своих работах. Все священно и все есть проявление Божественного — эта мысль красной нитью проходит через всю жизнь обоих философов. Второе важное прозрение Тейара заключается в том, что в основе процесса развития Вселенной, в основе эволюции лежит некая Сила, исходящая из Высшего Источника и ведущая единый космический организм от неживого к живому и от живого к разумному. Эта Сила получила название «радиальной энергии», а сам организм Тейар описывал так: «взятое в целом живое вещество, расползающееся по Земле, с первых же стадий своей эволюции вырисовывает контуры одного гигантского организма»[86]. Тейар де Шарден по праву считается основателем христианского эволюционизма, но самое интересное в его теологической парадигме — это эсхатология, учение о финале материального бытия нашего мира. Он считал, что живое на нашей планете развивается от разрозненного в сторону единения, то есть атомы образуют молекулы, молекулы клетки, клетки организмы, а организмы, в свою очередь, должны организовать единый общепланетарный организм, который, достигнув вершины своего эволюционного развития, обретет недвойственное единство с Космическим Христом: этот момент и станет вторым пришествием и «точкой омега». Тейар оптимистично смотрел на научно-технический прогресс человечества: по его мнению, стремление цивилизации к информационному единству есть важный шаг к Высшему Единству. И именно в этом вопросе их пути с Аланом Гриффитсом разошлись: в очень раннем возрасте Алан ощутил острую недостаточность сакральности и искренности в так называемом цивилизованном обществе. Да, научно-технический прогресс принес много важных открытий и достижений — но вместе с тем он разорвал связь с природой, связь с истинным «Я» человека.

«Конечно, все эти тенденции имеют и положительную ценность, но они спровоцировали насильственный разрыв с санатана-дхармой, Божественным Порядком, которым должен руководствоваться человек в своей жизни»[87].

Многие молодые люди поколения Гриффитса задумывались об этих недостатках, а в 1960-е гг. кризис мировоззрения техногенного общества и вовсе привел ко всемирному бунту молодежи, выразившемуся в появлении движений хиппи. Можно сказать, что Алан и несколько его друзей еще в самом начале прошлого столетия предвосхитили этот бунт: пытаясь сбежать от цивилизации, они планируют по окончании учебы начать общинную жизнь в какой-нибудь деревне. В 1929 г. Гриффитс получает университетский диплом по специальности «Журналистика» и пытается осуществить свою мечту. Мир, в котором он живет, кажется ему нереальным, и он разрывается между различными объяснениями этого явления, меняя свои взгляды от социалистических до агностических.

«Иллюзия этого мира — мира науки и технологии, машин и самолетов, радио и телевидения, телефонов и кино, компьютеров и космических полетов, контрацепции и атомных бомб — все это создает мир иллюзии, для которого человек должен умереть, чтобы познать Истину»[88] —

эти слова, написанные десятилетиями спустя после описываемых событий, как нельзя лучше характеризуют состояние молодого человека. Вскоре после выпуска из университета Алан со своими друзьями все-таки приобретает небольшой домик в старом провинциальном местечке Коствальдс, и они начинают свой знаменитый эксперимент. Их опыт чем-то напоминал опыт первых христианских монахов, а чем-то образ жизни будущих хиппи. Два принципа, которые объединяли друзей, состояли в неприятии цивилизованного стиля жизни и в единении с природой. Все это осуществлялось на основе общности интересов и быта, взаимопомощи и братских отношений между членами этой маленькой коммуны. Протестные, бунтарские настроения не мешают строить в Коствальдсе поистине духовный образ жизни: день молодых людей начинался и заканчивался совместной молитвой, кроме того, они тратили много времени на изучение Библии и других источников вдохновения, которое состояло, прежде всего, в медитативном чтении этих книг и размышлениях над их связью с человеческой жизнью и природой. Гриффитс и его друзья содержат коров, и живут на деньги, вырученные от продажи молока: пастушеский быт идеально соответствует их умонастроению. По мере приобретения внутреннего опыта они все больше и больше восхищались связью человека и природы, ярко выраженной в их собственном эксперименте. Несомненно, что именно Коствальдс проложил для Гриффитса дорогу в мир монашества, а затем и санньясы, где это всеединство особенно очевидно. Некоторое время спустя Алан почувствовал особое призвание к духовной жизни и решил посвятить себя священническому служению. Будучи членом Церкви Англии, он подает заявление на рукоположение в англиканские священники и после непродолжительной подготовки становится пастором. Поскольку Гриффитс уже имел высшее оксфордское образование, ему не надо было проходить курс обучения в семинарии: в Великобритании Церковь является государственным институтом и система образования в те времена была напрямую связана с религией. Молодой англиканский священник был направлен на работу в трущобные районы Ист-Энда британской столицы, где проживала преимущественно лондонская беднота. В довоенные годы ее положение было поистине ужасающим: кризисы перепроизводства, связанные с бесконтрольным развитием капитализма, приводили многие семьи к разорению, ставя их на грань выживания, что касается тех, кто изначально рождался в семьях с низким достатком, то им было весьма трудно найти свое место в жизни, ведь без хорошего образования путь в «общество равных возможностей» был для них закрыт. Алан Гриффитс был до глубины души потрясен положением жителей этих кварталов: первые дни он вообще не мог прийти в себя от ужасов, свидетелем которых ему пришлось стать. Если существует добрый справедливый Бог, то почему же невинные люди так страдают? В душу священника прокрадывались агностические мысли, которые уже становились предметом его размышлений несколько лет назад. Другой вопрос, который мучил Алана: можно ли наслаждаться жизнью, зная, что основа этого наслаждения и благосостояния закладывается в таких мучениях? Для него несомненным фактом стало то, что капитализм — априори порочная система, ведь даже само слово, используемое для его определения, имеет корень «капитал», то есть «деньги», нечто материальное, а вовсе не человеческая личность. Все вращается вокруг материальных (а точнее, материалистических) ценностей. По мнению Гриффитса, социализм — система более высокого уровня, хотя и она не идеальна, но в основе ее хотя бы лежит понятие общества, социума, а значит, косвенно, и человеческой личности. Конечно, дефект этой системы в марксистском понимании заключается в том, что марксисты всех направлений основывают ее опять же на материалистическом понимании человека, но, возможно, это разрешимо путем диалога. Напомним, что к подобным же выводам приходил и Жюль Моншанен, путь которого во многом напоминает путь Гриффитса. Очевидно, просоциалистические (и даже прокоммунистические, как у Моншанена) тенденции были свойственны искренним философам того времени: ведь несомненным было то, что капиталистическая система давала трещину и кризис мироустройства, основанного на деньгах и материальных ценностях, был не за горами. Не имея возможности изменить положение своих подопечных, но, в то же время, не чувствуя в себе способности более находиться в этом обществе, полном страданий и разочарований, отец Алан обращается к духовным практикам, что, разумеется, было естественным выходом для священника. Он совершает многодневные посты и посвящает большую часть своего времени молитве. Очень часто его медитативные усилия приводят к экстатическим состояниям, в которых он обретает иное видение реальности, чем ему было свойственно все предыдущие годы. Некоторые из его медитаций спонтанно напоминали духовные упражнения святого Игнатия Лойолы, в которых основатель Ордена иезуитов представлял себя участником библейских событий, ставя себя на место различных героев священной истории. Гриффитс размышляет над тем, что (или кто) находится в центре его бытия: он сам или нечто иное? Западный менталитет предполагает, что личность человека, его ложное эго определяет его суть, но Алан уже не чувствовал себе в центре всего. Парадоксально, но наше «я» не является «я» в полном смысле этого слова, у нас есть некий другой, глубинный Центр, возвращение к которому и есть смысл нашего существования. Тема Центра стала основополагающей в жизни Гриффитса, и его фундаментальный труд, растиражированный сегодня по всему миру, называется «Возвращение к Центру». Сам Свами впоследствии вспоминал эти мгновения, пережитые тогда в Лондоне, с особым чувством, ведь они стали началом его собственного пути к Центру: «Я уже не мог поставить себя в центр собственной жизни!»[89] В один из вечеров Алан как всегда медитировал на вновь обретенное истинное «Я» и удостоился особого Откровения: подобно святому Бенедикту или древним риши, он вдруг ясно осознал то, о чем так долго размышлял. Занимаясь духовными упражнениями, он вдруг мысленно оказался у подножия Креста, причем прочувствовал абсолютную всепроникающую реальность происходящего. Он ощутил, что Крест — это не просто символ, это само реальное присутствие Высшей Силы, которая сосредоточилась в самом его сердце. Гриффитс безраздельно предался Распятому, поставив его в сердце своего существования. Это было ощущение «истинной молитвы» и именно этот момент он счел своим «возвращением к Центру».

Осознав Тайну Бытия, Гриффитс разорвал клубок противоречий и сомнений, которые его мучили. Теперь он мог вернуться к своей повседневной деятельности и служению в новом качестве, будучи способным передать другим тот духовный опыт, который приобрел он сам. В конце 1920-х гг. он начинает ощущать некую неполноценность англиканства и вообще протестантизма, оторванного по политическим мотивам, прежде всего, от единого стержня, которым является католическое единство христианского мира. Ему кажется, что, оторвавшись от Церкви Матери, протестантские церкви потеряли мистическую составляющую, которая была свойственна католическим мистикам, например Хуану де ла Крусу, Терезе Авильской, Фоме Кемпийскому и другим (при этом надо отметить, речь здесь вовсе не идет о римском клерикализме или о симпатии к консервативному католическому духовенству: вплоть до своего ухода Беда Гриффитс довольно критически и скептически относился к официальной церковной иерархии; отец Алан симпатизирует именно мистической, внутренней общности Церкви, сплоченной вокруг Рима, который также является своего рода «Центром»), Будущий Свами, таким образом, обращается к опыту Католической Церкви и, помимо прочего, увлекается чтением популярных тогда католических авторов, прежде всего, книгами кардинала Ньюмена. Такая литература, а также интенсивные медитативные размышления, окончательно убеждают его в необходимости вернуться в лоно Римской Церкви, о чем позже он напишет:

«Протестантизм разрушил органическое единство мистического Тела Христова, этот божественно-человеческий порядок, который Церковь установила на Западе, и каждый человек стал изолированной индивидуальной личностью. Рационализм освободил человеческий ум от Божественного и закрыл каждого человека в рамках его собственного разума»[90].

Конечно, сказать, что Гриффитс полностью отбирал у протестантизма «мистическое зерно» и спасительную благодать, было бы несправедливым, он, помимо прочего, писал, что «католицизм, православие и протестантизм в рамках христианства со своей теологией суть различные способы выразить Единую Истину Откровения»[91], но все-таки видел в этом направлении христианской религии некую недостаточность, а сам раскол рассматривал преимущественно в негативном свете:

«…гениальные люди, которым не хватило мудрости, как Лютер и Кальвин… выпустили на свободу неисчислимые силы зла»[92].

Алан очень хорошо прочувствовал, что, хотя у истоков протестантизма лежали благие намерения, а именно: реформировать Церковь, победить в ней всяческие предрассудки, лишить ее государственной власти, которую она пыталась узурпировать, все-таки Реформация была напрямую связана с появлением и развитием капитализма с его индивидуалистическим мировоззрением: в реальности это был настоящий отход от Центра, объединяющего всех людей, и переход от общинного мышления, со взаимной ответственностью людей, по крайней мере, принадлежащих к одной религии (а то и ко всему человечеству), к эгоистическому индивидуализму, при котором даже Христос превратился из «Redemptor Mundi»[93] в «личного Спасителя». Таким образом, сам Алан Гриффитс принял твердое решение стать католиком, сложив с себя свой священнический сан (до некоторого времени, разумеется), и в рождественскую ночь 1931 г., в возрасте 25 лет принял первое причастие в Католической Церкви.

