Разбудить смерть

Глава 4 Услуги, предоставляемые гостиницей для убийства

Кент ожидал увидеть управляющего гостиницей учтивым, властным человеком в утреннем халате – нечто вроде старшего официанта, иностранного или, скорее, семитского происхождения. Мистер Кеннет Хардвик оказался полной противоположностью: скромный, уютный и радушный типичный англичанин, одетый в обыкновенный серый костюм. Он был среднего возраста, с поседевшими волосами, с волевыми чертами лица, с крючковатым носом и мигающими глазками. Преобладающим качеством управляющего, как и ведомого им отеля, была уверенная профессиональная сдержанность, слегка поколебленная произошедшим убийством, с которым он, однако, намеревался разобраться спокойно и без излишнего шума.

Шеф полиции Хэдли, доктор Фелл и Кент расположились в кабинете управляющего на седьмом этаже. Офис находился внизу; но на новом этаже крыла Д для управляющего специально выделили две комнаты. Оба окна его гостиной, обставленной строго, но уютно дубовой мебелью, выходили на вентиляционную шахту, облицованную белой плиткой. Хардвик сидел за большим письменным столом с включенной настольной лампой. Лампа разгоняла сумрак непогожего дня, а управляющий постукивал пальцем по лежащему перед ним плану крыла А, непрестанно снимая и надевая очки – единственный признак волнения во время деловитого доклада.

– Таким образом, – заключил он, – до того, как здесь появились вы, мистер Кент, положение было таково. Полтора месяца назад мистер Рипер заказал для себя и своих друзей номера, особо оговорив, чтобы они были выделены на этом этаже. Разумеется, мне уже известно о смерти мистера Родни Кента две недели назад. Ужасная трагедия. – Казалось, он с трудом овладел собой и более твердо укрепил очки на переносице. – Хотя в газетах об этом почти ничего не писали, кроме того, что… что убийца был пьян.

– Да, – подтвердил Хэдли, – главное управление полиции дало нам указание не разглашать подробности происшедшего. Слушание дела отложено.

– Понимаю. – Хардвик чуть подался вперед. – Теперь вот в чем дело. В обычном случае я не стал бы спрашивать вас, можно ли удержать дело в тайне. Я не намеревался и сейчас не собираюсь спрашивать об этом. Но мне хотелось бы знать, если возможно: поскольку в отношении смерти мистера Кента сохранялась определенная секретность, не будет ли она касаться и миссис Кент? Пока что об этом не известно никому, кроме тех, кто так или иначе вовлечен в печальное событие. Дела в гостинице, как видите, идут обычным ходом. Это оказалось не очень трудно – мистер Рипер и его общество были единственными гостями в крыле А. Они, так сказать, более или менее отрезаны…

– Отрезаны, – машинально повторил Хэдли. – До тех пор, пока я не получу указаний, разумеется, нужно держать все в тайне. Теперь перейдем к подробностям. Какие конкретно комнаты занимали члены этой группы?

Хардвик подтолкнул к нему план крыла А.

– Я отметил их. Вы видите, номер 707 помечен «Мистер и миссис Родни Кент». Так было записано в нашем регистрационном журнале, запись не менялась, хотя мистера Родни Кента уже не было в живых. Поэтому сегодня утром служащие не удивились, когда второй жилец этого номера попросил завтрак.

В дверь постучали. Вошел сержант Беттс, помощник Хэдли, выразительно помахивая блокнотом.

– Доктор только что закончил осмотр, сэр, – объявил он. – Он хочет вас видеть. А я проверил другие пункты, о которых вы просили.

– Хорошо. Где находятся… гости?

– В своих комнатах. У меня были кое-какие трудности с мистером Рипером, но Престон следит за коридором.

Хэдли что-то проворчал, придвигаясь вместе со стулом поближе к столу, чтобы посмотреть на план. Наступила тишина. Настольная лампа освещала напряженное от внимания лицо Хардвика с застывшей на нем полуулыбкой. Доктор Фелл, похожий на огромного страшного разбойника в плаще с капюшоном, со своей широкополой шляпой на коленях, заглядывал через плечо Хэдли. Снизу из вестибюля через вентиляционные отверстия доносились слабые звуки музыки, скорее даже вибрация воздуха в ритм ударным инструментам.

