«Отец мой был очень серьезным и далеким от искусства человеком, — вспоминает писатель. — Проведав, что я тайком кропаю пьесы, он назвал мои опыты баловством и пустой тратой времени. «Вот если бы десятину-другую пшеницы вырастил, чтоб прокормить этим нашу семью, вот тогда я б зауважал тебя», — сказал он. Отнял тетрадку и вручил мне лукошко. Прокормить нашу семью, конечно, было непросто — я был в ней восемнадцатым ребенком…
На веку своем не много я посеял зерна, но шагать по полю с лукошком, сеять, полоть, жать и молотить — все это куда проще, чем дать жизнь хотя бы одной пьесе…» Так говорит о себе и своем творчестве Зот Тоболкин.
Действительно, путь драматурга к первой его пьесе был не простым.
Первое знакомство с драматургией состоялось в школе. В шкафу, на который никто не обращал внимания, ученик третьего класса Зот Тоболкин увидел несколько томов Собрания сочинений А. Н. Островского. «Прочел «Снегурочку» и очень удивился: сказка, вымысел, какой-то особый, возвышенный мир. И в то же время — все, как в жизни: и весна такая же, как в нашей деревеньке, и вся природа, — вспоминает писатель. — И герои сказки — те же люди, что живут тут, рядом, на соседних улицах… Залпом прочел все эти книги, с тех пор нет для меня в литературе ничего дороже, нет ближе моему сердцу драматурга, чем Островский.
Вскоре попробовал сам написать пьесу, поставили ее на нашей школьной сцене. Никак не думал, что когда-нибудь займусь этим делом всерьез. Шла война, и писал я, конечно, о ней, о том, как чувствовали мы ее тут, в деревне: на войну ушли девяносто три наших мужика. Восемьдесят семь из них не вернулись домой.
Окончил начальную школу, работал в колхозе трактористом, слесарем, много профессий пришлось изучить. Отслужил в армии. И задумал… писать роман».
Именно роман, ибо то, что так волновало, что переполняло его воображение, требовало поистине объемных повествовательных форм.
С детства слышал он рассказы старших о бурных 20-х и 30-х годах, о коллективизации, об острых классовых схватках на Тюменщине. То было время, когда он еще и не родился, но будущему писателю казалось, будто он пережил его вместе со своим народом. В том, что происходило на родной его сибирской земле, он видел события большого исторического значения. Спешил выведать у стариков все, что те помнили, проверял, уточнял факты. Пристально всматривался в участников отгремевших боев, находя в них прототипов своих будущих героев.
Так Зот Тоболкин начал писать роман «Припади к земле». И само это название стало как бы символом всей его творческой деятельности.
Он продолжал работать над романом, будучи студентом журналистского отделения Свердловского университета, завершал свою «сибириаду», уже став опытным журналистом. Около двадцати лет отдал писатель своему первенцу, своей, как он сам считает, «главной книге».
В предисловии к изданию романа («Современник», 1976) критик А. Н. Анастасьев так характеризовал писателя: «Зот Тоболкин и его герои — сибиряки во всем: в языке, в нравах и повадках, в окружающей их природе, в труде. Любовь и вера в людей, на долю которых выпали тяжелые драмы и испытания, — вот главенствующая нота романа… Он не подсказывает читателям своих оценок героев — в каждом из них он раскрывает человеческие пружины действия и поступков, он эпически объективен, и в этом, мне кажется, правда и сила его произведения».
Правда и сила. Пожалуй, именно в этих словах — весь Тоболкин. «Хочу видеть на сцене живых людей с их горем, с их счастьем, с их неповторимой судьбой». В этом признании — целенаправленность всей его драматургии.
В его пьесах много солнца, они поэтичны, музыкальны, согреты деятельным стремлением людей к счастью. Но житейский путь героев, как правило, нелегок — именно в трудностях драматург выявляет силу и мужество человека, его способность решать сложные этические и общественные проблемы. Эта особенность драматурга Зота Тоболкина выявилась уже в первых его пьесах.
Сегодня можно заметить и другую особенность творчества Тоболкина. Все его произведения — и прозаические и драматургические — все, что написано писателем, как бы связано воедино. Словно автор всю жизнь пишет одно огромное литературное полотно, в котором — жизнь дорогого его сердцу русского народа.
Персонажи наиболее известной драмы Тоболкина «Баня по-черному» («Сказание об Анне») — это как бы дети и внуки героев романа «Припади к земле». И действие развивается в такой же, как в романе, деревушке, затерявшейся где-то на севере России. И герои пьесы — все те же крутые характерами, но сердечные и мужественные сибиряки.
В романе они боролись за создание первых колхозов. Бой шел часто на своем дворе, в своем доме. Приходилось браться и за оружие, сталкиваясь с тем, кто жил рядом, считался «своим», но пытался мешать строительству новой жизни.
Герои пьесы «Баня по-черному» — и те, кто ушел на фронт, и те, кто, оставшись дома, всеми силами помогает делу победы. Что стало с глухой деревушкой, расположенной далеко от линии фронта? Казалось, сюда не долетают зловещие раскаты войны. Но именно тут увидел художник кровоточащий огневой рубеж — он прошел через сердца его героев. Смерть пришла и сюда, в скромное и трудолюбивое, каких много на Руси, семейство Анны. Три сына и муж, крепкие, справные мужики по зову Родины один за другим покидают родной дом, уходят на войну. И вот уже чернеют топоры их, четыре в ряд, воткнутые во дворе…
Драматизм художник оттеняет светлыми, жизнелюбивыми красками. Герои его — простодушные, чистосердечные, но и весьма своеобычные люди. Им свойственно и хлесткое словцо, и игривое лукавство, и молодецкое удальство. Рождение внука в горькие дни войны — светлый символ будущего семьи Анны.