С первых же дней своего пребывания в Церкви Алан Гриффитс стал живо интересоваться бенедиктинской монашеской духовностью: неподалеку от того места, где он жил, находилось старинное бенедиктинское аббатство Принкнеш, куда он периодически наведывался для общения с монахами и знакомства с их образом жизни. Созерцательность бенедиктинцев очень хорошо соответствовала предыдущей духовной практике молодого человека: он уже имел опыт общинной жизни в Коствальдсе, практиковал духовные упражнения и испытывал особые экстатические переживания «возвращения к Центру», поэтому у него не оставалось сомнений в том, что его судьба должна быть связана именно с этим Орденом. 20 декабря 1932 г. он поступил в новициат монастыря, во время которого человек испытывал свою пригодность к монашескому образу жизни и по окончании которого он мог либо принести вечные обеты, либо вернуться к мирскому образу жизни. Новициат мог продолжаться от года до нескольких лет, в зависимости от умонастроения кандидата. Поступив в монастырь, Гриффитс принял новое духовное имя — Беда, с которым и стал известен впоследствии. Это имя обладает особой энергетикой, как модно сейчас выражаться, и сыграло значительную роль в английской истории: один из важнейших английских святых, Беда Достопочтенный, имеет для Англии такое же значение, как Кирилл и Мефодий для славян: этот раннесредневековый монах составил знаменитую «Церковную историю народа англов», которая и по сей день остается краеугольным камнем нашей исторической науки, на которой основана львиная доля современных сведений о жизни, культуре, и языке англов и саксов. Послушничество Беды Гриффитса в монастыре Принкнеш длилось 5 долгих лет, после которых в 1937 г. он принес свои вечные обеты, а еще 3 года спустя он был рукоположен в священники. В 1940 г. в возрасте 34 лет отец Беда Гриффитс отслужил свою первую святую мессу в стенах родного монастыря. Подтвердив своей жизнью репутацию высокодуховного, образованного и ответственного священника, в 1947 г. он был назначен приором бенедиктинского аббатства Фарнборо, а затем другого монастыря, находившегося в Шотландии. Годы пребывания в Фарнборо не прошли для отца Беды даром: помимо обычной христианской духовной практики, которая отличалась в его исполнении особенной неподражаемой глубиной, о чем свидетельствуют воспоминания его друзей и монахов, деливших с ним его призвание, он познакомился с элементами сакральных культур других народов. Англия — страна, которая со Средних веков славилась своими путешественниками и неизменным интересом к далеким цивилизациям, а в эпоху колониализма английские миссионеры буквально наводнили самые отдаленные уголки планеты, привозя в метрополию некоторые обрывки сведений о религиях населяющих их народов. Монастырь Фарнборо был признанным духовным центром страны, и иногда его посещали священники и монахи из других городов и стран, поэтому у отца Беды не было недостатка информации. Два знакомства, которые он завязал в аббатстве, определили его дальнейшую судьбу: это были встречи с индийским священником Бенедиктом Алапоттом и с Тони Сассман, занимавшейся изучением истории и религии народов, населяющих полуостров Индостан. Отец Алапотт неплохо разбирался в индуизме — религии своих предков, и, как и большинство индийских христиан, применял некоторые особенности индуистской философии и практики в своей повседневной христианской жизни. Что касается Сассман, то она в те времена активно изучала Священные Писания Индии — Упанишады и «Бхагавадгиту», находя много общих моментов между ними и Евангелием и трудами европейских христианских мистиков. Эти два человека — священник и ученый — вдохновляют Гриффитса на глубокое исследование восточной философии: священник начинает заниматься йогой, стараясь получить как можно больше информации об этой науке гармонизации материи и духа из всех доступных ему источников, а также знакомиться с шедеврами индийской духовной литературы. «Бхагавадгита» оставила глубокий след в сердце отца Беды, и он впоследствии не раз обращается к этой книге, ставшей для него неиссякаемым источником вдохновения. Стараясь преподать ее вечную мудрость христианской цивилизации, западному миру, он всю жизнь занимается подготовкой к написанию своих комментариев к этому произведению, которые теперь известны под названием «Реки Сострадания». Однако в то время Гриффитсу кажется недостаточным просто интересоваться индийской цивилизацией, наблюдая ее со стороны. Он хочет полностью погрузиться в эту среду, вкусив в полной мере ее духовность и стать частью общества, наследующего прозрения древних риши. Он подает прошение о назначении его в миссионерскую поездку в Индию, однако получает отказ. Пройдет еще почти десятилетие, пока переговоры с церковным руководством не увенчаются успехом. Наконец в 1955 г. судно с Бедой Гриффитсом на борту отправляется в столицу штата Махараштра и крупнейший порт Индии, город Бомбей.

БЕДА ГРИФФИТС: «ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЦЕНТРУ»[94]

Сегодня я бы хотел поговорить о возвращении к центру. С самого начала истории человечества люди находились в поиске центра общения с Богом, общения с Духом Бесконечности. Этот поиск восходит к временам палеолита: за 50000 лет до Рождества Христова люди уже искали этот центр. И я чувствую, что сегодня мир потерял этот духовный центр, в современном мире больше нет духовного центра. Могут быть индивидуальные центры, но у мира, как у единого целого, такого духовного центра нет. Вот почему мы так ужасно разделены. Мир потрясают конфликты и непонимание — рушатся империи и происходят другие события — и для нас очень важно найти духовный центр, который соединит нас с Богом и объединит человечество. Он станет связующим звеном для всех людей.

Эпоха мегалитов

В истории цивилизации существовали различные центры, и мне кажется, что первый из них появился в эпоху мегалитов. Я не знаю, известны ли вам эти огромные каменные круги, которые можно найти почти во всех точках земного шара: гигантские каменные столбы, выстроенные по кругу. В Англии это Стоунхендж, расположенный недалеко от Сэлисбери, где я когда-то жил. Стоунхендж — это прекрасный пример. По-моему, он был построен за 3000 лет до рождества Христова; камни этого гигантского круга весят сотни тонн. Как этот комплекс был построен, никто не знает. Это удивительно, но это так. И сегодня все признают, что это был центр; это было место, где человек мог почувствовать свое единство с Вселенским Духом. Вы отделяете место, tenemos, отгораживаете его от остального, непосвященного мира, и пытаетесь найти священный центр. В древнем мире вся Вселенная считалась священной: земля, небо, море, однако также были особые места, где человек мог особым образом прикоснуться к священному, так и появлялись мегалиты. Мегалиты есть также на Мальте, в Испании, на побережье Бретани во Франции, в Англии (помимо знаменитого Стоунхенджа), в Норвегии и Швеции, кажется, в Японии и в Океании на знаменитом острове Пасхи. Так что во всем мире есть эти мегалиты. Раньше была теория, что они пришли из Египта, но сегодня известны более древние мегалиты, чем египетские пирамиды, которые строились в 4000–5000 гг. до Рождества Христова. Было некое движение, которое распространилось по всему миру, создавая эти центры. Возможно, это происходило на коммерческой основе. Например, Корнуолл в Англии славился месторождениями олова, и, возможно, люди искали там металлы. Так что, не исключена возможность того, что за этими постройками стояли светские причины. Но эти причины не важны, самое важное, что это были священные центры.

Следует добавить, что это сохраняется в Индии, где все считается священным. В Австралии или Америке ничего не считается священным. Все является мирским. Но в Индии, как я уже говорил, земля священна. Индийцы никогда не начнут распахивать рисовое поле, не проведя соответствующие обряды. Перед тем как посеять рис, они просят меня прийти и провести обряд благословения поля. Или, если они начинают строить дом, они делают окна и двери, но когда приходит время установить эти двери, они зовут меня, чтобы я благословил их. Они все освящают. Все необходимо благословлять. Мы не должны заканчивать работу, не предложив ее Богу. Интересно, что, когда мы создали деревенский кооператив, в который вошли 200 или 300 ткачей, я приходил на их собрания, и каждая встреча начиналась с молитвы одному из индуистских богов, и даже бухгалтерская документация освящалась, потому что ничто не должно было выходить из «священной зоны». Вот в чем смысл: куда бы люди ни шли, они создают священные места, начиная с 5000 г. до н. э. и до наших дней.

Горы и храмы

Другим центром является гора. Небо всегда считалось великим источником священного. Священное всегда нисходит с небес. А гора — это место, где человек ближе всего к небу, к священному, так что горы всегда считались священными. Очевидный пример — гора Олимп в Греции. В Индии гора Меру считается центром Вселенной. Это еще одна мысль: горы — это центры Вселенной. Люди не обладали большими знаниями о мире, а в горах они приближались к высшей святости и, таким образом, находились в центре всего мира. Так что горы священны, и, например, наш ашрам находится неподалеку от реки, и рядом есть два холма, один из которых возвышается прямо над равниной, и на нем находится храм Шивы, в близлежащей деревне также находится храм Шивы, и на другом холме возвышается храм. Мы окружены святыми местами: на холме храм, и в Индии практически в каждой деревне есть храмы, которые становятся местами духовного бодрствования. Такова реальность: вы всегда осознаете священный характер всех этих вещей. Так что гора — одно из таких мест.

Храм — это, несомненно, священное место, но дворцы царей также священны, потому что в Индии все цари — священные личности. Интересно, что в одном из дворцов есть три спальни. Первая из них — это обычная спальня царя, вторую он использует, когда постится, а в третьей испытывает единство с Богом. Таким образом, присутствуют три уровня: земной, средний и высший. И конечно, в Англии даже в наши дни королей и королев коронуют в Вестминстерском аббатстве. Сегодня этому не придают большого значения, но иногда это нечто очень важное. Король — это не просто человек, которого вы выбрали, чтобы править вами, он — личность, помазанная Богом. Его власть исходит от Бога. Конечно, в таких представлениях кроется очевидная опасность, поэтому мы так часто свергаем королей, но, в то же время, это способ объединения людей через центральную фигуру. В этом есть некоторая ценность.

Теперь о Греции. Греки не были особенно религиозны, но вы знаете, что когда основывался город (а греческий мир состоял из многих городов-государств), туда вносился священный огонь, который помещали в святилище, и он становился центром. Я думаю, вы знаете, что когда во время Олимпийских Игр огонь доставлялся в Афины, это было тем же самым. Спорт также священен. В этом мире нет ничего, что бы не было священным. Таковы примеры из древнего мира.

Места паломничества

В нашем современном мире до сих пор есть священные места. Иерусалим: большинство западных людей (евреи и христиане) считают Иерусалим центром. Он был и остается местом паломничества тысяч людей. Далее, Рим: в течение всех Средних веков Рим был священным центром; удивительно, что все хотели посетить Рим, поскольку считается, что там похоронен святой Петр, а если человек где-то похоронен, то он остается в этом месте, он не уходит, он всегда присутствует там. Вы входите в присутствие. Возможно, я уже упоминал, что в Индии вы идете к святому человеку не для того, чтобы послушать его, или с другой целью, а для того, чтобы получить даршан, его присутствие, а его присутствие есть присутствие Самого Бога в нем. У нас всегда было ощущение, что святой человек — это личность, в которой присутствует Сам Бог. Ия уже, наверное, говорил, и это очень трогательно, что я ношу эту одежду, кави, ее цвет священен в Индии, и если вы ее носите, то вы посвященная личность, и индусы часто приходят и простираются передо мной, потому что видят во мне Бога. Это действительно очень трогательно. Они поклоняются не мне, а Богу, Который присутствует здесь.

У нас есть такие места, как Иерусалим и Рим, а в Индии это, конечно, Бенарес, также известный как Варанаси. Верующий индус желает омыться в реке на берегах Бенареса и быть кремированным там. Другой аспект заключается в том, что все воды священны, а купание это также способ смерти. Вы входите в воды священной реки Банги, вас кремируют на ее берегах, а ваш пепел развевается над рекой. Так что, видите ли, Бенарес остается таким центром. Мекка также очевидный пример. Священный камень Кааба веками находился там, а затем вокруг него была построена мечеть. Вся мусульманская духовность сосредоточена на Каабе. И конечно, раз в жизни каждый мусульманин должен совершить паломничество по святым местам, в которых зародился ислам. Все это имеет глубокое значение, сокрытое в глубинах души, это не просто путешествие — это ответ на глубокую необходимость найти Бога, найти место, где присутствует Бог. В Библии говорится, что Иаков увидел во сне, как ангелы двигались вверх и вниз, а затем, когда он проснулся, то сказал: «Должно быть, в этом месте присутствует Бог». Он назвал это место «Бетель», «Дом Бога» и установил там столб. Это типично — место, где он увидел видение, стало священным. Я думаю, что история любого индуистского храма началась с такого события — что-то произошло, место стало священным, и там был построен храм. Таким образом, люди всегда находятся в поиске священного, и, говоря о католицизме, я мог бы упомянуть Лурд, где произошло видение Девы Марии, и год за годом миллионы людей направляются туда. Там происходят удивительные вещи и для многих людей это место священно. Это центр. Конечно, для католиков Рим по-прежнему носит сакральный характер, хотя, возможно, не в той степени, как в прошлом.

Мы и Космос

Итак, наш центр — это, прежде всего, место, любое место может стать священным, и поэтому в Индии, когда вы строите дом, вы никогда не заканчиваете работу, пока не освятите его. Обычно вы устанавливаете здание в соответствии с четырьмя направлениями: север, юг, восток и запад. То есть вы ориентируете его на Космос. Это очень важно. Древние люди хотели быть связанными с Космосом. Там находился Всевышний Бог, Который присутствовал во всех частях пространства, так что люди обращались к божественному присутствию и ко всему творению. Мы — части целого. Сегодня мы ясно осознаем экологические проблемы, мы понимаем, что разрушаем мир, потому что не видим, что он священен. Мы думаем, что можем делать с ним все что угодно. Вы можете сжечь и уничтожить его, вырубить леса и так далее. Это не важно, вы просто сделаете это. Но такое мироощущение полностью противоречит опыту всего древнего мира. В древности человек не мог срубить дерево, не поклонившись ему, поскольку дух дерева продолжает существовать. Когда люди рубили дерево, они также поклонялись и просили у него за это прощения. Они были связаны со священным.

Наше мироощущение уходит корнями в Ренессанс, в XVI в. До XVI в. практически весь мир жил в состоянии осознания священного. Для Индии и Китая, а также для Африки это очевидный факт. В Европе до XV в. также было много священных мест, священных колодцев и священных деревьев. В местах, где я жил какое-то время, в Коствальдсе, все реки названы в честь святых. Слово «coin» переводится как «река», и там были Coin St Rogers, Coin St Dennis, и так далее. Все существовало в рамках этого священного мира. Ренессанс прервал эту традицию.

Надо понять, что у священного есть свои проблемы, и одна из них это проблема добра и зла. Священное — это не только добро. Природа это и добро и зло. Она прекрасна, но также она порождает громы, молнии и землетрясения. Поэтому священное опасно. Надо помнить об отрицательной стороне. Из индуистских богов (таких, как творец Брахма, хранитель Вишну, разрушитель Шива) Шива очень опасен. Но он также бог возрождения, бог благодати. Вы проходите через смерть и обновляетесь, и именно Шива обновляет вас. Как и Шива, Кали — богиня разрушения, но Рамакришна, святой современной Индии, был полностью предан Кали не в ее разрушительной форме, а как любящей матери. Здесь кроется противоположность. Шива — это и творение и разрушение. У Шивы Натараджи четыре руки, в одной из которых он держит свет, и это творение, а в другой — пламя, и это разрушение; третья рука указывает на стопы — источник благодати, а четвертой рукой он благословляет. Таким образом, Шива — это творец, разрушитель и восстановитель жизни. Эти символы привлекают миллионы людей и царствуют в их сердцах. Это пример того, как священное действует в этом контексте.

