Работа горя

а на третий год меня выпустят,

я приду приникнуть к твоим воротам.

тебя кликнет охранник,

ты выйдешь и спросишь – кто там?

мы рискнём говорить, если б говорили ожог и лёд,

не молчали бы чёрт и ладан:

«есть порядок вещей, увы, он не нами задан;

я боюсь тебя, я мертвею внутри, как от ужаса или чуда,

столько людей, почему все смотрят, уйдём отсюда.

кончилась моя юность, принц дикий лебедь,

моя всесильная, огневая,

я гляжу на тебя, по контуру выгнивая;

здорово, что тебя, не задев и пальцем, обходят годы,

здорово, что у тебя, как прежде,

нет мне ни милости, ни свободы

я не знаю, что вообще любовь, кроме вечной жажды

пламенем объятым лицом лечь в снег этих рук однажды,

есть ли у меня ещё смысл, кроме гибельного блаженства

запоминать тебя, чтоб узнать потом

по случайной десятой жеста;

дай мне напиться воздуха у волос,

и я двинусь своей дорогой,

чтобы сердце не взорвалось, не касайся меня, не трогай,

сделаем вид, как принято у земных, что мы рады встрече,

как-то простимся, пожмём плечами, уроним плечи»

если тебя спросят, зачем ожог приходил за льдом,

не опасна его игра ли,

говори, что так собран мир, что не мы его собирали,

всякий завоеватель раз в год выходит глядеть с досадой

на закат, что не взять ни хитростью, ни осадой, —

люди любят взглянуть за край,

обвариться в небесном тигле, —

а вообще идите работайте, что это вы притихли.