Пять миль

Глава 6

Девушек бесцеремонно выставляют за ворота, а меня Дорнан ведет (ладно, тащит) вниз по лестнице и вверх по коридору. Неясно, закончился ли мой собственный допрос или просто переместился в другое место, но, по крайней мере, девушки вышли из клуба и могут убежать далеко-далеко.

Он практически забрасывает меня в свою спальню, следуя вплотную за мной. Захлопывает дверь, когда я спотыкаюсь, стараясь не упасть лицом в пол.

— Что, блядь, произошло прошлой ночью? — спрашивает он. — Если я узнаю, что ты имеешь отношение к смерти Макси..., — он делает паузу, так как следующее слово не хочет складываться на его губах.

— Сдохнешь, — наконец удается ему, — Я содрал бы твою плоть с твоих гребаных костей, пока ты смотришь.

Я выдавливаю слезу ему на радость.

— Я обещаю тебе, что не имею к этому никакого отношения. Макси так много нюхал, и даже когда у него пошла кровь из носа, он не остановился.

Дорнан рычит.

— Почему ты не пришла и не позвала меня?

Я смотрю на пол. Хороший вопрос, засранец.

— Он не позволил мне уйти, — отвечаю я. — Мне было страшно. Я не хотела его злить.

Он склоняется надо мной на кровати, его большое тело заслоняет мое. Я отгоняю воспоминания о том, как шесть лет назад меня прижали к полу, когда я кричала, но страх все еще остается реальным и живым существом внутри меня, заставляя меня дрожать под его весом.

— Я не знала, что делать, — умоляю я, широко раскрыв глаза. Он издает низкий рык, когда одна горячая рука обхватывает мое горло, слегка сжимая его, и которая сжимается все туже и туже, пока я не перестаю дышать и вижу звезды перед собой.

Что-то меняется в его выражении лица. Возможно, это тот факт, что он видит, что я теряю сознание, потому что он послабляет свою хватку и выпрямляется, разочарование видно на его лице, когда он расхаживает по маленькой комнате.

— Расскажи мне, что именно произошло, — говорит он. — С того момента, как ты вошла в его комнату, и до того момента, как ты вышла. И Сэмми?

Его лицо ужасает.

— Если ты мне солжешь? В следующий раз я не отпущу. В следующий раз я буду сжимать тебя, пока твоя гребаная шея не сломается в моих руках.

Я не сомневаюсь в нем, и мне еще раз напоминают об опасной игре, в которую я здесь играю. Как русская рулетка, только патронов в пистолете больше, и я - девушка, которая держит пистолет у своей головы, отчаянно надеясь услышать пустой щелчок каждый раз, когда я нажимаю на курок, вместо того, чтобы мои мозги брызнули на стену позади меня.

Я рассказываю ему историю, и это именно история, потому что все это неправда. Конечно, я добавляю части о таблетках и потерявших сознание девушках, но на этом моя правда заканчивается.

— Макси был так зол, когда они обе потеряли сознание, — закончила я, после того как говорила и говорила, пока он ходил по комнате. — Он хотел, чтобы я осталась, потому что они не просыпались. Он кричал, у него шла кровь из носа, и он заставил меня нюхать кокаин! — Слова вылетают у меня изо рта, и я думаю, что он, должно быть, купился на мое выступление, потому что его руки больше не обвивают мою шею.

И все же.

— Как кто-то может заставить тебя нюхать кокаин? — спрашивает Дорнан.

Я смотрю в его черные глаза, эмоции во мне борются. Мстительная гордость воюет со страхом внутри меня.

— Они зажимают твой рот и заставляют тебя вдыхать через нос, — говорю я в пустоту, а в голове всплывают воспоминания о том, как я сама проделала это с Макси.

— Он был таким сильным, — добавляю я, понимая, что сейчас выгляжу слабой и уставшей. — Не таким сильным, как ты, Дорнан. Но все равно слишком силен, чтобы я могла его остановить.

Дорнан поворачивается и бьет зеркало в полный рост, висящее на стене рядом с кроватью, осколки стекла падают на пол, заставляя меня вздрогнуть.

— Если эти колумбийцы действительно пытаются начать войну, — мрачно говорит он, — То они чертовски долго бездействовали.

Я смотрю вниз на разбитое зеркало и кровь, капающую с его костяшек пальцев, и отвечаю ему:

— Зачем им что-то начинать?

Дорнан останавливается, проводит рукой по своим темным волосам. Он выглядит ужасно. Я пытаюсь представить, что бы сделала в такой ситуации заботливая девушка? Ладно, шлюха. Я не хочу обнимать этого ублюдка. Я могу трахать его как угодно, но я не могу его обнимать.

Он рухнул в кожаное кресло с высокой спинкой в углу комнаты - чертов трон для короля, который стремительно теряет контроль над своим королевством.

Что может привязать меня к нему сейчас?

Сигареты. Да.

Я замечаю пачку сигарет, которую он бросил на тумбочку, и тянусь к ней, доставая одну сигарету и черную латунную зажигалку с драконом, вырезанным на лицевой стороне. Я зажигаю сигарету между зубами и делаю затяжку, делаю два шага к тому месту, где он сидит, опускаюсь на колени, кладу руки ему на бедра.

— Вот, малыш, — говорю я, беря сигарету и поднося ее к его губам.