Как правило, писателя интересуют люди с открытым и цельным характером. Умение создать многокрасочный, остроиндивидуальный портрет персонажа привлекало и в ранних, прозаических его произведениях. В пьесах это свойство таланта Тоболкина утвердилось как одно из основных. И пожалуй, наиболее яркими в галерее созданных им сильных и оригинальных драматических характеров является образ Анны, героини пьесы «Баня по-черному». Эта мужественная русская женщина — живой пример великого противостояния злу, символ непобедимости жизни.
Жизнеутверждающей идеей пронизана и драматическая поэма «Песня Сольвейг». Совсем иной характер, иная и судьба героини: ленинградская учительница, приехавшая в далекое ненецкое стойбище. Хрупкая поэтичная девушка вступает в единоборство с главой стойбища, с всемогущим шаманом. Маша борется против невежества и изуверства; хотя она и погибает в неравной битве, жизнь в стойбище идет уже по-новому. «Главный свет в человеке — свет его души», — говорит Маша. Свет ее души помогает ненцам строить новую жизнь.
Образ Маши — это торжество высокой идеи, торжество светлой человеческой личности. Маша — сама естественная доброта и интеллигентная деликатность, но это и смелый, решительный человек. Лейтмотивом драматической поэмы писатель избрал «песню Сольвейг», хотя и нет в пьесе сюжетного мотива, аналогичного теме ибсеновской героини, ее верности в любви, ожидания своего избранника. Но как же оказался прав драматург, обратившийся к поэтическому образу Сольвейг: чистая и святая мысль о верности, заложенная в этом бессмертном характере, вырастает в образе Маши в великий смысл служения высоким общественным идеалам, верности своему народу.
Через всю пьесу проходит полное драматизма столкновение двух братьев — старшего, шамана Ефима, и младшего, охотника Матвея: два ярких, самобытных характера, два мировоззрения; трагедийный их конфликт воспринимается как достоверная история, как одна из живых страниц великих битв гражданской войны.
Первую постановку этой пьесы осуществил к XXVI съезду КПСС московский театр «Ромэн», здесь она идет под названием «Братья».
Конфликт между братьями составляет одну из основных сюжетных линий пьесы. Матвей — лучший охотник в стойбище, он, оказывается, еще и талантливый художник; Маша помогает ему отправиться в город учиться.
У Ефима же одна страсть — единолично верховодить неграмотными ненцами.
«Ты скользкий, — говорит брату Матвей. — Я твой враг. Враг с того дня, когда понял, что ты подлый». Ефим и не отрицает — у него и на это есть своя «философия»: «Один добро делает, другой — пакости. Оба живут».
По указке Ефима ненцы загнали оленей в священное озеро. Погубили стадо. А обвинили в этом создателей колхоза. Хитро, подло действует Ефим. По его плану убили Машу.
Спор братьев продолжает сама жизнь: на месте глухого ненецкого стойбища вырос оленеводческий совхоз. «А в школе учатся дети тех детей, которых учила Маша, — говорит Матвей сбежавшему из заключения брату. — Ты не смог остановить жизнь, Ефим. Зря старался».
Обе эти пьесы — мужественные поэмы о жизни, о столкновении света и тьмы, добра и зла.
Добро — вот в чем единение идейного и нравственного начал, как бы утверждают герои этих пьес. Добро по отношению к близким, к своему народу, к родине. Более всего писатель ценит в людях талант душевного тепла, проявление человеческой сердечности. Он видит этот талант в открытости и щедрости чувств, царящих в семье Анны, в делах колхозников, живущих общими интересами. Выразительна сцена, в которой они собирают немудреные свои дары для отправки на фронт. Анна снимает с руки самое заветное — обручальное кольцо и отдает в помощь делу победы над врагом. В решительный момент в каждом советском человеке пробуждается его гражданственное сознание. Такова, по мысли писателя, сама природа духовности людей социалистического общества. Анна — в первых рядах тружениц, заменивших ушедших на фронт мужчин и взваливших на свои плечи самую тяжкую сельскую работу. И это не только житейская необходимость — в том видит Анна свою личную сопричастность трудной судьбе сыновей и мужа.
В том же гармоническом слиянии гражданственного и этического — сила и обаяние образа Маши. Ее вдохновенный образ, как и весь материал пьесы «Песня Сольвейг», можно зримо представить не только в сценических формах драматического театра, но и в героико-поэтическом решении музыкального спектакля.
В пьесах Тоболкина часто встречаются люди талантливые, стремящиеся к творческому совершенствованию. Это и сыновья и муж Анны («Баня по-черному») и молодой ненецкий охотник Матвей («Песня Сольвейг»). И юный герой пьесы «Жил-был Кузьма», перенявший от отца мастерство резьбы по дереву. Фигурками своих четвероногих дружков он щедро одаривает всех, кому они по душе. Присмотритесь к жизни, действительно, щедрость, доброта, как правило, — это свойства людей талантливых.
«Человек лет двенадцати-тринадцати» — так уважительно называет драматург героя пьесы «Подсолнух». В феерических сновидениях Егор устремляется ввысь, по пути легендарного Икара, к солнцу. Говоря о мечтаниях своих героев, автор утверждает веру в свершение их добрых замыслов.
Одну из пьес драматург так и назвал — «Верую!». Рядом со сложной темой, связанной с несправедливостью, обрушившейся на колхозника Игната Мантулина, развивается в пьесе удивительно светлая, как родниковая вода, история духовного становления его сына Григория. Талантливый парень высекает из мраморной глыбы могучую фигуру сеятеля — в ней символически выражена его любовь к отцу, ко всем честным и добрым труженикам земли.
