Рассказы

ПИСЬМО ИЗ ДОМА

Их трое — муж, жена и трехлетний ребенок. Чем не идеальная семья, хоть и маленькая? И все же идеальной ее не назовешь, ибо, как и все прочие, она переживает и горести и тревоги нашего суетного мира.

По слухам, в семье этой не все спокойно. А ведь любая потеря равновесия, как известно, ведет к падению; в этом смысле не является исключением и семья. Опять-таки по слухам, в вышеупомянутой семье жена ругается, а муж молчит, словно немой. Допустим, он движим единственным желанием — сохранить в доме мир. Но людям свойственно не понимать друг друга. Оттого, что муж молчит, жена еще больше распаляется: «Молчишь? Говори же! Ты что, онемел? Ладно! Чтоб тебе до самой смерти рта не открыть! Нет, развод! Только развод!»

Да, это слово известно Фань Цайчжу, главе маленькой семьи, но что значит «развод» и как его осуществить, она не имеет ни малейшего представления. Хотя понимает, что слово это веское: не грубое, но достаточно сильное, чтобы заставить мужа поволноваться.

Цайчжу миловидна, носит платья, изящно облегающие фигуру, и замысловатую прическу, смахивающую на самолет. У нее полные руки и высокая грудь. Так разве в состоянии муж оставаться спокойным, когда заходит речь о разводе?

Когда после очередной вспышки Цайчжу внимательно рассматривает себя в зеркале, ей и вправду кажется, что она похожа на кинозвезду. Нельзя сказать, что она ненавидит мужа — он недурен собой, честен. Но пусть почаще страдает, тогда и ей не так горько будет сносить выпавшие на долю обиды.

Лао Фань и в самом деле человек неплохой, но и не «хороший» в полном смысле этого слова: зарабатывает всего двести юаней в месяц! Правда, жалованье он полностью приносит домой, а она выдает ему на расходы всего несколько юаней. Но разве в состоянии она, располагая столь ничтожной суммой, показать во всей красе всю себя — лицо, грудь, руки, ноги?! Она, несомненно, красива, но бедна, и потому необходимо постоянно самоутверждаться. В кино она еще может мириться с плохими местами — там темно, ничего не видно, но в театре ей подавай ложу, тут она ни за что не уступит.

Чтобы на двести юаней вести хозяйство, поддерживать широкие знакомства и собственный престиж, надо действовать умело и ловко. Это совсем нелегко и причиняет столько огорчений! Особенно ей!

Цайчжу тратит на себя все, не заботясь о ребенке и муже, старается как можно реже менять постельное белье, но на шелковые чулки ей все равно не хватает, да и поехать в кино на машине она не всегда может себе позволить, иногда приходится нанимать рикшу, да еще со сломанной коляской, вызывая жалость у прохожих.

Да, Лао Фань неплохой человек, простой, непривередливый в еде, но — вот беда — зарабатывает всего двести юаней в месяц.

Лао Фань души не чаял в жене и сынишке. С самой юности мечтал он жениться на образованной красивой девушке, ради этого честно трудился и жил очень скромно. Не в пример другим молодым людям, он и не помышлял о любовных приключениях, даже в сигаретах себе отказывал. Его можно было сравнить с человеком, готовым пожертвовать целым деревом во имя одного сказочной красоты цветка.

Накопив денег, Лао Фань вырядился в сшитый к случаю европейский костюм и, набравшись храбрости, отправился на поиски. Увидел Цайчжу, стал добиваться ее и женился.

Цайчжу не была красавицей, как казалось Лао Фаню и ей самой. Но ее молодость, подвижность и умение притворяться заставили Лао Фаня уверовать в то, что если она и не идеальная женщина, то, во всяком случае, мало чем от нее отличается, ни при каких обстоятельствах не ударит в грязь лицом, не прослывет отсталой или провинциалкой.

Итак, Лао Фань, истратив все свои сбережения, осуществил заветную мечту юности — женился на красивой образованной девушке. Он не пускался на всякие махинации, чтобы заработать побольше, зато обладал истинным талантом сохранять свой оклад в двести юаней. Во всяком случае, очень старался его сохранить.

