В поселке «Бережок» была только одна парикмахерская. И работал в ней всего один мастер — Андрей Григорьевич Стариков. Андрей Григорьевич очень любил свою профессию, и в парикмахерской всегда был полный порядок. В комнате для ожидания на маленьком столике лежали свежие газеты и журналы, а над кассой висел написанный рукой Андрея Григорьевича плакат: «Дети обслуживаются вне очереди».
Этим правилом и решили воспользоваться пятеро друзей-четвероклассников, когда, заглянув в парикмахерскую, увидели там нескольких пожилых мужчин. Мальчики прошмыгнули вперед и выстроились под самым плакатом. Увидя их, Андрей Григорьевич оторвался от работы и сказал:
— Вы, молодежь, приходите попозже. Сейчас у меня делегаты сельскохозяйственной конференции бреются. Задерживать их не имею права. Одного еще смогу обслужить, а остальных прошу попозднее.
— Мы тогда все вечером придем, — сказал Ваня Колосков, самый обросший мальчуган. — Только вы уж всех подстригите. А то нас Мария Ивановна еще весной предупреждала: кто первого сентября придет в школу нестриженый, в класс не пустит.
— Не беспокойтесь, приму обязательно, — заверил Андрей Григорьевич, — приходите в пять часов.
Успокоенные, мальчики ушли.
Около пяти часов приятели собрались в своем дворе, чтобы всем вместе снова пойти в парикмахерскую. Не было только Вани Колоскова. Ребята сложили ладоши рупором и наперебой принялись вызывать его.
Тотчас же из окошка второго этажа вынырнули торчащие во все стороны вихры.
— Я сейчас! Только сестренку накормлю, — отозвался Ваня.
— Догоняй нас! — крикнули ребята и зашагали к воротам.
Минут через десять побежал в парикмахерскую и Ваня. В конце переулка он увидел идущую навстречу маленькую старушку. В одной руке старушка несла чемодан, другой опиралась на палку. Когда Ваня поравнялся с ней, старушка сказала:
— Помоги-ка мне, мальчик, поднять чемодан на плечо.
— А вам далеко? — спросил Ваня.
— На Большую Ивановскую.
До Большой Ивановской было порядочно.
— Давайте я донесу вам, — предложил он и взял чемодан.
— Нет, нет, — запротестовала старушка, — чемодан тяжелый. Вот если вместе, тогда другое дело, — и она продела под ручку чемодана свою палку.
Нести чемодан на палке было не трудно, но старушка шла очень медленно, и Ваня заволновался: «Не опоздать бы, а то закроют парикмахерскую».
На углу Большой Ивановской улицы Ваня остановился.
— Утомился, внучек? — спросила старушка. — Ну что же, давай отдохнем, а то и я устала.
Ваня растерялся. Он хотел сказать, что торопится, но вместо этого окликнул обогнавшую их девушку и спросил:
— Скажите, пожалуйста, который час?
— Пять минут седьмого, — бросила та.
— Да ты, может, спешишь куда? — всполошилась старушка.
— Теперь уж нет, — упавшим голосом проговорил Ваня.
И действительно, торопиться было незачем: парикмахерская закрывалась в шесть часов. Дождавшись, когда старушка передохнет, Ваня медленно зашагал дальше. Можно было сократить дорогу и пройти в конец улицы задворками. Большая Ивановская огибала часть поселка. Но теперь Ване было все равно. И он пошел по улице.
«Увидит Мария Ивановна мои вихры, сразу к директору отправит, — подумал Ваня. — В первый же день — и к директору!»
— Вот мы и пришли, — перебила его мысли старушка и, открыв дверь, добавила: — Зайди-ка, я тебя яблоками угощу.
— Мама, это ты? — раздался из соседней комнаты чей-то голос. — А я тебя не ждал сегодня! Как же ты с вокзала добралась?
— В Москве до вокзала на машине доехала, а тут мне один молодой человек помог. Да погоди ты с расспросами, дай мне своего помощника яблоками угостить.
Из соседней комнаты вышел сын старушки.
«Парикмахер!» — чуть не ахнул Ваня. Андрей Григорьевич тоже узнал своего утреннего клиента.
— Вот ты, оказывается, почему стричься-то не пришел, — сказал он, обращаясь к Ване, и, достав блестящую машинку, привычным жестом указал ему на стул.