Царь

Теперь я хотел бы рассказать о личности как о центре. Прежде всего, это царь. В большинстве мест царь был священной фигурой, формой Бога. Таковыми считались китайские, японские и римские императоры, египетские фараоны, а в Израиле одной из важнейших тем была коронация царя среди жителей Ханаана в присутствии Бога. Древние говорили, что царь есть Бог. Но на самом деле они имели в виду, что царь — это символ присутствия Бога. Это очень важно. Индусы часто говорят, что гуру — Бог, но это лишь значит, что гуру — символ присутствия Бога. Бог приходит к вам через гуру. Бог является вам через царя. Идею того, что царь священен, можно найти практически повсюду. И в христианской Церкви императоры короновались священником и посвящались Богу. Карл Великий стал правителем Запада и должен был быть посвящен Папой. На Востоке уже был император, и Карл Великий хотел приобрести такой же статус, и для этого он должен был быть помазан на царство. Образ Христа — Он и вправду стал священной фигурой.

Итак, у нас есть царь, император, и, конечно, пророк. Самуил был помазан, и он, в свою очередь, помазал Саула. Помазание Самуилом Саула — это хороший пример помазания пророком. Но пророк — это человек, который имеет прямой доступ к Богу. Таково понимание его положения. У пророка есть прямой доступ, и он открыт к присутствию Бога. И снова напоминаю вам, что Бог всегда амбивалентен. У Него есть созидательный и разрушительный аспект, что четко показано в Ветхом Завете Библии. Яхве — Бог любви, сострадания и святости, но Он также очень разрушителен. Он убивает перворожденных египтян и топит армию в Красном море, Он призывает израильтян захватить Палестину, убить мужчин, женщин и детей. Во Вселенной есть добрые и злые силы, и, говоря о Боге, нам придется как-нибудь связать Его со злыми силами. И большинство религий пытаются как-нибудь связать зло, которое есть везде, с Богом, Который также везде. Для современных людей это проблема, они часто говорят: «В Бангладеш прошел ураган, тысячи людей остались без крова. Что Бог сделал для них?» Это трудный вопрос, не так ли? Бог допускает. Какое бы зло ни происходило, Бог допускает. Таким образом, нам приходится признать, что зло, как мы его понимаем, присутствует в божественном провидении, в божественных планах.

Шаман

Для культуры американских индейцев очень важна фигура шамана. Шаман — это человек, который проявляет духовную силу, и есть история, написанная человеком по имени Черный Лось (Black Elk), в которой он рассказывает о том, что когда ему было 12 лет, он отправился на гору, расположенную вдали от деревни, и оставался там 3 дня и 3 ночи без еды и воды, в полном уединении. Считалось, что он должен был получить видение от Бога. Вы отгораживаетесь от мира и открываете себя священному, это своего рода смерть. Вам нужно пройти через смерть, чтобы открыться новой жизни воскресения. Так что он оставался там. И у Черного Лося было удивительное видение американских индейцев, их предназначения в мире и так далее. Так что зачастую речь идет о таких сверхъестественных способностях. У шамана есть способности к прозрению, видению будущего, прошлого и к видению человеческого сердца. Это довольно распространенное явление. Это распространено в Индии и в Африке. Я слышал об одной африканке, которую называли «ведьмой-врачевателем», но, намой взгляд, она была очень святой женщиной. У нее были удивительные способности понимать жизнь людей. Все приходили к ней за советом. В Тибете также живет один предсказатель. Я встречался с ним: его монастырь расположен недалеко от нашего. Он жил в нашем ашраме. Я долго разговаривал с ним: он очень простой и смиренный человек. Он рассказал мне, что когда ему было около 17 лет, у него часто были видения и он входил в состояние транса: эти явления перевернули его жизнь. Он никогда не знал, когда начнется видение. Видения или транс охватывали его неожиданно. Тибетцы начали работать с ним: они много молились, совершали различные обряды, читали мантры, чтобы он погружался в эти состояния только по своему желанию. Он смог вызывать его, но оно никогда больше не приходило к нему против его воли; причем лишь одно божество могло овладевать им, а не несколько, чтобы не смущать его. Сейчас ему 50 или 60 лет, и теперь, когда он хочет, или когда люди просят его об этом, он входит в состояние транса. Он подготавливает себя, совершая соответствующие обряды. Он впадает в транс, и люди приходят к нему за советом, а он даже не знает, что отвечает им. Понимаете, это приходит свыше. На нужды людей приходят удивительные ответы, они приходят из сферы бессознательного. Сегодня мы сознаем, я уверен, что вы знаете об этом, что наше сознание, разум — это лишь малое пространство, и мы все пытаемся жить за счет этого пространства разума, но за его пределами есть огромное пространство бессознательного. Древний мир жил за счет бессознательного. Сознание древних людей было весьма ограничено. Но их опыт бессознательного был необъятен, так что все эти видения, откровения и воздействие божественных сил были нормальными для них. Это было естественно. Шаман просто открывал себя этим божественным силам, видел видения и входил в состояние транса. Он вел других людей. Он никогда не действовал только ради себя. Все эти силы давались ради других: ради семьи, общества, в котором он жил.

Гуру

Далее другой пример — индийский гуру. И это очень важный пример. С ведических времен за образами и концепциями индийцы искали богоосознания, и, наверно в VII–VIII вв. до Рождества Христова, провидцы стали направляться в Гималаи, где, вместо разжигания ритуального огня и жертвоприношений, они стали разжигать огонь внутри себя, свой внутренний огонь. Так, вы приносите не внешние дары, вы приносите на этот огонь самого себя, свои мысли, чувства, желания, страхи — вы отдаете все это Богу, и затем, с помощью этого внутреннего опыта, вы осознаете Высшую Реальность, которую они называли Брахман. Вы открываете сердце и осознаете источник Вселенной и источник своего собственного существования. Они смотрели на Вселенную и видели в Брахмане источник всех проявлений Вселенной; затем, они смотрели вглубь себя и обнаруживали Атман, «Я», центр своего существа, единый с Брахманом. Этот Атман, это «Я», этот Дух внутри меня един с Духом Вселенной. Таково было их величайшее открытие, ставшее основой «Упанишад». Таким образом, гуру — это тот, кто осознал Бога, и вокруг него собиралась группа учеников, желавших разделить с ним этот опыт.

В христианском монастыре все по-другому. Мы действительно начинаем с постройки здания. Мы строим здание, собираем общину, даем им правила, и процесс начинается: и это очень хорошо. Но в индуизме все как раз наоборот: является садху (святой), он бродит по деревням, и, куда бы он ни пришел, люди собираются послушать его, и, по прошествии времени, кто-то может попросить его остаться. Затем они строят несколько хижин вокруг него, и появляется ашрам. Эта группа людей призвана разделить его опыт, видение гуру, и гуру занимает для них место Бога. В Индии много ашрамов, и теперь у нас есть христианский ашрам, где мы пытаемся делать то же самое, и наш гуру, это, конечно же, Христос, ашрам становится центром. Таким образом, гуру — это тот, кто осознал Бога и кто может поделиться своим опытом. Учтите, что в этом кроется большая опасность. Люди просто предаются гуру и становятся незрелыми. Они не растут как личности. Сейчас это большая опасность. Гуру может быть очень могущественной личностью. Раджниш — это хороший пример такой личности, пример понимания, но он властвует над людьми, управляет ими, так что гуру опасен. Но, как я уже говорил, священное всегда опасно. В нем есть удивительные силы, которые оно может открыть нам, но в нем также есть ужасные разрушительные силы. Вы можете удивиться, как много черной магии сегодня в Индии. У людей есть эти силы и они используют их, чтобы вызвать болезни и даже смерть. Так что, вы всегда должны быть осторожны с этими силами, так как они могут принести как добро, так и зло.

Священник

Затем, разумеется, идет священник. Он — типичный центр и, конечно, в Христианской Церкви Папа, епископы и священники, духовенство — представители Бога, и люди идут к священнику, чтобы получить наставления от Бога. Вы можете представить все в мирском свете и увидеть в священнике лишь руководителя общины и так далее, но я думаю, сакральный характер духовенства важен. Священник — не просто человек, через таинство посвящения он становится центром, через который мы можем связаться с Богом. И это также применимо к христианской литургии, таинству евхаристии и так далее — все это становится священным, когда мы верим, что Бог присутствует в обряде. Итак, мы ищем центр разными способами.

Духовный центр

И, наконец, последний путь — это психологический центр. Здесь я бы хотел вспомнить слова святого Павла, который всегда говорит о том, что человек состоит из тела, души и Духа — soma, psyche и рпеита. И мы должны помнить об этом, потому что сегодня многие думают, что человек имеет только тело и душу, и кроме души в нем ничего нет. И если вы верите в эту концепцию, то вы задаетесь вопросом: «Существует ли будущая жизнь или что-нибудь в этом роде?», и для вас все это очень сомнительно. Современное общество строит свою психологию на концепции тела/души. У человека есть тело, физический организм, и медицина занимается физическим организмом. Далее, есть psyche, с умом, волей, воображением, чувствами, ощущениями, всей человеческой психикой, и это все, что существует. Ученые занимаются физическим миром, а психологи — психологическим, а больше ничего не существует. Но помимо тела и души существует pneuma, Дух, и это та точка, в которой человек открывается Божественному. В каждом человеке, за пределами тела и души, за пределами мыслей и желаний, есть Точка Духа, в которой вы открываетесь Вечному Духу, Самому Богу. Святой Павел четко говорит об этом в своем «Послании к Коринфянам», а в 5-й главе «Послания к Фессалоникийцам» он просит нас освятить свое тело, душу и Дух. Это находится за пределами нашего разума. Очень важно, чтобы современные христиане вновь обрели это понимание, понимание того, что за пределами тела и души со всеми их качествами, находится точка общения с Богом, и это Центр. Это психологический центр, точка, где вы не ограничены человеческими чувствами, мыслями и желаниями, а открыты Вечному. Это точка, через которую Бог действует в вас, когда вы открыты. Центр вашей души — это ваше эго, ваша личность. Мы воспитаны на идее этого центра, и все проблемы мира исходят из этого разделенного «Я». Мы все ищем свой путь, боремся с другими людьми и вызываем все эти проблемы. До тех пор пока вы не выйдете за пределы души, за пределы эго, разделенного «Я», у вас не будет духовного знания. Невозможно избавиться от этого демона. Это безнадежно. Но когда вы преодолеете эго и душу и откроетесь Духу, вы будете открыты для Вечного, Бесконечного и для всего человечества. На этом физическом уровне мы все разделены. На психологическом уровне мы также все разделены. Мы можем быть близки друг другу, но это не приносит удовлетворения. Но на уровне Духа мы все едины, сейчас и всегда. И если человек способен открыться этой точке Духа, он осознает свое единство со всем творением, со всем человечеством. И это истинная цель нашей жизни. И, как христианин, я всегда говорю о том, что Иисус был как мы: у Него было тело, тело иудея со всеми его ограничениями, у Него была душа иудея, Он говорил на арамейском языке и использовал иудейскую символику. Он ходил в храм, в синагогу. Он был иудеем в душе, но Дух Иисуса был полностью открыт Богу, Отцу. Центром всей Его жизни были отношения с Отцом. Он всегда повторял: «Лева, Отче». И в «Евангелии от Иоанна» Он четко говорит, что Сын не может делать ничего, кроме того, чему научился от Отца. «У Меня нет никакой власти. Все исходит от Отца». Иисус был человеком. Полноценным человеком, который в этой Точке Духа был полностью открыт Богу и мог сказать: «Я в Отце и Отец во Мне. Кто видит Меня, видит Отца». Я не думаю, что кто-либо еще мог бы сказать эти слова. Вот в чем Иисус един с Отцом, в Духе. Но на уровне души и тела Он был иудеем, со всеми ограничениями. Его лексикон ограничен языком иудейского пророка. Но Сам Он жил в воскресении: Его тело умирает на кресте, в Своем тонком теле Он появляется при воскресении, но его духовное тело, где телом является Дух, возвращается к Богу и становится единым с Отцом. Таким образом, Он всегда присутствует во всех и во всем в реальности запредельного Духа.

Итак, я думаю, что нам необходимо открыть чувство священного в нашей жизни, в нашей личности, в наших городах, в нашем обществе: в современном мире нет центра, нет священного места, которое бы объединяло всех, и мы должны найти такой центр. Я думаю, что христианские церкви могли бы стать центрами, но для этого они должны открыться для всего мира, для всего Востока, для всей Африки и так далее, и, когда это произойдет, они смогут стать центрами. Конечно, для христиан центр — Иисус Христос. У нас есть Его Тело: Слово стало Плотью, и Иисус Христос — Бог в материи, в жизни, в теле. Он заключает в Себе весь материальный мир. И затем Иисус, эта уникальная Личность, Его учение, Его любовь, Его сострадание, становятся центром всей нашей психологической жизни. Многие забывают об этом. Иисус всегда жил в Духе, в общении с Отцом. Вся Его жизнь была этой связью. И Его чудеса и учение исходят от этого внутреннего Духа. Иисус связывает нас с Высшей Реальностью. В Нем и через Него, в наших телах и душах мы можем открыться Божественному, которое всегда здесь, всегда присутствует. Если мы сможем это осознать, то мы сможем изменить мир.

