Рассказы на ладони

Пила и роды

Уж и не знаю как, но я понял, что это Италия. На вершине холма — палатка, словно сшитая из полосок парашютного шёлка. Над ней развевался колеблемый майским морским ветром флаг. Внизу, под горной зеленью, было голубое море (похоже на побережье в Идзу с его горячими источниками). Внутри палатки — сооружение, похожее на телефонную будку. То ли билетная касса в порту то ли будка таможенника. Но на самом-то деле я только что получил в окошечке огромный денежный перевод. Жёлтая картонная коробка оттягивает левую руку. Я чувствую, что там деньги. Рядом со мной стоит женщина в самом обычном чёрном платье. Она обращается ко мне с вопросом. Я знаю, что это японка, но я только смотрю на неё, поскольку с итальянским я, кажется, не в ладах.

Что было потом? Я переношусь в свою родную деревню в Японии.

В саду крестьянского дома с резными воротами собралось человек десять зрителей. Все они — мои старые деревенские знакомые, но после пробуждения я не могу вспомнить их имён. По неведомой мне причине я должен сойтись с этой женщиной в поединке.

Перед тем, как выйти сражаться, мне хочется помочиться. Но вокруг люди, я не могу достать то, что нужно. От этого мне становится неуютно. И вот я уже вижу себя с обнажённым клинком и сражаюсь с той женщиной. И вот я, видящий всё это, страшно пугаюсь.

— Тот, кто увидел свой призрак, себя самого и своего двойника, должен умереть.

Тот, другой я, ощущает, что женщина вот-вот убьёт его. Её оружие похоже на пилу. Это меч, но только он напоминает пилу с широким полотном — такой валят огромные деревья.

В какой-то момент я забываю, что мне надо помочиться, соединяюсь со вторым «я», мы скрещиваем мечи. Каждый раз, когда я отражаю удар диковинного и такого экзотического оружия, мой меч вгрызается в её. И тогда её меч рассыпается в прах и тут же становится настоящей пилой. Ясно слышу: «Вот так пила была явлена миру!»

Странно, но этот поединок привёл к изобретению пилы. Хоть на кон поставлена моя жизнь, я расслабляюсь и вижу поединок так, как будто передо мной прокручивают кино.

И вот, наконец, я падаю посреди сада и зажимаю ногами полотно пилы — женщина не может вырвать её, я торжествую.

— Я только что родила и потому ослабела.

Да-да, конечно. Низ живота у неё безобразно отвис. Я вприпрыжку лечу по прибрежной дороге, вьющейся вдоль скал (похоже на то место, где горячий источник в Юдзаки на побережье в Кии). Я бегу, чтобы увидеть её ребёнка. Младенец спит в пещере на мысу. Запах прибоя похож на зелёных светляков. С прекрасной улыбкой на устах женщина говорит: «Родить ребёнка — это так просто». Светлая радость охватывает меня. Я обнимаю её за плечи и говорю: «Скажи ей об этом, обязательно скажи!»

— Скажу! Скажу, что родить ребёнка — это так просто!

Теперь раздвоилась уже женщина. Она сказала, что скажет ей же, которая находится неизвестно где.

Я открыл глаза. Я не виделся с ней уже пять лет. Не знаю, где она сейчас. Мысль о том, что она, может быть, уже стала матерью, тоже никогда не приходила мне в голову. Но сон свидетельствовал: что-то между нами осталось. Вот в этой постели я видел сон, который принёс остатки нежности и счастья. Где она и от кого зачала ребёнка?

[1924]