Рассказы

Родимое пятно

— Этот шрам... — сказала домовладелица. — Вы были ранены на войне?

У незнакомца была нашивка за ранение, он улыбнулся и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Это — родимое пятно. Оно у меня с рождения.

Он был высок и молод, с темными вьющимися волосами и печальными глазами. Пятно синевато-фиолетового цвета начиналось под волосами, тянулось по диагонали через весь лоб, окружало левый глаз и затем неровно спускалось на щеку, касаясь уголка его губ. Врачи называли его "винным пятном". Родимое пятно было слишком большим, чтобы его можно было удалить, и он давно уже смирился с любопытными, пристальными взглядами и неловкостью, которую испытывали люди, встречаясь с ним в первый раз.

Так что, возможно, именно чувство сострадания побудило домовладелицу позволить ему осмотреть комнату. Комната может освободиться через несколько недель, сказала она, умолчав о целом списке желающих получить ее, в котором было около тридцати имен.

Три недели спустя он въехал. Комната была небольшой, с разваливающейся мебелью и расколотой раковиной. Окно комнаты смотрело прямо в окно соседнего дома.

Некоторое время он даже не подозревал, что комната напротив была обитаема. Днем он работал на складе крупного универмага в Чикаго-Луп, а вечерами задергивал шторы и закрывал окно, так как стояла зима, а здание плохо протапливалось.

Как-то вечером, выключив свет и приподняв окно на несколько дюймов перед тем, как отправиться спать, он заметил, что комната напротив освещена. Он отодвинул штору, чтобы рассмотреть получше. Окно напротив прикрывали две занавески, но они были сетчатыми и сквозь них все было отчетливо видно.

Молодая женщина сидела у окна и читала журнал. Занавески скрывали детали, но ее черты были хорошо различимы. Он вдруг понял, что это самая красивая девушка, какую он когда-либо видел.

Он все еще стоял у окна, когда она зевнула, затем поднялась и повернулась лицом к окну. Он отпрянул назад, в темноту своей комнаты, сердце его бешено заколотилось. Мгновение спустя он отважился посмотреть снова. Шторы были опущены. Он вглядывался в окно еще около минуты, затем отправился спать. Прошли часы прежде, чем ему удалось заснуть.

Из вечера в вечер сцена повторялась. Из вечера в вечер он стоял в темноте, наблюдая, как девушка читает очередной журнал или книгу, видел огонек и дым ее сигареты, отмечал признаки усталости, а это означало, что штора скоро будет опущена.

Он познакомился с каждой черточкой ее лица, с цветом и фасонами ее платьев, с формой ее рук и с безупречными контурами ее фигуры. Он пытался определить цвет ее глаз, но безуспешно. Днем он постоянно думал о ней. Поразительная красота ее лица тревожила его сны.

Он задавался вопросом, почему у нее не было посетителей. Было ясно, что она жила одна. Прошел месяц, и он ни разу не увидел другого человека, мужчину или женщину, входившего в ее квартиру.

Он задавался вопросом, где она может работать и как бы он мог встретить ее. Тогда он закрывал лицо руками, и выражение горечи появлялось в его глазах.

Как-то раз он вернулся домой с лампочкой синего света и вставил ее в светильник на столе. Он перенес его на комод и расположил так, чтобы синий свет падал на его лицо. Посмотрев в зеркало, он удостоверился, что родимое пятно стало невредимым. Его замысел состоял в том, чтобы расположиться за столом в сиянии кобальтового света, подняв рулонную штору. Он хотел, чтобы и она увидела его.

Но когда девушка пришла домой тем вечером, он понял, что просто не может обманывать ее. Во внезапном г неве он вывинтил лампочку и бросил ее на пол. Она разбилась с громким хлопком, и он заметил, что девушка взглянула в окно с удивленным выражением на лице.

Однажды вечером он наблюдал, как она гладила, положив доску на спинки двух стульев. На девушке была полосатая пижама, ее каштановые волосы мягким потоком спадали ей на плечи. Сине-белая униформа была перекинута через гладильную доску и рядом лежала такая же форменная шапочка. Такую форму могла носить официантка. Он тщательно запомнил все детали.

В следующий же выходной он бродил по деловым улицам неподалеку от своего дома, заглядывая в окна ресторанов, чтобы посмотреть, во что одеты официантки. Тщетно. На следующей неделе он повторил свою прогулку. На этот раз он нашел то, что искал, — небольшой ресторанчик напротив кинотеатра.

В окне он сразу же узнал ее. Девушка обслуживала столик в дальнем углу зала. Ее волосы, то, как она держалась, каждый незначительный жест — ошибиться было невозможно. Его охватила нервная дрожь, столь сильная, что он решил закурить и обойти вокруг квартала. Возвратившись к дверям ресторана, он немного успокоился. Он бросил сигарету и вошел, выбрав столик в глубине зала.

Изучая меню, он облокотился на левую руку, закрыв таким образом свое лицо. Он отчетливо слышал, как пульс стучит у него в висках.

Уголком глаза он видел, как она подошла и остановилась перед ним. Он поднял глаза, чтобы сделать заказ, но слова застыли у него на губах.

Ее глаза были темно-синими. Ее глаза были прекрасны. Но ее глаза косили — косили так, как у ребенка, который забавы ради хочет увидеть кончик своего носа.

Волна облегчения охватила его. Он опустил руку и улыбнулся.

— Как сегодня баранина? — спросил он.

— Я думаю, вам понравится, — сказала она, улыбнувшись в ответ. Ему казалось, что ее глаза стали влажными.

Пока он ел, необыкновенное счастье переполняло его.