Путь в лес

Глава 6. Уаиллар

Как ни сжигало Уаиллара нетерпение, как ни мучился он беспокойством за Аолли — ему пришлось, найдя укромное место, поспать не только до рассвета, но и пока солнце не выбралось на ладонь из-за деревьев. Было бы опрометчиво оказаться совсем без сил как раз тогда, когда они будут особенно нужны.

Здесь, на южном берегу озера, Великого Леса уже не было. Привычные аиллуэ деревья почти не росли в этой местности; тут нельзя было встретить, к примеру, уарала или аололи, а дающие сытные плоды арраи росли мелкими купами, которые ещё надо было найти. Совсем не встречались хвойные эруелли, которые в изобилии росли севернее и выше (ближе к горам), чем аиллоу клана Уаиллара.

Зато гораздо чаще, чем в Великом Лесу, попадались олоолои с тяжелой, как камень, и очень твердой древесиной; в подлеске шелестели широченными листьями кусты уэллэу, увешанные жёлтыми целебными плодами, росли редкие в Лесу травы и грибы.

Проспав больше, чем он рассчитывал, Уаиллар проснулся с ощущением вины. Он быстро собрался и двинулся дальше, теперь уже держа копьё в руке: так утомительнее, но оружие наготове. Опозоренный воин опасался встретить аиллуо из другого клана, с которыми пришлось бы драться, теряя время. Да и из своего тоже: как знать, не придется ли сразиться и с ними…

Поэтому он настроился чувствовать Жизнь вокруг. Ходить так всё время было трудно, поскольку потоки Жизни шли от всего живого — червей в почве, насекомых, птиц, неразумных животных — и это очень отвлекало и занимало всё внимание. Но в острых положениях ощущение Жизни могло спасти, давая возможность видеть врага, даже если он хорошо запрятался в лесу, закрывшись от обычных органов чувств. А уж воины аиллуо умели это как никто: они могли обмануть даже такого чуткого зверя, как горный лев. Этому учились с детства.

Ближе к вечеру воин должен был оказаться уже в тех местах, где встречались круглоухие. Там находились два их поселения, одно у реки, второе повыше, ближе к середине склона долины. Уаиллар был в походе славы в том, что стояло у реки. Тогда он собрал две полные руки круглых ушей и пригнал хорошего, крепкого самца, который долго и красиво держался у столба пыток. Воин решил пройти между этими поселениями: так получалось ближе, чем если бы он стал их обходить.

Бег почти не утомлял — местность повышалась плавно, лес в этом месте уже сильно поредел. Уаиллар внимательно наблюдал за окружением, улавливал чуткими ушами шум ветра в кронах деревьев, птичье пение, стрекот насекомых. Он внимательно вчувствовался в следы Жизни: искал неправильности, которые могли бы указать на аиллуэ или круглоухих, окажись они на пути. Его грызло напряжение. Где Аолли? Что с ней? Что с ней делают многокожие? Жива ли, здорова ли она? В её состоянии нужно беречь себя — а в плену у полуразумных — есть ли у неё возможность? Чем дольше он бежал и чем ближе был к цели, тем сильнее беспокоился.

Дважды он останавливался передохнуть ненадолго. Пил воду из фляги, съедал немного своих припасов. Снова бросался вперед, едва переведя дух.

Солнце между тем перевалило далеко за полдень, тени стали вытягиваться. Уаиллар приблизился к тому месту, где расстояние до поселений круглоухих было меньше всего. Несмотря на усталость, он удвоил бдительность. Здесь круглоухие могли появиться в любой миг.

Тем не менее, воин успешно проскользнул между двумя поселениями. Теперь он стал смещаться в сторону реки, чтобы дальше следовать её руслу в сторону верховий. Деревья росли здесь совсем редко, и уже попадались испорченные круглоухими участки земли — где сажали они неестественные, запрещённые овощи и злаки.

И вот как раз тут, почти у самой реки, Уаиллар едва не столкнулся с круглоухими, которые копошились на одном из таких участков. Они ковыряли землю, разрушая её естественный, природный покров, они что-то делали с ростками запрещённых растений — и при этом издавали какие-то низкие, грубые звуки, обращаясь друг к другу. То, что Уаиллар заметил их всего в пяти руках шагов, говорило лишь о его усталости и рассеянности. Воин припал к земле, слился с нею, сделался практически невидимым — и огорчился, подумав, что потерял всякую хватку: так незаметно для себя выпасть из ощущения Жизни мог только очень молодой и неопытный новичок.