– Я вижу, – внезапно нарушил тишину шеф полиции, – что во всех номерах на этаже отдельные ванные комнаты. И один номер не занят.

– Да, номер 706, самый ближний к лифтам, свободен. Механики все еще работают, и я боялся, что это может беспокоить гостя, если он поселится слишком близко от них.

– Вы лично занимаетесь размещением?

– Обычно нет, но в данном случае занимался я сам. Видите ли, мы с мистером Рипером старые знакомые, – я тоже жил в Южной Африке.

– Эти номера были зарезервированы заранее?

– Да, конечно. Единственная разница в том, что они прибыли на день раньше, чем намеревались.

– А почему так случилось? Вы знаете?

– Ну, вчера днем мистер Рипер позвонил мне из Норфилда. Он сказал… Они все так изнервничались, вы понимаете… – Хардвик сделал неодобрительный жест. – Он сказал, что они больше не хотят оставаться за городом и полиция ничего не имеет против их возвращения в Лондон. Нам было просто разместить эту группу – сейчас сезон затишья. Собственно, из этих номеров был занят только один – 707. Там проживала леди, которая вчера же днем и уехала.

Хэдли взглянул на Кента:

– Та самая американская леди, которая заявила, что якобы оставила в бюро очень ценный браслет?

– Якобы оставила? – переспросил управляющий. – Не понимаю, что вы имеете в виду. Она действительно забыла его в номере. Мейерс, дневной портье, нашел его в бюро в то самое время, когда обнаружил… миссис Кент.

Кристофер Кент изумленно уставился на него. Он слишком хорошо запомнил это бюро с его легко выдвигающимися ящиками, выложенными бумагой, чтобы пропустить сообщение мимо ушей.

– Постойте, здесь какая-то ошибка, – заторопился Кент. – Во время моего утреннего приключения я тщательно осмотрел все ящики этого бюро и могу поклясться чем угодно: в них не было никакого браслета!

Хардвик задумался, наморщив лоб, быстро переводя взгляд с одного гостя на другого.

– Не знаю, что и сказать. Только браслет находится у меня, так что вопрос исчерпан. Мейерс принес его, когда явился доложить о трагическом случае. Вот, взгляните.

Он выдвинул ящик левой тумбы стола. Надорвав запечатанный конверт, он вынул браслет и положил его под свет лампы. В центре цепочки из широких звеньев белого золота красовался необычный камень, квадратный, черный, тускло поблескивающий. Он был гладко отшлифован, и на его блестящей поверхности мелкими буквами, которые едва можно было разобрать, была выгравирована надпись в две строки: «Claudite jam rivos, pueri, sat prata biberunt». За спиной Хэдли доктор Фелл шумно дышал от возбуждения.

– Да, камень необычный, – продолжал Хардвик. – Черный обсидиан, похоже, его извлекли из кольца и вставили в браслет. Но еще более необычна гравировка. Моего знания латыни недостаточно. Приблизительно я могу перевести так: «Хватит пить, ребята; на лужайке есть много чего пить», что представляется мне полной бессмыслицей.

Он посмотрел на доктора Фелла, вопросительно улыбаясь. Во взгляде внезапно появилась хитринка.

– О Бахус! – проворчал доктор Фелл. – Я хочу сказать, ничего удивительного, что она хотела его найти! Этот камень имеет только ему присущую ценность. Но среди музейных хранителей найдется не один, кто готов перерезать глотку, чтобы завладеть им. Если этот камень то, что я думаю, таких в наше время сохранилось всего несколько экземпляров. А что касается перевода, вы не очень ошиблись. Это строчки метафоры в стиле Вергилия. Его наказ пастухам. В школьных учебниках дается более смягченный вариант перевода: «Довольно петь, ребята, мы достаточно отдохнули». Гм-м… Кха! Да, могу еще сказать, что камень определенно изъят из кольца и вправлен в браслет. Белое золото, широкие звенья – ничего особенного, кроме самого камня, старинного кстати говоря. Конечно, идея – греческого происхождения, римляне ее только скопировали. Это потрясающе! Ого! Черт побери, Хэдли, вы смотрите на самое изумительное средство древнего мира!

– В самом деле? – недоверчиво переспросил Хэдли. – Для чего оно? Вы имеете в виду, что в камне спрятан яд или что-то в этом роде с браслетом?