Он теперь понял, что поверхностные знания женщины выдают за образованность, притворство — за талант, украшения за красоту, но не раскаивался. Считал своим долгом выполнять прихоти жены, тем самым доказывать ей свою любовь, не пререкался с ней, демонстрируя свою выдержку, обеспечивал всем необходимым, проявляя готовность терпеть все, что угодно. Он должен быть образцовым мужем, достойным своей мечты, пусть даже жена не во всем соответствовала его идеалу.

После родов Цайчжу располнела, но стала еще подвижнее и искусней, словом, превратилась в «настоящую женщину», к тому же мать. Нежность молодой женщины, строгость матери, запах пудры и молока — все смешалось воедино.

Лао Фань должен уступать! Характер у Цайчжу совсем испортился, но Лао Фань ее в этом не винил. Женщина остается женщиной, хочешь иметь жену, забудь о себе; ведь есть сын, с ним можно поиграть, можно спать в одной постели. Пусть себе шумит мать Сяочжу, зато он может возиться с этим дорогим ему созданием и быть идеальным отцом. Смех и любовь двух мужчин — его и Сяочжу — могут дать отпор натиску этой женщины. Натиск и отпор! Даже сами эти слова, случайно пришедшие на ум, вселяют в сердце Лао Фаня храбрость.

Отношение к жене свидетельствовало о стремлениях и образе жизни Лао Фаня. Человек в высшей степени честный, он не стремился к славе; главное, не допускать промахов в работе, чтобы не мучила совесть, и быть достойным вознаграждения в двести юаней. Получая их, Лао Фань готов был трудиться вдвое больше и не чувствовал себя обделенным. На него давно махнули рукой, все равно, мол, ничего не добьется в жизни, и, даже обращаясь к нему по делу, считали, что его легко обвести вокруг пальца, а благодарить за услуги вовсе не обязательно.

Лао Фань знал себе цену и не печалился: с его способностями он везде заработает двести юаней и никогда не станет стыдиться их. Обходясь этой суммой, он не стремился продвинуться по службе, не интересовался своим будущим, не жаждал успеха, а всего себя, все силы отдавал работе. Не убеждениями, не принципами — жил он одной мечтой: посвятить свою жизнь настоящему делу. Он хотел уподобиться быку, ибо животное это ассоциировалось у него с чем-то великим.

Пали Бэйпин и Тяньцзинь. Это было словно кошмарный сон. Сотрудничать с врагом он не мог. Уехать тоже не мог. Не хватало средств: жена не желала ехать в вагоне ниже второго класса.

Мир представлялся Цайчжу местом для развлечений: в любую погоду, будь то дождь или ветер, она шла прогуляться в туфельках на высоких каблуках.

— Ты куда собрался? — кричала жена. — Хочешь бросить меня и нашу крошку на произвол судьбы? Нет, я с тобой не поеду, чтобы как беженка подвергаться невзгодам! Ишь какой умный! А вот это мы куда денем? А то? А все остальное? Ты можешь ехать как нищий, а я не желаю! Молчишь? Увези все эти вещи, тогда я поеду с тобой! Неплохо бы поглядеть мир.

Лао Фань ничего не отвечал, лишь прижимал к себе сына. Ему не хотелось с ней спорить. Бросить жену так же бесчестно, как предать родину; где же выход? Он презирал себя за беспомощность и прощал жене ее невежество.

Несколько дней Лао Фань ходил из угла в угол по комнате, не решаясь выйти на улицу. Его пусть убьют, он не боится. А вот хватит ли у него мужества убить врага? Жена без конца ругается, сынишка играет, а у него слезы навертываются на глаза. «Папа», — то и дело зовет мальчик, но он отвечает лишь кивком головы и кусает губы, чтобы не заплакать. Но в конце концов не выдерживает:

— Сяочжу! Ты маленький безродный раб.