Писателю близки и дороги его юные герои, их жажда духовного взлета; поиски своих, непроторенных дорог, как правило, связаны с родным краем, с людьми, схожими с ними в главном — в мироощущении. Пьеса «Верую!», так же как и «Подсолнух» и «Жил-был Кузьма», — это как бы единый вдохновенный рассказ о тех, кому строить будущее.
Есть среди многих пьес Тоболкина одна, особо печальная. «Журавли» — это грустная история сломанного чувства. Но — странное дело — пьеса словно пронизана ярким, искристым светом: она согрета теплом большого благородного сердца. Рассказ о молодой женщине, оставшейся верной своей первой и единственной любви, Тоболкин строит оптимистически. Любава не страстотерпица, не мученичество привлекает художника в образе этой женщины. Раскрывая величие ее неугасимого чувства, драматург показывает сложный духовный процесс героини: мы верим, что она найдет в себе силы начать новую жизнь.
Рассказ ведется на фоне задумчивой, душевной русской природы, как бы в раздумье, — автор и не скрывает своего сострадания к героине и восхищается чистотой и силой чувства Любавы.
Оптимистическая драма — так, пожалуй, можно назвать эту пьесу. Как, впрочем, и «Баню по-черному» и «Песню Сольвейг» — произведения, с наибольшей полнотой отражающие суровое, но доброе, жизнеутверждающее мироощущение писателя.
Не случайно именно в нашей литературе, в нашем театре родилась героико-революционная оптимистическая трагедия.
Есть, вероятно, принципиальная закономерность и в том, что сложнейший этот вид сценического искусства — психологическая драма оптимистического звучания — все более утверждается именно в советской драматургии. И именно в наши дни, в период мощного подъема всей общественной жизни народа. Ибо оптимизм — это одно из основных свойств советского человека, выражающее его способность трезво и мужественно решать самые сложные проблемы.
Тема женской судьбы занимает особое место в драматургии Тоболкина. Образ женщины в его пьесах овеян глубокой нежностью. При этом подчеркивается сугубо личностное, глубоко уважительное отношение автора к образу матери, жены, хранительницы семейного очага. В большинстве случаев — это скромная трудолюбивая дочь Сибири. Писатель умеет видеть (и умеет показать) и особую ее женскую стать, и свойственное ей природное чувство собственного достоинства, и непреклонное ее мужество — это подлинная хозяйка своего дома, своей земли. Рядом с замечательными образами Анны («Баня по-черному»), Маши («Песня Сольвейг»), Любавы («Журавли») это и Анисья («Подсолнух») и Клавдия («Верую!»).
Недавно драматург написал пьесу, которую также посвятил судьбе современной женщины. Драма «Про Татьяну» строится так, что поначалу увлекает не сама героиня, а судьба ее мужа, Петра Жилкина. Далее их образы развиваются как бы параллельно. В самом этом сюжетном приеме — своеобразный психологический и сценический расчет.
По мнению близких, Петр — человек непутевый, безнадежный. Таким он и сам себя считает. Бескорыстный, добрейший, но — запивоха. Часто попадает в нелепые истории, наконец угодил в места, совсем отдаленные…
На первый взгляд Петр Жилкин чем-то напоминает то ли деревенского «чудика» с недетским его простодушием, то ли баламута, озорника, нарушающего общее спокойствие, неспособного найти свое место в жизни. Одного из тех обаятельных «чудиков», что получили такое живое воплощение в рассказах Василия Шукшина.
Но Петр Жилкин — человек сложный.
Прежде всего — он талантлив. Сочиняет задушевные песни («Душа просит», — объясняет он), играет на различных музыкальных инструментах, выступает с концертами в колхозных клубах.
Он любит сына, очень любит жену, щедро помогает тяжелобольному брату, проявляет самую нежную заботу о нем.
Но все больше отгораживается от жизни. Есть, конечно, у Петра свои причины для обид. Небезызвестный композитор районного масштаба каждую субботу заявляется к нему «вроде как за фольклором… Потом фольклор этот за свои песни выдает. Недавно премию отхватил за одну песню. А песню-то эту я написал… Да мне что… думаешь, жалко? Во мне фольклору-то этого…». Непротивленчество злу — не в этом ли одна из причин трагедий этой несостоявшейся личности?
Или, может, все дело в том, что Петра не понимают близкие люди, они требуют, чтобы нашел он себе дело попроще да поближе к дому. Чтоб было, как у других, как у всех…
Может, мало иметь щедрое сердце, надо уметь видеть доброе и в других людях, уметь самому идти им навстречу…
В чем же все-таки причина обособленности Петра от людей?
Человек имел все, чтобы стать личностью общественно полезной. Но богатства его души так и остались нераскрытыми. Тема эта не просто фиксируется, драматургу мало вызвать сочувственное отношение к Петру Жилкину. Пьеса утверждает: позиция, занятая им, приносит зло не только ему самому, позиция эта антиобщественна. Отстранение от людей, от жизни вызывает не только боль, но и негодование драматурга. Ибо это ведь тоже позиция, пусть бессознательная, это тоже действие, нередко социально опасное.
Так в пьесе ставится вопрос о вине Петра перед собой, перед семьей, перед обществом. Обвинение тягчайшее.
Но, оказывается, виновата и жена. Причем не только за судьбу мужа.
В отличие от Петра Татьяне присуще чувство общественного долга, это человек высоконравственный. На наших глазах как бы идет процесс трудового совершенствования скромной труженицы, заслуженно приходит всеобщее ее признание: сегодня она — главный зоотехник комплекса, завтра — заведующая. Татьяне посвящается телевизионная передача «Современная женщина». Сама она смотрит эту передачу в опустевшем доме, в одиночестве.
А ее называют счастливой: «У тебя же все есть!..»