Первые несколько лет своего пребывания в Индии Беда Гриффитс провел в окрестностях Бомбея, что, впрочем, не воодушевило священника, поскольку Бомбей был слишком европейским городом, носившим отпечаток колониальной культуры, созданной многими поколениями английских колонизаторов. Гриффитс начал искать возможности переехать в индийскую глубинку, чтобы приобщиться к образу жизни санньяси, к которому он так стремился, и вскоре познакомился с бельгийским цистерцианцем Франциском (Джоном) Майо, который, под влиянием идей Махатмы Ганди, прибыл в Индию и решил стать священником сирийского обряда, распространенного в Керале. К тому моменту брат Франциск уже получил предложение от епископа Сирийской Католической Церкви Захариоса Мар Атанасиоса создать христианский ашрам в его епархии, а некто Шри Томас Поттенкулам подарил ему для этих целей 88 акров земли на горе Курисумала (что на официальном языке Кералы переводится как «Гора Креста»), Беда Гриффитс предложил свою помощь, и в 1958 г. они построили небольшой монастырь, изолированный от внешнего мира и расположенный в труднодоступном месте. Первоначально планировалось, что там будут жить с десяток монахов, однако, несмотря на местоположение ашрама, спустя какое-то время община уже насчитывала 16 санньяси, 1 брахмачари и 3 садхак (преданных-мирян). Следуя индийской традиции санньясы, отец Беда принял духовное имя Свами Дхаянанда («Блаженство Молитвы»), а брат Франциск стал Франциском Ачарьей. Основным принципом жизни в ашраме стал принцип молчания: монахи жили в согласии с природой, прислушиваясь к естественному блаженству мира, проистекающему, по словам брата Франциска, из изначального Божественного Блаженства Ананды. Следуя строгим цистерцианским правилам, обитатели ашрама практически полностью исключали контакты с внешним миром и не имели официальной возможности путешествовать и посещать своих родных (впрочем, они могли принимать посетителей и контакты с родственниками, таким образом, продолжались). Кроме того, Франциск Ачарья и Беда Гриффитс установили четкое расписание для упорядочения жизни монахов: в 4.00 утра звонил колокол, и все собирались на утреннюю молитву, за которой следовала медитация. Затем шло занятие по йоге и евхаристическая литургия. В 7.00 утра монахи собирались за общим столом и завтракали, при этом каждый должен был положить себе ровно столько еды, сколько он мог съесть: Франциск Ачарья в этом отношении был приверженцем гандистской идеи «хлеба и труда», согласно которой, во-первых, любой труд есть проявление Славы Божией, а во-вторых, хлеб, который человек добывает «в поте лица своего», священен. Значительная часть пищи отдавалась беднякам из соседних деревень, которые, однако, впоследствии сами привыкли к соседству с ашрамом и стали придерживаться некоторых его принципов. Например, благодаря деятельности Свами около 100 крестьянских семей сформировали свои фермерские хозяйства, занятые производством молока, которое не только является основным продуктом питания индийцев, но и считается священным напитком, несущим в себе секрет духовной мудрости. Некоторые гости ашрама говорили, что Курисумала — это гора, где течет молоко и мед, вспоминая известное библейское изречение. В течение всего дня монахи «Курисумала ашрама» занимались учебой и трудом (прежде всего, связанным с содержанием коров), а вечером собирались на сатсанг, во время которого беседовали со Свами и пели бхаджаны. В индуистской традиции есть понятие «ишта-мантры», то есть некого молитвенного предложения, обращенного к той форме Бога, которой поклоняется данный преданный, и Франциск Ачарья установил для своих последователей ишта-мантру «Ом Шри Йесу Бхагавате Намах»[95]. Все, кто находился в ашраме, постоянно повторяли эти слова про себя и иногда вслух, но главной молитвой все-таки считалась «анандамайя», молчаливое наслаждение естественным Блаженством Бытия. Поскольку «Курисумала ашрам» официально находился в юрисдикции епархии сирийского обряда, то для совместных богослужений Беда Гриффитс и Франциск Ачарья выбрали сирийский молитвенник «Пенкито», часть которого отец Беда впоследствии взял для составления литургического сборника для Шантиванама. На самом высоком месте ашрама находился сад, который носил название «Сада Воскресения» и считался наилучшим местом для медитации. Благодаря монастырю гора Курисумала стала не менее известна, чем священная Аруначала, и многие индийцы стремились побывать на ней. Среди выдающихся личностей, нашедших прибежище на ее склонах, был известный гуру из «Шри Рамакришна Матха» по имени Свами Дхармананда Гири, который провел там последние семь лет своей жизни и оставил заметки, дающие хорошее представление об этом месте:

«Я пришел как посторонний и начал следовать их практике. Их деятельность впечатлила меня, так как это была жизнь одного за всех и всех за одного. Она провозглашала одновременно достоинство труда и величие духовного поиска… Однажды я остался с монахами-цистерцианцами. Они — служители Божественной Любви, нищеты и целомудрия. Их монастырь — настоящий сад. Бго атмосфера пронизана сладостной тишиной. Я до сих пор живу, очарованный ими. Это идеал — создавать такие места»[96].

С самого начата своего существования «Курисумала ашрам» имел тесную связв с «Сатчитананда ашрамом», поскольку саму идею создания такого монастыря Франциск Ачарья вынес из опыта Жюля Моншанена и Анри Ле Со. с которыми провел довольно много времени в начале 1950-х гг. Шантиванам оставил глубокий след в душе Ачарьи, и он попытался воплотить его в Керале, посвятив в этот путь и своего английского коллегу и брата Беду Гриффитса. В этом смысле Франциска Ачарью можно назвать учителем отца Беды, давшим ему своего рода «дикшу» в индийское христианство. Вместе с тем отцы считали себя равными во всех вопросах и принимали важные решения исключительно сообща. Помимо прочего, надо учитывать некоторую разницу в духовной жизни христиан латинского и сирийского обряда, и эта поправка была сделана при создании монастыря Горы Преображения (такое название носит Курисумала сегодня), однако с самого начала Франциск Ачарья ориентировался на цистерцианский стиль наставничества, и, уже после того как Гриффитс покинул Курисумалу, ашрам стал частью Цистерцианской конфедерации Австралии. Основатели ашрама придавали особое значение изучению древних языков — особенно санскрита и сирийского, считая, что оригинальные богослужебные тексты несут в себе особый заряд духовной энергии по сравнению с современными переводами. Хотя сам Франциск Ачарья не очень любил покидать ашрам, поскольку это нарушало размеренный ход его духовной практики, стремясь к возрождению древних традиций индийского и сирийского христианства, он поддерживал контакт с Экуменическим институтом св. Ефрема Сирина, высылая ему свои переводы старинных сирийских молитв и наставлений святых, а также оставив за этим учреждением право публиковать свои научные и философские труды. Когда в 1968 г. Беде Гриффитсу поступило предложение возглавить «Сатчитананда ашрам», брат Франциск стал единственным ачарьей Курисумалы, однако это практически не изменило жизнь монастыря: все, что было наработано священниками за годы их совместного руководства, осталось в силе, и это позволило «Курисумала ашраму» до сего дня сохранить свое изначальное духовное очарование простоты и святости. Дон Франциск Майо оставался самым желанным гостем в Шантиванаме, а его наставления стали пользоваться успехом и популярностью во многих странах мира. Этот человек до самого дня своего ухода 31 января 2002 г. нес человечеству свое послание мира и созерцательности. Что касается Беды Гриффитса, то за десятилетие, проведенное вместе с братом Франциском, он также активно работает над книгами и статьями, самой успешной из которой становится исследование «Христос в Индии», посвященное индийской христианской традиции и возможности рассмотреть образ Иисуса из Назарета в контексте индийской (и, прежде всего, тамильской) культуры. Книга оказалась настолько успешной, что в 1963 г. Гриффитса приглашают в несколько крупных западных университетов в качестве преподавателя, и он читает серию лекций в Нью-Мексико. Тема лекций — диалог между Востоком и Западом — вызывает всплеск интереса к католическим санньяси, и отцу Беде приходится давать массу интервью и проводить встречи, посвященные этой тематике. Таким образом, период Курисумалы, длившийся с 1955 по 1968 г., стал для Беды Гриффитса временем активной и плодотворной подготовкой к миссии ачарьи и духовного наставника «Сатчитананда ашрама».

БЕДА ГРИФФИТС: «ПОСЛАНИЕ ЕФЕСЯНАМ»[97]

Возможно, святой Павел и не писал об этом, но этот текст — некая кульминация Павловой мысли и в действительности очень глубокий отзвук великих «Упанишад» в Новом Завете. Очень хорошее, глубокое прозрение: Бог, богатый милостью, по любви, которой Он возлюбил нас, когда мы были мертвы во грехе, оживил нас вместе со Христом. Главная тема здесь, как и во всех писаниях святого Павла, — действие Благодати. Мы были мертвы во грехе, разлучены с Богом, а затем эта милость Божья, эта Его любовь, нисходит на нас. Это великая истина, которую нам надо осознать, — беспричинная (безусловная) любовь Бога. Это ужасная мысль, что вы должны быть хорошими, что должны делать все возможное, а затем, по результатам, Бог вас полюбит. Наоборот, когда вы не хорошие, когда вы неправильно поступаете — Бог вас любит. Любовь Бога — это безусловная любовь, которая избавляет вас от греха, от страдания, от самой смерти, так что это истинное действие благодати. И это — великая тема святого Павла: когда мы были мертвы во грехе, Бог оживил нас во Христе. У святого Павла есть очень глубокая идея, которая заключается в том, что мы все члены одного Тела. Мы не спасаемся, как изолированные личности, мы все составляем одно тело человечества, и Христос принял это тело человечества в Себя, в Божество. И через Него мы открываемся божественному свету. Мы умерли в преступлениях и грехах, но затем, через смерть и воскресение Христа, через Пасхальную Тайну, мы открылись Божественному Свету. Это значит, что все человечество разлучено с Богом грехами и открыто Богу благодатью Божией во Христе. Такова тема рассуждений святого Павла.

«…(по благодати вы были спасены) и воскресли с Ним и сядете с Ним на Небесах во Христе Иисусе». Это некая солидарность: мы части тела Христа, и, поскольку Христос умирает и воскресает, мы умираем и воскресаем вместе с Ним. «Пребывание с Ним на Небесах» — эту фразу надо понимать в терминах сознания, а не пространственных отношений. Мы часто сталкиваемся с этим. Эта фраза означает, что открываются новые грани сознания. Находиться во грехе и в смерти — означает пребывать на самом низком уровне сознания: вы погрузились в мир чувств, в окружающий вас мир. Когда приходит благодать Христа, она открывает вам более глубокий уровень сознания и затем ведет вас за его пределы.

«Он посадил нас рядом с собой в Небесной обители»; в Индии мы говорим о Космическом Порядке: вы идете за пределы человеческого в мир божественного, в мир ангелов и сил. Таково трансцендентное сознание. И мы открыты атому трансцендентному сознанию. Эту Тайну и провозглашает святой Павел.

«Пребывать в Небесных обителях во Христе Иисусе, который проявит неизмеримые богатства благодати и милости к нам». Неизмеримые богатства благодати: вам не нужно карабкаться к Богу. Конечно, есть некоторый путь, вид йоги. Видите ли, йога — это способ гармонизации тела и ума, открытия себя, а затем что-то должно повести вас выше. Должен прийти Дух и поднять ваше сознание на более высокий уровень. Благодать ведет нас в Высшие миры; мы можем делать все, что в наших силах, готовить себя и так далее, но реальное движение в сторону Бога — что всегда дар благодати. Иногда он приходит безо всяких усилий с нашей стороны, когда люди просто страдают. Хороший пример тому — Манниккавасагар: мы читаем отрывки из работ этого тамильского мистика почти каждый день. Снова и снова он повторяет: «Я был обычным Божьим псом, бродившим бесцельно, тратившим мою жизнь попусту, но Он пришел и позвал меня, явил Себя мне и воскресил меня, сделав единым с Собой». Такова абсолютная благодать. И здесь мы видим ту же самую идею: «Он проявил неизмеримые богатства благодати в милости к нам в Иисусе Христе… Благодатью вы были спасены по вере, не по вашим добрым делам». Это главная тема святого Павла и таковой она остается после Послания к Римлянам с рассуждениями о законе и благодати. Вы не спасаетесь законом, трудами, благими деяниями, хорошим характером, добродетелью — вы спасаетесь благодатью Бога, которая приходит к вам без усилий с вашей стороны. Безусловная любовь призывает вас из вашего нынешнего состояния. «По вере, не через добрые дела — это дар Бога, не от дел, чтобы никто не хвалился». Это очень важно, потому что с другой стороны есть смерть, и тут ничего не поделаешь. Мы должны трудиться, молиться, заниматься всей этой деятельностью, но мы всегда должны помнить, что это лишь небольшой вклад с нашей стороны, которые помогают благодати Божьей действовать в нас. Мы молимся, мы медитируем, мы занимаемся йогой — но это лишь дает нам возможность открыться действию благодати, позволить ей начать свою работу в нас.

Далее Павел ведет нас к прекрасной мысли: «Не по нашим делам… поскольку мы — соработники в Иисусе Христе, Которого Бог приготовил заранее, чтобы мы пребывали в Нем». Все хорошее, что мы можем сделать, — приготовлено для нас; все подготовлено, и мы должны лишь действовать. Мы думаем, что делаем все сами, мы прилагаем усилия, мы делаем все возможное, и так далее. Но когда мы пробуждаемся, мы осознаем, что все было запланировано заранее и что-то иное действует в нас, побуждает нас действовать так, как запланировано. В действительности, дело жизни — отыскать путь, приготовленный для нас. У каждого есть свой путь, и если мы откроем наши сердца и наши умы — мы найдем этот путь и будем идти по нему. Есть знаменитая история, которую я перечитывал сегодня, в которой главный герой увидел картину своей жизни, и он увидел, что на каждом этапе его пути Иисус Христос шел рядом. Он увидел свои шаги, и Христос всегда был рядом. Далее, он увидел тяжелый момент жизни, и там оказалась всего одна пара следов, вторая исчезла. Затем, когда жизнь налаживалась, вторая пара следов вновь появлялась. Может показаться, что когда все шло неправильно, Христос покидал его. Но Христос сказал: «Наоборот, когда дела шли плохо, Я нес тебя на руках. Это Мои следы ты видел, а не свои». Так что, вы видите, что Бог сопровождает нас на каждом этапе жизни, и мы должны идти вместе с Ним, позволять Ему действовать в нашей жизни. Таково величайшее послание Евангелия.