Круглоухих надо было обойти так, чтобы они не обратили внимания на Уаиллара. Он стал плавно и бесшумно смещаться вправо, к реке. Круглоухие занимались своими делами, хрюкали и каркали грубыми низкими голосами — хотя среди них было больше самок, чем самцов. Вдруг из прилегающих кустов появились два круглоухих самца, крупных и мускулистых, держащих в руках что-то вроде аллэ, только с наконечниками из мёртвого камня. Они что-то закричали работавшим на участке, грубо даже по сравнению с обычными голосами круглоухих. Работавшие разогнулись, потом склонились перед вновь пришедшими.

Уаиллар, наблюдая за круглоухими, подумал, что все-таки, они животные. У разумных не может быть такого, чтобы мужчина не был воином — а у круглоухих воинами были единицы, а десятки — ходили без оружия, имели раздутые от излишней еды животы или наоборот, были неестественно худыми и слабыми, двигались неуклюже и неловко. И явно боялись: друг друга, редких воинов, а иногда, по непонятной причине, таких же неуклюжих и разъевшихся круглоухих, от которых отличались только количеством и видом мёртвой кожи, надетой поверх своей живой. И ещё: они все грубо обращались со своими самками. Воин не может обижать женщину; даже звери не бьют самок. Только круглоухим свойственно вести себя с самками как с низкими животными: кричать на них, пинать и бить.

Наконец, круглоухие самки, собрав в мешки изуродованные плоды, которые они выкопали из земли, гуськом удалились вслед за двумя вооруженными самцами. Уаиллар — который уже почти обполз вокруг участка — вздохнул с облегчением и собрался было броситься вперед. Он рассчитывал пробежать до темноты ещё половину расстояния до большого аиллоу многокожих, куда увезли его Аолли.

Но тут он вдруг почувствовал ещё чье-то присутствие. Уаиллар снова припал к земле и затаился, внимательно оглядываясь по сторонам. Прошло немного времени, и за одним из кустов аололи он скорее ощутил, чем увидел движение. Воин практически перестал дышать, чтобы не выдать себя. Широкие листья аололи вновь неестественно шевельнулись — именно это привлекло его внимание, листья покачивались не в такт ветру. И тут из-за аололи выскользнул сначала один, а потом и ещё два аиллуо.

Они явно преследовали круглоухих. Это были аиллуо, не знакомые Уаиллару, аиллуо другого клана. Судя по многим признакам, совсем молодые, вышедшие в поход чести за своими первыми ушами.

Но не только Уаиллар обнаружил этих аиллуо.

Они тоже заметили его — он понял это почти сразу по изменившемуся их поведению. Это было плохо. Это было некстати.

Чужие аиллуо переключились с круглоухих на него. Понятно: принести несколько ушей тупых и небоеспособных круглоухих — нет большой доблести. Нет большой чести.

Острые уши аиллуо другого клана — куда более серьезная добыча, которая украсит аллэ любого воина. Тут дело не во вражде, а в чести. Столетиями кланы аиллуэ ходили друг на друга в походы чести — ещё когда не было в здешних местах никаких круглоухих. Убить воина, принести к Великому Древу своего клана его уши, насадить их на аллэ перед своим ааи — значит, показать свою доблесть. Чем сильнее чужой воин, чем он более умелый, чем упорнее сражается — тем больше чести. Тем более — пленить его, привести в своё аиллоу, поставить к столбу пыток…

А тут — круглоухие. Прежние, привычные, неумелые.

Нет, среди круглоухих бывают отличные бойцы. Особенно среди новых.

Но эти — они никак не были теми, кто могли бы составить достойную добычу. Самки, низкоранговые самцы — не мужи оружия. Два сомнительных воина, скорее по названию, чем по способностям. Ни одного из новых круглоухих.

А вот Уаиллар…

Никто из аиллуо другого клана не знал, что он потерял статус воина.

Все они знали, что аиллуо с такими отметинами на шкуре — воин опытный, со множеством ушей на старых аллэ перед своим домом.