«Правда, мужа нет и сына нет, — горестно размышляет Татьяна. — А кроме этого все — решительно все есть…» «Счастья! Простого бабьего счастья!» — молит Татьяна у «бога» своего, директора животноводческого комплекса Игошева, и это уже будто сам крик ее души…
А тот — в ответ: «Экая гусыня! Да разве я знаю, какое оно, бабье счастье! Проси, чего полегче: оклад посолидней или должность повыше… Тут я сразу резолюцию наложу. А счастье — штука туманная…»
Многие драматические произведения посвящаются сегодня судьбам нашей современницы, проблемам соотношения личного и общественного. И на экране и на сцене драматических театров можем встретить целую галерею современных «деловых» женщин — почему-то их так и обозначают, в кавычках, хотя это действительно деловые, достойные общего уважения люди. Но не сами их высокие общественные и моральные качества являются предметом художественного исследования. У героинь этих произведений, как правило, несложившаяся личная жизнь. Стало уже почти привычным, если судить по многим нашим пьесам и сценариям, что современную деловую женщину будто и представить себе нельзя без неустроенной личной судьбы. Даже когда ее называют «самой счастливой»…
Когда же эти героини пытаются самостоятельно решать свои семейные проблемы, их называют еще и «странными». Может, интригующая эта формула (деловая, уважаемая, но — не как все, странная) поможет разобраться в сложных нравственных проблемах современности — так, вероятно, считают создатели этих фильмов и спектаклей.
Героиня новой пьесы Зота Тоболкина, Татьяна, — тоже женщина деловая, авторитетная. Но вот личное счастье ускользает из ее дома… Отнюдь не странной, а, к сожалению, весьма типической кажется драматургу судьба женщины, слишком увлеченной работой и потому не справляющейся со своими домашними делами.
Но даже не само это положение интересует писателя. Он стремится выявить процесс духовного прозрения героини, ему важно заставить ее осознать свою личную ответственность за собственную жизнь и за судьбу своих близких.
В чем причина развала ее семьи?
Автор пьесы склонен отнести этот вопрос не только к самой Татьяне. Но и к ее мужу, Петру. И к сыну их, Юрию, — почему так стремится вырваться из дома этот парень? Так и мечется он между учебой и погоней за легким заработком. Никак не наладит свою жизнь и друг семьи Жилкиных, Сергей Саввич Игошев. Может, оттого, что с каждым днем каждый из нас повышает собственные требования к близким своим? В данном случае, скорее всего, именно так. Но ведь пора бы всем нам научиться критически относиться и к самим себе! Впрочем, и этого мало: пора, давно пора переходить от критики и самокритики к делу. И не забывать, что семья, дом наш — это пусть самое малое, но очень важное, во многом определяющее, звено в общественной, государственной жизни. К такому выводу и приводит пьеса «Про Татьяну».
Приводит не сразу. Вот Татьяна отвечает сыну: «Что колыбельных не пела — прости. Так уж вышло… Не до них мне было. Надо было выстоять. И — выстояла!» Гордость ее понятна: самые тяжелые годы прожила Татьяна по совести.
Но сегодня для таких, как Татьяна, мало выстоять: «Что я знала в жизни? Работу. Одну работу. Но появился человек, Игошев, который научил меня и в этой работе находить радость. Потому что работаем-то мы для людей. Для людей. Юрка, а не для себя…» Сын же возвращает ее мысли к дому, к семье: «Ты перестала быть женщиной, мать… А ведь и добра и красива… Но где твое горе? Где радость?.. Ты плакать разучилась… Кот в избе и тот голоден. Сын в интернате. Муж на стороне жить вынужден». И именно Юрий, младший из действующих в пьесе лиц, подводит итог общим размышлениям о том, что случилось в их доме: «Благодарю, дорогие родители, за то, что вывели меня на столбовую дорогу… Широка дороженька… куда идти? Вот и мечусь я будто в буране, ищу самого себя. Вас, между прочим, тоже. Себя-то я найду, будьте уверены! Найду, чтоб мне сдохнуть! А вы поищите-ка себя!.. А сыну своему буду показывать на двух чудиков и внушать ему, как жить не надо. Вот, скажу я, сынок: это родители мои, позабывшие о своей душе. А ведь неплохие, в сущности, люди. Ты о душе, сынок, помни!..»
Смысл пьесы — не только в утверждении личной ответственности каждого. Есть в ней и как бы скрытый, но не менее важный мотив, звучание которого определишь не сразу.
Да, трудно пока что женщине у нас и на строительных участках, и в сельском хозяйстве, и особенно в животноводстве. На таких, к примеру, фермах, как та, где работает Татьяна Жилкина.
Пожалуй, впервые в нашей драматургии проблема женского труда ставится с такой тревогой. Татьяна — работница поистине тяжкого фронта, дни и ночи она в совхозе. В пьесе говорится и о расширении ее фермы и о введении технических усовершенствований всего комплекса. Только от этого не легче Татьяне — о судьбе ее, как и о жизни других, таких же, как она, работниц, пока что никто не задумывается. А может быть, именно в трудностях самих условий работы Татьяны — главная причина ее семейных неурядиц?..
Мысль эта пока не появляется у Татьяны, ее занимают сугубо личные переживания. Это, конечно, правильно — искать причины того, что случилось у тебя дома, надо прежде всего в самой себе, хозяйке. Но ведь в данном случае личная ответственность Татьяны значительно шире семейной. И может, не только она виновата в том, что происходит в ее доме. Хотя, если присмотреться повнимательнее, многое могло бы стать иным, когда бы и сама она, Татьяна, научилась подходить к домашним своим делам с позиций общественных.
