Радужные листики

Глава 64. В которой Маша находит точку опоры организаторов лотерей.

Ну что, день летнего солнцестояния выдался на удивление не солнечным. Небо было хмурое, серое, и моросил дождь. Никакого желания куда бы то идти не было и в помине. Маша с утра занялась уборкой: мыла полы, окна, протирала подоконники, снимала пыль со шкафов. На одном из них обнаружилась коробка со старыми фотоальбомами. Следующий час ушёл на рассматривание фотографий. На некоторых их них бабушка была точь–в–точь как Маша — такая же юная и задорная. Потом они обедали, после обеда собрались отдохнуть на часок, бабушка даже почти успела задремать, как в дом ворвался какой–то грохот, от которого ваза на столе задребезжала и чуть не свалилась на пол, не удержи её Маша вовремя. С этим грохотом на окраине деревни показалась колонна техники, состоящая из строительного крана, бульдозеров, экскаваторов и грузовиков, везущих на прицепах строительные домики.

— Господи! Да что же это такое! — всплеснула руками бабушка, выглянув в окно. — Неужто началось?!

— Что началось? — не поняла Маша.

— Строить приехали, — огорчённо сообщила бабушка. — Офридиоз этот треклятый.

Маша по–прежнему недоумённо хлопала глазами.

— Ну этот, фонд областной, — поправилась бабушка, — содействия развитию индивидуального жилищного домостроительства и освоению новых земель. Вот нечистая принесла. Пойдём, вон люди собираются.

Маша с бабушкой вышли на улицу и направились к колонне. Перед ней уже начали собираться жители деревни. Маша ещё не всех хорошо знала, но дедушка Василия был уже тут, и дядя Сеня был уже тут, и ребята уже приехали на велосипедах, и даже владелец быка Николай стоял, подбоченясь, и грозно, прямо как его бык в былые времена, взирал на остановившийся перед ним чёрный автомобиль. Три десятка человек точно собралось. Такого количества жителей деревни вместе Маша ещё никогда не видела.

Колонна остановилась перед въездом в деревню. Колонну возглавлял большущий мерседес чёрного цвета, из которого вылез шофер, обошёл и открыл дверь пассажира, откуда вальяжно появился невысокий лысоватый полноватый человек средних лет в чёрном костюме и чёрных очках. Вокруг него тут же образовалась подобострастная челядь с папками и портфелями в руках, вылезшая из второго мерседеса. Вид у всех был чрезвычайно серьёзный и ответственный.

— А, господин Бравый пожаловали, — грозно произнесла бабушка, — и по какой же вы здесь снова причине?

— Ну что вы так официально, Агафья Агафоновна, — примирительно произнёс господин Бравый, — ну какой я вам господин, просто Антон Аркадьевич.

— Знаешь что, Антон… — бабушка выдержала паузу, — Аркадьевич, ты у меня еще в десятом классе в углу стоял за торговлю вкладышами от иностранных жвачек. Теперь снова хочешь?

Господин Бравый оглянулся на свою челядь, застывшую с каменными лицами и делавшую вид, что ничего порочащего авторитет своего шефа сейчас не слышала и слышать не желает, и то ли для них, то ли для самого себя проговорил:

— Ну зачем снова спорить, уже всё решено, луг этот мы застраиваем, суд ваш иск отклонил, мы вообще для людей стараемся, даже один дом вашей деревне отдадим, можете разыграть в лотерею.

Кто–кто из деревенских от такого предложения заметно повеселел, и агрессивный настрой жителей потихоньку начал спадать. Господин Бравый хитро улыбнулся и продолжил:

— Всё же по закону, вот решение — продемонстрировал он бумажку из своей папки, и начал потом вынимать бумажки одну за другой, — вот постановление, вот распоряжение, вот положение, заключение, определение, учреждение, одобрение, поручение, назначение, соглашение, объявление и, конечно же, — он поднял указательный палец вверх, — благословение. А вам каждому персональное уведомление. Всё, всё исключительно по закону, так что не волнуйтесь, расходитесь, нечего здесь под дождём стоять, а то мой костюм испортится.

Сказав это, он сел обратно в машину и закрыл дверь. Челядь тут же исчезла за ним, и никому уже ничего невозможно было доказывать, не кричать же на божий свет.

