Пять миль

Глава 13

Через некоторое время после нашего странного обмена мнениями я прихожу в себя, и Джейс выводит машину обратно на оживленную автостраду. Не спрашивая меня, он молча останавливается на заправке в нескольких милях вниз по дороге.

— Иди умой лицо, — говорит он. — Ты вся в пятнах. Дорнан убьет меня, если подумает, что я заставил тебя плакать.

Он снова любезен со мной, и это еще хуже, чем если бы он был груб со мной. Теперь мне кажется, что я манипулировала им, чтобы он отменил свои подозрения, хотя и временно, устроив истерику в его машине.

Правда в том, что я сдерживала эти слезы очень, очень долгое время. Шесть лет, если быть точной.

Я умываю лицо и вытираю его насухо бумажным полотенцем, после чего наношу макияж.

По дороге к месту назначения мы больше ни о чем не говорим. Через некоторое время Джейс притормаживает машину и сворачивает на большую круговую подъездную аллею перед впечатляющим особняком, усеянным мотоциклами братьев. Мы находимся всего в нескольких милях от мексиканской границы, и я задаюсь вопросом, нет ли в этом доме секретного туннеля или чего-то подобного, ведущего на другую сторону. Вскоре я отбрасываю это подозрение, когда вижу пожилого мужчину, который стоит на балконе второго этажа и разговаривает с Дорнаном.

Эмилио.

— Где мы? — спрашиваю я Джейса, глядя на двух мужчин, которые курят сигары и оживленно размахивают руками.

— Это дом отца Дорнана, — говорит Джейс, глядя на мужчин с нечитаемым выражением лица.

— Значит, он твой дедушка? — спрашиваю я, хотя и так знаю. Я встречала этого человека. Человека в тени, который охранял двери и молча наблюдал с края сцены в Va Va Voom, когда Дорнан и его сыновья забрали у меня все шесть лет назад.

— Наверное, да, — говорит Джейс, явно не в восторге от этой информации.

Джейс не делает движения, чтобы выйти из машины, поэтому я тоже не делаю. Я мысленно фиксирую в памяти свое окружение, на случай, если мне понадобится использовать эту информацию позже. На каждом углу квадратного участка земли стоят высокие башни, на каждой из которых сидит охранник в черном одеянии и с пулеметом наперевес.

Восхитительно.

Джейс поднимает руку, чтобы открыть свою дверь, и я протягиваю свою, останавливая его.

— Подожди, — тихо говорю я. Он поворачивается ко мне, его лицо пустое, маска.

Я беру ближайшую ко мне руку и ласково сжимаю ее.

— Просто... я бы хотела, чтобы все было по-другому, понимаешь?

Он смотрит вниз на мою руку, затем кладет свою вторую ладонь сверху и нежно похлопывает меня.

— Да, — говорит он, с выражением покорности в глазах.

Он выходит из машины, и я медленно следую за ним, крепко прижимая к себе сумочку.

Здесь, в Тихуане, жарко, духота и смог. А я-то думала, что в Лос-Анджелесе проблемы со смогом. Он не сравнится с густым, спертым воздухом, который прилипает к моей коже и заставляет меня чувствовать себя грязной, как только я выхожу из машины. Полагаю, это реальность того, что каждый час тысячи машин проезжают через узкий пограничный переход.

Дорнан замечает нас и приветствует нас движением подбородка, делая затяжку сигарой, слушая, как говорит его отец. Я быстро оглядываю Эмилио, отмечая его дорогой дизайнерский костюм и седые волосы, и удивляюсь, как сын итальянского наркобарона стал президентом байкерского клуба Братья Цыгане.

Но я, конечно, знаю. Я точно знаю, как он это сделал. Он просто убивал и убивал, пока не получил всю власть. Это самый простой способ подняться на вершину.

Устранить конкурентов.

Джейс поднимается по длинной лестнице из гладкого камня, ведущей к двойным входным дверям, и ждет, пока я догоню его, прежде чем он постучит. Молодая девушка, одетая в черно-белую униформу горничной, открывает дверь еще до того, как его рука снова опускается. Я догадываюсь, что они ждали нас.

— Они наверху, — говорит девушка, указывая на витиеватую лестницу перед нами, которая поднимается на второй этаж.

Прежде чем подняться по лестнице, мы проходим через причудливо выглядящее фойе, и я думаю, была ли я когда-либо в доме, через который протекало столько денег, как через этот. Это грязные деньги, хотя - об этом можно судить по ошметкам штукатурки, выбитой из стен, в которых так явно видны пулевые отверстия, и по тому, как горничная суетится вокруг, словно ее жизнь зависит от уровня ее работы. Возможно, так оно и есть. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что она, вероятно, какая-то рабыня. Запертая в этом доме и принадлежащая Эмилио. Он такой же больной ублюдок. В детстве я всегда боялась к нему подходить.