— Ты что мелешь? — набрасывается на него жена. — Можешь — вези нас в Гонконг, нечего попусту нюни распускать! Сяочжу, пойди ко мне! Был бы у тебя такой отец, как у Сяочжуна! — Голос жены становится мягче, глаза устремляются вдаль, на лице написана зависть. — Он уехал с семьей в тяньцзиньскую концессию, прихватив двадцать сундуков с одеждой! А разве мать Сяочжуна красивей меня?

— Мама Сяочжуна? У нее вот какие уши! — и пухленькими пальчиками мальчик изо всех сил тянет свои уши вперед — матери это нравится, малыш делает так не впервые.

Дождавшись, когда жена и сын уснули, Лао Фань на цыпочках прошел в другую комнату, прикрыл свет и собрался писать письмо. Он должен бежать из Бэйпина, захваченного противником, но денег нет. После женитьбы он ни медяка не отложил. Как же можно отправиться в путь, да еще с семьей? Допустим, жена согласится поехать, но где гарантия, что на новом месте он сразу найдет работу?

Нет, лучше он займет денег для Цайчжу, оставит ее здесь, а сам отправится на поиски счастья. Удастся устроиться на работу он найдет способ забрать семью, не удастся один как-нибудь перебьется, зато жена с сыном не будут терпеть лишений.

Он решил написать Цайчжу несколько слов и потихоньку уйти, не захватив даже постели.

Но не так легко было все объяснить в письме. Его обуревали самые противоречивые чувства — любовь к жене и преданность стране в опасный момент, ответственность перед семьей и долг перед родиной; тяжесть разлуки и мысли о будущем, ведь надо как-то утешить жену, дать напутствия сыну…

Увы! Кисточка прыгала по бумаге, выводя самые обыденные невыразительные иероглифы — горечь переживаний уничтожила все чувства.

Лао Фань написал письмо и тут же его изорвал, принялся за другое, но и его постигла та же участь. В третий раз взяться за кисточку не хватало смелости.

«Что делать? Уйти тайком, не написав ни слова? Но это бессердечно: бросить жену и ребенка в захваченном городе, даже во имя родины».

Лао Фань тихонько вернулся в спальню, взглянул на жену и сына, едва различимых при слабом свете, падавшем из гостиной; он помнил все до мельчайших подробностей, где у кого шрам, где родимое пятнышко. В этих двух существах вся его жизнь. Сколько бы недостатков ни было у жены, какое бы будущее не ждало сына, он обязан выполнить свой долг перед семьей. Сердце его дрогнуло. Нет, он не может уехать. Не может! Он погибнет вместе с семьей, это неразумно, зато человечно. Всю ночь Лао Фань не сомкнул глаз.

Ему чудилось, будто кто-то за стенами города призывает его быть храбрым и уехать поскорее в края, где реет национальный флаг, отдать родине все свои силы.

Если бы он мог об этом рассказать Цайчжу, если бы она его поняла! Он со слезами на глазах, но с легкой душой покинул бы дом, перенес разлуку с женой, пусть даже им не суждено больше встретиться, по крайней мере, он не остался бы в долгу перед родиной. К несчастью, Цайчжу не способна его понять. Все разговоры с ней обычно кончаются скандалом. Уехать не простившись — жестоко. Как же быть? Остаться? Бежать? Он метался как загнанный зверь.

И вдруг его осенило. Надо найти причину, которую жена сможет понять, это избавит ее от страданий. Судьба родины ей безразлична, жена занята только собой.

— Я должен уехать, чтобы заработать побольше денег, — сказал он жене. Только солгав, он сможет спокойно уехать. — Найду работу, устроюсь с жильем и приеду за вами. Вам не придется терпеть лишения беженцев. Я сделаю все, чтобы тебе и сыну было хорошо.

— А как же сейчас? — У Цайчжу не было денег.

— Займу, сколько смогу. Себе ничего не возьму, все вам оставлю.

— Куда ты поедешь?

— В Шанхай, в Нанкин — туда, где можно заработать

— Если будешь в Шанхае, купи мне отрез на платье!