Ведь Татьяна — депутат районного Совета, член правления животноводческого комплекса, активный, авторитетный человек. Кому же, как не ей, и задуматься об улучшении условий труда? О том, в частности, чтобы привлечь к тяжелой работе на ферме молодежь. Напротив, она живет навязчивой идеей заставить сына учиться в городе: «А институт ты кончишь, хоть тресни!» Неясна в пьесе судьба сына Игошева. И сам Игошев не задумывается над тем, чтобы заинтересовать молодежь работой на ферме.
Но драматурга волнует не столько локальный вопрос: «Кто виноват?» — в пьесе обнажены злободневные моральные проблемы, идет разговор об ответственности каждого человека и перед самим собой и перед обществом. Позиции эти, в сущности, неразделимы.
Появление пьесы «Про Татьяну» в наши дни знаменательно особо. В свете задач, поставленных партией в Продовольственной программе, намеченной майским (1982 г.) Пленумом ЦК КПСС, разговор о тружениках нового животноводческого комплекса, о таких, как Татьяна, сегодня — это разговор о главном. Ибо общегосударственные проблемы развития народного хозяйства — это не только дальнейшее расширение огромного фронта работ, это прежде всего — проблемы общественного и нравственного совершенствования личности, это забота о каждом труженике, о тех, кому и предстоит реализовать эти грандиозные планы.
Уже при чтении пьесы нетрудно себе представить спектакль, в котором лирико-драматическая, будто бы камерная новелла увлекает нас и искренностью, и трепетностью переживаний героев, и каким-то добрым озарением надежды. Но в том-то и своеобычность почерка Зота Тоболкина, умеющего повести своего читателя от, казалось бы, самого малого, скрытого, интимного — к большому. Скромная история жизни Татьяны, доверенная нам драматургом, вырастает до обобщений подлинно масштабного, общественного значения, становится поучительным рассказом о жизни многих и многих.
Большой эмоциональный взрыв драматург выносит в финал пьесы — здесь кульминация сценического действия, кульминация психологического конфликта. На суровые обвинения сына Татьяне ответить нечем. Безмолвие ее многозначительно: в нем не только чувство собственной вины. Есть в том и скрытая мобилизация всех духовных сил героини. Драматург представил нам возможность мысленно как бы продолжить историю жизни Татьяны, «додумать» судьбы героев пьесы, развить поиск необходимых ответов…
Все персонажи в этой пьесе «житейски узнаваемы», здесь находим мы и общие приметы быта, свойственные многим нашим современникам черты характера. В то же время каждый из героев пьесы несет в себе драму неповторимой индивидуальности; здесь нет никакого «чуда», но каждая из ролей — сложная и увлекательнейшая задача и для режиссера и для актеров.
Герои пьес Тоболкина, как правило, люди труда. Первую свою пьесу «Самое главное — народ» («Геологи») он написал в 1965 году. Вторжение геологов в деревню, грубоватое обращение с землей-кормилицей… Конечно же, крестьянам все это пришлось не по душе. Об этом пьеса. Нашлись критики, которые скоропалительно обрушились на автора, как на… гонителя геологов. Быть может, и не все совершенно в этой пьесе, — если не было ясно, что не «против геологов» выступал автор, а в защиту тружеников деревни, в защиту природы. Но уже здесь можно заметить открытый общественный пафос писателя, его искреннюю и страстную защиту труда хлебопашца — то, что станет одной из основных тем всей его драматургии.
Чем сложнее наши задачи, чем выше уровень техники, тем больше мы должны заботиться о человеческом самосознании. И если одну из первых своих пьес Тоболкин посвятил неловкому вторжению молодых геологов в жизнь тюменской деревни, то сегодня писатель обращается к более сложным проблемам взаимодействия научно-технического прогресса и духовного, нравственного развития современного человека. Как правило, обращается он именно к современной деревне, к тем, кто доит коров, кто ставит печь в избе и учит деревенских ребят грамоте. Самое любовное слово писателя — о тех, кто ближе к земле, кто зерно, хлеб выращивает. Здесь видит писатель первозданную основу жизни человеческого общества.
«Взял колосок в руки — земли и пота творенье, — остье колюче, а стебелек строен и тепл… Уж такой тонкий, такой хрупкий! А ведь держит на своих плечах едва ли не главный достаток человечества: и силу, и радость, и продление нашего рода…». Это из новой книги Тоболкина «Слово о пахаре», вышедшей недавно в Свердловске.
Или вот герой пьесы «Верую!» Игнат Мантулин говорит о земле: «Истосковался я по ней. Бывало, зароюсь в окоп… вокруг все ископано, изрыто снарядами, танками, солдатскими лопатами. А мне поле мерещится… когда тут хлебушко рос, может, в рост человеческий. И жалость такая черкнет по сердцу — глаза бы вырвал себе, лишь бы не видеть вокруг всего этого безобразия. Лишь бы танки не громыхали, лишь бы люди не помирали и светлая тишина до самого рубежа России голубым ленком расстилалась! Скажи мне в такую минуту: «Погибни, Игнат! И все, о чем грезишь, сбудется!» Глазом бы не моргнул…»
Писатель высоко ценит стремление человека к совершенству, и нравственному и творческому. Герои Зота Тоболкина — люди, умеющие трудиться на благо своего дома, своей семьи. Способные видеть в труде и личное счастье созидания и священный свой долг перед обществом. По своему мироощущению, по художественным своим пристрастиям Зот Тоболкин близок тем современным писателям, которых увлекает проблема раскрытия русского характера, которые стремятся вызвать нашу сопричастность переживаниям героев, их поискам верных решений проблем нравственного совершенствования.
