Разбойная дорога

25 Тамарисковая роща

Сорок или пятьдесят больших факелов горели, коптя, в нишах в стене, но стоило за дверью блеснуть молнии, как все помещение осветилось лиловым светом с прочерченными черными тенями, и сразу за этим мы, казалось, очутились в темноте.

Гром ударил почти без промедления, достаточно громко для того, чтобы все в голове перемешалось. Гроза была прямо над нами. Чудовищная гроза. Дождь барабанил по золотому куполу. На гранитных плитах перед дверью выросла серебряная трава из брызг. В первый раз с тех пор, как я попал в Пряные Земли, воздух сделался прохладным.

Я выбрался из люка и выпрямился, поправляя повязку, потом пригладил волосы и улыбнулся самой обаятельной из всех моих улыбок. Шалиаль оказала бы подобное воздействие на всякого, у кого растут волосы на груди, или на всякого, кто надеется, что они вырастут, или на всякого, кто помнит, как они у него росли. Следом за мной выбрался на четвереньках Ториан, встал и повторил те же действия в той же последовательности. Он ухитрился добавить к этому взъерошивание бороды, до чего я не додумался.

Как и предсказывал Джаксиан, наряд ее ограничивался платьем, прозрачным как легкий туман. Ее тело просвечивало через него. Ее волосы были убраны кольцами, и на голове ее красовался серебряный полумесяц. Больше ничего. Она казалась — что вполне естественно — продрогшей, но прекрасной, как сама Ашфер.

Глядя на нее, я не мог понять, почему помещение не забито богами.

— Мне кажется, вы пришли не по адресу, господа, — произнесла она спокойно. Похоже, она почему-то не хотела, чтобы ее спасали. Вид у нее был даже сердитый.

ВСПЫШКА!

До этого мгновения я не замечал Майаны, но тут отблеск молнии на серебряной коже выхватил ее из темноты, словно она сама сделала шаг вперед. Богиня Страсти царила в большом зале. Она казалась богиней огня и света, звездным небом, отлитым в форму женщины. Это было, конечно, очень даже красиво, и все же я не ощущал присутствия богини. Взгляд мой вернулся к прекрасной Шалиаль.

БА-БАХ!

Отсветы факелов плясали на стенах — ветер играл языками пламени. Часть факелов уже прогорела и дымила, распространяя острую смоляную вонь, от которой слезились глаза. Дверь была занавешена серебряной завесой воды.

ВСПЫШКА!

Обычно молния освещает весь мир, и все же я ничего не увидел снаружи. Только дождь. Дождь и ничего, кроме дождя.

— Вы должны помнить меня. Я — Омар. Мой друг откликается на имя Ториан. Мы пришли, чтобы спасти вас.

Шалиаль недоверчиво приподняла бровь:

— А что, если я не хочу, чтобы меня спасали?

— Он говорит неправду, — буркнул Ториан. Он пересек зал и опустился перед ней на колени. Она посмотрела на него с открытой неприязнью, что он перенес со своей обычной невозмутимостью. — Я пришел вовсе не спасать тебя, госпожа. Я пришел помочь Занадону в час нужды. Я — Балор.

Шалиаль прикусила губу.

— Правда? Но твое лицо все избито, на теле шрамы от меча, и когда ты залезал сюда, мне показалось, на спине у тебя следы от плети. — ВСПЫШКА! — Возможно ли, чтобы бог войны проиграл сражение? Кто может победить его? Или это другие боги преследуют тебя, господин? — БАБАХ!

Именно это пытался я объяснить Ториану — как может столь изуродованный человек даже надеяться выдать себя за бога?

Он пожал плечами:

— Шлем скроет лицо. Возможно, когда я буду отдавать приказы, кто-нибудь и заметит отсутствие одного-двух зубов, но мне кажется, это только добавит суровости моему лицу — взрослые мужчины будут рыдать от моей улыбки. А что до шрамов ни теле — их не будет видно под доспехами. Ты будешь знать о них, но никто больше. Для народа я буду богом. Для вас — человеком.

Она с трудом уняла дрожь.

— Это правда, сегодня ночью я ожидаю в гости бога, но я не уверена, что ты подходишь под его описание. Или, может, у тебя с собой верительные грамоты?

— Я призываю в свидетели погоду. Разве это не подходящая обстановка для сватовства бога?

