И снова Джаксиан оказался верен своему слову. Скоро мы с Торианом вышли из «Бронзового кубка» на солнце. Впервые могли мы передвигаться по городу свободно, не остерегаясь ничего, ибо мы были одеты как подобает — от удобных сандалий и до шапок-горшков. Мы выступали как находившиеся в услужении у влиятельной семьи Тарпитов, и никто не посмел бы оспаривать наше право разгуливать по улицам. С помощью трактирщика мы обернули наши повязки, как того требовали законы траура, оставив правую ногу обнаженной. Мы посыпали бороды пеплом, хотя на черных зарослях Ториана он смотрелся куда более впечатляюще, чем на моем клочке бурого моха.
Улицы были относительно пусты. В воздухе ощущалось необычное, тревожное напряжение, усугубляемое зловещей тишиной. Даже латники, казалось, маршируют на цыпочках. Редкие всадники обернули копыта своих пони тряпками, а уж колесных экипажей, как я и предполагал, и вовсе не было. Зато меня немного утешило то, что волосы на женских головах все-таки остались. Они носили их распущенными, и некоторым это очень даже шло. Большинство были в ярких саронгах. И у всех встреченных нами мужчин одна нога была обнажена, а борода посыпана пеплом.
Пару раз гвардейцы замечали изукрашенную спину Ториана и шепотом окликали нас, но, посмотрев внимательно на наши повязки и скреплявшие их булавки, отпускали с миром.
Не сговариваясь, мы начали свою прогулку, спустившись по Большому Проспекту к городским воротам. Одна створка была закрыта, другая распахнута. Мало кому разрешали войти, а желающих выйти не было вовсе.
Потом мы поднялись на стену и там впервые за этот день оказались в толпе. Озабоченные, опечаленные горожане валили туда валом — посмотреть на равнину, на далекие столбы дыма. Новости и слухи возбужденным шепотом передавались от человека к человеку.
И все же форканцев пока не было видно, хотя прошел слух, что те дошли до реки. Кому-то, видимо, удалось навести некоторый порядок среди беженцев — теперь их лагеря располагались правильными рядами, уходившими в розовую дымку у горизонта.
Значит, жертвы форканцев дошли до последнего предела — им осталось только сражаться или умереть с голоду. Да и сами форканцы, должно быть, едят уже не досыта. Кто соберет урожай в Пряных Землях в этом году?
Ториан кипел бессильным гневом. Он-то понимал, что занадонской армии полагалось бы сейчас быть там же, готовясь к битве, но мы оба слышали, что говорил Тарпиту Нагьяк: военачальник Арксис хотел, чтобы эти оборванные, голодающие беженцы обескровили форканцев еще немного, прежде чем он пустит в бой свое войско. Каким омерзительным бы это ни казалось с точки зрения морали, в военном отношении такое решение было не лишено смысла. В конце концов я не слишком разбираюсь в подобных делах, чтобы судить кого-то.
Дав Джаксиану обещание, Ториан намеревался держать меня под присмотром, но мне необходима была информация. Оторваться от него в такой толпе оказалось проще простого. Проделав это, я отправился знакомиться с Занадоном сам по себе. Разумеется, я не мог отделаться от взглядов Балора и Майаны, но мне снова показалось, что Балор смотрит на меня скорее одобрительно. Майана продолжала гневаться.
Согласно условиям траура, никому не разрешалось заводить разговор, если только в этом не было острой необходимости. Однако заставить все население большого города соблюдать это — не сказать чтобы приятное — правило просто невозможно, особенно когда народ обеспокоен. Балор не откликнулся на призыв, и народ встревожился более обыкновенного. К тому же я умею разговорить почти любого, чем я и занимался в этот день.
Официальный траур закончился в полдень. Стоило солнцу пройти зенит, как город начал оживать. На улицах появились телеги и экипажи. Женщины заплели косы. Мужчины разошлись по домам вычесать пепел из бород и сменить повязки на более симметричные. Из-за отсутствия опыта по этой части мне пришлось прибегнуть к помощи ехидной молоденькой шлюхи в одном из боковых переулков. Я отблагодарил ее, угостив обедом на деньги Джаксиана. Она многое знала о Бедиане Тарпите и подтвердила почти все, что я узнал о нем сам. По странному стечению обстоятельств я встречался раньше с ее сестрой — один раз и очень коротко.