Как мы уже рассказывали в предыдущих главах, после ухода Жюля Моншанена «Сатчитананда ашрам» остался на некоторое время без присмотра: Свами Абхишиктананда активно путешествовал, а впоследствии и вовсе решил оставить обитель и начать вести отшельнический образ жизни в Гималаях. В его жизни Шантиванам уже сыграл важную роль, и его гораздо больше заботило осознание недвойственности, вне зависимости от места, времени и обстоятельств, чем послание ашрама. Казалось, что начинание Моншанена и Ле Со окончилось неудачно: без настоятеля, ачарьи, гуру, ашрам не мог существовать и был обречен на медленное умирание. Дела уже и так шли не лучшим образом — место казалось покинутым и заброшенным. Однако в 1968 г. отец Беда Гриффитс все-таки решился заняться воссозданием Шантиванама и вдохнуть в него новую жизнь. Он принимает новое духовное имя «Свами Даянанда» (Блаженство Сострадания) и отправляется в Тамил-Наду. Это решение стало судьбоносным не только для самого ашрама, но и для многих последователей и друзей пионеров диалога, коими были первые отшельники Сатчитананды. Уже с начала 1970-х гг. можно было говорить о «трех отцах-основателях Шантиванама», и этот термин используется до сих пор, подразумевая Жюля Моншанена, Анри Ле Со и Беду Гриффитса. Эти три не похожих друг на друга человека, но объединенные мечтой о том, чтобы прожить христианскую жизнь в контексте индийской духовности, совершили настоящую революцию в духовной жизни как христиан, так и индуистов.

Отец Беда прибыл в Шантиванам в сопровождении двух других монахов и сразу же принялся работать над книгой под названием «Веданта и христианская вера», в которой сравнил и сопоставил индийскую духовную мысль с христианской теологией. Надо сказать, что важным отличием работ Беды Гриффитса от работ его французских предшественников был всесторонний охват духовных проблем на материале различных цивилизаций мира: если Моншанен был типичным представителем французской духовной элиты (в хорошем смысле этого слова), а Ле Со полностью погрузился в индуистское мироощущение, то Гриффитс, рассуждая о духовных вопросах, использует примеры, взятые из христианства, индуизма, даосизма, ислама, национальных религий народов Америки и Африки и из многих других источников. Всеохватность мысли отца Беды позволяет его ученикам говорить о нем как об учителе всех народов: «Отец Беда — Учитель не только индийцев или христиан. Он — Учитель всех»[98]. Раскрывая философию недвойственного единства и Высшей Тайны, лежащей за пределами чувственного познания, Гриффитс часто обращается к религии американских индейцев, отмечая, что, например, у племени дакота есть четкие представления о Великом Духе Таку Ваккан, являющем собой Тайну, которую остальные боги и духи представляют лишь частично, являясь отблеском Высшего Принципа. «Эта Тайна лежит за пределами всех религий, от самых примитивных до самых развитых»[99].

С появлением Беды Гриффитса в Шантиванаме ашрам преображается: он превращается в живой и действующий центр медитации, инкультурации и индуистско-христианского диалога. Ежедневно проводятся лекции и беседы на различные духовные темы, поются христианские и индуистские гимны и бхаджаны на английском, тамильском и санскрите. Общая медитация становится неотъемлемым атрибутом монастырской жизни. Вообще то, каким мы видим ашрам сегодня, есть следствие кропотливой и длительной работы Гриффитса и его помощников: начиная от литургического сборника «Сандхья-Вандана», на текстах которого построено богослужение, и заканчивая новыми хижинами и алтарным помещением, выстроенным по его предложению. Хижины, в которых живут монахи, претерпели во времена Гриффитса некоторые изменения: они сохранили свою простоту, но стали строиться из глины и покрываться соломой. Были также добавлены столы и табуретки для работы, а также простые деревянные кровати без матрасов: для многих гостей ашрама, которые стали периодически посещать обитель, было весьма затруднительно придерживаться тех строгостей, которые бытовали, когда настоятелями были Моншанен и Ле Со. Отец Беда с сожалением отмечал, что ему пришлось пойти на эту уступку европейскому образу жизни в связи с тем, что не все люди, родившиеся за пределами Индии, могли привыкнуть спать на полу и есть правой рукой, используя вместо тарелки банановый лист. Хижина Гриффитса не отличается от остальных: он участвует в жизни ашрама, во всех ее мелочах: от уборки территории до приготовления пищи, которая по-прежнему была исключительно вегетарианской и простой. Отец Беда умел налаживать контакт с любым собеседником, и поэтому именно при нем Епископальная Конференция Индии официально одобрила методы духовной практики, которую использовали монахи «Сатчитананда ашрама», и теперь никакой бюрократ от Церкви не мог придраться к ним. Помимо прочего, получили одобрения такие моменты литургии, как арати и сидение на полу во время мессы (этот пункт может вызвать улыбку у современного читателя, но в то время в Церкви активно шли серьезные споры о том, в каком положении необходимо читать какие молитвы, когда преклонять колено, а когда совершать поклон кивком головы; даже и сегодня католические консерваторы требуют запретить распространенную традицию причастия «в руку» и повсеместно ввести исключительно причастие «в уста», которое было атрибутом дореформенной Тридентской Мессы).

Как мы знаем, в Индии большинство ашрамов возглавляются тем или иным гуру, который и является духовным наставником всех его обитателей. Этот вопрос неизменно возник и в отношении отца Беды, который, как ачарья «Сатчитананда ашрама», проводил все его мероприятия, медитации, лекции и давал индивидуальные наставления. Сам Гриффитс отказывался от громких титулов, поскольку Сатгуру всех христиан — это Иисус Христос, однако он рекомендовал принимать непосредственное духовное наставничество, если такая возможность имелась. Несмотря на нежелание быть формально провозглашенным гуру, он был признан очень многими индуистами и христианами, уже погрузившимися в индийские духовные реалии, настоящим гуру, который может привести человека к познанию Истины как своим собственным примером, так и через свои наставления. Очень многие люди, интересующиеся вопросами индуистской и христианской духовности, приходили к отцу Беде со своими вопросами, часть из которых касалась именно возможности сочетания, казалось бы, противоречащих друг другу идей индуизма и христианства[100]. По свидетельству людей, находившихся в ашраме в 1970—1980-е гг., европейские гости часто спрашивали о таких вещах, как реинкарнация, соотношение личностей Кришны, Будды и Христа, возможности создать некий синтез христианства и индуизма. С самого начала отец Беда отрицательно отзывался о попытках создать новую синтетическую религию: даже в индуизме человек выбирает некий духовный идеал, ишта-дэвату, и стремится к нему с верой и преданностью, рассматривая другие образы Божественного как его проявления. Да, все религии исходят из одного Центра и все ведут к постижению Истины, и мы должны вести постоянный и настойчивый диалог между ними, взаимно обогащая наши традиции, но это вовсе не значит, что мы должны отказаться от наших собственных убеждений. Смысл диалога не в том, чтобы принять индуизм или скрестить две (три и более) религии, раскрывающие Единую Тайну разным философским и теологическим языком, а в том, чтобы осознать истины своей религии в контексте иных религий, каждая из которых представляет собой луч, идущий из сердца всех духовных традиций — из Вечной Религии, из санатана-дхармы. Несовершенство христианских церквей вовсе не повод отказываться от них: как показала история, на место раскритикованной и уничтоженной религии приходит новая, потому что в этом материальном мире Истина должна быть облечена в какую-то материальную структуру:

«Когда церковная организация, помпезно учрежденная и обладающая богатством и властью, более не способствует единению человечества в любви, она перестает исполнять миссию, для которой была создана. Каково же решение этой проблемы? Следует ли упразднить Церковь, отказаться от догм, ритуалов и организации? Многие подвергаются такому искушению, но этот метод никогда не действует. Все заканчивается созданием другой Церкви, других догм, других ритуалов и другой организации…»[101]

Сестра Паскалина Кофф, которая провела целый год в Шантиванаме, вспоминала, что во время всего периода ее пребывания в ашраме отца Беду постоянно спрашивали о реинкарнации, что, несомненно, было щекотливой темой для католического священника в Индии. Как правило, Гриффитс говорил, что Католическая Церковь не принимает этого учения, но и не считает его еретическим, однако, как христианам, нам совсем не нужно это учение, поскольку для нас важно то, что мы все призваны Христом к недвойственному единству, которое есть у участников Святой Троицы: «Как Ты, Отче, во Мне, так и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едины»[102]. Если ученые когда-либо откроют, что реинкарнация и вправду существует, то это никак не повлияет на наше учение, если же нет — то это тоже не особенно важно. В своих трудах отец Беда глубже рассматривает этот вопрос в свете адвайтической мысли, вспоминая слова Шанкары о том, что «единственный субъект перевоплощений — Господь», а также учение св. Фомы Аквинского, о котором уже говорилось выше и согласно которому «все люди суть один Человек». Если человек имеет три составляющие: Дух (именуемый в веданте Атманом, а в христианской философии Пневмой), душу (дживатма или психе) и тело, то Дух — это не что иное, как Сам Бог, Святой Дух, Параматман, наше истинное «Я», которое также является истинным «Я» всех остальных существ, и именно о нем можно сказать, что он принимает формы (или становится истинным «Я») одновременно многих существ, что, однако, не доказывает необходимости дживатмы, или элемента, который делает нас отличными от Бога, рождаться заново в материальном теле (хотя и не является обоснованием обратного).

«Человечество как единое целое, человечество в ходе истории, есть тело Единого Духа. Все люди, как говорит Аквинат, суть один Человек. Именно этот человек пал в Адаме и искупился во Христе… Христос воплощен в каждом человеке и даже воплощен во всей Вселенной»[103].

Беда Гриффитс унаследовал от своих французских предшественников идею, что ведантический принцип Сат-Чит-Ананда есть пророческое предвосхищение Тайны Троицы, развив эту мысль в своих последующих произведениях. Помимо прочего, его собственным прозрением стала попытка сопоставить путь проявления Брахмана в индуизме с различными ипостасями Триединого христианского Бога: непостижимый сверхличностный абсолютный Ниргуна[104] Брахман есть Отец, проявленный в этом мире личностный Сагуна[105] Брахман есть Сын, Слово, являющее Истину, наконец, Божественная Энергия Шакти есть Святой Дух, представляющий собой женское Божественное Начало:

«Дух — это женский принцип в Божественном, Мать всего Творения. Именно в Ней посажены семена Слова, и она питает их, порождая в мире»[106].

Поскольку все индуистские проявленные Божества (по крайней мере, в адвайте) относятся к категории Сагуна, то в них Гриффитс видел различные стороны Космического Христа, проявленного таким образом во всех религиях. Особенно часто он обращался к образу Нарайяны (Пуруши) как к проявлению Космического Человека и к образу Шивы Натараджи, в котором он видел образ победы Христа над смертью: вечный танец Натараджи есть танец жизни, во время которого он осуществляет эволюционные изменения в мироздании, вместе с тем попирая ногами карлика, символизирующего зло. Говоря о таких важных для индуизма ликах Божественного, как Кришна и другие аватары (земные воплощения Вишну), отец Беда отмечал, что в них Бог проявился особым образом:

«То, что Кришна — Высшее Существо, Отец Вселенной, пронизывающий все Творение и пребывающий в сердце каждого человека, ясно являет "Бхагавадгита"»[107].

Однако он находил в этих образах некую незавершенность Откровения, моральную амбивалентность и отстраненность от жизни людей. Эти личности являлись на землю, совершали определенные деяния, исполняли свою миссию, однако Христос в отличие от них не только побывал на нашей планете, но и остался с нами «до скончания века», став реальным воплощением того недвойственного единства, о котором говорили авторы Упанишад. Конечно, такая же амбивалентность наблюдается и в образе древнееврейского бога Яхве, восприятие которого эволюционирует от самых примитивных представлений кочевого пастушеского народа до универсальности пророков. Кроме того, для индуизма, по мнению Гриффитса, не очень важна историческая составляющая аватар: они являют собой скорее поэтическое воплощение идеи Божественного, становясь символами Абсолюта. В этом отец Беда приближается к Махатме Ганди, который писал:

«Я не знаю, жил ли когда-нибудь Кришна — герой "Махабхараты". Мой Кришна не имеет ничего общего с историческим прототипом. Я бы никогда не склонил голову перед Кришной, который убивал из гордости или перед Кришной, которого неиндусы представляют как развратного юношу. Мой Кришна — совершенное воплощение, он чист во всех смыслах этого слова. Он создал "Бхагавадгиту" и вдохновил миллионы людей. Если мне скажут, что "Махабхарата" — историческая книга и что Кришна, ее герой, действительно свершил все, что ему приписывают, я бы отказался от идеи, что он — воплощение, даже под страхом изгнания из индуистского сообщества. Для меня "Махабхарата" — глубокая религиозная книга, полная аллегорий, а вовсе не историческая хроника. Это настолько яркое описание вечного поединка, происходящего внутри нас, что иногда нам кажется, что ее события происходили в реальности. Я также не считаю, что "Махабхарата", которую мы читаем сейчас, — непогрешимая копия оригинала. Думаю, что в нее была внесена масса изменений и поправок…»[108]

В отличие от Ганди отец Беда признавал наличие исторического прототипа у Кришны, однако, по его мнению, для нас важно само послание этой личности, а не ее историчность. Что касается Иисуса из Назарета, то в этом человеке Бог радикально вмешался в ход исторического процесса, явившись в нашей временной и пространственной реальности, в конкретный исторический момент, «при Понтии Пилате».