БАХ! — громыхнул гром. Длинные желтые языки пламени факелов дернулись, и я чуть не закашлялся от их удушливого дыма. Дождь безжалостно хлестал по крыше. Ничего не скажешь, романтично…

Шалиаль с трудом перекрикивала шум грозы:

— Возможно, это и так, но если это намек на нашу дальнейшую совместную жизнь, соседи могут пожаловаться на шум.

Она повернула голову ко мне со спокойствием, почти невероятным для столь юной девушки в ее отчаянном положении. Она не могла не знать о том, что случилось со Скикалм и Белджис; я мог только предполагать, что она причастна уже к заговору — но согласилась ли она на Фотия? Видела ли она его хоть раз?

Я отошел на несколько шагов и уселся, скрестив ноги, посмотреть на сватовство Ториана. При первом посещении храма этот высокий зал показался мне мирным пристанищем, но теперь ослепительные вспышки и сотрясающие все удары грома не давали покоя и здесь. Он и сейчас казался фактически пустым — кроме нас троих, открытого люка и охапки ветвей на полу, никого и ничего больше не было. Мне начинало казаться, что я уже не влияю на ход событий, став чем-то вроде детали обстановки. Но Шалиаль так не считала. Она улыбалась мне.

— Мне кажется, у Омара для этого лучшие данные. По крайней мере я имею абсолютно достоверные — его собственные — свидетельства того, что он сын святого Роша.

Мое сердце отчаянно забилось. Я даже не думал никогда о такой возможности, но ведь и правда я мог бы сыграть роль Балора куда убедительнее, чем Грамиан Фотий. Верно, я не воин. Верно, мне далеко до Фотия или Ториана, и все же моя фигура не лишена мужественности, и к тому же у меня богатый опыт сценического перевоплощения. В свое время кем я только не был — гончаром, портным, солдатом, моряком, землевладельцем, нищим, попрошайкой, политиком… — список так велик, что я и сам уже позабыл половину.

Но богом я еще не был никогда.

Шалиаль повернулась обратно к Ториану — тот нахмурился.

— Наполовину бог лучше, чем никакой, господин. И к тому же тело его в отличие от твоего не носит следов ранений. Ну, например, я полагаю, что все зубы его на месте.

Ториан бросил на меня взгляд, не обещавший ничего хорошего. Брачный сезон в разгаре. Он положил на нее глаз с первой же минуты, когда увидел ее в доме ее отца.

— Одень его в доспехи Балора, и он исчезнет. Да он просто рухнет в них! Шлем сползет ему до плеч!

— Вот и хорошо! Тогда никто уж точно не увидит его лица!

— Ты очень храбра, Шалиаль, — сказал Ториан. — Храбрость — первое, что нужно мужчине. Но и женщину она украшает наилучшим образом.

Она чуть вздрогнула, но все же продолжала хранить каменное спокойствие.

— Я не поверила тебе в тот раз, господин мой. Я признаю это и прошу за это прощения. Но сегодня его святейшество объяснил мне все, и мой отец был при этом, и подтвердил все.

— Что именно они тебе объяснили?

— Что много веков миновало с тех пор, как Балора Бессмертного призывали в последний раз, и что в наши жалкие времена он может и не ответить на наш зов. Ему дали три шанса. Если он не явится до зари, придется пойти на подмену. Опасность, грозящая городу, велика, и армии нужен вождь. Так вот, вопрос в том, ты ли заменишь бога?

— Я гораздо лучше того человека, которого выбрали они.

— Гм? Ты простишь мне сомнения в том, что твое предложение совершенно лишено корысти?

МОЛНИЯ! ГРОМ!

Ториан улыбнулся ей, но, возможно, это было его ошибкой, поскольку показало ей сломанные и отсутствующие зубы. Не поднимаясь с колен, он заговорил, перекрикивая грозу:

— Позволь, госпожа моя, я расскажу тебе о себе. Мое подлинное имя не Ториан, но я действительно воин из благородного рода. Мой отец — двоюродный брат царя Полрейна. Я пятнадцатый в списке претендентов на трон, хотя теперь это мало что значит. Моя семья владеет обширными землями, хотя теперь это значит еще меньше. Мне двадцать четыре года, и я не женат. Мое имя становилось известным за пределами моего клана, но это тоже не значит почти ничего.