Уаиллар взял копье в руку и приготовился. Он принял низкую стойку, готовый воспользоваться и копьем, и обоими ножами-аэ.

Два аиллуо разошлись и бесшумно стали окружать Уаиллара. Третий развернулся, забыв круглоухих, плавно, медленными, но неразрывными движениями, стал приближаться. Аиллуо двигались, как будто между ними была связь, и они координировали свои действия.

Так оно и было, между прочим: мельчайшие детали поз и мимики давали каждому из них нужную информацию о действиях и намерениях остальных.

Но и Уаиллару тоже.

В отличие от троих аиллуо из чужого клана, у него был большой опыт. Пятнадцать с лишним лет — и множество добытых ушей. И не только круглых, но и острых.

Тот аиллуо, что подбирался слева, был помоложе и понеопытнее. Может, это был вообще его первый выход далеко за пределы окрестностей своего аиллоу. Второй двигался лучше, хотя для Уаиллара и он был не противник. Третий же был ловчее и быстрее всех; судя по движениям, опытный воин: может быть, он вёл молодняк как наставник.

В принципе, первым надо выбивать того, кто лидер, того, кто опаснее всех. Но именно он был дальше всех от Уаиллара.

Поэтому Уаиллар резко метнулся влево. Стремительное секущее движение аллэ — и юный аиллуо захрипел, схватившись за перерезанное горло. Уаиллар, даже не взглянув на пораженного его копьем воина, скользнул вперед, поближе к вожаку.

Тот был настороже и выставил свое аллэ, пригнувшись и тоже приняв низкую стойку. Краем глаза Уаиллар заметил, что оставшийся молодой воин, после секундной растерянности, тоже пригнулся и, выставив копьё, заскользил в его сторону.

Уаиллар тремя быстрыми и мягкими движениями сблизился с самым опытным противником. Тот явно напрягся, понимая уже, что столкнулся с воином, который ему не по силам.

Короткое движение аллэ Уаиллара — очевидное, типичное для воина средней руки. Блестящий выпад воина-наставника: если бы Уаиллар действительно хотел сразить его копьём — следующее движение противника (после отражения удара) подрезало бы ему правую ногу под коленом.

Только Уаиллар вовсе не собирался использовать копьё для чего-то, кроме обманного движения. Его левая рука стремительно распрямилась, направляя один из ножей. Мгновение — и воин другого клана бесшумно рухнул ничком, с торчащим из глазницы аэ.

Все это заняло не больше десяти ударов сердца. За это время оставшийся молодой воин успел только приблизиться на три длины аллэ. К его чести, поняв, что он остался один, он не испугался и не попытался избежать боя и удалиться (хотя Уаиллар с удовольствием отпустил бы его, лишь бы не тратить время). В левой руке его появились три зажатых между пальцами ножа. Уаиллар понял, что парень умеет метать ножи, и вряд ли хуже него самого.

И молодой воин это сделал!

Три аэ со свистом вырвались из его руки и полетели к Уаиллару. Только Уаиллар был уже не там, куда летели ножи. Мощным прыжком он сместился на две длины аллэ вправо.

Парень на мгновение потерял его из виду, но почти сразу же восстановил ориентацию. У него явно были незаурядные способности. Если б молодому аиллуо случилось пожить подольше, он мог бы стать великим воином.

Но не случилось: Уаиллар, не дожидаясь, пока ножи долетят до того места, где он только что был, метнул свое аллэ.

Пронзенный насквозь чуть выше пупка, молодой воин опрокинулся навзничь. Он, было, попытался подняться, но ноги его уже не послушались: перебитый точным ударом позвоночник не передавал им более желаний хозяина…

Парень был не жилец. Уаиллар посмотрел на него с сожалением. Это мог быть его воин, аиллуо его отряда, если бы — если бы не умирал сейчас, если бы на ежегодной ярмарке нашел себе жену из клана Уаиллара, если бы… много чего если бы.

Уаиллар, приблизившись (не без осторожности), выдернул аллэ из живота воина и коротким сильным ударом пробил ему сердце.

Уаиллар бежал вдоль реки, внимательно озираясь. Было уже почти совсем темно, однако продвигаться было опаснее, чем днём: в этой части долины растительность была совсем редкой, и бегущего воина можно было заметить с большого расстояния. Уаиллар решил бежать до полуночи, потом найти укрытие и немного поспать, а затем бежать дальше — так, чтобы оказаться у аиллоу многокожих ещё до рассвета, имея время на поиски Аолли.