Нравственное совершенствование советского человека — во имя чего? «Каждый должен стремиться к счастью, быть активным строителем своей жизни, строителем и защитником жизни своего общества, — утверждает писатель. — Должен уметь не только мечтать, но и бороться за счастье. Об этом я постоянно думаю, об этом стараюсь писать». Герои романа Тоболкина «Припади к земле» борются за свободу народа, за укрепление Советской власти на родной сибирской земле. Они создают там первые колхозы и в том видят великое счастье своей жизни. В основе многих драматических произведений писателя — беспримерная стойкость и мужество советских людей, их высокие патриотические чувства, проявившиеся с особой силой в годы Великой Отечественной войны. Счастье людей, одержавших победу над врагом и вернувшихся на родные поля, счастье и гордость хлебопашца, трудящегося для своего народа. Стремление к творческому совершенствованию. Все это и есть счастье человеческое. Надо, чтобы каждый советский человек научился полностью раскрывать свои способности, говорит писатель. Сегодня открыты все пути для счастья. И надо требовать от каждого, чтобы он умел находить верные дороги в жизни.
И действительно, когда писатель говорит о судьбе одной из своих героинь, Татьяны, он как бы неприметно, но непреклонно подводит ее к мысли о необходимости отвечать и перед собой и перед близкими за свою жизнь — и в доме и на работе.
Стать активным строителем своей собственной судьбы — таково не только право, данное человеку социалистическим обществом, но и святая обязанность каждого. Ибо мы живем в эпоху, когда не только можем, но уже обязаны планировать человеческое счастье.
Последние свои пьесы Тоболкин также посвящает проблемам борьбы человека за счастье. Он все более обращается к глубинным, подчас самым скрытым свойствам человеческой личности. Как правило, в этих пьесах мало действующих лиц. В драме «Про Татьяну» их всего четверо, и каждый мог бы стать основным героем драмы — так «многослойны» и оригинальны их характеры. Писателя привлекает сложный анализ душевных переживаний героев, поиски разнообразия их судеб. Все чаще использует он мотивы интимного, исповедального свойства, многое в персонажах раскрывается через их мечтания, размышления наедине с собой. Так, озорные сценки — то ли сон, то ли воспоминания героини — стали органичными составными звеньями всей драматургической композиции пьесы «Про Татьяну». В них, пожалуй, в большей степени, чем в самом сюжетном развитии пьесы, раскрывается жизненный характер героини. Светлые сны — мечтания молодого героя о счастье — выполняют существенную функцию в пьесе «Подсолнух».
Сны, воспоминания, мечтания героев, узорчато вкрапленные в сурово-реалистическую ткань драматического повествования, стали одной из приметных особенностей творческого почерка писателя.
Сегодня, пожалуй, как никогда, советскую драму отличает многообразие художественных средств, авторы находят все новые и новые ракурсы в показе различных сторон современной действительности: производственная драма, драма поэтическая, лирическая, драма публицистическая. В то же время новым пьесам советских писателей, посвященным изображению нашей жизни, присуще одно общее, пожалуй, решающее свойство: острота авторской мысли, действенность сценического выражения. В этом прежде всего сила драматургии Зота Тоболкина.
Большинство его пьес — драмы лирические. И это не случайно. Именно данный жанр позволяет писателю с наибольшей полнотой и эмоциональностью раскрывать внутренний мир человека, выявлять сложности его духовного развития. В лирическом видит драматург и существенный фактор художественного осмысления эпохи.
Пьесы его привлекают глубокими переживаниями героев, их подлинным «горением души и сердца». Привлекают и своей достоверностью, будто писатель не сочиняет свои произведения, а просто вспоминает о чем-то, что видел в жизни, притом совсем недавно, — так отчетливы и характеры его героев и события, в которых они раскрываются.
Повествовательный язык самых первых прозаических произведений Тоболкина убеждал и живописностью и образностью. Уже здесь рядом с живыми описательными картинами событийного или пейзажного ряда внимание читателей привлекал диалог, то задушевный, сердечный, то непримиримо-яростный. Духовному миру писателя близки и гражданская поэзия и лирика, но прежде всего — «сущая правда» Твардовского. Пьесам же Тоболкина, пожалуй, в большей степени, чем прозаическим произведениям, свойственны сжатая выразительность языка, лаконизм естественной живой речи.
Язык драматических произведений Тоболкина включает в себя и современную речевую культуру, и фольклор северных народностей, и просторечевую лексику. Это выразительный, действенный язык, как бы сливающий реальную житейскую правду с правдой сценической. Слово в его пьесах — открытое, крутое, звонкое, весомое. Иногда оно обладает еще и какой-то дополнительной «подспудной» интонацией, словно ненароком открывающей что-то неожиданное. Тут-то и высказывает автор самое заветное…
Ремарки в его пьесах лаконичны, их «обнаженность» — как крупный план в фильме. Подчас именно здесь концентрируется драматическая напряженность всего сценического действия. Вот, к примеру, ремарка из пьесы «Верую!». Возвращение отца с фронта, встреча с сыном:
«Мальчик медленно подался назад. В его осторожном движении, в напряженных узких плечиках, во всей его сжавшейся фигурке было столько взрослого недоверия, беды, покинутости, что Игнату стало жутко. Вот шейка вытянулась, извилась. Из-за плеча показался нос, навесистая отцовская бровь, глаз, рот, растущий в отчаянном крике…»
Ясности, смысловатой четкости пьес Тоболкина соответствует столь же ясное конструктивное их построение. Есть в этих драмах какая-то особая сибирская, что ли, добротность. Внутренняя слаженность. И привлекательная простота. То скромное изящество, что издавна отличает русское искусство, к примеру, произведения народной монументальной архитектуры (Кижи).
И хотя писатель стремится раскрыть логику поведения человека в крутых житейских поворотах, которые на первый взгляд кажутся неожиданными или несвойственными данному характеру, или, напротив, в заурядных бытовых перипетиях раскрывать сложные, порой мучительные переживания героев, пьесам его всегда свойственна ясность фабулы. Писатель умеет выстроить сюжет на, казалось бы, ординарном факте.