Я был ранен под Гизатом, где пал от рук форканцев цвет нашей армии. Мои отец и братья были в числе павших, и они пируют сейчас с храбрейшими из храбрых в чертогах Штаха. Клянусь, я не посрамил в бою имена тех, кого избрал образцами для подражания, но не пристало воину хвастаться своими успехами. Там получил я рану, которую ты видишь. Много дней провел я на краю смерти. Тотчас же, как я окреп настолько, чтобы держаться в седле, отправился я в путь, чтобы продолжить борьбу против захватчиков. Мне удалось догнать и обогнать их, и так я оказался в Занадоне, ибо давно уже понял, что здесь предстоит решающая битва. Я направил коня к первому же отряду солдат, чтобы предложить свои услуги городу. Меня обезоружили, раздели и погнали в рабство.

Шалиаль подобрала ноги и крепко обхватила себя руками. Возможно, она просто озябла. Возможно, ей становилось страшно. Но она не сводила взгляда с Ториана. Я вздохнул про себя, прощаясь с безумной надеждой стать богом.

ВСПЫШКА!

Майана, казалось, пошевелилась.

БА-БАХ!

— Шалиаль Тарпит, — продолжал Ториан, — ты, несомненно, прекраснейшая из всех, которых доводилось мне встречать. Прими мою любовь, и счастье твое будет значить для меня больше, чем моя собственная жизнь, мое здоровье, мое богатство и все, что дорого мне. Я клянусь тебе в этом моим подлинным именем, моей честью и именами моих образцов. Прими меня как Балора, которого ты ждешь, — и я буду служить твоему городу во славу тебе. Я буду мстить форканцам за братьев и моих друзей по имени. Я знаю военное дело и нашего врага, как никто другой в Занадоне. Я могу повести вашу армию к победе — в этом я не сомневаюсь. И когда мы победим, я возьму тебя с собой на мою родину и соединюсь с тобой в браке. Ты будешь править нашими землями бок о бок со мной, почитаемая народом, как моя госпожа и единственная любовь. С тобой мне не нужно будет никого другого — в этом я тоже готов поклясться.

Речь прозвучала впечатляюще, и она была тронута. Румянец загорелся на ее щеках, и она потупила взор. Но она была храбрая женщина, и ответ ее тоже был смелым.

— Господин, ты оказываешь мне большую честь, и я верю всему, что ты сказал. Предложи ты мне это три ночи назад, я могла бы принять тебя, каким бы безумием это ни показалось — ведь мы почти незнакомы с тобой. Но ты забыл, что теперь я посвящена богине, покровительнице этого города. Я верховная жрица Майаны и не могу больше сочетаться браком ни с кем, каким бы благородным он ни был или как чисто ни было бы его сердце. — Она сморгнула слезинку. — Прости меня, господин. Ты пришел слишком поздно. Тому, что ты предлагаешь, не бывать.

— А что этот поддельный Балор, которого тебе обещали?

Она удивленно подняла взгляд.

— При чем здесь он? Я верю в бога, господин мой! Я жду подлинного Балора, жду всем сердцем, надеясь на его любовь к родному городу. Если он явится, тогда, разумеется, как жрица я должна отдаться богу. Но если и я покажусь ему недостойной, тогда мне придется исполнить свой долг перед городом. Я расскажу тебе, как это будет. До зари святой Нагьяк и мой отец приведут с собой человека, который сыграет роль бога для черни. Ты сказал, что его зовут Фотий, но я не уточняла. Они заверили меня в том, что он вполне подходящий кандидат, благородный воин, и я приняла их выбор. Что еще могу я сделать ради своего народа? Я буду стоять на верху лестницы, когда они восславят его. Какое это имеет отношение к браку, господин?

В самом деле, какое?

БАХ! ТАРАРАХ!

Эхо, перекатываясь, унеслось вдаль.

Ториан открыл рот и закрыл его. Он бросил быстрый взгляд на меня и снова уставился на свои колени.

Мы ошибались! Нас ввела в заблуждение легенда про жрицу и бога. Нас сбило с толку то, что Ториан знал об этом Фотии и его убийственных наклонностях. Но все это пустяки, и хитрый Нагьяк понял это, а мы нет. Не будет никакого священного совокупления и тем более изнасилования. Во всем этом не будет никаких чувств, только голая политика. Шалиаль — верховная жрица. Фотий — простой, никому не известный вояка — изобразит Балора во главе войска. Секс здесь вовсе ни при чем.

