Моя старшая сестра была такой доброй. И я не понимаю, почему она умерла в таких мучениях.
Она потеряла сознание вечером, упала навзничь. Кулаки сжаты, руки дрожат. Когда судороги прекратились, казалось, что её голова вот-вот скатится от подушки налево. Из её полуоткрытого рта медленно вылезал белый глист. После я нередко вспоминала, какой он был белый. В эти минуты мне всегда приходят на ум белые носочки.
В её гроб мы положили самые разные вещи. Я сказала: «Мамочка! Мы забыли про носки. Давай мы их положим тоже».
— Правильно, я совсем про них забыла. А ведь у неё были очень красивые ноги.
— Смотри, не перепутай с моими, у неё девятый размер, — напомнила я.
Я сказала про носки не только потому, что у сестры были маленькие и красивые ножки. Я вспомнила про носки вот почему.
Стоял декабрь, мне было двенадцать лет. В соседнем городе проводился кинофестиваль, организованный носочной фирмой «Исами».
Оркестр, над которым развевались красные флажки, добрался и до нашей деревни. Разбрасывали рекламные листовки. Говорили, что среди них попадаются билеты в кино. Поэтому деревенские ребятишки бежали за оркестром и подбирали с земли листовки. Оказалось, что это лишь рекламный трюк: в кино пускали только обладателей этикеток с купленных в эти дни носков. В те времена в нашей деревне кино можно было посмотреть только по большим праздникам. Носки продавались бойко.
Я тоже подобрала листовку с изображением самураев. Ранним вечером я встала в конец очереди в крошечный кинотеатр. Я боялась, что меня туда не пустят.
Контролёр рассмеялся: «Что ты принесла? Это же просто реклама!» Не глядя по сторонам, я отправилась обратно. Понуро стоя у колодца, я никак не могла взять в толк, почему меня не пустили в кино. Мне было очень грустно. Вышла сестра с ведром. Она положила мне руку на плечо и спросила, что случилось. Я закрыла ладонями лицо. Сестра бросила ведро и вышла из дома с деньгами. «Беги скорее!» Поворачивая за угол, я оглянулась. Сестра смотрела мне вслед. Я побежала со всех ног.
Продавец спросил: «Какой тебе нужен размер?» Я не знала. Тогда он сказал мне, чтобы я сняла туфли и посмотрела размер на них. На застёжке было написано — девятый.
Когда я вернулась, то отдала носки сестре. Это у неё был девятый размер.
Через два года мы уехали в Корею, жили в Сеуле. Я училась в девятом классе и влюбилась в учителя по фамилии Мицухаси. Дома заметили это и запретили мне ходить к нему домой. Потом он заболел, экзамены отменили.
Отправляясь за рождественскими покупками, мать взяла меня с собой. В подарок учителю я купила ярко-красный атласный цилиндр. Под ленточку была засунута ветка с тёмно-зелёными листьями и красными ягодками. В самом цилиндре были шоколадки в серебряных бумажках.
Зайдя в книжный магазин, я столкнулась с сестрой. Я показала ей свёрток с подарком.
— Угадай, кому это! Догадалась? Моему учителю!
— Ты не должна была делать этого, — тихо сказала сестра. — На тебя даже из школы жаловались!
Счастье кончилось. В первый раз в жизни я ощутила, что мы были чужими.
Красная шляпа провела все праздники у меня на столе. Но 30 декабря она куда-то исчезла. Теперь исчезла даже призрачная тень счастья. Но я ничего не сказала даже сестре.
На следующий день сестра позвала меня погулять. «Я отнесла шоколадки Мицухаси. Возле белых цветов шляпа была похожа на красный драгоценный камень. Очень красиво. Они мне пообещали положить её в гроб».
Я не знала, что Мицухаси умер. С тех пор, как я поставила шляпу на стол, на улицу я больше не выходила. Домашние скрыли от меня смерть учителя.
За всю жизнь из всех моих вещей были положены в гроб только эта красная шляпа и те белые носки. Учитель умер на тонком матрасе в своей жалкой комнатке. Перед смертью он страшно мучился и кашлял, так что глаза его, говорят, прямо выскакивали из орбит.
Я жива и спрашиваю себя — зачем в моей жизни были эта красная шляпа и эти белые носки?
[1948]