Душу Уаиллара грели четыре хорошо сбалансированных аэ, собранных на месте битвы. Павшие аиллуо умели заговаривать свои ножи. А ещё на его шее висел гибкий побег уллиоэ с тремя парами острых ушей на нем.

Полуночное укрытие дал ему куст аололи, послушно окутавший широкими листьями, когда воин поговорил с ним.

Дальнейший путь потребовал ещё больше внимания и осторожности. Несколько раз по дороге попадались круглоухие, а один раз, уже почти у самого аиллоу многокожих, прямо перед рассветом — несколько воинов этого племени, на своих испорченных копытных. Уаиллар, слившийся с растениями у протоптанной круглоухими, убитой полосы земли, по которой они привыкли передвигаться, внимательно рассмотрел многокожих воинов, изучая тех, с кем ему придётся, возможно, встретиться в бою в самое близкое время.

Лошадь животное странное, непривычное. Они появились вместе с многокожими, как и некоторые растения, и другие новые животные. Уаиллар и раньше видел лошадей, и даже несколько раз успешно сражался с их всадниками, сшибая наземь дальним броском своего аллэ. Проще было бы убить лошадь, после этого наездник становился почти беспомощным, но нет чести убивать неразумных, не способных нападать и обороняться.

На конях были нацеплены и наверчены куски мёртвой кожи и порченых, обработанных огнём камней. Поверх этого нагромождения сидели покрытые мёртвыми кожей и волокнами растений круглоухие, по одному на каждой лошади. Они внимательно и настороженно озирались в предрассветном сумраке, причем было заметно, что видят они плохо, гораздо хуже, чем Уаиллар. От них сильно и неприятно пахло сложной смесью острых и резких запахов, в которой были и пот, и грязь, и нечистоты, и перегоревшая в желудках пища. Уаиллара передёрнуло, когда он представил себе, как эти круглоухие пожирают обожжённые куски мёртвой плоти животных. В глубине души он подозревал, что они и друг друга, наверное, пожирают — и аиллуэ могли бы, если б тот попал в их руки. Мерзость.

Воин обратил внимание, что грудь, живот и спина каждого из этих круглоухих были закрыты блестящей скорлупой. Раньше ему не случалось сталкиваться с таким, хотя от Арруэллэ и других опытных воинов он об этом слышал. Арруэллэ особенно предупреждал, чтобы Уаиллар не вздумал бить копьем или ножом в скорлупу: не пробьёт. «Лучше в морду или в шею, там они обычно ничем не защищены», — повторил он несколько раз.

Так же блестящая скорлупа покрывала и головы круглоухих сверху, защищая в том числе и уши. Значит, и по голове бить не надо, подумал Уаиллар. Если только в морду.

Он не понял, чем вооружены двукожие. Видно было только что-то длинное, обернутое в мёртвую кожу, висевшее поперёк лошадиных боков спереди от бёдер всадников. Жаль — лучше бы заранее знать, с чем столкнёшься. Особенно интересны для Уаиллара были пресловутые громотрубы — он никогда не видел их в действии (да и вообще близко).

Дождавшись, пока звук копыт не перестал различаться слухом, воин снова двинулся вперед. Через некоторое время он обнаружил себя посреди открытого пространства, земля на котором была изрыта и собрана в правильные, ровные гряды, усаженные через противоестественно равные интервалы незнакомыми растениями. Уаиллар попробовал поговорить с ними, чтобы понять, что они такое, но растения не отзывались. Видимо, это было что-то, привнесённое новыми круглоухими, так же, как верховые животные и другие их твари.

Уаиллар огляделся и понял, что ему надо срочно перебираться к недалёкому берегу речки, потому что на этих участках перекопанной земли, отделённых друг от друга невысоким кустарником, он был заметен, как алый цветок уэллэу в зелёной траве.

В этом месте берега речки были довольно крутыми, хоть и невысокими, меньше, чем половина роста воина. Внизу речка намыла песка, так что вдоль берега можно было довольно свободно передвигаться: пляж был шириной где в два аллэ, а где и в десять. Уаиллар снова побежал, закинув аллэ за спину. Он снова напряг все чувства, улавливая ощущения Жизни вокруг себя.