Мы недооценили Бедиана Тарпита. Если даже его сынку-молокососу была известна репутация Грамиана, то уж ему тем более. Если он доверил этому ублюдку свою единственную дочь, ему уж наверняка дали гарантии того, что с ней ничего не случится. Чего бы там ни ожидал сам Фотий — а одним богам известно, чего ему наобещали, — его будут использовать как марионетку, лишив мяса и снабжая только безродными наложницами. Шалиаль будет править как верховная жрица. Они будут появляться вместе публично и содержаться порознь все остальное время. Исключительно голая политика без всякого намека на чувства.

Мы ужасно заблуждались.

Шалиаль казалась удивленной внезапным молчанием ее поклонника.

— Они придут до зари, господин мой. Если ты не тот человек, которого они должны привести, мне кажется, вам лучше уходить отсюда, и побыстрее. В конце концов я ожидаю здесь бога, а боги, как известно, ужасно застенчивы. Ваше присутствие может отпугнуть его. Я благодарна тебе за твои слова. Ступай же. Святая Матерь благословляет тебя.

Ее выдержка потрясала. Каков каприз богов: дать столько отваги дочери и так мало сыну!

— Я не могу уйти! — буркнул Ториан. — Мы загородили проход, по которому попали сюда. Жрецы наверняка уже обнаружили это, так что его больше не открыть. Я или Балор рядом с тобой, госпожа, или все равно что мертвец.

Я задумчиво посмотрел на потоки воды, стекающие перед дверью. Гроза бушевала, не ослабевая, и огонь факелов бешено метался в нишах. Некоторые уже погасли. Никто из стоящих на площади не заметит в такой ливень двух мужчин, выскользнувших из Обители Богини. Буря вряд ли продлится долго, но у нас еще есть время выйти через эту дверь. С божьей помощью мы сможем спуститься на предыдущий уровень, залезть через проем в крыше в тайную комнатку за молельней и спуститься в подвал по длинной лестнице. Когда Нагьяк выйдет из спальни по своим дневным делам, мы сможем бежать. Только надо спешить, пока гроза не стихла.

Шалиаль побледнела.

— Ты отказываешься уйти?

— Я не могу уйти! — рявкнул Ториан. — Более того, фальшивый Балор, которого ты ждешь, не может прийти по той же самой причине. Когда наступит утро, рядом с тобой буду я — или никого. И в этом случае жрецам придется завершить ритуал, и ты последуешь за Скикалм и Белджис.

Он говорил правду! Наша ошибка обрекла ее на участь еще более горькую, чем мы опасались.

Она вспыхнула от негодования.

— Ах ты несносный, безмозглый бык! Я жду здесь бога, а вместо этого получаю двух шутов гороховых откуда-то из глубинки. Забирай своего костлявого безбородого дружка, уползай в свою берлогу и оставь меня в покое!

БАБАХ!

— Но, госпожа! Сначала ты отвергаешь мое…

Шалиаль рассвирепела окончательно.

— Я жрица! То, что ты предлагаешь, — святотатство!

— Но ты не можешь отказать мне в возможности отомстить за мою семью, госпожа! Признай меня как Балора, и клянусь…

— Ты слишком во многом клянешься! Мужчина, который должен стоять рядом со мной, избран городскими предводителями. Если бы им был нужен беглый раб вроде тебя, они без труда нашли бы тысячу таких, стоит выйти за городские ворота. Ты предлагаешь мне отдать Занадон в руки бродячего искателя приключений по его собственной просьбе? Уйди, говорю тебе! И не забудь закрыть за собой дверь!

Знатные, сильные молодые люди, пятнадцатые по счету в списке претендентов на трон, редко обладают опытом принимать отказ. Ториан совершенно потерялся, бессильно метаясь от гнева к смятению и обратно — словно собака меж двух кошек.

— Тогда тебя предадут смерти, женщина!

— Что ж, пусть так! — Шалиаль на редкость быстро приобретала капризные манеры верховной жрицы.

— Гм? — осторожно прокашлялся я. Она с опаской покосилась на меня, а за ней и Ториан.

— Складывается впечатление, — сказал я, — что бог не придет, а человек прийти не сможет. Разве не может случиться такое, что сможет прийти кто-то еще, кто-то, стоящий между человеком и богом?

Ториан испустил рык разъяренного льва.

— Если это начало очередной твоей проклятой байки…

— Разумеется, начало.

— Она короткая? — поинтересовалась Шалиаль.