Люди пошумели ещё немного, и кто недовольные, кто недоумённые, а кое–кто и огорчённые стали расходится. Техника потихоньку тронулась, свернула с дороги и направилась к лугу. Бабушка с Машей тоже направились домой, с ними во двор зашёл и Матвей Дмитриевич. Они с бабушкой расположились на скамейке и стали обсуждать ситуацию. Похоже, что никто в деревне уже ничего не мог сделать.

Маша забежала в дом, забрала мазь из холодильника и вручила её Матвею Дмитриевичу:

— Вот, передайте, пожалуйста Василию, это мазь для его руки, её под гипс можно наливать, только не показывайте её Нине Ивановне, а то мазь опять пропадёт случайно.

— Спасибо, Маша, — поблагодарил дедушка Василия, — обязательно передам, никто не увидит, — и заговорщицки подмигнул.

— Бабушка, я пойду на задний двор, — сказала Маша, попрощалась и прямиком направилась к сигнальной железяке. Крот был ей нужен просто до зарезу.

Девочка снова застучала по железной трубе, но снова никто не появлялся.

— Маша. Ты что шумишь? — вдруг услышала она голос дяди Сени, а потом увидела и его самого за забором. Вернее, не его самого, а тёмно–зелёную пирамиду, говорящую голосом дяди Сени — на нём была армейская плащ–палатка с капюшоном на голове, полностью скрывающим лицо.

— Это у нас игра такая, — ляпнула она первое, что пришло в голову. — А вы тут что делаете?

— В разведку иду, — таинственно произнёс дядя Сеня, — неприятель оккупирует нашу территорию. Нужно всё тщательно разведать. Ты пока не говори никому ладно?

— Ладно, — пообещала Маша, и дядя Сеня, пригибаясь, чтобы его не было видно на фоне высокой травы исчез в зелени.

«Значит не все смирились, — с облегчением подумала Маша, — значит у нас ещё есть шанс». В это время пискнул мобильный телефон — пришло сообщение от Василия: «В шесть часов все собираемся у меня в сарае. ОЗЛ».

Пока Маша бродила по огороду, пытаясь отыскать Крота, за забором снова возник дядя Сеня.

— Ну всё, разведал, — довольно сообщил он. — Технику перед лугом выстроили, домик для размещения поставили, в нём остался один сторож, остальные подались обратно. Работу начнут завтра, собираются всё здесь перекопать и разравнять для начала, а потом рыть первые котлованы.

— А у нас вечером тоже собрание, — поделилась планами Маша, — тоже будем обсуждать, что делать.

— А мне можно с вами? — спросил дядя Сеня.

— Ну не знаю, — растерялась Маша, — у нас детское собрание, а вы уже взрослый. А давайте, — вдруг пришло ей в голову, — вы будете нашим союзником. Мы вечером обсудим планы, а я, когда поеду обратно, к вам загляну и расскажу, что мы решили. Да и про вас у ребят спрошу. Хорошо?

— Очень хорошо, — обрадовался дядя Сеня, — а то я думал, что мне одному воевать придётся, а тут подмога появилась. Обязательно заезжай потом, буду ждать. До вечера.

Маша, не дождавшись Крота, очень расстроилась, Она решила, что его затопило ливнем. Кое–как дотянув до вечера, она сказала бабушке, что отправляется проведать Василия, что в общем–то было совершенной правдой, села на велосипед и поехала. Дождик, как это ни удивительно, продолжал накрапывать всё это время. На улице было безлюдно, Маша, лавируя между многочисленными лужами, как в слаломе, не переставала искать решение проблемы с застройкой луга. «Как интересно устроен человек, — размышляла она, — лишь только почувствует выгоду — тут же меняет своё мнение. Все были против строительства, но как только появился шанс выиграть дом, большинство сразу же согласилось. Хотя ведь понимают, что даже если им дом и дадут, во что слабо верится, то он достанется только одному, а оставшиеся будут терпеть все неудобства от такой стройки, и для них ничего не изменится. Вот вам, жители, имущественная лотерея, отдавайте свои голоса за, а взамен вам один домик. И почему у каждого жадность и надежда побеждают собственный разум? Ведь на этом основаны все лотереи. Покажи простаку трёх победителей — и он уже верит, что станет четвёртым, а ведь если ему покажут три миллиона проигравших, вряд ли он с таким же азартом будет покупать лотерейные билеты. Здесь, наверное, главное в надежде — если она есть, то жадность победит разум, а если нет, то ничего не получится у лотерейщиков. В общем — их основное подспорье — неугасаемая надежда людей. Отнимите у человека надежду и у нас не останется лотерей».