От Арруэллэ он знал, что речка проходит вдоль всего аиллоу круглоухих. На её левом, крутом и высоком берегу, собственно, аиллоу и стоит. Правый берег напротив аиллоу низкий и во время дождей заболочен; весной его и вовсе затапливает. В сухое время года там растет густая зелёная трава, которую охотно едят лошади и другие порченые круглоухими животные. Левый берег, вдоль которого бежал Уаиллар, и вправду начал повышаться, и вскоре воин смог спокойно выпрямиться. Солнце уже освещало вершины гор, до рассвета оставалось совсем немного. Надо было торопиться. Он плохо рассчитал время, не зная точного расстояния, и должен был оказаться у цели, судя по всему, гораздо позже рассвета. Скорее всего, придется искать укрытие на светлое время — а это ещё день мучительного ожидания, день задержки, день, который Аолли проведёт в плену.

И ещё его надо найти, это самое укрытие…

А между тем вокруг все просыпалось, и ощущений чужой Жизни в пределах чувствительности Уаиллара становилось всё больше.

День, проведенный Уаилларом в наскоро вырытой ямке под ветвями небольшого, но густого куста не известного ему растения (которое, слава Жизни, откликнулось, и с ним удалось поговорить), был для воина самым тяжким за всю его жизнь. Нетерпение грызло его, как зелёные блохи с полуденного склона Великой горы, вызывающие непереносимый зуд. Но от блох можно легко избавиться, посидев в воде по уши, а от мыслей, от страха за Аолли, от чувства вины — избавиться не удавалось. Хоть бы было чем занять себя — но воин не мог думать ни о чём другом, кругами ходя по одним и тем же думам и считая удары сердца.

Обычно Уаиллар, как воин опытный и зрелый, поднаторевший в охотах на опасных хищников и походах чести, умел ждать и терпеть. Но не в этот день.

Наконец, солнце закатилось за горы, воздух посерел, остыл, и как-то сразу сделалось темно.

Скопления чужих жизней, которые Уаиллар чувствовал очень близко от себя — над берегом, на другом берегу реки, по сторонам — стали рассеиваться. Пришлось ждать ещё довольно долго, пока вокруг не остались лишь единичные проявления жизней — с чуждым рисунком, с нечитаемыми чувствами, явно от существ крупных. Многокожие!

Воин выскользнул из-под куста. Ему пришлось, скрываясь в тени под берегом, сделать короткую разминку: многочасовое сидение в неподвижности зажало мышцы. Потом он, не выходя из тени, опорожнил мочевой пузырь и кишечник. Теперь он был готов к сражению.

Выбраться на крутой высокий берег оказалось несложно. Сложнее было понять, где он находится и что его окружает. Воздух был полон странных и незнакомых запахов, и это были не ароматы. Ааи круглоухих были гораздо больше, чем те, которые Уаиллар видел в аиллоу многокожих у озера. Земля была загажена нечистотами, гнилой соломой, утоптана до каменной твердости — а когда воин неслышно продвинулся дальше, оказалась покрыта ровными камнями одинакового размера, испорченными грубой обработкой.

Было трудно ориентироваться, потому что вокруг не было почти ничего знакомого. Пришлось напрячь до предела все чувства.

Поскольку Уаиллар не имел ни малейшего представления, где может находиться Аолли, он просто пошёл наугад, прячась в тенях и бесшумно скользя под стенами домов, как будто бы это были привычные нагромождения скал где-нибудь у Чистого ручья, на границе территории клана. Дома постепенно становились все больше, а их стены — все массивнее. И вдруг они отодвинулись от берега реки, образовав довольно обширное ровное пространство. Примерно посередине цепочки домов стоял ааи совершенно колоссальных размеров, вытянувшийся вверх на много десятков длин копья. На остром его навершии блестело что-то, что Уаиллар не смог опознать.

Он осторожно осмотрелся, собираясь обогнуть это открытое пространство по контуру, вдоль домов, как и раньше. Но тут его ноздрей коснулся знакомый запах. Уаиллар так мечтал почувствовать его, что сначала не поверил себе. Но нет: это точно был запах Аолли, запах его женщины. И она пахла не как здоровая женщина.