В пьесах его иногда усматривают излишнюю мрачность картин жизни. Да, умеет он создавать живые и беспощадные портреты корыстолюбцев, эгоистов, всякого рода приспособленцев, людей бездуховных, самодовольных, глухих к человеческой беде. Это и Павла Андреевна («Жил-был Кузьма»), и Ирина Павловна («Подсолнух»), и шаман («Песня Сольвейг»). Беспощадность эта — не просто «косой взгляд» писателя, она действенна, она вызывает активную непримиримость, помогает борьбе со злом, мешающим нашей жизни.
Какими же средствами пользуется драматург в решении этой темы?
В пьесе «Жил-был Кузьма» светлому образу молодого героя открыто противопоставляется жесткий и непримиримый характер его матери. Мелочная стяжательница, она и мед-то продает с такой «добавкой», что в рот не возьмешь. Может польститься и на красивую шкурку и распотрошить любимца Кузьмы, быстроногого бурундучка, которого тот приручил. Казалось бы, мелкая пакостная душонка — стоит ли обращать на нее внимание?!..
Но сила стяжательства такова, что уже не может Павла Андреевна остановиться даже перед преступлением. Устраивает пожар в собственном доме, чтоб отвлечь внимание археологов и прибрать к рукам драгоценности, найденные ими на древнем кургане. А вину за пожар свалить на собственного мужа.
Гнетущая сцена пожара… Но, оказывается, впереди для нее есть минута и пострашнее! Ловчила всю жизнь, копила для сыновей своих, тиранила мужа — и все во имя «святой любви» к дому. А сыновья-то — оба! — уходят от нее. Старший — к невесте, которую не пожелала принять Павла Андреевна, а младший, любимец ее, — в поисковую группу археологов, к людям труда и науки. Ушел и муж, изгнанный ею из дома за то, что «не добытчик», инвалид.
Сидит Павла Андреевна после пожарища на опустевшем дворе, как у разбитого корыта. Одна. Рядом — драгоценности уже и самой-то ей ненужные…
Драматург остается верным своей главной теме — теме добра в сердцах человеческих, добра в окружающейна с действительности. Светлый путь тех, кто покинул этот дом, — он незримо перед нами.
Пьеса «Подсолнух» строится иначе. В мягком юмористическом ключе элегического повествования развиваются основные сюжетные линии. И вдруг — взрыв! Неожиданный даже для самого виновника, Василия. Это печник, в образе которого автор запечатлел дорогие ему свойства рабочего человека. Он талантлив, добр, по-своему даже романтичен. Есть многое, что впрямую сближает этот образ с самим автором. Как-то обмолвился Василий, что был он в семье восемнадцатым ребенком — так же, как и сам Зот Тоболкин.
И вот этот-то Василий, скромный трудолюбивый мастеровой, вдруг разрушает свое творение — к ужасу всех окружающих ломает только что им построенную добротную печь!
Сцена эта напоминает эпизод из ранней пьесы В. Розова («В поисках радости»), когда молодой герой срывает со стены отцовскую саблю и набрасывается на ненавистный ему модный гарнитур.
Делает это импульсивно, почти бессознательно. Стихийный мальчишеский порыв выражает глубокий общественный сдвиг в сознании современного человека.
Василий — опытный мастер, старательно выполнивший заказную работу, — уж он-то хорошо знает цену труда. Но он не жалеет ни свой труд, ни стоимость кирпича, за ломку которого придется ему платить из своего кармана. Рушит печь яростно, с удовольствием, и в этом, как это ни парадоксально, — активное начало человека творческого труда: пусть не достанется эта печь Ирине Павловне, мещанке-сквалыге, всеми силами пытающейся отгородиться от сына!
А за забором «колдует» над своими грядками еще один представитель мира собственников, мечтающий лишь о том, чтобы подороже продать огурцы… Будто бы мелкие характеры: спекулянты, хапуги-домовладельцы, но и в них самих и во всем этом исподволь засасывающем болотном мирке стяжательства и паразитизма — огромная сила, сковывающая и уродующая души людей. Нужен могучий очистительный взрыв! Так вроде бы случайный поступок Василия, инстинктивная проба сил, вырастает в некий воинствующий символ. В нем надежда на то, что силы сопротивления злу паразитизма окрепнут и определят победу добра и справедливости. Потому с такой открытой нетерпимостью относится драматург и к Павле Андреевне и Ирине Павловне.
Но рядом с этими персонажами — образы иные. К примеру, Анфиса в пьесе «Песня Сольвейг» — в бесшабашной, почти одичавшей неграмотной ненецкой женщине писатель сумел увидеть по-своему обаятельный и сильный характер. Или Сергей Саввич Игошев («Про Татьяну»). Сколько задушевности в этом искреннем и честном человеке! Роль его невелика по тексту, но что за цельный и колоритный образ может быть создан, попади она в руки талантливого актера. В роли этой, как и во многих пьесах Тоболкина, трагическое и комическое рядом, как то и бывает часто в жизни. Герои его любят юмор, способны на умную и тонкую самоиронию.
Юмор — слово английское, юмористами обычно называют насмешников. Смех Тоболкина — чаще всего незлобивое, веселое словцо и добродушная шутка, которыми встречают его герои и житейские неудачи и досадные злоключения. Не ироническая, язвительная насмешка, нет, а от сердца идущий задорный смех, исстари присущий русскому человеку как активное подспорье в жизни. В пьесах Тоболкин раскрывает светлые стороны людей, дает им новые силы.
Но там, где писатель видит социальное зло, где замечает он препятствия для жизни социалистического общества, там Тоболкин, не боится быть беспощадным, даже воинственным. Ядовито-обличительный, яростный талант его сатиры напоминает известные слова И. А. Гончарова: «Сатира — плеть, ударом обожжет». И юмор и сатира Тоболкина ведут свою родословную от одного народного корня.
