Глава 11 Развязка по роману

Зимний вечер, когда после сытной еды можно выпить стаканчик спиртного, когда в кармане есть деньги, а снег из окна кажется розоватым от отсвета камина, – лучшее время для различных споров. Кристофер Кент, вошедший в ресторан «Эпикурей» на Лисл-стрит, был готов для любого спора. Это был длинный день. Для Кента он начался только после того, как Хэдли и доктор Фелл закончили допросы в гостинице «Королевский багрянец».

Самым главным было установить его собственное алиби на прошедшую ночь. Затем нужно было получить деньги по чеку в банке, чтобы вернуться к своему имени и обычному образу жизни. Первое оказалось очень просто сделать. А для решения второй задачи ему пришлось щедро напоить членов клуба, которые подтвердили его личность, и выкупить свой чемодан у хозяйки в «Коммершиал-Роуд-Ист». Когда его алиби было твердо установлено, Хэдли стал с ним куда более добродушным и почти откровенным. Кент собирал факт за фактом. Его самого это несколько удивляло. До сих пор он не особенно заботился о точности. Но, расслабившись во время стрижки и бритья в парикмахерской и насладившись роскошной парной в турецкой бане, он начал располагать свои открытия по степени их важности.

1. Надпись «Мертвая женщина» на табличке, сделанная частично печатными, частично письменными буквами, которая казалась такой многообещающей, абсолютно ничего не дала. Печатные буквы оказались обведенными по трафарету, а написанные от руки невозможно было идентифицировать.

2. Обнаруженные в комнате отпечатки пальцев оказались его собственными и Дженни. Поскольку горничная вымыла комнату как раз перед вселением в нее Дженни, было обнаружено несколько ее более ранних отпечатков. Рейберн – вероятно, по случайности в первый свой визит и намеренно – во второй – вообще не оставил никаких отпечатков.

3. Было доказано, что Рейберн действительно разговаривал по телефону с портье с двенадцати до трех минут первого. Хэдли заставил нескольких человек говорить по телефону с Биллингсом, ночным портье, и каждый раз тот сразу узнавал голос Рейберна.

4. Часы в гостинице были в порядке, да с ними и невозможно было провернуть какой-либо фокус. Все часы были электрическими, со стеклом, которое не снимается; все сверялись по гринвичскому времени с центрального операционного пункта. Если Дэн видел в коридоре фигуру человека в гостиничной униформе в две минуты первого, значит, было именно две минуты первого.

5. Насколько было установлено, из принадлежавших Дженни вещей ничего не пропало. Мелитта Рипер просмотрела все вещи и сказала, что уверена в этом. В сундуке Дженни было несколько очень красивых драгоценностей, в сумочке – тридцать фунтов бумажными купюрами, а также дорожные чеки на общую сумму четыреста фунтов банка «Капитал каунтис». Но в сумочке не было ни одной серебряной и медной монетки.

6. Пачка сложенных пополам карточек с номерами комнат клиентов действительно была вручена Дэну. Он точно не помнит, видел ли среди них карточку с номером 707, потому что не просматривал их. Но он подтвердил сообщение Мелитты, что положил всю пачку на бюро в их спальне.

7. Подробные заявления о том, что делал каждый из тех людей, кого касался этот случай, в две минуты первого ночи, сводились к следующему. Сэр Гайлс Гэй лежал в постели и читал. Мелитта Рипер принимала ванну. Франсин Форбс причесывалась. Рейберн и Дэн уже были учтены. Кеннет Хардвик, которого допрашивали вместе с остальными, представил еще одно алиби. С двенадцати часов ночи и до десяти минут первого он находился в своей частной квартире в отеле и обсуждал меню на следующий день со старшим официантом ресторана «Королевский багрянец».

Таковы были факты. Кристофер Кент перебирал их, как будто собирался написать очередной рассказ. Чтобы он жил рядом со всеми, ему зарезервировали единственный пустовавший номер в крыле А. В нем-то он и предавался размышлениям о самых разных вещах.

В тот вечер Кент пригласил Франсин, доктора Фелла и Хэдли поужинать вместе с ним. Хэдли, как всегда, должен был задержаться в Ярде, но доктор Фелл с благодарностью принял приглашение, в то время как Франсин согласилась прийти только после некоторого раздумья.

Когда в семь вечера Кент вошел в ресторан «Эпикурей», Франсин уже ждала его. В этой толпе она выглядела довольно одинокой, и Кенту вдруг захотелось защитить ее. Неизвестно от чего. Они уселись у занавешенного окна. Между ними на столе стояла лампа с абажуром, создавая уют и даже навевая некоторое романтическое настроение. Вместо того чтобы воспользоваться этим настроением, он сказал: «Ну?» Это был явно неверный шаг.