— Непременно!

Вот при каких обстоятельствах Лао Фаню удалось уехать из дома и снова увидеть национальный флаг. Сначала в Нанкине, потом — в Ухане он усердно трудился и никогда не забывал о жене и сыне. Совесть его была чиста, он, не тратил попусту ни одной лишней монеты и работал не щадя сил, чтобы быть достойным своей родины.

Изнуренный трудом, мыслями об отчизне и доме, Лао Фань очень похудел.

Он часто писал Цайчжу, в письмах рассказывал ей о своей жизни и работе, умоляя его понять. Он ждал весточки из дома с таким волнением, как ждут бойцы сообщений о победе.

Однако Цайчжу молчала. Лао Фань был уверен, что она получала и письма и деньги, главное — деньги, потому и молчала. И все же Лао Фань не мог оставаться спокойным. Он знал, что это не от большого ума жена к нему так невнимательна, но не роптал, лишь с тревогой думал о том, сможет ли она должным образом воспитать сына.

Цайчжу не была настолько испорчена, чтобы забыть о долге жены и матери, нo ради своих удовольствий могла невольно им пренебречь.

Но тут и на нем лежала доля вины. Останься он дома, мог бы уделить сыну внимание, которого мальчику так не хватало. И эта мысль его больше всего угнетала.

За последние шесть-семь месяцев Лао Фань трижды менял работу, но не из корысти, просто его приглашали то в одно, то в другое место, зная его удивительную добросовестность. Во время войны это качество особенно ценится, и Лао Фань прославился как прекрасный честный служащий.

Жалованье его по-прежнему не превышало двухсот юаней, а на руки он получал немногим больше сотни. Но Лао Фань никогда не роптал. Плохо только, что Цайчжу любит много тратить, а он посылает ей мизерную сумму и не вызывает к себе. Не жестоко ли это? Пусть она недалекая, легкомысленная, но он не может оставаться в долгу перед ней.

В Ухане он служил в военной организации. Дел по горло, а тут еще волнения о доме. Лао Фань даже стал допускать погрешности в работе. Так он и метался между службой, заботами о семье и угрызениями совести.

Порою становилось до того тошно, что он старался ни о чем не думать, но тщетно. Его сердце не знало покоя, временами он находился на грани безумия.

Во время ожесточенных бомбардировок Лао Фань оставался на посту. Ему было страшно, но не смерти он боялся; в подобные минуты он думал о жене и о сыне. Почему из дому нет весточки? Даже несколько строк были бы для него утешением!

Наконец Лао Фань получил письмо и, забыв обо всем на свете, дрожа, несколько раз подряд перечел его. О чем же пишет жена? Он не понимал. Он живо представлял ее себе, вновь испытал радостное чувство любви, вспоминал сына, его милый голосок и мордашку. Как он там? Лао Фань снова перечел письмо. Ничего, ни единого слова о сыне! Сердце похолодело. Постепенно до Лао Фаня дошел смысл написанного. Сплошные упреки! Образ жены рассеялся воспоминания исчезли. Остались только мертвые, холодные, бесчувственные слова!

Началась тревога. Растерянный Лао Фань вышел на улицу с письмом в руках и без конца его перечитывал, надеясь найти между строк слова утешения. Их не было. Только обвинения, упреки: нет денег, нет новых нарядов, никаких развлечений, а он забыл о семье, живет на стороне в свое удовольствие…

Опять сигнал тревоги. Лао Фань остановился в воротах дома. Налетели вражеские самолеты, заговорили зенитки. Он не шевелился, лихорадочно сжимая в руке письмо. Самолетов он не видел, лишь причудливую прическу жены, напоминавшую самолет. Так хотелось поцеловать ее волнистые волосы. Он взглянул на письмо — словно по сердцу полоснули ножом.

Он хотел было вернуться в дом, но вдруг вспомнил о чем-то важном и устремился вперед. Его настиг осколок снаряда, попал в голову. Лао Фань упал. Из раны хлынула кровь и залила письмо.