Пять баксов для доктора Брауна. Книга первая

Часть третья Из главы четвертой

В девять часов двадцать минут Джейк Саммерс и Дюк Маллоу вышли в центр небольшого крытого павильона с большим залом и приготовились дать клятву никогда больше не брать в рот и капли спиртного.

- … и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлищ. И поставит овец по правую Свою сторону, а козлищ — по левую, — завел председатель, высокий худой человек.

Шея председателя была длинная, тонкая. Уши большие, оттопыренные, с длинными мочками. Глаза смотрели одновременно строго и с состраданием. Зеленый галстук «бабочкой» украшал мелкий белый горошек.

Компаньоны с трудом удерживались от смеха. Выручала только мысль: а вдруг где-нибудь в зале сидит Форд? Или, что скорее всего, какой-нибудь дознаватель, что потом пойдет и расскажет шефу все как было? Тут лица двоих джентльменов сделались не только серьезными, но и весьма кислыми.

- Начинайте, — произнес женский голос.

- Клянешься ли ты, Джейк Саммерс, никогда больше не брать в рот ни капли спиртного? — торжественно спросил председатель.

«Не клянись!» — мелькнуло в голове сына баптистского пресвитера. — Не лги!»

- Ничего, не впервой, — пробормотал Д.Э.

- Клянусь, — спокойно ответил он. Председатель кивнул.

Джейк вгляделся в лица присутствующих, но Найтли не увидел.

- Клянешься ли ты, Мармадьюк Маллоу, — снова спросил председатель не менее торжественно, -…

- Одну минутку! — раздался громкий бодрый голос.

Плотное кольцо людей заволновалось, раздалось, и в зал ворвался профессор Найтли, таща за руку очень молодую и очень худенькую девушку в круглых очках.

- Я тоже должен дать клятву вместе с ними! — твердо заявил профессор.

- И я! — сказала девушка.

- Вот как? — опешил председатель. — Это очень похвально. Но вы нарушили порядок церемонии.

- Сожалею, — поклонился профессор, — но я, видите ли, считаю себя виновным в неприятностях этих молодых людей.

- О, — приподнял брови председатель, — это несколько меняет дело. А вы? — обратился он к девушке в очках.

- А я — его жена, — весело сказала та.

- Хм-м, — смутился председатель, оглядев супружескую пару.

Девушке по виду не исполнилось и двадцати.

- Что скажут члены правления? — воззвал председатель. Темноволосый мужчина с жестким лицом и дородная

дама в зеленом с кружевами балахоне пошептались.

- Мы не возражаем, — вынесли они вердикт.

- Если, конечно, эта юная леди действительно замужем за…. - дама сурово посмотрела на девушку сквозь лорнет.

Та поправила очки совсем школьным жестом.

- Действительно, — улыбнулась она.

- Ну что же, — продолжала дама, не переставая буравить девушку пронизывающим взглядом, — я полагаю, принимая во внимание добрую волю вновь прибывших, можно сделать исключение из обычных правил.

На словах «добрая воля» Д.Э. поежился. Не прошло еще и часа с момента, как они с Дюком разыскали эту самую полную даму и заявили о своем желании «по доброй воле вступить в Общество Трезвости». Дама окинула их этим своим взглядом, но, подумав, кивнула и записала их имена в толстый журнал, лежавший раскрытым на ее столе. Компаньоны заплатили по два доллара пятьдесят центов членских взносов и были допущены в зал, где проходили собрания.

- Хорошо, — кивнул председатель, — в таком случае, господа, впишите свои имена в нашу книгу, и подождите своей очереди.

Пока профессор со своей спутницей вписывали имена в книгу, Дюк Маллоу тоже поклялся в том, в чем был уверен с точностью до наоборот.

Трижды председатель поднимал правую руку вверх и трижды призывал "Отрекайся от вина!"

- Отрекаешься ли ты, Найджел Найтли…? — спросил председатель.

Профессор отрекся.

- Отрекаешься ли ты, Люсинда Найтли…?

- Отрекаюсь, — отвечала Люсинда Найтли.

Так четыре человека согрешили в этот вечер не только трижды, но и еще дважды: клятвой (ибо сказано: «не клянись») и ложью (ибо сказано: «не лги»).

Как только с церемонией было покончено, все четверо поспешно покинули Общество. Но не успели завернуть за угол, как их остановили.

- Кошелек или жизнь! — невысокая девушка наставила на Люси сложенный зеленый зонтик, как если бы у нее в руках был револьвер. — Люси Майлз, это ты, лопни моя селезенка!