– Что «ну»? – сразу ощетинилась Франсин и отставила стакан.

Кент не имел в виду ничего такого, просто брякнул, чтобы как-то начать трудный, как ему казалось, разговор. Он признал это.

– Послушай, – с отчаянием в голосе произнес он, – что с нами происходит? Я же тебе не какой-то там враг. Клянусь, я и не пытался стать им. Но…

Помолчав, она задумчиво сказала:

– Ах, Крис, если бы только ты не был таким нетерпимым!

У него чуть стакан из пальцев не выскользнул.

– Я? Нетерпимым?!

– Если бы ты только слышал себя, – усмехнулась Франсин. – Ну ладно, давай это обсудим. Ты считаешь, что под нетерпимостью подразумевается преследование людей по нравственным или религиозным причинам или презрение к малообразованным, беднякам – что-то в этом роде. Но это не так. Не так! – подчеркнула она. – Это означает, что ты просто идешь своей гладкой дорожкой и не обращаешь абсолютно никакого внимания на то, что находится за пределами твоего мирка. Тебя во многом можно считать терпимым. Во-первых, ты сочувствуешь обиженным. На религиозной почве ты тоже терпим, потому что не исповедуешь никакой религии. Ты терпимо относишься к необразованным, потому что тебе нравятся рассказы о Диком Западе, джаз и карусели. Но если дело касается того, что не входит в круг твоих личных интересов… Например, сделать что-нибудь по-настоящему хорошее в этом мире… Ладно, не буду об этом, возьму более тебе близкое. Например, если ты не согласен со взглядами некоторых великих писателей, ты даже не станешь говорить об их произведениях. Будешь считать их недостойными даже твоего презрения. Бр-р! Твое представление о щедрости начинается и заканчивается тем, что ты можешь до смешного щедро делиться деньгами, только и всего!

– Сожалею, – склонил голову Кент, – но неужели действительно так? Ладно. Честно говоря, если это доставит тебе удовольствие, я могу признать, что Блэнк-Блэнк или Дэш-Дэш великий писатель. Но между нами…

– Вот-вот! Видишь?

– И если в последней части своего обвинительного акта ты имела в виду некоторые мои подарки, которые ты практически швырнула мне в лицо…

– Ты всегда переводишь разговор на личное, – ледяным тоном заявила Франсин. – Ты всегда так делаешь, а потом обвиняешь в этом других. – Она помолчала. – А, ладно, не обращай внимания! – совершенно другим тоном воскликнула она. – Ты ничего не замечаешь, Крис. Ты плывешь по этой жизни в своем благополучном корабле и никогда ничего не замечаешь! Например, Дженни.

Снова в их разговор оказалась втянутой несчастная Дженни. Они никак не могли от нее избавиться. Франсин говорила небрежным тоном.

– Думаю, ты даже не замечал, что она кокетничала с тобой, верно?

– Ерунда!

– Она была такой милой и веселой! – воскликнула Франсин.

Кент выпрямился и пристально посмотрел на нее. В его голове зажегся неуверенный лучик надежды, и вместе с ним чувство безудержного веселья пронзило его. Они смотрели друг на друга, и каждый знал мысли другого.

– Хотелось бы мне тебя убедить, что я не такой уж подарок для женщин, как ты думаешь. Дженни? Не может быть! Я никогда…

– Никогда об этом не думал? Как и старина Гарви Рейберн, скромный и отличный парень. Пока она не стала навязываться ему во время морского путешествия. Она действительно была навязчивой, Крис. Она бегала за мужчинами ради развлечения. Мне противно было смотреть, как она это делала, как проворачивала свои трюки. Но она действительно начала охотиться за тобой.

– Надеюсь, ты не думаешь… Прежде всего, она была женой Рода…

– Женой твоего двоюродного брата. Да. А ты и подумать не мог о том, чтобы завести роман с женой своего друга, верно? Даже мысль об этом тебя шокирует, так?

– Честно говоря, да, – постарался с достоинством ответить Кент. – Жены твоих друзей… Ну, черт побери, я хочу сказать…

– Выше подозрений, – помогла ему Франсин. – Ах, Крис, ты такой старомодный, такой отсталый.

– Очень интересно, – холодно заметил он.