Уаиллар с трудом загасил гнев и бешенство, охватившие его. Сейчас они были как никогда некстати. Сейчас ему как никогда был нужен ясный, чёткий и спокойный разум. Если его захлестнёт гнев, если он поддастся гневу — он может наделать ошибок. Нельзя поддаваться непереносимому желанию убивать, убивать, убивать! Главное — не взять уши врагов, главное — вывести отсюда Аолли. А уши — уши он наберёт потом, когда она окажется в безопасности. Много ушей.

По дальнему краю площади лениво ходил многокожий. Его отвратительный запах чувствовался даже здесь. Время от времени он что-то подносил ко рту, и воин слышал звуки глотания. Что-то пьёт? Судя по кислой вони, что-то тошнотворное. Но многокожему, видимо, нравилось.

Походка его почему-то была неуверенной, как у очень больного существа. Уаиллар решил, что при должной осторожности ему удастся не привлечь его внимание, и, удвоив бдительность, заскользил дальше. Копьё давно уже было у него в руке; два аэ он взял в другую, зажав между пальцами, а ещё четыре остались на боках, закрепленные лианой так, чтобы можно было легко достать.

Уаиллар шёл по запаху, по слабому, размытому аромату, знакомому до боли. Шёл, стиснув зубы, шёл, давя в себе злобу, но сердце его пело: Аолли где-то здесь, она жива, и значит, он её непременно найдёт!

На краю площади запах заметно усилился. Он привел воина к месту, где в земле были следы, будто из неё что-то вырвали или выкопали. Судя по запаху, Аолли провела здесь довольно много времени; Уаиллар, принюхавшись, нашел место, куда она откладывала помёт. Но жены его здесь уже не было! Аромат её перебивали мощные миазмы множества круглоухих, а также их порченых копытных.

Вокруг были нагорожены грубо сделанные из мёртвого дерева и скверного, прошедшего огонь, камня изгороди и клети, в которых вздыхали, блеяли и мычали порченые животные круглоухих.

Уаиллар заскользил расширяющимися кругами, обходя найденное место, где уже не было Аолли. Он несколько раз натыкался на очень слабый запаховый след своей любимой, но, попытавшись пройти по нему, быстро терял направление из-за того, что приходилось протискиваться между загородками. Выходить на свободное пространство, где он был бы виден как на голом валуне, Уаиллару не хотелось. Приходилось расширять и расширять круги, и, сосредоточившись на поисках, он слишком увлёкся — и вдруг столкнулся с многокожим, которого видел раньше издали, нос к носу.

Тот остолбенел, икнул, потом издал дикий, оглушительный, хриплый крик, не похожий на членораздельную речь, повернулся и собрался было бежать, продолжая издавать вопли. Тут Уаиллар не смог уже больше сдерживать себя: резкое движение — и в затылке многокожего, сразу под черепом, образовалась узкая кровавая дыра от острого конца аллэ. Многокожий рухнул ничком, вопль захлебнулся.

Воин стремительно наклонился к противнику, быстрым движением срезал уши и скрылся в ближайшей густой тени. Надо было понять, успел ли кто-то услышать вопли убитого.

Ему не повезло: послышались шум и крики, и чувство Жизни подсказало, что к открытому месту быстро приближаются чуждые существа. Проклятый многокожий успел-таки поднять тревогу. Уаиллар выбрался из путаницы загородок на край площади, прижался спиной к стене одного из здешних огромных ааи и приготовился дорого продать свою жизнь.

Но вдруг он почувствовал слабый запах Аолли — и снова вначале не поверил себе. Запах тянулся из широкого прохода между ааи круглоухих (если бы он знал их язык, он назвал бы его улицей). Запах был слабым, его забивала вонь грязных многокожих и их животных, но он был — и он вел прочь от площади.

Все остальное сразу стало неважно. Воин плавно, но быстро скользнул вдоль стены, продвигаясь в сторону, где запах любимой был сильнее. На счастье Уаиллара, круглоухие, должно быть, стекались к площади по другим улицам. Ему удалось проскочить несколько домов, когда и по этой улице приблизились, двигаясь почему-то неторопливо и очень шумно, три круглоухих. В руках у них было что-то острое, блестящее в слабом свете звезд. Они явно плохо видели в темноте; один из круглоухих нес зажженный огонь на короткой палке. Огонь больше слепил их, чем освещал окрестности. (Воин не знал, что ему не повезло наткнуться на единственный в городе патруль стражи, выдвинувшийся, чтобы проверить, кто это так кричал на площади.)

