Рассказы

НАСИЛИЕ

Он вышел из душа совершенно голым и таковым увидел себя в зеркале. У него очень широкий лоб и утиный нос. И всего себя он находит похожим на коллаж из уток. Одна, большая и неловкая, — он сам, другая — повторяющая в увеличенном виде форму его носа лысина, третья — сам нос, образ четвертой он почерпнул из одной эффектно написанной книги: подстреленная утка с провисшей шеей пришпилена вверх ногами к тазобедренной части его отражения.

Проживание мыслей о насилии в комнатах дома, обладающего таким фасадом, думает он, — очевидная нелепость. Мысли о насилии имеют внешний источник: это наверняка фильм, который он вчера посмотрел. Грустная женщина из Бельгии или Голландии, а может быть, из Дании, бросается снова в один из южных штатов Америки, когда в очередной раз рассматривается там дело молодого убийцы, приговоренного к смертной казни. Он был старшеклассник, не создававший учителям особых проблем, когда однажды захотелось ему прокатиться на автомобиле, которого у него нет и у его родителей — тоже. Он увидел, как въехала в гараж машина, из которой вышла пожилая пара. Ринулся к ним, схватил бейсбольную биту, давно без дела лежавшую в гараже, и быстро, точно забил до смерти мужчину. Женщина показалась ему несерьезным объектом, поэтому на нее он потратил гораздо меньше усилий и наконец совершил то, ради чего затеял всю историю, — покатался на машине. Женщина выжила, городок был маленький, и подростка полиция нашла без труда. Грустной фламандке, голландке или датчанке смертная казнь и в этом случае кажется излишней жестокостью, которой в мире должно становиться меньше, а не больше. Всякий раз, когда очередная апелляция добирается до зала суда или губернаторской резиденции, она покупает билет на трансатлантический рейс, чтобы своим присутствием, своим мучительным неприятием повлиять на решение. Казнь в очередной раз откладывается. Родители и родственники осужденного пляшут и хлопают в ладоши от радости, им совершенно не приходит в голову мысль упасть на колени перед выжившей женщиной и просить у нее прощения.

Он думает о том, как беспечен был порою в жизни, особенно в молодости. Например, тогда, когда уговорил жену искупаться голышом в море, для чего они отошли подальше на пустынную часть берега. А случись поблизости такой старшеклассник?

Нет, нет! Никакой полиции, никакого суда! Он выследил бы его, он подкрался бы сзади и опрокинул его на землю, ударив ногой по икре чуть ниже колена, затем, поджав собственные колени в прыжке, опустил бы их с маху и всем весом на позвоночник подонка. В кармане его — веревка с отверткой. Он запомнил в детстве, как устанавливают электрические столбы, каких уже нет сейчас и которые по старинке зовут телеграфными: сначала вкапывают в землю короткий и мощный бетонный столбик (который не будет гнить в земле). Затем прислоняют к нему отесанный деревянный столб с рогами и роликами для крепления проводов и обвязывают их вместе толстой проволокой. Между витками проволоки, посредине, вставляют железный лом и вращают его, пока сворачивающаяся проволока не заставит дерево хрустнуть, как хрустнет сейчас шея, вокруг которой стянет он веревку, вращая двумя руками длинную и толстую отвертку.

Он вздохнул, еще раз оглядел себя в зеркале, шевельнул плечами, набрал больше воздуху в легкие, выпустил его с шумом и надел трусы. Одной уткой в зеркале стало меньше.