— Очень короткая, госпожа.

— Тогда можешь рассказать. А потом уходите оба. — Как бы сожалея о короткой вспышке, она приготовилась слушать, игнорируя кипящего от ярости человека у ее ног.

— Давным-давно, — начал я, — когда история не то что делала первые шаги, но и ползала-то с трудом, когда боги порой сходили еще прогуляться по земле, когда Занадон был всего-навсего жалкой деревушкой на горе — так вот, тогда не было еще никакого храма, а была только роща тамариска, посвященная Майане. В те давние дни случилось так, что к деревне подступил отряд врагов. Всего оружия у них было — каменные топоры да палицы, и передвигались они пешком, ибо не было у них пони, и все же они были опасны, и жители деревни были сильно напуганы.

— Ну и что? — ворчливо спросила Шалиаль.

— Среди деревенских воинов разгорелся спор о том, кому вести молодежь на врага. И пока они спорили так, враг подступал все ближе, и все же ничего нельзя было сделать до тех пор, пока не выберут такого вождя, чтобы его приняли все остальные. Таковы уж они всегда, эти воины, — их гордость мешает им подчиняться чужой воле. Они выбирают своих собственных вождей и подчиняются только им. Так было во все времена.

— Ну и что? — пробормотала она снова, искоса глянув на Ториана.

— И тогда главный деревенский жрец придумал план. Он объявил, что призовет бога, чтобы тот возглавил молодых воинов, и все согласились подчиниться богу. Получив одобрение, жрец объявил, что главная жрица должна остаться на ночь в священной роще, чтобы бог, привлеченный ее красотой, явился совокупиться с ней. И когда он возляжет с ней, она уговорит его принять командование и разбить врага, и он согласится, ибо кто может отказать в скромной просьбе в такую счастливую минуту? Нет такого мужчины, и бога тоже нет. Так вот, главная жрица в сильном волнении отправилась в рощу на закате и принялась ждать там бога. Жители этой деревни были просты и грубы, но вовсе не глупы. Они увидели возможность подлога. Во избежание домыслов жрец поставил сторожей, дабы те не пускали никого в рощу от заката до рассвета, угрожая ослушникам наказанием или даже смертью.

Глаза Ториана сияли.

— Увы, — продолжал я. — Когда настало утро, никакого бога не было видно. Поэтому жрец объявил главную жрицу недостойной, и ее тотчас же предали смерти. Деревня, посовещавшись, выбрала новую главную жрицу, и следующей ночью она тоже осталась в роще в ожидании бога.

— И долго это еще будет продолжаться? — холодно спросила Шалиаль.

— Вот именно этот вопрос начали задавать жители деревни. И в конце концов жрицей была избрана дева, у которой был возлюбленный, храбрый и умелый воин. Он очень не хотел увидеть, как его любимую обезглавят при первых лучах восхода — впрочем, равно как и в другое время суток. Чтобы спасти ее, он готов был даже рискнуть собственной жизнью, как и положено настоящему верному влюбленному. И с наступлением темноты прокрался он мимо сторожей в священную рощу и там соединился со своей любимой.

БА-БАХ!

— А она узнала его в темноте? — печально спросила Шалиаль.

— Как знать? Какая разница? Утром его провозгласили богом, и он повел остальных молодых воинов на битву.

— Они победили?

— Конечно, победили! — взревел Ториан. Он взял ее за руку и принялся растирать ее, словно она замерзла. — Их вел отважный и ловкий человек, который доказал это уже тем, что рискнул жизнью ради любви. Что еще нужно войску?

Она не отняла руки. Она посмотрела на меня и нахмурилась.

— Объясни свою байку, господин. Кто стоит между человеком и богом?

Я не успел открыть рот.

— Герой, — ответил за меня Ториан. — Человек, доказавший свой ум, свою отвагу… и свою любовь. Вот зачем ты здесь, госпожа, — призвать героя из Занадона. Не настоящего бога. Не-фальшивку, выбранную жрецами. Настоящего героя, выбранного им одним, — только так и получаются настоящие герои.

Шалиаль, не глядя на него, смахнула со щеки слезу.

— История, рассказанная твоим другом, тронула меня. Она многое объясняет.

— О, Шалиаль, позволь мне быть твоим героем!

МОЛНИЯ!

— Он не сказал только про поединок с драконом, — сказал Грамиан Фотий, появляясь из люка.

БА-БАХ!