Чтобы упорядочить духовную жизнь ашрама, Беда Гриффитс составляет молитвенник под названием «Сандхья-Вандана». В традиционном индуизме этот термин относится к молитвам, которые брахманы возносят три раза в день и которые считаются их «нитья-кармой», вечной обязанностью. Кастовая система запрещала проводить подобные ритуалы людям, не родившимся в брахманских семьях, однако отец Беда полагал, что эта система воспринимается современными индусами неверно: брахман — это любой человек, который посвятил себя Богу, который имеет «качества брахмана». В христианстве нет и не может быть деления на касты, поскольку Бог создал людей равными, а Иисус спас всех, вне зависимости от личных достоинств и недостатков. В основе сборника лежат тексты на санскрите, тамильском и английском, которые используются во время богослужения. Мечтой отца Беды было создание и официальное одобрение Церковью особого «чина индийской литургии», наподобие латинского, греческого, сирийского или армянского обряда, и фактически «Сандхья-Вандана» становится воплощением этой мечты. Несмотря на то что в реальности литургическая практика Шантиванама носит совершенно особый характер, не похожий на другие, формально она все-таки остается частью латинского обряда со значительными поправками. Сердце «Сандхья-Ванданы» — древняя «Гаятри мантра», которая была помещена на первую страницу книги. С «Гаятри мантры» начинается каждое богослужение в ашраме, и в этом Гриффитс не отступил от брахманской традиции, которая легла в основу духовной практики монастыря.

Первоначально эта мантра упоминается в «Риг-Веде» и, по мнению ученых, была обращена к богу Солнца:

Савитур — одно из имен лучезарного бога, каждое утро выезжавшего на своей сверкающей колеснице на небосклон над землей Ариев. Однако совершенно очевидно, что уже во времена риши это слово стало ассоциироваться с Высшим Существом, символом которого было солнце, как указано в «Бхагавадгите»:

«О Арджуна, Я — Дух (Атм&) в душе всех существ. Я— начало, середина и конец всех вещей. Я— хранитель и из всех источников света Я — светлое солнце, Я — сверхъестественные властители ветра, а из звезд Я — луна» (10.21)[110].

Следовательно, меняется и смысловое наполнение «Гаятри», и она становится основным гимном, воспеваемым ежедневно в честь Абсолютной Истины, проявляющей себя в различных формах. Уже в «Рамаяне» мудрец Агастья рассказывает Раме о славе Высшего Источника Света, скрытого за образом солнца:

«Восходящее солнце с золотыми лучами, свет мира, поклонение и хвала: оно — Царь Вселенной, Господь. Ему поклоняются все боги и демоны… Он — Высшая Душа всех богов… Он — Брахма, Вишну и Шива… Он — Царь Небес и Повелитель Ада, Он в каждом боге, которому поклоняются от века, Он — Господь — Воитель, Царь Златого Чертога…»[111]

Отец Беда Гриффитс воспринял «Гаятри мантру» и передал ее своим ученикам как обращение к Божественному Логосу, в котором молящийся просит привести его к самосознанию:

После рецитации ОМ-кары и «Гаятри» монахи поют один из трех бхаджанов на санскрите, определенных для каждого времени суток, затем — вступительные молитвы Чина Сирийской Литургии, два псалма — на английском и тамильском, — после чего приступают собственно к литургическому действу. Отец Беда посчитал возможным использовать в песнопениях такие имена Божества, как Говинда и Мукунда, которые обычно употребляются по отношению к Кришне и означают соответственно «Пастух» и «Приносящий Освобождение», поскольку любимый его североиндийский поэт Кабир, о котором мы рассказывали в первой главе, понимал их как имена сверхличностного Абсолюта, независящие от того или иного проявления Ишвары (Господа). Движимый желанием как можно полнее представить в ашраме духовную культуру Индии, Гриффитс вводит в обиход литургические чтения не только Библии и трудов Отцов Церкви, но и отрывков из Священных Писаний Индии, Мира, а также цитаты из работ тамильских мудрецов и святых. Монахи ежедневно знакомятся с многовековой мудростью «Бхагавад-гиты» и Упанишад, размышляют над стихотворениями вдохновенных поэтов-бхактов. Отец Беда отказался от идеи стандартной ишта-мантры для всех монахов: для медитации каждый может выбирать тот стих или слог, который кажется ему ближе, при этом для совместных утренних и вечерних намаджап выбраны мантры «Криста джая джая Криста джая джая Криста джая джая намо намо» и «Иесу Иесу джей джей намо» соответственно. После 9 часов вечера, как и в «Курисумала ашраме», наступает время всеобщего молчания: обитатели монастыря готовятся ко сну.

Желая глубже познать тайны индуистской философии и практики, Беда Гриффитс в начале 1970-х гг. связывается с другом Абхишиктананды Раймоном Паниккаром, вместе с которым совершает несколько паломнических поездок по Индии и проводит всевозможные конференции на интересующие его темы. Также в этот период он пишет свою знаменитую работу «Возвращение к Центру», первые экземпляры которой монахи ашрама получают к 70-летию Свами. В этой книге Гриффитс рассматривает все стороны духовности, о которых он размышлял все эти годы. В одной из заключительных глав он как бы подводит итог своему диалогу с различными школами веданты, говоря о том, что каждый из трех выдающихся ачаръев Средневековья (Мадхва, Рамануджа и Шанкара) внес неоценимый вклад в развитие философской мысли Индии и всего мира, и они стоят в одном ряду с великими греческими мыслителями. Однако главное в их послании — это прозрения, которые направили их на путь размышлений о сути Абсолютной Истины: Шанкара постиг, что все сущее пребывает в состоянии недвойственности, Рамануджа подчеркнул, что недвойственность не означает утрату личностных качеств человека, а Мадхва указал на необходимости предания себя Высшему Существу. Особое значение отец Беда придавал диалогу христианства и шайва-сиддханты, распространенной среди тамильских пандитов (ученых). По его мнению, идея о том, что недвойственное единство с Богом реализуется на основе любви к Нему, и при этом личностное послание каждого человека не тонет в океане Абсолютного, как нельзя лучше соответствует христианскому мировосприятию. Общение с шиваитами заставляет Гриффитса обратиться к поэзии патриарха тамильской литературы Маниккавасагару, который жил в VIII в. и прославился как автор южно-индийского эпоса «Тирувасакам», полностью построенного на идее преданности Высшему Существу, коим для Маниккавасагара был Шива.

Несмотря на всеобщее признание заслуг Беды Гриффитса в самой Индии (по крайней мере, в епархии Тиручираппалли, епископ которой, Гарриель Сенгол, впоследствии говорил, что «дон Беда Гриффитс — великий дар Церкви Индии; Он был святым»), иногда он сталкивался с непониманием со стороны некоторых представителей римской иерархии, но его мудрость быстро разрешала все вопросы. Отец Беда относился к нападкам в свой адрес со «смиренным безразличием», обезоруживая, таким образом, своих оппонентов. По большому счету деятельность монахов «Сатчитананда ашрама» была признана в католическом мире, и на мероприятия, проводившиеся в монастыре, часто приезжали высокие гости, в том числе из Рима. В частности, в 1973 г., «Комиссия по диалогу в Индии» организовала в ашраме крупную международную конференцию, которую отметили своим присутствием не только два местных епископа, но и кардинал Россано, представлявший ватиканский «Секретариат для нехристиан».

«На трехдневной встрече, в которой участвовало более 50 человек, католиков, протестантов и индуистов, царила атмосфера открытости и дружелюбия, что явилось особым достижением, учитывая тот факт, что зачастую с обеих сторон превалирует страх и подозрительность.

Дискуссии также представляли собой огромный интерес. Тон встречи был личностным и экзистенциональным. Каждому представилась возможность задать себе вопрос: «Что моя религия означает для меня, и как я отношусь к партнерам по диалогу?» Это было не академическое обсуждение религиозных отличий, которое ведет в никуда, а обмен духовным опытом, который ведет к истинному единству в богореализации. Это стало очевидным во время молитвенных служб, которые совместно проводились в часовне, построенной в стиле индуистского храма. Индуисты чувствовали себя как дома, поскольку богослужение состояло из чтений, молитв и гимнов, как из христианских, так и из индуистских источников. Было очень трогательно слушать индуистские молитвы и песни, выражающие печаль о грехе и жажду благодати, призывы к самоотречению и описание блаженства единения с Богом. На этом уровне индуисты и христиане получили опыт общения друг с другом и с Богом»[112].

Монсеньор Россано поделился своим видением принципов диалога христиан с представителями других религий, и эти принципы на тот момент были официально признаны официальным Римом. Самым важным, с его точки зрения, стало то, что монахи Шантиванама идут путем взаимообогащения с индуистами, буддистами и другими людьми, основываясь на неком общем духовном опыте, находящемся за пределами познания. Кардинал указал на то, что

«В каждой религиозной традиции, не только в индуизме и христианстве, ной в буддизме, исламе, религиях африканских народов и американских индейцев, присутствует необъятная глубина религиозного опыта: каждый народ осознает Божественную Тайну на собственном языке, системе символов и образе мысли. Диалог подразумевает то, что каждый остается верным своей собственной традиции, но пытается открыться для осознания Божественной Реальности через другой образ мысли и ее выражение. Этот процесс можно сравнить с тем, как ⁸¹ белый цвет, расщепляясь, дает начало другим цветам: красному, синему, зеленому, желтому, каждый из которых отличается от другого, а иногда даже переходит в его противоположность, и все-таки, когда они возвращаются к своему Первоисточнику, они снова становятся едины»[113].

Во многом под влиянием идей Гриффитса делегаты Нагпурского семинара по евангелизации, съехавшиеся в Северную Индию со всех стран мира, приняли Декларацию, о которой пишет сам отец Беда в статье «Единая Тайна». Центральным посланием встречи стали слова о том, что

«Неизреченная Тайна, центр и основа реальности и человеческой жизни, в различных формах и различным образом действует среди народов мира и придает высший смысл человеческой жизни и устремлениям. Тайна, которую называют различными именами, ни одно из которых не может полностью отразить ее суть, ясно открылась и проявилась в Иисусе из Назарета»[114].

БЕДА ГРИФФИТС: «АШРАМ И ЕВХАРИСТИЯ»

Ватиканский Собор провозгласил, что Евхаристия — источник и цель жизни Церкви. Я всегда видел в этом проблему. Конституция о Священной Литургии была создана литургической комиссией. До Ватиканского Собора на протяжении почти пятидесяти лет в Церкви было очень сильно литургическое движение, но его деятельность была весьма ограничена, у нее были ограниченные перспективы. Они подготовили эту конституцию заранее, и она была завершена одной из первых. То есть в начале Ватиканского Собора существовала определенная точка зрения, но она не включала в себя дальнейшее развитие. Я придерживаюсь взгляда, что Святой Дух — источник и цель деятельности Церкви, и в теологии св. Фомы Аквинского слово «sacramentum» означает «знак», и для него в Евхаристии хлеб и вино есть «sacramentum» или знак. И понятие «знак» контрастирует с понятием «res», «реальность». Реальность это что-то, на что указывает знак. Хлеб и вино — знаки и они что-то означают. И он учит, что «sacramentum» и «res», знак и обозначаемый предмет, есть тело и кровь Христа. Таково наше обычное понимание. Но далее он говорит, что «res», реальность Евхаристии, обозначаемая и осуществляемая нами, есть единство мистического Тела Христа. Он утверждает, что значение и цель Святой Евхаристии — единство мистического Тела Христа. Это очень традиционный взгляд и отцы Церкви на самом деле использовали словосочетание «Мистическое Тело» в отношении тела Христова в Евхаристии.

До недавнего времени большинство католиков думали, что Тело Христа в Евхаристии — это Тело на кресте. Многие люди считали, как кто-то объяснял мне, что если бы завеса (иллюзии) была убрана, то мы бы увидели Иисуса на кресте, как Он был распят, и вы присутствуете с Ним на кресте. Теологически это неверно. Мы должны различать, чем является Тело Христа в Евхаристии. Это не Тело на кресте, а Тело в воскресении, Которое не ограничено пространством и временем, и полностью едино с Богом. Таким образом, в Евхаристии через материальные хлеб и вино мы открываем себя для реального присутствия Иисуса в духовном Теле и в единстве с Отцом и Святым Духом. Католики очень привязаны к мысли, что Иисус полностью присутствует лишь в хлебе и вине и что самое важное для осознания реального присутствия Иисуса — это как можно чаще участвовать в Причастии. Но Иисус реально присутствует в Духе повсюду. Во всем Творении Иисус присутствует в каждой песчинке, в каждой мельчайшей частице. Святой Фома Аквинский задавался вопросом: «Как Бог проявляется в Творении?» И отвечал: «Прежде всего во всех предметах через Свою силу; Он поддерживает все сущее словом Своего могущества». И далее он отмечает: «Он не присутствует через Свою силу на расстоянии, потому что в Боге нет расстояния; таким образом, Он присутствует во всех предметах. Он не присутствует во всех предметах частично, потому что у Бога нет частей; Он присутствует в Своей сути». Таким образом, суть Божества, Пресвятая Троица, Христос в Его духовном Теле, присутствует в каждой частице материи. Вся Вселенная существует во Христе, в Боге. Мы видим завесу материи, но реальность Тела Христова всегда в Боге и всегда присутствует повсюду.

В Евхаристии Христос присутствует особым образом. Иисус хотел стать ближе для Своих учеников. Люди нуждались в каком-нибудь знаке Его присутствия. У Святого Духа нет знаков, но Иисус хотел дать нам знак Своего присутствия, и Он выбрал хлеб и вино, наиболее распространенные виды пищи, и явился ученикам в образе этих знаков. Вы можете хранить этот хлеб и это вино на алтаре и поклоняться Его присутствию в них, но вы не должны ни на секунду забывать, что Он присутствует во всем. Он присутствует в каждом человеке. Каждый человек создан по образу Божию. За нашим физическим телом скрывается присутствие Самого Бога в каждом человеке. Так что в Евхаристии Иисус проявляет особый вид Своего присутствия, очень смиренный. Нам необходимо что-то трогать, ощущать и чувствовать, и Он приходит к нам таким особым образом ради нашего блага. Есть чудесная индуистская традиция, согласно которой аватара, или Бог, присутствует в храмовом изображении. Локачарья, тамильский теолог XIV в., говорил: «Бог, будучи невидимым, становится видимым в храмов ом изображении. Бог, находящийся за пределами нашего познания, становится ближе к нам. Невидимый Бог позволяет Себя увидеть. Бог, к Которому нельзя прикоснуться, позволяет дотронуться до Себя». Это священное присутствие, которое имеет глубокий смысл, но Сам Бог не ограничен образом, не ограничен Евхаристией. Поэтому я и говорю, что мы не должны делать Евхаристию центром нашей жизни, но в то же время мы не можем без нее обойтись. Во времена св. Бенедикта у монахов могло не быть мессы вовсе, и уж конечно, они не участвовали в ней в другие дни, помимо воскресений и праздников. Понятие «месса» происходит от латинского слова «missa», которое произносится в конце евхаристического богослужения: «ite missa est», «идите, я отпускаю вас». Это разрешение покинуть обряд, но по определенным причинам это слово было выбрано для обозначения всей Евхаристии. В Правиле св. Бенедикта часто упоминается «missa», однако, как стало известно, это слово обозначает не Евхаристию, а молитвенные собрания. После обычных молитвенных богослужений существовало разрешение уйти, «missa».