Начиная с полудня Занадон сделался заметно приятнее, и я наменялся историями досыта.
Когда солнце стало клониться к закату, весь город начал собираться у храма. Опоздавшие толпились на Большом Проспекте, но я предвидел эту трудность, и у меня не было никаких дел, способных меня задержать. Когда процессия подошла к храму, я стоял в толпе на Площади Тысячи Богов.
Там собралось много тысяч горожан, но когда звуки музыки и радостные вопли приблизились, я почти не удивился, увидев неподалеку голову Ториана, — я же говорил, что не верю в случайные совпадения. Я протолкался к нему.
— Добрый вечер, ваше высочество! — шепнул я.
Он сердито покосился на меня. Потом улыбнулся, и в эту минуту на него приятно было посмотреть. Он дернул себя за бороду.
— Это лицо мне знакомо. Ты напоминаешь мне одного знакомого бога.
— Тогда ты ведешь себя недостаточно почтительно.
— С этим у меня всегда трудности! Омар, меня тревожит эта девушка.
— Это не наше дело.
— Но она так прекрасна! Ее отец — змей, брат трусливее мыши-полевки, а Грамиан Фотий — убийца.
— Мне кажется, жрецы не будут подменять Белджис на нее, как — по нашим предположениям — собирались подменить Скикалм. Они задумали что-то другое.
— Возможно. Значит, по крайней мере еще сутки ей ничего не грозит?
— Думаю, да.
Он кивнул.
В сгустившихся сумерках ярко горели факелы. Процессия вступила на площадь. Разговаривать дальше было невозможно, и мы присоединились к реву толпы.
МАЙАНА! МАЙАНА! МАЙАНА!
Возможно, Ториан кричал только из необходимости, но я обожаю толпы. Я больше не был Омаром, я стал Занадоном.
МАЙАНА!
Я был стиснут толпой, так что с трудом мог дышать, голова шла кругом от удушливой вони — чеснок в Пряных Землях гораздо дешевле мыла, — но я не обращал на это внимания. Солдаты расталкивали нас, прокладывая путь процессии, и я толкал их обратно, я бился изо всех сил, только бы оказаться ближе к богине. Я толкался и кричал вместе со всеми.
МАЙАНА! МАЙАНА!!!
Носилки проплыли совсем близко от меня. Я хорошо видел верховную жрицу на серебряном троне.
МАЙАНА!
Она смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на крики; она была прекрасна, царственна, божественна. Ну конечно же, Балор Бессмертный не сможет не откликнуться на ее призыв.
Я видел не дородную крестьянку в богатом платье прячущую страх под румянами и драгоценностями. Я видел Майану, и она была прекрасна, и я любил ее, и я с ума сходил от счастья уже от одного того, что она прошла так близко от меня. Я уже сказал, что обожаю толпы.
МАЙАНА!
Было слишком темно, чтобы разглядеть лица сановников и городской знати, шествующих за носилками с троном вверх по храмовой лестнице. Я знал, что среди них идут и Джаксиан, и его отец, и военачальник. Подъем был долгий. Должно быть, жирному Нагьяку он дается с трудом.
Когда процессия подошла к дверям Обители Богини, стемнело окончательно. Мы все охрипли от крика, а теперь начали петь. С третьего или четвертого раза все запомнили слова, и мы повторяли их снова и снова, восславляя нашу богиню, умоляя ее уговорить бога прийти нам на помощь. В Обители горели факелы — там шли последние приготовления. Над головой сияли звезды. Потом огни двинулись вниз по лестнице, а дверь продолжала светиться, как маяк в ночи. Это было так прекрасно, что мы заплакали.
А потом все ушли, оставив несчастную Белджис в одиночестве дожидаться Балора. Но я не думал о ней как о несчастной Белджис. Я думал о ней как о Майане.
Площадь опустела неожиданно быстро. Людской поток выплеснулся на Большой Проспект, как Иолипи в отлив, и на улицах воцарилось веселье. Ториан все не отставал от меня, крепко держа за локоть.
— Это веселье кажется тебе несколько неестественным? — спросил я.
Он с опаской посмотрел на меня сверху вниз:
— Ты пришел в себя?
— Я что, напугал тебя? — рассмеялся я. Я охрип, устал, все тело мое болело, но мне было хорошо. — Ох, Ториан, у меня такое ощущение, словно я занимался любовью с ними со всеми, а они все — со мной! Но знаешь, мне кажется, что мы — то есть они — не так веселы, как хотели бы казаться.