Когда мы поднимаемся по лестнице, я вижу Дорнана через открытую дверь. Он все еще стоит на балконе, разговаривая с отцом, но останавливается, чтобы подмигнуть мне. Во мне что-то всколыхнулось, и я подмигнула ему в ответ, чувствуя, как адреналин заново бурлит в моих венах.

Он отрывается от отца и идет внутрь, его сигара все еще во рту. Он несколько раз затягивается сигарой, затем убирает ее и щелкает пальцами другой руки, чтобы привлечь внимание остальных братьев, которые стоят и слоняются по большой официальной гостиной, выглядя сердитыми и скучающими.

Эти братья всегда выглядят скучающими.

Джейс вбегает в комнату рядом со мной.

— Извини, пап, - говорит он. — Дерьмовые пробки.

Дорнан кивает, пожимая плечами.

— Невозможно проехать на машине посреди всех, как на байке, — говорит он, успокаивая Джейса, который заметно расслабляется.

— Внимание, — говорит Дорнан, и каждый сын обращает свое внимание на него. — Нонно хочет кое-что сказать вам всем.

Эмилио входит в комнату с балкона, его сигара в руке сбоку. Он проходит мимо Дорнана и останавливается передо мной, окидывая меня взглядом, как будто я кусок убитого на дороге мяса, от которого воняет.

— Кто она, блядь, такая? — спрашивает он с тяжелым итальянским акцентом, дыша мне в лицо грязным сигарным дымом. Его золотой зуб сверкает в солнечном свете, проникающем в тусклую комнату, и мне приходится бороться, чтобы не вздрогнуть. Я так хорошо помню этот зуб, эту злую ухмылку.

— Сэмми, — осведомляет его Дорнан.

— И? Какого хрена она делает в моем доме?

— Падре, пожалуйста, — говорит Дорнан, отстраняя его. — Сэмми, спускайся вниз. Эмануэла покажет тебе, где нас ждать.

Я поворачиваюсь на каблуке и выхожу из комнаты, закрывая за собой дверь, на моих губах играет призрак улыбки.

Час спустя я стою на балконе, выходящем из большой гостевой спальни, которая кажется холодной словно больничная палата, все стены белые и высокие потолки. Солнце начинает блекнуть на горизонте, и я могу только предположить, что Дорнан и его сыновья либо планируют нанести удар сегодня вечером, как только стемнеет, либо подождут до утра. Если они нанесут удар по складу колумбийцев сегодня вечером, я упущу свой шанс уединиться с их мотоциклами и подложить свои бомбы, и все это будет напрасной тратой времени.

Боже, надеюсь, я смогу остаться наедине с этими мотоциклами на пять чертовых минут.

Жду. Наблюдаю за дверью. Самодельные бомбы Эллиота прожигают дыру в моей сумке, или, по крайней мере, так кажется.

Это все еще так рискованно. Я знаю, что, несмотря ни на что, я не могу присоединиться к ним в поездке. Даже если у меня есть поддельный паспорт, что вполне возможно, если мне придется приблизиться к этому пограничному переходу, меня обнаружат. Возможно, я смогу обмануть Дорнана и его сыновей, но я не смогу обмануть собак-ищеек, сканеры и вооруженных полицейских.

Я слышу шаги у двери и понимаю, что это Дорнан, еще до того, как он появляется в дверном проеме. Что-то в его походке, в том, как его ботинки стучат по полу, в наглом высокомерии, которое говорит, что он хозяин везде, где бы он ни был, - все это вибрирует в каждом его шаге.

Что ж, эти шаги сочтены. Сегодня он умрет. И мой кошмар наконец-то закончится.

Он закрывает за собой дверь и с грохотом опускает рюкзак на кровать. Не говоря ни слова, он подходит ко мне сзади и прижимается своим твердым телом к моей спине.

Он просовывает одну руку под мою рубашку, играя с моим соском, и сжимает мой подбородок большим и указательным пальцами другой руки. Притянув меня к себе, он поворачивает меня лицом к себе, его угольные глаза горят жаждой мести.

— Похоже, кто-то украл ваши байки, — говорю я, жестом указывая на пустую подъездную дорожку. Конечно, их не украли; я видела, как Донни и Джейс несколько минут назад выкатили их за угол и скрылись из виду.

— Они заперты в гараже на ночь, — говорит Дорнан. — Нам не нужно, чтобы кто-то увидел нас здесь и опередил.

В гараже. Спасибо, сэр, за эту важную информацию.