Уаиллар метнул сначала один аэ, потом другой. Третьего круглоухого он полоснул по горлу острым концом аллэ. Все трое умерли, не издав ни звука, если не считать звуки падения тел. Огонь на палке упал в лужу чего-то мерзкого (коих было там предостаточно) и там погас, зашипев, как змея эрлирау перед нападением. Уаиллар осмотрелся, используя не только зрение, но и все другие чувства, и понял, что, кроме этих троих, поблизости никого из врагов не имеется. У него даже было время срезать уши и нанизать их на лиану. Уши первого убитого, брошенное перед схваткой, воин не стал поднимать из-за брезгливости: оно тоже упало в вонючую грязь.

Быстрыми бесшумными прыжками Уаиллар побежал в направлении, которое указывал ему знакомый запах.

И вот он стоит, спрятавшись в тень, перед огромным ааи, внутрь которого ведет глубокий, чернеющий проход, перекрытый перегородкой из мёртвого дерева. Из-за неё тянет запахом Аолли, больной Аолли, несчастной Аолли, давно не мывшейся проточной водой Аолли.

Ааи тих и безмолвен, хотя Уаиллар чувствует внутри много враждебных жизней: не меньше, чем пальцев на всех его лапах. Не все они спят.

Снаружи ааи никого нет. Уаиллар решительно подходит к стене и проводит по ней когтем. Стена — не из сплошного камня, как он подумал вначале; это сильно высохшая глина, замешанная с завядшей травой, она поддаётся когтям.

Ждать больше не имело смысла, и воин, прижимаясь животом к стене и широко расставляя конечности, быстро взобрался до самого верха.

Там он быстро перевалился через невысокий барьер, ограждавший крышу ааи по периметру, и застыл в его тени. На крыше кое-где спали круглоухие, расстелив под собой сплетённый мёртвый тростник и накрывшись кусками такого же материала, из которого были их наружные неживые кожи. Никто из них не проснулся, не услышал лёгкого шума, с которым воин взобрался на стену.

В середине плоской площадки, на которой оказался воин, зиял большой провал, чёрный на фоне тёмной крыши. Уаиллар медленно, бесшумно обплывая лежащих круглоухих, перетёк к нему. Некоторые из спящих издавали странные хриплые звуки, иногда очень громкие. Уаиллар несколько раз вздрагивал от этого и хватался за ножи, но никто из лежащих на крыше пока не проснулся.

Воин осторожно заглянул внутрь провала. Там было чистое, пустое пространство, покрытое чахлой травой, в центре которого из небольшого фигурного возвышения лилась в каменную чашу свежая вода. Под стенами вместо травы — примерно на длину копья — земля была замощена плоскими камнями. В тусклом свете звезд было трудно разобрать, нет ли в углах, где тень погуще, круглоухих. Уаиллар чувствовал их присутствие, но их было слишком много в доме, чтобы понять, где именно они находятся.

И тут он сначала почувствовал, а потом увидел Аолли. Она находилась внутри довольно тесной клетки, сделанной из прошедшей огонь красной земли. Клетка стояла в углу площадки, двумя сторонами прижатая к стенам. От неё шла сильная вонь нечистот и гниющей плоти, почти перебивавшая запах жены. Аолли спала, свернувшись, и Уаиллара захлестнули нежная жалость к ней и пылающая злость на тех, кто её пленил. Он едва не бросился к ней сразу же, но опыт воина пересилил: сначала надо было обезопасить себе спину.

Бесшумными быстрыми шагами он стал обходить крышу, прекращая жизни спавших на ней круглоухих. Он даже не думал отрезать уши; в бою бывает не до этого, и сожалеть об оставленных знаках доблести не следует.

К несчастью, крыша была большая, а круглоухих на ней много. И случилось то, чего Уаиллар больше всего опасался: один из них проснулся до того, как воин приблизился к нему достаточно близко для своего оружия. Круглоухий вытаращился на смутно видимый силуэт аиллуо, видимо, не веря своим глазам, а потом оглушительно закричал. Брошенный на пределе дальности аэ попал ему в грудь; крик захлебнулся, потом перешёл в хрип — тоже хорошо слышный.