Св. Бенедикт не был священником, и все его монахи были мирянами. Монашеское движение было движением мирян. Во времена св. Бенедикта монахам советовали избегать двух типов людей: епископов и женщин, поскольку епископ мог сделать их священниками, а женщины склонить к супружеству. Монах не был священником, он был членом общины мирян. Сегодня происходит все больший и больший рост общин мирян. Мы все чувствуем, что наши религиозные сообщества становятся слишком структурированными, мы обязаны следовать стольким правилам, что они постепенно становятся ограничениями. Я встречался со многими братьями и сестрами, которые чувствуют то же самое. Община — это организация со своими правилами и уставами. И мы все ограничены ими. Мы теряем нашу внутреннюю свободу. Томасу Мертону удалось обрести свободу в очень жесткой цистерцианской системе, преодолев ее ограничения и сделав ее открытой. И мы надеемся на это сегодня: открыть эти структуры, потому что религиозная община должна быть общиной любви. Вы можете нуждаться в руководстве и правилах, но то, к чему мы действительно призваны, — это спонтанная любовь, которую мы должны разделить в любви Божьей.

В наши дни люди ищут общины мирян, где мужчины и женщины, не женатые (не замужние) и семейные, живут вместе, посвящая себя Богу и общине. Общины мирян в Южной Америке — модель такого сообщества. Они поддерживают отношения с приходом и епископом, но организуют свои собственные общины. Они размышляют о своей жизни, читают Писание, участвуют в Евхаристии, приглашая священника, который просто служит им. Их цель — посвятить всю свою жизнь Богу: экономически, социально и политически. Такова модель современной Церкви. Вот почему я не советую преувеличивать роль Евхаристии. Она очень ценна, это Таинство, великий знак присутствия Иисуса, но Он проявляется разными путями, и если мы будем ограничивать себя Таинствами, то утратим открытость к Его присутствию повсюду. Иисус присутствует в некатоликах и в нехристианах. Многие думают, что Иисус среди нас, но все остальные люди остаются вовне. Но Иисус присутствует в любом человеке, который открыт Благодати и Любви. Многие католики и протестанты сегодня говорят, что вы не можете спастись, если не верите в Иисуса Христа. Совершенно очевидно, что это бессмыслица, поскольку большая часть человечества всегда были за пределами Церкви и никогда не слышали об Иисусе Христе. Австралийские аборигены уже 40000 лет живут в Австралии, что Бог делал с ними все это время? Они впервые услышали об Иисусе Христе всего 100 лет назад. Иисус умер за все человечество и Благодать Христа и Святого Духа предлагается каждому человеку от начала и до конца мира. Даже если вы не исповедуете никакую религию, когда у вас есть любовь, доброта, бескорыстие, дружелюбие — то все это проявление божественной Благодати в вас. А если у вас есть религия — будь то индуизм, буддизм, ислам или любая другая, — то Благодать Бога во Христе нисходит к вам через Святого Духа в этой религии. Мы все участвуем в этой Благодати Бога, и христиане говорят, что это смерть и воскресение Христа, Его жертвоприношение абсолютной любви к миру, позволяет Благодати действовать во всем человечестве. Но эта Благодать может быть невидима.

Церковь — это Таинство Христа. Таинство — это знак — вся Церковь, ее иерархия, Таинства, доктрины, законы — все это знаки Божественной Тайны, которая есть Сам Христос. За этими знаками и словами скрывается реальность. На самом деле, если бы меня спросили, «Какова реальность Католической Церкви?», я бы ответил, что это общение учеников Христа, имеющих общение через Святого Духа, как дети Отца в бытии Троицы. Такова суть Церкви: общение людей в Любви Бога, открытой во Христе. Общение в Любви есть высшее назначение Церкви. Где есть общение в Любви, там есть Церковь. Как христиане, и в особенности как католики, мы должны высоко ценить Таинства. Они играют важнейшую роль в нашей жизни. Доктрины Церкви и иерархия также занимают свое место. Но это — сакраментальная Церковь. Институт Церкви есть Таинство, знак присутствия Бога. Все догматы Церкви суть знаки. Божественную Тайну нельзя точно выразить словами или понятиями. Не существует слов, которые могут адекватно описать ее. Максимум, что они могут сделать, это указать на эту Тайну, которая находится за пределами человеческих выражений. Мы должны пойти дальше сакраментальных знаков и даже дальше знака Христа. Сам Иисус есть Таинство Бога. Человеческая природа Иисуса, Его жизнь, смерть и воскресение — знаки Божественного присутствия на земле. Мы должны пойти дальше человеческой сути Иисуса к Самой Божественности. Сам Бог находится за пределами всех этих знаков. Бог не ограничен Евхаристией или Церковью или Иисусом в Его человеческой форме. Он превосходит все слова, мысли и знаки.

Медитация — это искусство, занимаясь которым мы выходим за пределы тела и чувств. Мы стараемся успокоить тело практикой йоги, если это необходимо, а затем успокоить чувства. Мы не подавляем чувства, а учимся приводить их в гармонию, чтобы тело пребывало в мире. Затем мы встречаемся с умом, который бродит повсюду, и пытаемся привести его в состояние гармонии. Мы опять-таки не подавляем ум, мы осторожно подходим к нему, пытаясь привести его к спокойствию и единству, зачастую используя мантры. Индуисты говорят, что таким образом он становится «однонаправленным», «экеграха». От блуждающих чувств, мыслей и ощущений, мы сосредоточиваемся на одной точке. Из этой точки мы идем за пределы тела и ума и встречаемся с Божественной Реальностью. В состоянии медитации мы напрямую встречаемся с Божественным. Косвенно мы нуждаемся в Нем в Таинствах и в мире, но напрямую и немедленно мы встречаем Христа как Бога во внутреннем опыте сердца. Таково созерцание. В христианской традиции медитация имеет рассудочный характер; созерцание же — это точка, в которой человек открывается Божественному. Созерцая, мы приводим ум в состояние спокойствия, и тогда туда приходит Бог и заполняет его. Так мы встречаемся с полной Реальностью. Умирая, мы становимся лицом к лицу с этой Реальностью. В состоянии медитации мы пытаемся достичь тишины, которая сродни самой смерти, и ощутить скрытую Тайну.

Задача ашрама — дать людям возможность открыть для себя тайну, находящуюся за пределами этого мира.

Церковь, мир и все человечество находятся в поиске Боса, и мы должны освободиться от всех ограничений, чтобы войти в сферу Божественного Присутствия. Бог призывает нас. Бог присутствует во всем, вытаскивая людей из их узких рамок, эгоизма, ограничений и приводя к Себе. Таково значение и цель жизни.

К концу 1970-х гг. Беда Гриффитс был уже довольно известным человеком в католическом мире. Его знати не только как автора множества книг по диалогу между восточной и западной культурой и религией, но и как просветленного духовного учителя, способного привести человека к «новому видению Реальности». Его часто приглашают выступить с лекциями в университетах и монастырях в различных странах мира, особенно в США, где он проводит почти год (1979–1980), переезжая из одного города в другой и беседуя со священниками, монахами и мирянами. Результатом этих поездок становится сборник лекций, озаглавленный как «Космическое Откровение», а также целый ряд аудиозаписей, некоторые из которых были впоследствии расшифрованы и изданы отдельно. Вернувшись в «Сатчитананда ашрам», отец Беда начинает работать над комментариями к «Бхагавадгите», в которых доносит идеи произведения до христианской аудитории, делая их доступными к пониманию на Западе. Книга появляется на прилавках книжных магазинов в 1987 г. под названием «Реки Сострадания» и сразу становится библиографической редкостью. В каком-то смысле «Реки Сострадания» стали иллюстрацией внутренней сути отца Беды, символом всей его миссии, ведь даже само его духовное имя «Даянанда» переводится как «Блаженство Сострадания».

В конце 1989 г. здоровье Свами пошатнулось: материальное тело уже не выдерживало таких нагрузок, какие он мог себе позволить в молодости. У отца Беды постепенно развивалось заболевание сердца, последствия которого не заставили себя долго ждать: 25 января 1990 г. у него случился первый сердечный приступ. Интересно, что в жизни Беды Гриффитса повторились почти те же события, что некогда происходили со Свами Абхишиктанандой: приступ, окончательное самосознание, махасамадхи. В отличие от Ле Со отец Беда прожил еще 3 года после первого опыта и у него было больше времени осмыслить происходящее и поделиться мистическими ощущениями с другими. Отец Беда потерял сознание прямо в своей хижине в Шантиванаме, увидев при этом саму Божественную Любовь, которая помогла ему справиться со смертью. Позже он вспоминал, что получил в это мгновение мощный адвайтический опыт, осознав себя поглощенным Единым Божественным Началом, которое, ко всему прочему, имело женскую природу Позднее он говорил своим ученикам:

«Я бы хотел поделиться с вши моим адвайтическим опытом… Я был захвачен и переполнен Любовью. Во мне открылось женское начало, и я обрел новое видение. Я увидел, что Любовь есть базовый принцип всей Вселенной. Я увидел Бога в земле, в деревьях, в горах. Это привело меня к убеждению, что в мире нет ни абсолютного добра, ни абсолютного зла»[115].

Адвайтический опыт Беды Гриффитса проявился в двух образах: с образом Черной Мадонны (за которой угадываются очертания древней богини Шакти, символизирующей, с одной стороны, Святого Духа, духовную энергию Высшего Существа, а с другой стороны, напрямую связанной с Матерью-Природой, с темной стороной Божественного, проявленной в материи) и с образом Распятого Христа, который «отдался Темной Силе»[116], Смерти, которая на самом деле есть иное проявление того же Света и Жизни, о которых мы рассуждаем в христианстве. В «Бхагавадгите» Кришна несколько раз обращается к образу Смерти и во всех случая отождествляет ее с Богом:

«Я — всепоглощающая смерть и источник будущих существ. Я — семь богинь (дэви) или ангелов-хранителей семи качеств — славы, процветания, речи, памяти, разума, решимость и снисходительность». (10.34)

«Верховный Господь сказал: "Я— время (или смерть), могучий разрушитель мира. Я пришел, чтобы уничтожить всех этих людей. Даже если ты не будешь участвовать в битве, все воины, участвующие в битве с обеих сторон, прекратят свое существование"». (11.32)[117]

Для отца Беды стало очевидно, что физическая смерть, или смерть своего ложного эго, даже если она и не затрагивает материальное тело, есть путь к самосознанию и недвойственности. Со времени сердечного приступа лик Черной Мадонны сопровождает Свами повсюду, и он настойчиво говорит о том, что необходимо безраздельно предаться Божественной Матери, чтобы она заполнила всю человеческую суть Любовью:

«Я почувствовал необходимость предаться Матери… Я осознал, что предание себя Смерти и умирание для своего эго есть предание Любви в ее полноте»[118].

Гриффитс рассуждает с учениками о том, что даже Сам Иисус на кресте полностью предался Темной Матери, «вошел в Темную Ночь», почувствовал себя оставленным друзьями, семьей и даже Богом: «Боже Мой, зачем ты оставил Меня?» — таковы были его предсмертные слова, упоминаемые Евангелистами. И только став ничем, Христос смог стать всем, вернувшись в состояние изначального единства с Отцом через Темную Мать. Путешествие в Ад, о котором говорит «Апостольский Символ Веры», есть не что иное, как нисхождение в глубины подсознания, и эта мысль также постоянно высказывается отцом Бедой.

Несмотря на предупреждения врачей, в последующие два года Беда Гриффитс продолжает активно путешествовать: он посещает Европу, Америку и другие уголки мира, выступая с лекциями и проповедями. В 1991 г., во время своего визита в Австралию, Свами встречается с Его Святейшеством Далай-ламой XIV, который путешествует из страны в страну, лишенный ⁸⁶⁸⁷ возможности жить в стране, главой которой он считается. Далай-лама обладал хорошим чувством юмора и был прост в общении, и эти его черты оказались общими с характером отца Беды. Духовный лидер тибетского буддизма высоко оценил усилия Гриффитса в области диалога с буддизмом и отметил особую святость этого человека. Буддисты, сопровождавшие Далай-ламу, были удивлены его глубокими познаниями в области философии махаяны и признали его просветленным учителем. Несмотря на серьезные различия в учении двух великих религий, отец Беда серьезно относился к мистическому опыту буддийских святых и говорил:

«Будда, Кришна и Христос: каждый из них представляет собой уникальное Откровение Бога, Божественной Тайны и каждого следует воспринимать в его историческом контексте в соответствии с его собственным образом мысли».

«Различия необходимы, но они не обесценивают Откровение Будды или Кришны».