— Еще бы! Вчера они не сомневались. Сегодня они уже знают, что его недаром зовут Непостоянным.
Мы все дальше уходили от храма, и мое возбуждение спадало.
— Несчастная Белджис! — сказал я. — Как страшно ей должно быть там, на троне!
— В опасении, что Балор не придет?
— Или что придет.
Ториан снова взял меня за руку.
— У тебя все еще растерянный вид. И почему она должна бояться этого?
— Здорового быка вроде этой статуи в молельне? Она… Ладно, не бери в голову.
Когда я не-много успокоился, он отпустил меня.
— Ты собираешься вернуться в трактир?
— Конечно. Почему бы и нет?
— И что ты надеешься там найти?
— Это зависит от обстоятельств, — ответил я. — Если Джаксиан говорил со своим папашей, нас убьют, стоит нам только шагнуть на порог. Скорее всего удушат. Это чище.
Лев зарычал.
— С другой стороны, — беззаботно продолжал я, — если он не говорил с отцом, он скорее всего не говорил ни с кем. В таком случае он уверился, что он все равно ничего не сможет сделать.
— И что тогда?
— Тогда он будет ждать нас лично. Он принесет нам свои искренние извинения и только после этого прикажет нас убить. В конце концов это его долг перед семьей и городом.
Ториан прошел еще несколько шагов и только тогда рассмеялся.
— Тогда зачем тебе возвращаться туда?
— А тебе?
— Потому, что я дал слово, конечно же.
— Я тоже.
— Но я же воин!
— Это означает, что ты сумасшедший?
— Иногда. А ты… — Он вздохнул. — Ты таков, какой есть.
— Вот именно, — сказал я.
Мы вошли в трактир с черного хода, так как до сих пор не знали, где у него парадный. Маленькая прихожая казалась пустой, но дверь захлопнулась за нашей спиной, стоило нам войти. За дверью стоял человек с обнаженным мечом. Словно по сигналу, разом отворились другие двери и из них вышли еще мечники. Все они были штатскими, не солдатами, и следом за ними вышел Джаксиан, а не его отец. Тарпит-старший привел бы гвардейцев, тогда как Джаксиан нанял обыкновенных головорезов. Впрочем, это мало что меняло. Все они были мускулистыми, волосатыми и на редкость грозными. Даже половины их хватило бы, чтобы совладать с нами, вздумай мы проявить героизм.
Я сорвал шапку и почтительно поклонился. Ториан последовал моему примеру. Лицо купца казалось усталым и измученным — судя по всему, он надеялся, что мы не придем. Он облизнул губы…
— Прежде чем вы перейдете к действиям, господин, — заявил я, — не позволите ли перекинуться с вами парой слов наедине? Есть еще кое-что, чего я не говорил вам раньше, ибо не был уверен в отдельных подробностях.
Джаксиан заколебался — впрочем, это было его обычное состояние. Он покосился на Ториана, который явно прикидывал шансы прихватить с собой в мир иной двух или трех мечников. Тот только пожал плечами.
— Минуту, не больше. Идите сюда. — Джаксиан подошел к одному из своих людей и взял у него меч. Потом вернулся в комнату, из которой вышел. Мы с Торианом зашли следом, и дверь за нами закрылась.
Насколько я понял, мы оказались в комнатке трактирщика. Маленькое помещение до сих пор не остыло от дневной жары. В комнате стояло несколько стульев. Три свечи освещали ее неровным, трепещущим светом, добавляя к запаху винных паров вонь дешевого воска. Сквозь щели в дощатой перегородке в комнату доносился смех. У единственного зарешеченного окна стоял небольшой стол, заваленный пластинами для письма и обломками мела; другого выхода из комнаты не было.
Джаксиан облокотился на стол и упер меч острием в пол.
— Б-быстрее, — хрипло сказал он.
Я не осмелился сесть.
— Есть семьи, — начал я, — над которыми довлеет проклятие. Я хочу поведать вам об одной из таких семей. Жил один человек, у него было три сына. Сам он был купцом; имя его не имеет значения. Первые два его сына умерли в младенчестве. Сам он имел несколько сестер, но ни одного брата, и он страсть как не хотел, чтобы род его оборвался с ним. Поэтому, хоть первые два раза жена его рожала тяжело, как ни любил он ее, он все же зачал третьего сына. Родив его, несчастная мать слегла с лихорадкой и умерла.