Теперь уже медлить было нельзя. Уаиллар ещё даже не знал, как открыть клетку (с прутьями из обожжённой земли не поговоришь) и как выводить Аолли из этого двора. Времени выяснять это не осталось, надо было делать хоть что-то. Воин спрыгнул в темный провал двора и бросился к клетке.

Аолли уже проснулась, поднятая воплями, и озиралась, пытаясь понять спросонья, что происходит. Увидев Уаиллара, она издала легкий вскрик и бросилась к прутьям решетки. В считанные мгновения воин оказался рядом с ней; он провел пальцами по щеке жены и бросился ощупывать прутья, пытаясь понять, как открывается клетка. Аолли метнулась к её другой стороне, показав жестом, чтобы воин шел за ней. Там часть решётки была сдвижной, она поднималась вверх. Но один из крайних прутьев сдвижной дверцы был прикреплён к соседнему пруту неподвижной части довольно тяжёлым непонятным устройством, также из прошедшей огонь земли. Его дужка входила в два кольца: одно на подвижном пруте, второе на неподвижном. Уаиллар быстро осмотрел устройство и не смог понять, как оно действует, чтобы освободить сдвижную дверцу.

Аолли быстрым шёпотом объяснила ему, что круглоухие вставляют в прорезь устройства что-то небольшое, и дужка со щелчком открывается.

— У кого? — Спросил Уаиллар.

Аолли поняла:

— Высокий, молодой, светлая шерсть, вожак.

Меж тем вокруг двора начались шум и движение, в стене открылась одна из нескольких дверей, и оттуда выскочили три многокожих, один из которых держал в руке что-то круглое, прозрачное, с огнем внутри. И снова свет больше слепил их, чем помогал видеть.

С крыши донеслись громкие крики. Круглоухие во дворе остановились, один из них отозвался низким и хриплым рёвом. Открылась ещё одна дверь, из которой выскочили два круглоухих, один в блестящей скорлупе на груди и голове, второй с непокрытой головой и грудью, защищённой толстой мёртвой кожей копытного. В руках у них были длинные, в половину аллэ, и даже с виду острые предметы, блестевшие в свете звезд.

Никто из них пока не видел Уаиллара, скрывшегося в углу, в густой тени, Аолли отошла от прутьев клетки и стояла почти в самой её середине, прикрыв рукою рот.

Тот многокожий, который был в скорлупе, рявкнул что-то, обернувшись к двери, откуда пришел. Через несколько мгновений оттуда выбежали ещё два круглоухих, у одного в руках был уже знакомый светящийся прозрачный предмет. С крыши проревели ещё что-то; круглоухие во дворе, переговариваясь, стали группой продвигаться по мощёной дорожке, осматривая тёмные закутки у дверей и в углах. Им оставалось уже несколько шагов до клетки.

Уаиллар одним прыжком выметнулся из угла почти в центр двора, к фонтану. Четыре аэ вылетели из его руки один за другим, и три из них попали, куда он хотел. Четвертый, нацеленный в лицо круглоухому в скорлупе, пролетел мимо, потому что тот непостижимо быстро уклонился.

Один из ножей застрял в толстой коже, покрывавшей второго круглоухого. По-видимому, он не пробил её, потому что круглоухий, двигаясь плавно и быстро, как опытный воин, стал смещаться влево и сближаться с Уаилларом. Покрытый скорлупой приближался справа.

Уаиллар метнул оставшийся нож — и на этот раз попал как раз над верхней частью грудной скорлупы, в основание шеи. Скорлупчатый многокожий схватился за шею, захрипел и стал опускаться на колени. Второй стремительно бросился к Уаиллару, размахивая своим острым предметом. Но аиллуо сделал мощный прыжок и оказался слева и чуть сзади круглоухого. Тот стал было разворачиваться, но ему явно недоставало скорости. Удар копьем, почему-то не пробивший надетую на нем толстую кожу, все-таки сбил круглоухого с ног.

И в этот момент позади Уаиллара что-то оглушительно громыхнуло. Он инстинктивно дёрнулся влево, но, видимо, недостаточно быстро: что-то горячее сильно ударило его между ушами, и наступила чернота.