– Типично профессиональный подход, – язвительно молвил доктор Фелл, пристально глядя на камень. – Нет, ничего подобного, и при этом он поразительно практичен. Римляне были очень практичными людьми. Кому принадлежит этот браслет, мистер Хардвик?

Управляющий озадаченно ответил:

– Разумеется, миссис Джоупли-Данн. У меня есть адрес.

– Вы ее, случайно, не знаете?

– Знаю, и очень хорошо. Она всегда останавливается у нас, приезжая в Англию.

Хрипло дыша, доктор Фелл вновь уселся и покачал головой. Хэдли с раздражением ожидал, что он еще скажет. Но взгляд доктора рассеянно блуждал по сторонам, и Хэдли отказался от своих надежд, обратившись к более насущным вопросам.

– Браслет может подождать. Всему свое время. Сейчас же мы занимаемся компанией мистера Рипера. Во сколько они прибыли в гостиницу?

– Вчера вечером около шести часов.

– В каком они показались вам настроении?

– В мрачном, честно говоря, – сказал Хардвик с серьезностью, за которой Кент почувствовал усмешку. Она не осталась незамеченной и Хэдли.

– Понятно, – сказал он. – Что потом?

– Я сам их встретил и проводил наверх. Как я вам сказал, мы с мистером Рипером лично знакомы. Ну, учитывая обстоятельства, я посоветовал мистеру Риперу повести своих друзей на какое-нибудь представление, желательно что-нибудь повеселее. Вы понимаете.

– Он так и сделал?

– Да, он заказал шесть билетов на «Она будет, когда ее не будет».

– И все пошли на это представление?

– Да. Кажется, миссис Кент не хотела идти, но ее уговорили. Так получилось, что я выходил из кабинета, того, что внизу, и встретил их всех, когда они возвращались из театра. Казалось, настроение у них заметно улучшилось. Мистер Рипер остановился купить сигару и сказал мне, что все очень довольны спектаклем.

– А потом?

– Потом они поднялись наверх. Во всяком случае… – Хардвик запнулся, стараясь подобрать точные слова, – по крайней мере, они вошли в лифт. Больше я никого из них не видел. На следующее утро Мейерс явился ко мне, чтобы доложить о найденном им теле миссис Кент. – Он снял очки, положил в футляр и с резким щелчком захлопнул его. Затем с минуту задумчиво рассматривал свой блокнот. – Мне бы не хотелось распространяться об отвратительном аспекте этого убийства. Мы с вами знаем: оно слишком ужасно, чтобы об этом говорить. – Он поднял глаза на Хэдли. – Вы видели лицо этой женщины?

– Пока нет. Еще один вопрос. Вы говорите, один из лифтов ремонтируют. Механики работали всю ночь?

– Да.

– Вы знаете, когда они приступили к работе и во сколько закончили?

– Да. Эта смена (их трое) приступила к работе вчера в десять часов вечера и закончила сегодня в восемь утра. Они еще находились там, когда было обнаружено тело.

– Допустим, кто-то посторонний, то есть не из компании Рипера, вошел в крыло А или вышел из него в любое время в течение этой ночи. Эти люди увидели бы их?

– Почти наверняка могу сказать, что да. На этаже круглосуточное освещение. Неизвестный мог подняться или спуститься только на лифте или по лестнице, а рабочие находились как раз между лифтом и лестницей.

Хэдли кинул вопросительный взгляд на сержанта Беттса. Тот кивнул в ответ.

– Да, сэр, – подтвердил, теперь уже вслух, сержант. – У меня есть заявление от всех рабочих смены. Они помнят, что группа мистера Рипера поднялась наверх примерно в четверть двенадцатого. Собственно, мистер Рипер останавливался поинтересоваться, как продвигается дело. Они видели, как все шестеро разошлись у поворота коридора, и готовы поклясться, что после, в течение всей ночи, ни один человек не появлялся в коридоре.

– Так. А есть еще какой-то путь проникновения на этаж?

Вопрос Хэдли был адресован и Беттсу, и управляющему отелем. После минутной паузы последний покачал головой.

– Вряд ли, – сказал он.

– Как это понимать?