– Неужели ты не видишь, Крис, – с искренней горячностью продолжала Франсин, – неужели не понимаешь, что с моральной стороны все равно, касается ли дело жены твоего друга или жены человека, который тебе незнаком? Ты не стал бы вступать в связь с женой Рода, но тебя бы не мучили угрызения совести – только не тебя! – если бы ты завел романчик с женой какого-нибудь бедняка, который зарабатывает пару фунтов в неделю и вынужден работать на своей фабрике весь день, а твоего досуга…

– Минутку! – запротестовал Кент, у которого голова пошла кругом. – Насколько я помню, я ни словом не обмолвился о том, чтобы рыскать по стране в поисках жены другого парня. Как угроза для семьи я практически ноль. Но можешь ты мне объяснить, почему, о чем бы мы ни говорили, ты быстро переводишь на политический и экономический аспекты? Даю слово, ты, и весь этот мир, и Дэви Джонс с ума сошли на почве политики…

– И правда, – с добродушной злостью усмехнулась Франсин. – Ведь так приятно, так вдохновенно сидеть на своем Олимпе и смотреть, как внизу копошатся эти крохотные идиоты. Я пыталась как можно доступнее объяснить, что это именно такие затертые штампы и сделали из страны такую гадость…

– Ладно, а тебе было бы приятно, если бы я любил и жену своего друга, жену рабочего? Ты думаешь, тогда мы все жили бы счастливее?

– Господи, Крис Кент, иногда я готова тебя убить! Иди и занимайся любовью с кем угодно! Ты…

– Именно это я и пытаюсь сделать, дорогая, только…

Рядом раздался гулкий кашель доктора Фелла.

Оба замолчали. Дородное тело доктора Фелла возвышалось над столиком. Его полное лицо сияло улыбкой и добродушным любопытством, поворачиваясь из стороны в сторону, как будто он следил за теннисным мячиком. Франсин, вся во власти холодной ярости, прижала к губам носовой платок, но неожиданно прыснула со смеху.

– Ну вот, уже лучше, – широко улыбнулся доктор Фелл. – Хе-хе-хе! Мне не хотелось вас прерывать, но последние пять минут вокруг столика мается бедный официант с подносом, полным закусок, и боится предложить сардины, опасаясь, что это примут за личное оскорбление.

– Он такой тупица! – вздохнула Франсин.

– Не сомневаюсь, дорогая, – весело согласился доктор Фелл. – Собственно, это очень хороший признак. Женщина, которая не считает своего мужа тупицей, всегда начинает верховодить им, а это очень плохо. Прошу прощения, я не хочу начинать спор насчет равенства сторон в браке. Но если я могу внести предложение, я бы предложил вам пожениться. Тогда вы перестанете защищаться и сможете наслаждаться друг другом.

– Дженни была замужем, – быстро сказала Франсин.

– Об этом не будем, – неожиданно властно заявил доктор Фелл. – Только не сейчас.

Этот ужин походил на перемирие. Лицо доктора становилось все багровее, за стаканом вина он все чаще взрывался смехом. Его анекдоты становились все невероятнее, стремительные парадоксы создавали у его слушателей впечатление, что они стремительно несутся по американским горкам – словом, все было направлено к одной цели – доставить этим молодым людям удовольствие и снять с них напряжение. Позже Кент полностью осознал, какой доктор Фелл умелый церемониймейстер. И только когда они перешли к коньяку, прежняя тема опять потревожила их беседу.

– Должно быть, Гарви слышал ту историю… – начала Франсин.

Доктор Фелл стряхнул пепел с кончика сигары и быстро взглянул на нее.

– Да, теперь пора, – сказал он. – Что вы обо всем этом думаете, мисс Форбс?

– Что все это сделал кто-то очень близкий, – тихо ответила Франсин. – Кто-то, кого ты давно знаешь, и он словно сорвался с цепи. Хотя, думаю, я уже не боюсь. Мне кажется, на этом все кончилось.

– Почему?

– Потому что на этот раз кочергу бросили. – Она затянулась сигаретой и продолжала спокойным тоном: – Ее не оставили бы засунутой в кипу полотенец, если бы убийца намеревался еще раз пустить ее в ход. Конечно, если только… если только у того типа не развилась слишком сильная страсть к крови. Но я этому не верю. Недавно я пыталась сказать Крису, что я думаю. – Она помолчала, задумавшись. – Некоторые люди, возможно, были способны понять Дженни и ее легкомысленный образ жизни. Например, я. А может, и большинство людей. Но остальные не смогли бы смотреть так беспечно. Меня всегда интересовало, что о ней думает Род. О, она умела с ним обращаться! И ее знаменитая преданность ему – это прекрасно. Знаете, все было так искусственно, что пошли слухи – и многие в это верили, – что Род женился на Дженни из-за ее денег.

У доктора Фелла чуть не упали очки. Он издал странный носовой звук. Затем сказал:

– Пожалуйста, повторите.

– Но это правда! Об этом говорили в нашем кругу в Южной Африке. Это была первая шутка, которой сэр Гайлс Гэй поддел Рода – тонко, конечно, – когда мы жили у него в доме. Так что история распространилась довольно широко и в довольно искаженном виде. Это очень задевало Рода. Он ничего не говорил по этому поводу и никогда этого не отрицал. Но я думаю, даже в нашем кружке кое-кто этому верил.