В октябре 1992 г. Беда Гриффитс вернулся в «Сатчитананда ашрам» и посвятил последние дни своей жизни медитации и работе над статьями. Начиная с января 1993 г. он стал испытывать регулярные недомогания, которые снова привели его к нескольким сердечным приступам. Отец Беда покинул этот мир 13 мая 1993 г. в своей хижине в Шантиванаме, окруженных преданными учениками и друзьями. Махасамадхи (могила) Свами Даянанды находится на территории «Сатчитананда ашрама», рядом с местом захоронения его ближайшего ученика Свами Амалдаса. Хижина Беды Гриффитса открыта круглые сутки, чтобы каждый мог увидеть, где и как жил один из трех отцов-основателей Шантиванама.

САТСАНГ С БЕДОЙ ГРИФФИТСОМ[119]

Вопрос: Вы говорили о том, как Иисус будет «отделить овец от котов». Что Вы можете в этой связи сказать об аде? Что имеет в виду Иисус, когда говорит о нем?

Ответ: Это очень сложный вопрос, и последнее время я много размышляю об этом. Мое мнение таково: Иисус воплотился как иудей в I в. н. э. Он воспринял религию на арамейском и еврейском языках, от матери и приемного отца. Он вырос как еврейский мальчик, думая и говоря точно так же, как и другие иудеи его времени. Если вы посмотрите на язык Иисуса, то увидите, что это язык иудаизма того времени: пришествие Мессии и установление Его Царства и так далее. Он оставил у своих учеников четкую уверенность в том, что Мессия, как они и ожидали, вернется, возможно, даже при их жизни. Таким образом, Он жил внутри этой иудейской традиции. И я думаю, что когда Он говорит о Суде — об овцах и козлах — он рассуждает в рамках этой традиции, со всей ее ограниченностью. Мы должны осознать, что за всей этой двойственностью рая и ада, добра и зла, жизни и смерти существует Высшая Реальность, и она недвойственна.

Великое прозрение Индии заключается в том, что все, что мы постигаем с помощью чувств и разума, имеет двойственную природу. Человеческий ум познает через двойственность: разум и материя, сознательное и бессознательное, время и пространство — все эти понятия дуалистичны. И это истина, хотя и ограниченная. У нее всегда есть рамки. За пределами этой двойственности находится недвойственная Реальность, которая ведет все существующие реалии к Единству. Для меня это величайшее прозрение. Как христиане, мы все должны открыть для себя эту Реальность недвойственного за пределами дуализма. Таким образом, даже двойственность рая и ада — это лишь один из уровней Истины.

Мы должны осознавать, что есть различные уровни Истины. Приведу один пример: если я скажу, что солнце встает на востоке и садится на западе, — это истина, истина с точки зрения чувственного восприятия. Но затем, когда я открою для себя, что Земля движется вокруг Солнца, я, напротив, буду говорить, что солнце не встает и не садится. Это Земля движется, и она представляет собой твердое тело, которое вместе с другими планетами обращается вокруг Солнца; Солнце в свою очередь обращается вокруг центра галактики и так далее. Таков ньютоновский взгляд на мир и он отражает истину с некоторыми ограничениями. Теория относительности идет дальше, и сегодня, благодаря квантовой физике, мы используем другую парадигму Вселенной. Таким образом, все понятия находятся на разных уровнях истины, и мы никогда не достигнем Абсолютной Истины, пока находимся в этом мире двойственности и человеческих концепций. Все эти модели Вселенной, и современные ученые с этим согласны, истинны с определенными оговорками, но они не полноценны и никогда не станут таковыми.

Я думаю, что Иисус, в частности в синоптических «Евангелиях», учил людей на том уровне Истины, который им подходил и который подходит большинству людей. Мы нуждаемся в разделении добра и зла, рая и ада — но за пределами этого есть другой уровень истины, который открывается нам в «Евангелии от Иоанна». Святой Иоанн ведет нас в мир, находящийся за пределами этих пар противоположностей. Самая глубокая мысль «Евангелия от Иоанна» заключена в словах: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». Такова Недвойственная Реальность: Иисус и Отец полностью едины, между ними нет никакой двойственности. И все мы также призваны к этому недвойственному единству между Отцом, Сыном и Святым Духом. Таково христианское Откровение! И оно недвойственно. Так что, по правде говоря, рай и ад — это уровень Истины, необходимый для многих людей, а в прошлом он был нужен большинству людей. Сегодня для многих это учение становится проблемой. Я думаю, что мы должны преодолеть мир дуалистического мышления и осознать наше призвание идти дальше этих пар противоположностей, чтобы осознать Абсолютную Истину, которая заключена в общении Любви с Отцом через Иисуса Христа. Таково наше предназначение.

В: Отец Беда, чтение тибетского текста «Дзогчен» вызвало у Вас определенный энтузиазм. Не могли бы Вы прокомментировать этот аспект буддийского учения в его связи с христианской мистикой и индуистской адвайтой?

О: «Дзогчен» («Dzogschen»), который я только что открыл для себя, это прекрасный текст на тему недвойственности. Отличительной чертой тибетского буддизма (и, в некоторой степени, буддизма махаяны в целом) является понимание того, что Недвойственная Реальность заключает в себя всю Реальность. Эта истина не ставит под сомнение ни одного из аспектов реальности материального мира, однако она рассматривает весь материальный мир со всем его разнообразием как часть Недвойственной Реальности. Иногда говорят, что мир — аспект недвойственного, заключая, что сансара и адвайта суть одно. Адвайта — это Недвойственная Реальность, а сансара, изменяющийся мир пространства и времени, находится в лоне адвайты и является аспектом адвайты.

В: Однажды Вы сказали об исхождении из Бога и о возвращении к Богу. Не могли бы Вы поподробнее рассказать, как это происходит?

О: Каждый из нас пришел из вечности, из потаенных глубин Отца, и проявился в Слове. Здесь мы обрели имя и форму. Здесь мы осознаем себя от века. В Отце мы существуем вечно в непостижимом единстве без различия. В Сыне мы существуем вечно как различные сущности, и в то же время без различия, потому что все существа в Боге есть Бог. Таково наше вечное и несотворенное положение в Слове. Но когда мы проявляемся во времени, мы становимся различными и отделенными. Таким образом, мы начинаем свое существование не только в Боге, но и в нас самих. Однако милость Бога всегда привлекает нас назад, к Нему. Мы вышли из Бога, чтобы существовать самим в себе, чтобы познать себя как различные и отдельные существа. Каждый из нас — отдельное и уникальное отражение Бога с потенциальной возможностью быть свободным, выражать свою волю и проявлять себя как существо. Именно в этот момент мы можем решить отделиться от Бога, отказаться признавать нашу зависимость от Него и создать иллюзию независимости, став объектом действия майи. А можем принять решение вернуться к Богу, найти наше истинное Я в Нем, познать себя как Его проявление и как проявление Его Слова. Такова драма грехопадения и искупления.

В: Когда Вы говорите об освобождении и предании себя Пустоте, как Вы соотносите это освобождение и сострадание с чувством индивидуальной преданности?

О: Это действительно проблема! Вы можете осознать это только на практике, в своей жизни. Кабир, великий поэт из Северной Индии, к произведениям которого мы постоянно обращаемся, все время говорит о любви и непривязанности, так как они идут вместе. Непривязанность означает отказ от своего эго. Основным фактором, который нас сдерживает, является ум, сосредоточенный на эго, и, согласно индуистскому учению, ум состоит из манаса, буддхи и ахамкары. Мы обладаем манасом, или аналитическим, научным умом, и ахамкарой, «Я-сознанием» — мы полностью подчинены этому эго, этому «Я». С одной стороны, оно способствует нашему росту, а с другой стороны, порабощает нас. Мы должны разрушить эго, открыть нечто, находящееся выше эго и увидеть Божественное. Но далее, конечно, эта идея несколько сбивает с толку. Вы должны подняться [над собой], а затем вернуться. На самом деле, нам всегда приходится подниматься и возвращаться — это постоянное движение. В какой бы ситуации вы ни находились, вы должны встретить ее и подняться над ней — не позволяйте обстоятельствам просто вести вас. Но затем, когда вы поднялись над проблемой, в тот же момент вы возвращаетесь и беретесь за ее решение — таким образом, налицо два действия в одном. И снова вы должны подняться над двойственностью. Лишь на собственном опыте вы сможете познать, как привнести сознание Единого в комплекс действий и явлений вашей повседневной жизни. Это дело всей жизни — действительно научиться этому. И я думаю, что медитация — это один из главных путей. Медитируя, мы пытаемся успокоить тело и чувства, привести в порядок ум со всеми его мыслями и проникнуться сознанием Присутствия. Чем больше мы осознаем Присутствие, тем больше Оно захватывает наш ум, тело и проникает во все наше существо. Таким образом, всегда есть два движения, которые происходят одно за другим, одно вслед другого и одно с другим.

В: Отец Беда, Вы очень часто говорите о глубинном Центре внутри нас, который можно осознать только опытным путем. Не могли бы вы рассказать об этом Центре и объяснить, как это понятие связано с тем, что индусы называют «вечной религией»?

О: Эту вечную религию можно обнаружить в любой религии, она лежит в основе религии и является ее источником. Однако ей нельзя дать четкого определения. Вечная религия представляет собой реальность, находящуюся за пределами догм, и справедливость, превосходящую все законы. Но в любом случае, ее можно отыскать в сердце каждого человека. Это закон, «начертанный на их сердцах». Его нельзя познать с помощью чувств или разума — это опыт постижения глубин души. Кто-то сказал: «Материальные чувства не могут ни познать Бога, ни соединиться с Ним. Такие способности, как рассудочная деятельность, воля и память, могут лишь открыть Его существование, но не могут стать местом Его обитания в тебе. Однако в глубине тебя есть корень, из которого происходят все эти способности, как лучи из центра, или как ветви Древа Истины. Эта глубина и именуется Центром, Основанием или Дном души. Эта глубина есть единство, вечность. Я уже коснулся темы бесконечности твоей души — она бесконечна и ничто не может удовлетворить или умиротворить, кроме бесконечности Божества». Именно в этой глубине находится истинная религия. Это источник, в котором берут свое начало все религии, цель к которой они стремятся, и он находится в сердце каждого человека. Именно из этого центра человек пал и именно к этому центру он должен вернуться. Каждая религия пытается познать эту истину и найти путь возврата.

Так что каждый должен найти Центр в себе самом — эту основу существования, закон жизни. Он сокрыт в глубинах каждой души и ждет, когда мы его обнаружим. Это сокровище, зарытое в поле, драгоценная жемчужина. Это единственная вещь, которая нужна, чтобы удовлетворить все наши желания и ответить на все наши нужды. Однако толстый слой привычек и убеждений скрывает от нас этот Центр. Мир строит вокруг него свои ограждения. Этот Центр есть первобытный рай, из которого мы пришли, и о котором Вордсворт сказал: «Небеса были с нами в нашем детстве». Когда-то мы все были невинны, чисты и святы, поскольку произошли от Бога, затем мы попали в этот мир и ангел со сверкающим мечом преградил нам путь назад. Все эти тайны сокрыты в бессознательном. Там до сих пор есть изначальный рай и грехопадение происходит в жизни каждого из нас. Травма рождения в этом мире. Так появляются слои привычек и убеждений, привязывая нас к этому миру, начиная действовать тогда, когда мы еще находимся в утробе матери. Так появляется великая сеть майи, которая скрывает от нас наше истинное «Я» и превращает нас во врагов своего дома. Но всегда можно найти путь назад. Каждый миф или ритуал первобытных религий — это откровение скрытых тайн бессознательного и путь к открытию нашего истинного «Я».

В: Медитация — это точка соприкосновения Востока и Запада. Каким образом западная традиция может научиться медитации у восточной?

О: У нас на Западе есть замечательная традиция медитации (размышления). Она берет свое начало в Новом Завете (у св. Иоанна и св. Павла, но особенно в Евангелии от Иоанна) и она особым образом была развита греками, прежде всего св. Григорием Нисским, выдающимся отцом IV в., который многое позаимствовал в греческой традиции. Со своим братом св. Василием он отправился в Афинский университет, языческий университет и занялся изучением греческой философии, в частности платонизма. Они привнесли это учение в свое христианское миропонимание и разработали замечательную мистическую традицию. Св. Григорий Нисский выделял три пути: путь очищения (очищение себя от греха и привязанности к ложному эго), путь самосознания (просвещения), когда человек раскрывает себя для божественного откровения — откровения Бога миру, и, наконец, путь единения, идя по которому человек возвышается над словами и концепциями и погружается в божественную пустоту (тьму). Такова мистическая традиция, с которой христианство вошло в Средние века. Есть замечательная английская средневековая книжка «Облако незнания», описывающая облако, за которым наш ум встречается с Богом в незнании. Ваш разум не действует, вы преодолеваете незнание и открываете для себя Бога.

Таким образом, у нас есть глубоко укорененная в традиции медитативная практика, во время которой человек возвышается над чувствами и разумом и открывается запредельной божественной тьме. В нашем ашраме мы используем Иисусову Молитву в качестве мантры. В большинстве традиций вы пытаетесь сконцентрировать свой ум, повторяя то или иное слово, в котором содержится жизненная сила. Вы садитесь, контролируете дыхание и успокаиваетесь. Вы повторяете мантру, которая фокусирует ум и позволяет Вам подняться над ним. Таков метод и западной медитации. Мы видим, что сегодня многие ищут способ медитировать, но у многих христианских церквей нет такого метода. В Католической Церкви у нас есть метод св. Игнатия, который идеально подходит начинающим. Св. Игнатий разработал его для того, чтобы подняться над уровнем размышления, однако, как правило, все заканчивается именно на этом уровне. С помощью этого метода можно медитировать на том или ином отрывке из Евангелия, а затем двигаться к более глубокому уровню единства с Богом и Христом. Вы должны подняться к Высшей Цели, которая находится за пределами слов, мыслей, образов и выше любого сотворенного объекта. Такова христианская традиция, но мне кажется, что нам необходимо вести диалог с восточной традицией, чтобы обновить нашу собственную. Это жизненно необходимо.