Драматург умеет ценить красоту бытовых деталей, он находит в них образное, философское обобщение. Символичны в пьесе «Баня по-черному» ржавеющие топоры, оставшиеся без хозяев. Или бубенчики, которые навешивает на шапку шаман в знак очередной победы над стойбищем («Песня Сольвейг»). И бессмысленно подбитая птица («Журавли»). И солнечный нимб подсолнуха, к которому тянется юный герой пьесы «Подсолнух». Кстати, мотив светлой мечты постоянен в творчестве писателя, именно юных своих героев наделяет он поэтическим ви́дением солнечного, радостного мира. Способностью не только тянуться к свету, но и ценить дары природы, не только дорожить ими, но и выращивать новые сады. И прежде всего — растить духовные богатства в сердцах своих. Утверждать добро на земле.
Счастье человека неотторжимо от родной земли, от природы-кормилицы, — простая эта истина в пьесах Тоболкина утверждается самой жизнью. В них не встретим мы пространную служебную ремарку, которая знакомила бы нас с местом действия или редкостным пейзажем, как бы дополняющим настроение героев. В их поведении, как и в сердцах действующих лиц, постоянно присутствует уважительное и любовное отношение человека к земле, к щедрым его полям, лугам, лесам. К поэтическим северным рекам. К солнцу — символу здоровья и счастья.
Природа в драматургии Тоболкина — не внешний декор, не аккомпанемент, сопровождающий повествование, это одна из существенных образно действующих сил. Именно здесь, как правило, концентрируются обобщения высокого философского плана. В естественном, необходимом, как сам воздух, в неприметном на первый взгляд выявляет драматург и красоту, и мудрость природы, величие жизни на земле. Те неисчерпаемые силы, которые может получать каждый человек от общения с природой.
Герой его пьес умеет разговаривать с птицей или со звездами. И нет в том никакой нарочитости или сентиментальности. Беседа с самим собой — часто это беседа о самом главном.
Вот юный герой пьесы «Подсолнух» Егор, любовно оглаживая стройный стебель, обращается к подсолнуху: «Растешь, рыжик? Ну расти, расти, набирай силу. Чтоб не было в тебе ни одного пустого семечка! Мать говорит, мол, подсолнух до осени живет. Нет-нет, он вовсе не умирает. Подсолнушата же народятся из семечек-то! Вылежатся семечки за зиму, весной ростки пустят… крохотные такие ниточки, белые-белые! Если связать в одну — до какой звезды достанут? (Задумался.) Потом другие подсолнухи вымахивают, ядреные, гибкие, в желтых шляпках. Так без конца… У человека один-два ребенка. Иные и вовсе ни одного не имеют… У подсолнухов — тыща! И дружно живут меж собой, приветливо! Вот бы мне подсолнухом стать!..»
Драмы Тоболкина — это доверительный задушевный рассказ о личных переживаниях героев; в его пьесах, как правило, говорится о делах будничных, заурядных, Это драматические притчи о времени, о людях наших дней. В повседневности, в биографиях житейских будней писатель умеет выявить устремленность всеобщих надежд и чаяний.
Играть такие пьесы трудно, ибо они обманчиво простодушны. Есть в них и открытая исповедальность, порой даже обнаженность интимных чувств. И жесткая непримиримость, почти воинственный максимализм требовательности героев к самим себе. Многие из них можно играть как острые психологические драмы, а можно ставить и как трагикомедии. Такова, к примеру, та же пьеса «Про Татьяну».
Герои этих пьес, как и сам писатель, живут на тюменской земле. Среднерусская Россия — земля суровая. Но и щедрая. Взращивает она своих людей строго, требовательно, зато не скупится наделять их и мужеством и добротой. Часто встречаем мы тут характер недюжинный, будто всеми корнями своими уходящий вглубь, в сами истоки земли родной, мечтами же устремляющийся ввысь к солнцу. Таковы и любимые герои Тоболкина.
Пьесы его ставилась в театрах Тобольска и Тюмени, Армавира и Москвы, на Украине и в Чувашии, в Башкирии, Казахстане, Татарии, Грузии; ставились в Болгарии. По сценарию, созданному А. Симуковым на основе пьесы «Жил-был Кузьма», на Мосфильме в 1980 году был снят одноименный фильм. Но, думается, лучшие постановки его пьес — еще где-то впереди.
Постоянство в выборе жизненного материала, открытая сопричастность писателя своим героям, почти благоговейная вера в творческие силы человека социалистического общества — таковы основные свойства драматургии Зота Тоболкина. Мысль об исторических судьбах русского человека, о его устремленности «к далям светлым» драматург стремится реализовать в решении тех конкретных проблем, которые волнуют сегодня советских людей, — проблем духовного совершенствования человека. Совесть, доброта — это не только первооснова бытия отдельной личности, но и основа крепости самого человеческого общества. Жизнь наша становится сложнее, и быть добрым сегодня — тоже все сложнее, но и все более необходимо.
В единении людей — смысл самой жизни. И для того, чтобы улучшить мир, надо улучшить прежде всего самих себя, самих людей. Об этом хорошо сказал как-то в беседе со зрителями Василий Шукшин: «Нам бы про душу не забыть… в наше бурное время, такое машинизированное время. Мы один раз — уж так случилось — живем на земле. Ну так и будь ты повнимательнее к другим, подобрее…» И далее: «Нужна забота о людях, причем забота в том смысле, что борьба за Человека никогда не кончается…»
Этой священной миссии советского художника, стремящегося помочь человеку быть достойным своего великого времени, стать подлинным творцом новой жизни, и отдает Тоболкин свой глубокий и оригинальный талант.
Н. Войткевич