– Она была богата?

– Довольно богата, я думаю.

– А откуда у нее состояние?

– Мы считали, от родителей, хотя обычно фермы на каменистой почве южноафриканской степи не дают большого дохода. Наверное, ее бизнес оказался очень выгодным. У нее был великолепный вкус, от этого никто не отмахнется.

– Но почему вас так интересуют эти слухи? – удивился Кент.

– Потому что это мотив для убийства вашего кузена Родни, – пророкотал доктор Фелл. – Боже, каким же я был ослом! Каким потрясающим идиотом! Но ведь не было ни намека… – Он снова хлопнул себя по лбу. – Понимаете, первое убийство не вписывалось ни в какие рациональные рамки. Здесь не было рационального смысла; не было даже рационального безумия. Но женитьба Родни на женщине из-за ее денег – это дает нам очень надежное и разумное объяснение.

– Как? Если вам что-то известно… – встрепенулась Франсин. Ее лицо, порозовевшее от вина, казалось Кенту еще более прелестным. – Если вам что-нибудь известно, вы не поделитесь с нами? Это не простое любопытство. Это поможет изгнать дьявола.

– Верно, – поддержал ее Кент.

Доктор Фелл помолчал.

– Нет! – наконец прогремел он. – Нет, во имя храма Элевсина! И есть очень уважительная причина, почему я этого не сделаю. Я думаю – имейте в виду, думаю! – что уже наполовину разгадал эту историю. Если повезет, узнаю и остальную часть. Но есть огромная возможность, на грани которой я сейчас и балансирую, что объяснение окажется совершенно противоположным тому, что думаю я. Именно поэтому я и не решаюсь все объяснить Хэдли. А у него есть кое-какая свежая информация. Я не хочу возбуждать у вас надежду и лишать осторожности на случай…

– Элевсин, – повторил Кент, когда доктор Фелл остановился на полуслове. – Будь здесь Рейберн с его кучей бесполезных знаний, мы могли бы это объяснить. Разве элевсинские мистерии не происходили по случаю схождения Прозерпины в подземное царство и ее возвращения к дневному свету? Система наказаний и поощрений, – добавил он. – «Пробудить смерть»!

Доктор Фелл усмехнулся:

– «Бледная над крыльцом и порталом, увенчанная пальмовым венком она стоит…» Странные это стихи для Суинберна, но чем более скорбны стихи, тем более вкусно их цитировать. «Кто собирает все смертное своими бессмертными руками…»

– А правда, кто? – спросила Франсин, которой был свойствен практический склад ума. – Да о чем вы говорите?

– Пожалуй, оставим это. Но характер миссис Кент все больше завораживает меня. Если бы мы только знали ее, если бы только знали после смерти Родни Кента то, что знаем теперь, мы могли бы предотвратить ее гибель. – Доктор Фелл задумался. – Впрочем, а смогли бы? Не знаю. Сомневаюсь.

– Вы думаете, опасность еще существует?

– Опасности не будет, – замахал руками доктор Фелл, – если по ночам вы будете запирать дверь на засов. Мне не хочется выступать в роли утешителя, но мы должны предусмотреть все варианты. Кто-нибудь из вас может мне помочь? У вас должны быть какие-то идеи. Где бы вы стали искать?

Кент подумал о своих заметках.

– Моя проблема в том, – мрачно сказал он, – что даже сейчас я не могу смотреть на эту историю с точки зрения обычного человека. Я все время думаю, как бы я заставил работать все эти факты, если бы писал очередной рассказ. Это фобия всех беллетристов. Скажу вам, что по законам литературы здесь может быть только одно решение и только один убийца! Но в данном случае это не гадание над художественным решением. Это очень сложный случай. И все же…

Доктор Фелл с интересом посмотрел на него.

– Я понимаю, – виновато пробормотал он. – Я тоже об этом думал.

– О чем?

Из внутреннего кармана пальто доктор Фелл начал вытягивать невероятную коллекцию старых бумаг и конвертов – их хватило бы, чтобы заполнить корзину для бумаг, – пока не нашел огрызок карандаша. На сравнительно чистом куске бумаги он нацарапал несколько слов, потом перевернул его и подвинул к Кенту.

– Напишите, – сказал он, – имя человека, которого вы считаете убийцей. Вот так. Спасибо. А теперь, мисс Форбс, возьмите этот листок и загляните на обе его стороны.

Франсин удивленно смотрела на него.

– Но вы написали одно и то же имя!

– Разумеется, – мрачно произнес доктор Фелл. – Кеннет Хардвик, управляющий отелем «Королевский багрянец»!

Загрузка...