Он затягивается, его черные глаза смотрят на меня со смесью, похоже, любопытства и тонко завуалированной ярости. Я снимаю футболку, и на мне остается только лифчик, прижимаю хлопок к его кровоточащей костяшке.

Я смотрю на него сквозь ресницы, моя вторая рука на его молнии. Я осторожно тяну ее, проникая рукой в его брюки, ища его отвлекающий маневр. Несколько осторожных поглаживаний, и он становится твердым, его член вырывается из штанов. Его лицо ничего не выражает, бесстрастное, он продолжает затягиваться сигаретой. Я сжимаю руку в кулак и начинаю скользить по его члену вперед-назад, необрезанная плоть поднимается вверх, прикрывая головку, и опускается обратно с каждым осторожным движением.

Я смачиваю губы и широко открываю рот, дразня нижнюю часть его твердости щелчком языка, прежде чем взять его в рот. На вкус он соленый и горький, и мне приходится мысленно подбадривать себя, чтобы не остановиться.

Давай. Ты можешь это сделать. Что такое маленький минет? Ты убийца, малышка.

Ух. Прозвище Дорнана для меня, в моем собственном сознании, в ободряющей речи, которую я даю себе, просто неправильно. Я не знаю, смеяться мне или плакать, но и то и другое было бы неуместно в роли преданной клубной шлюхи, поэтому я подавляю их, как подавляю свой рвотный рефлекс, вбирая его в горло.

Его свободная рука автоматически сжимает мои волосы, когда я вбираю его глубже, и он удовлетворенно хрипит.

— Господи Иисусе, — стонет он, низкий и грубый, как гравий и камни. — Ты сосешь член, как порнозвезда.

Я хлопаю ресницами, продолжая работать ртом и рукой над его твердостью, позволяя своим мыслям блуждать.

Я чувствую, как он понемногу расслабляется, его колени опускаются чуть шире, его напряжение ослабевает, он прижимается к спинке стула, а его моргания становятся все длиннее и сладострастней.

— Тебе лучше не лгать мне о прошлой ночи, — говорит он, и я не могу поверить, что он все еще может говорить об этом. Я принимаю это как личный вызов и сосу сильнее, сжимаю сильнее, стараюсь сильнее, чтобы довести его до грани разрядки.

Его пальцы больно дергают меня за волосы, и я борюсь с желанием отбросить его руку, когда бесчисленные волоски болезненно вырываются из моей головы.

— Ты говоришь о полномасштабной войне, Сэмми.

Я поднимаю голову, чтобы произнести ответ, но он дергает меня за волосы.

— Разве я сказал, что ты можешь остановиться, сучка? — гневно требует он, притягивая мое лицо вперед на свой член так глубоко, что я задыхаюсь. Когда я делаю это, он отпускает руки, позволяя мне слегка отстраниться, я кашляю.

— Я убивал людей и за меньшее, — продолжает он, когда я понимаю намек и продолжаю работать ртом над ним. — Намного меньшее.

Я не получаю никакого предупреждения о том, что он собирается кончить, только через несколько секунд после произнесения этих слов, кроме пульсации в нижней части его члена, когда он еще больше напрягается, а его пальцы в это время впиваются в мой скальп. Сперма попадает на мой язык и на заднюю стенку горла, она заполняет мой рот, пока он кончает.

Я думаю о Майкле, невинном молодом человеке, которого Дорнан застрелил в порыве ревности и похоти, когда сглатываю порцию спермы, которую он только что выплеснул мне в рот.

— Я знаю, — отвечаю, вытирая рот тыльной стороной ладони и откидываясь на пятки.

Он тяжело вздыхает, прижимая ладонь к моему лицу, когда встает. Я понимаю намек и отскакиваю с его пути, когда он проходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь, ярость из-за его извержения мне в рот проникает и несется по моим венам. Засранец.

Мне так хочется прополоскать рот, но я слышу, как работает душ, и знаю, что Дорнана это не впечатлит. Я осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, чего угодно, чтобы удалить вызывающий рвотные позывы вкус из моего рта. Мой взгляд останавливается на шкафу, где, как я знаю, Дорнан хранит свое любимое дорогое пойло.

Я тихо открываю шкаф и роюсь в нем: кожаные куртки и сапоги аккуратно сложены. Этот мужчина дотошный не только в этом. Я смеюсь над собственной глупой шуткой, отодвигая с дороги сапоги и вещевой мешок, и наконец чувствую под пальцами холодное стекло. Я хватаю его и дергаю, обнаруживая нетронутую бутылку виски сорокалетней выдержки.

Сентиментальный ублюдок. Я точно помню, когда он купил эту бутылку, за пару недель до того, как все пошло прахом и я чуть не умерла. Это был подарок ему на день рождения от моего отца. Почему он хранил ее после предательства отца, для меня загадка, но в любом случае, она должна хранить для него болезненные воспоминания.

Ага. Этого должно хватить.

Я откручиваю крышку, нарушая сорокалетнюю печать, и бросаю крышку на пол, закрываю шкаф и занимаю место посреди кровати. Я делаю долгие, обжигающие глотки виски.

Когда пятнадцать минут спустя Дорнан выходит из ванной, я даже не пытаюсь спрятать драгоценный напиток в руке.

Может быть, я устала.

А может, сейчас мне просто наплевать.