Лицо Джаксиана побагровело от гнева. Я знал, что времени у меня осталось совсем немного.
— Третий сын выжил. Он рос сильным ребенком; не по годам крупным. Однако отец так и не смог простить ему смерти любимой жены и не хотел иметь с ним дела. Много позже купец женился вторично, и снова его постигло несчастье. Его вторая жена умерла, родив ему дочь.
Он снова тяжело переживал смерть жены, что никак не улучшило его отношение к сыну. Точнее, его злоба только усиливалась, и он не упускал случая напомнить мальчику, какой ценой обошлось его существование. Как только сын достиг совершеннолетия, отец отослал его в далекий город, где у их семьи были торговые дела. Там он должен был постигать ремесло торговца.
— Ах ты, жалкий шпионишка, п-подлый т-т…
— Сын помнил свою сестру только маленькой девочкой. Она вообще не помнила его. Когда ему исполнилось двадцать лет, отец послал ему приказ жениться, чтобы родить наследника. Юноша сделал неудачный выбор. Брак оказался несчастливым и бездетным. Женщина умерла.
Я сделал паузу перевести дух, но на этот раз Джаксиан промолчал. Я весь вспотел — в комнате было слишком жарко.
— Когда в Пряные Земли пришла война, сына вызвали домой, в безопасный Занадон. Он плохо знал этот город, где у него почти не осталось друзей. Ему исполнилось тогда тридцать два года. Его сестре — семнадцать. Собственно, можно сказать, что они встретились впервые. И тут проклятие, преследующее их семью, достигло своего предела, ибо не может быть несчастья страшнее, чем несчастная любовь, а вспыхнувшая между ними любовь запрещена как людскими, так и божескими законами.
Я снова замолчал, чтобы проверить, не подписал ли я только что смертный приговор самому себе.
Джаксиану Тарпиту потребовалось несколько минут, чтобы принять решение. Потом он подвинул стул и сел, положив меч на пол рядом.
— Садитесь, — бросил он нам.
Я сел. Ториан тоже. Я не осмеливался смотреть на него. Я знал, как он со своими представлениями о воинской чести может отнестись к подобной истории.
— Это тебе Шалиаль сказала? — спросил Джаксиан. Теперь он побледнел и старательно прятал руки. Его лицо влажно блестело в свете свечей.
— Нет, господин. Мы подслушали, как отец обвинил ее в том, что у нее есть любовник. Она это отрицала. Позже, когда мы той же ночью говорили с ней в храме…
— Это невозможно!
— Нет, господин. Согласен, это кажется невероятным, но это было. — Я побоялся тратить время на то, чтобы объяснять, что боги специально делают меня свидетелем… ну и все такое. Некоторые люди с трудом воспринимают это. — Она сказала, например, что сама ткала коврик, который я украл, чтобы сделать из него повязку.
Джаксиан кивнул, и я поспешил продолжить рассказ.
— Но когда я повторил ей то, что сказал ваш отец, она снова все отрицала.
Он спрятал лицо в ладонях. Шалиаль была мужественной девушкой — интересно, что она только нашла в этом тюфяке? Он и братом-то был не ахти каким, не то что возлюбленным. Запретный плод сладок, но он должен и выглядеть красиво, иначе кто соблазнится отведать его?
И не мудрено, что такой проницательный человек, как его отец, не мог этого не заметить. Та женщина, которую я разбудил, когда пытался притвориться богом, была Нильгия, наложница Джаксиана. Вот почему он направился в ее комнату. Нильгия была недавним приобретением Тарпитов. Бедиан Тарпит приказал сыну пойти и найти себе женщину — точно так же, как приказал бы пойти постричься. Правда, это была почти пустая трата денег. Ее сестра поведала мне за обедом, что Нильгия нашла свою новую работу необременительной.
Джаксиан поднял голову и уставился на меня покрасневшими глазами.
— Проклятый длинноносый проныра! — рявкнул он, и я вдруг увидел другого Джаксиана, благородного господина, богатого купца. Этот Джаксиан не заикался. — Это верно, что мы с сестрой встретились уже взрослыми. Да, мы сочли это положение затруднительным. Как ты думаешь, мог я не обращать внимания на такую красоту, как у нее? И она… она почти не встречалась с мужчинами своего круга, и тут вдруг появляется один, да еще живет под одной крышей с ней… Конечно, нам нелегко было отделить семейную привязанность от… от других эмоций. Но если ты предполагаешь, что мое поведение — или ее — нарушает законы нашего города или волю богов… я сам вырву твой язык! — Он смерил меня свирепым взглядом.