— Я ждала тебя, — говорю, прежде чем он прижимается своими губами к моим. У него вкус пива и сигары, не совсем неприятный вкус, но, конечно, неприятный, потому что это он.

— Да? — урчит он, в его горле мед и гравий. Я не могу поверить, что это будет последний раз, когда я слышу его голос. В последний раз, когда он положит на меня свои руки. Последний раз, когда он открыто ласкает меня на балконе, где нас может увидеть любой.

— Ммгм, — отвечаю я, проводя языком по его губам, чувствуя себя немного не в своей тарелке от того, как сильно его приближающаяся смерть заводит меня. Господи Иисусе, как же я запуталась в себе.

Он расстегивает верхнюю пуговицу на моих джинсах и медленно тянет молнию вниз, просовывая руку в джинсы и оттягивая трусики в сторону. Я уже вся мокрая, возбужденная перспективой того, что его жизнь в моих руках, а не наоборот.

— Ах, — задыхаюсь я, когда он проталкивает свои пальцы внутрь меня.

— Так чертовски туго, — стонет он, быстро работая пальцами. Мои щеки пылают, когда я бросаю взгляд по сторонам, отмечая, что нас может кто-нибудь увидеть.

Он вынимает пальцы и хватает меня за руку, затаскивая внутрь.

— Разденься, — приказывает он, расстегивая молнию на джинсах и лаская свою эрекцию. Я делаю, как он говорит, бросаю рубашку и джинсы в угол, так что на мне остается только лифчик.

— Ложись на живот, — приказывает он. — Попку вверх. — Я делаю, как он говорит, повинуясь, всегда повинуясь.

Но ненадолго.

Я лежу и жду его следующего движения, моя киска пульсирует при мысли о том, что сейчас произойдет.

Он не разочаровывает. Он наклоняется ближе и вводит себя в меня, и я вскрикиваю, наполненная до отказа самим дьяволом внутри меня.

Несколько сильных толчков, и он внезапно выходит, дергая меня за руку так, что я переворачиваюсь на спину.

— Шире, — говорит он, раздвигая мои колени до боли в бедрах. Он погружает в меня свой член, сильно и быстро, и вскоре он вздрагивает, и замирает, его глаза закатываются, когда он извергает в меня свою сперму.

В последний раз. Боже, я надеюсь на это.

Мы дремлем, переплетенные в телах друг друга, или, по крайней мере, он дремлет, а я притворяюсь. Я лежу так несколько часов, туманные последствия секса выветриваются и оставляют после себя грусть и отчаяние. Внезапно я чувствую, что у меня сейчас случится чертов срыв, и втягиваю воздух, пытаясь остановить слезы.

Но они приходят, стекая по моему лицу огромными водопадами. Я так привыкла трахать человека, который изнасиловал меня и разрушил все, в своем стремлении уничтожить его, что забыла, что такое нормальные чувства.

Именно в этот момент я понимаю, как сильно я себя ненавижу. Неудивительно, что и Эллиот, и Джейс не выносят меня и то, что я сделала. То, как я жила. То, как я никогда не позволяла себе думать дальше следующего трупа, но сейчас я думаю об этом, и это выглядит так же мрачно, холодно и неумолимо, как глаза Дорнана, когда он смотрит на меня.

И тогда я понимаю, что даже когда Дорнан и его сыновья умрут, я не избавлюсь от этого ужасного чувства, которое пронизывает каждую клеточку моего тела.

От этой грязи.

Если бы я была одной из тех стереотипных жертв изнасилования в телесериале, я бы отмыла себя от грязи и выплакала все свои глупости в обжигающе горячем душе, но я делала это миллион раз за последние шесть лет, и это никогда, никогда не помогало.

Поэтому вместо этого я делаю то, что поможет мне чувствовать себя лучше. Я осторожно выпутываюсь, стараясь не разбудить спящего Дорнана, и на цыпочках пробираюсь в ванную. После того, как я побрызгала водой на лицо, мне стало немного легче. Я изучаю свою обнаженную фигуру в большом зеркале за раковиной, и все еще вижу ребра и тазобедренные кости, которые болезненно выпирают. След от укуса на моей груди стал фиолетовым и покрылся синяками, выглядя аляповато по сравнению с остальной кожей. Я потеряла тот загар, который был у меня, когда я приехала в Лос-Анджелес, и моя кожа выглядит просто бледной и нездоровой.

Я бесшумно одеваюсь, натягиваю через голову черную ночную рубашку и, используя свои навыки ниндзя, бесшумно беру сумочку. Тяжелая взрывчатка ударяется друг о друга на дне сумки, и я бросаю взгляд на Дорнана, чтобы убедиться, что он все еще крепко спит. Он не двигается, и я медленно и бесшумно шагаю к двери, не отрывая взгляда от его лица.