— Я не сомневаюсь в вашей чести, господин.
— И правильно делаешь! Ладно, если это не Шалиаль сказала тебе, то кто же? Кто распространяет подобные слухи?
— Я сам догадался. Я заподозрил что-то неладное, когда она так легко покорилась отцу. Позже я рассказал ей сказку про кормилицу, которая подменила младенцев…
Он блеснул зубами в улыбке.
— И мне ты тоже рассказывал какой-то вздор насчет своего отца, будто бы он считает тебя чужим ребенком! — Может, Джаксиан был и тюфяк, но в проницательности ему не откажешь.
— Да, — признал я. — В обоих случаях я получил ту реакцию, которой ожидал. Люди, оказавшиеся в том положении, в котором, подозреваю, находитесь вы, господин мой, часто тешат себя подобными фантазиями.
— Потому, что нас обоих растили кормилицы? Потому, что я на локоть выше отца? Закон требует более убедительных доказательств! — Тяжело дыша, он отвернулся от меня.
В наступившей тишине я осмелился посмотреть на Ториана. На его хмуром лице читалось все, чего я боялся.
— Я и в мыслях не имел думать о законе, господин, — возразил я. — Я не думаю о том, что все кончится хорошо. Боюсь, ваша любовь обречена. Я думаю только о невинной девушке, которую может жестоко изнасиловать маньяк, Грамиан Фотий.
Джаксиан бросил на меня взгляд, полный боли.
— Ты считаешь, я не д-думал об этом весь день?
— И вы считаете, что боги одобрят такое преступление? — не отступал я, в первый раз с начала разговора повысив голос. — Вы считаете, святая Майана допустит такое святотатство — такое осквернение ее храма, в котором замешан ее же собственный верховный жрец? Господин Тарпит, я всего лишь случайный странник здесь, но я заявляю: я готов рискнуть своей жизнью, чтобы не допустить этого. И если вы не готовы помочь ей как сестре, тогда, ради всех богов, вы обязаны помочь ей как женщине, которую любите!
— Т-тебе известно, что б-будет с человеком, вторгшимся в храм?
— Да. И вы не готовы рискнуть даже ради Шалиаль? Я готов.
— И я тоже, — тихо произнес Ториан. Голос его был едва слышен сквозь шум из-за перегородки.
— Чтобы пойти и изнасиловать ее самому?
Ториан вскочил.
— Возьми свои слова обратно! — проревел он. — Или…
Наступила тишина. Пьяная компания за стеной затянула песню. Меч Джаксиана лежал на полу, за дверью ждали его люди, а невысказанная угроза означала смерть.
Я застыл, словно примерзнув к стулу. Лицо Джаксиана приобрело пепельно-серый оттенок.
Потом он встал, не делая попыток поднять меч.
— Или? — хрипло спросил он. — Или что?
Я с изумлением понял, что бледность его исходит от гнева, не от страха. Он стоял лицом к лицу с воином, принимая его дерзкий вызов.
Ториан бросился на него. Я прыгнул и попытался удержать Ториана, ибо понимал, что жить нам осталось от силы несколько секунд. Он отмахнулся от меня, и я с грохотом рухнул на пол, опрокинув стул.
Бац! — Джаксиан врезал ему кулаком под дых, потом еще раз. Ториан тоже рухнул, привалившись к двери как раз тогда, когда кто-то из людей Джаксиана сделал попытку открыть ее снаружи.
— Убирайтесь! — рявкнул Джаксиан. — Ничего страшного.
И так оно и было. Я лежал на спине, а Ториан сидел, скорчившись и пытаясь вздохнуть. Похоже, я все-таки помешал ему, ибо с чего иначе обыкновенный купец так быстро одолел закаленного воина, к тому же моложе его годами?
Так ли? Конечно, мое восприятие было слегка затуманено в результате падения, но я не мог отделаться от странного ощущения, что Ториан пропустил удар нарочно. Вполне возможно, это было самым разумным, что он мог сделать, ибо не дозволено рабу поднимать руку на благородного, да еще у того в городе. Это разрядило смертельно опасную ситуацию… хотя с точки зрения воинской чести это вряд ли было самое достойное поведение. Я вспомнил его минутную слабость при входе в храм и подумал, что мой герой снова дал слабину. Или просто повел себя по-человечески, напомнил я себе.
Да и Джаксиан оказался не таким уж беззащитным ягненком, каким я его считал. Он явно мог быть настоящим мужчиной — в случае, если думать некогда.
Он снова сел, тяжело дыша и продолжая свирепо сверкать глазами. Я тоже поднялся и сел, потирая затылок.
— Ссорой мы ничего не добьемся, — устало сказал я. — Наша цель — спасти Шалиаль.
— Я беру свои слова обратно, — буркнул Джаксиан.
Последовала пауза.
— Прошу прощения, — пробормотал Ториан. Он тоже вернулся на место, болезненно скорчившись и не глядя на нас.
Я немного расслабился:
— Говорят, Фотий убивает женщин.
Джаксиан застонал.
— Это правда, — подтвердил Ториан. Слова давались ему с трудом. — Я видел, что он делал с беженцами. Это было на моих глазах. Его дядька не позволил никому вмешиваться.
Джаксиан обмяк на стуле, словно его позвоночник вдруг сделался мягким.
Я развивал наступление.
— И самого Фотия тоже предадут смерти — жрецы, сразу же, как прогонят форканцев. Шалиаль тоже может постигнуть та же участь.
— Нет! — вскинулся Джаксиан. — Нет, нет!
— Под храмом расположено подземелье, — сказал Ториан. — Я знаю, у нас нет доказательств, но мы сами видели его, и там лежат старые кости. Балор становится помехой, как только нужда в нем отпадает.
— Мой отец н-не п-пошел бы на это!
— Он мог и не знать. Но как вы думаете, долго ли храмовая верхушка потерпит правящего ими поддельного бога? Что тогда сможет сделать ваш отец? Или Арксис? Обвинить жрецов? Те просто поднимут их на смех!
Джаксиан дернулся, словно хотел встать, но силы оставили его.
— Даже если мы… Это же н-невозможно! Нас п-п-поймают!
Он снова превратился в зайца. Наверное, в детстве он всегда был примерным мальчиком, послушным ребенком, отчаянно желающим понравиться отцу, почти не обращавшему на него внимания. А теперь два хулигана предлагали ему пойти на шалость.
Я откинулся, опершись спиной о стену, и ободряюще улыбнулся:
— Не сегодня. Мы все равно не знаем, где ее держат сейчас, и на поиски уйдет не меньше недели. Но я сомневаюсь, что ей грозит что-то сегодня. Завтра или послезавтра — как только Нагьяк решит, что нагнал на город достаточно страха и неуверенности. Тогда он посадит Шалиаль на трон и пронесет ее через весь город. И в ту ночь мы будем точно знать, где она!
Джаксиан затряс головой — так трясут почти пустую бутылочку из-под соуса.
— Это б-безумие!
— Но это лучше, чем то, что грозит ей.
— Ну… допустим, вы сможете к ней пробраться. Что вы будете с ней делать?
— Доставим ее в безопасное убежище, которое вы подготовите, конечно. Вот почему нам необходима ваша помощь — и еще убедить ее, что она может нам верить. Если вас не будет с нами, она вполне резонно может испугаться того, что вы сами предположили несколько минут назад. Она может предпочесть попытать счастья с Балором.
Разговор слишком затянулся. Шум пирушки за стеной сделался еще громче.
Я уже не надеялся на то, что Джаксиан Тарпит ответит на мое предложение. Ему потребуется год или два, чтобы переварить его. И разумеется, он найдет тысячу отговорок.
— А Нагьяк? — пробормотал он. — Наутро?
— Это и впрямь любопытно, — согласился я. — Майаны он там, конечно, не обнаружит. Надо будет подумать над этим. — Если в деле будет участвовать Ториан, Нагьяк скорее всего обнаружит там мертвого Балора, поразительно похожего на некоего Грамиана Фотия.
Предложение принимается.
Оставалась еще одна небольшая проблема — форканцы. Миф о Балоре был палкой о двух концах. Явившийся во всем великолепии бог войны поведет свое войско на неминуемую победу. Но если он откажется явиться, занадонская армия рухнет как сноп.
Я решил оставить эту проблему на усмотрение самого бога.