– Взгляните, пожалуйста, на план. Я не говорю, что это невозможно, но судите сами. – Хардвик придвинул к нему чертежи. – Теоретически же имеются еще два пути. Посторонний – полагаю, вы имеете в виду взломщика? – мог забраться по пожарной лестнице к окну в конце этого крыла. Но окно надежно заперто изнутри. И не только. Вчера мне доложили, что рама разбухла и окно невозможно открыть. Сегодня утром его должен был осмотреть рабочий. Второй возможный путь для взломщика – забраться наверх по стене здания. По внешней, которая выходит на Пикадилли, или по внутренней, то есть по вентиляционному коробу. Так можно проникнуть незамеченным в чью-нибудь комнату и таким же образом выбраться отсюда. Отлично зная гостиницу, я бы сказал: это настолько невероятно, что почти невозможно.

– Вы понимаете, к чему ведут мои вопросы?

– Разумеется.

Хэдли обернулся к Беттсу:

– Так вот, исключая посторонних, видели ли кого-либо этой ночью входящим или выходящим из крыла А?

– Ничего, кроме горничной, сэр. Она уходила с дежурства в половине двенадцатого.

– Да, но… – Хэдли заглянул в блокнот. – А как насчет чистильщика обуви? Разве там нет такого служащего? Обычно вы выставляете за дверь обувь, а он забирает ее, чтобы почистить…

Беттс кивнул:

– Да, сэр. Но служащий – собственно, этим обычно занимается помощник портье – появился здесь только рано утром, через несколько часов после убийства. У них тут не принято забирать обувь постояльцев ночью, потому что некоторые возвращаются очень поздно. Они ждут часов до пяти, потом сразу уносят всю обувь и после чистки возвращают на место. Помощник портье пришел в пять часов утра и разговаривал с рабочими у лифта. Но в этом коридоре только один человек выставил свою обувь за дверь – миссис Кент. И он сразу понял, что она ошиблась.

– Как это – ошиблась? – насторожился начальник полиции.

– Во-первых, это были замшевые туфли, а замшу не полируют ваксой. И во-вторых, туфли были не парные, хотя сразу и не заметишь. Обе туфли были коричневыми, но одна оказалась темнее другой и с маленькой пряжкой. Чистильщик сразу понял, что хозяйка туфель ошиблась, поэтому не стал их забирать и ушел.

Доктор Фелл вмешался в разговор, очень заинтересовавшись рассказом:

– Один момент. Меня интересует, как все устроено в этой цитадели. Кто должен находиться в гостинице, а кто отсутствовать ночью?

– У нас более трехсот служащих, – начал Хардвик, – и потребуется время, чтобы объяснить заведенный порядок. Но одно могу сказать определенно: вечером, после половины двенадцатого, ни у кого нет дел наверху, кроме одного из четырех помощников портье.

Дело обстоит так. Горничные, которые отвечают на звонки и исполняют заказы гостей, уходят с дежурства в половине двенадцатого. Скорее по причинам нравственности, – бесстрастно пояснил Хардвик, – чтобы в коридоре не толклись девушки, когда вы возвращаетесь в свой номер. В это время остальные служащие, которым в течение дня часто приходится подниматься наверх, например официанты или слуги, также уходят домой. Верхний этаж обслуживают четверо младших портье из числа ночных дежурных.

– Вероятно, они работают в две смены? – спросил Хэдли.

– Да, конечно. Ночная смена заступает на дежурство в восемь часов вечера и работает до восьми утра. Каждый обслуживает один или два этажа, в зависимости от количества постояльцев. Если на его этаже раздается звонок, он отвечает на него: если нужно поднять наверх багаж, или гость забыл ключ, или вдруг вернулся пьяным – ну, всякие непредвиденные случаи. И они же, как сказал сержант, забирают в пять утра обувь наших гостей.

– Я спрашиваю вот о чем, – нетерпеливо перебил его Хэдли, – поднимался ли в эту ночь наверх кто-нибудь, помимо горничной?

– Нет, сэр, – ответил Беттс. – Это почти наверняка.

С коротким предупредительным стуком в комнате появился Дэн Рипер. За ним, как тыловая охрана, маячила Франсин Форбс.

Кент машинально поднялся. Она увидела его, хотя Дэн ничего не замечал вокруг. В Лондоне более, чем где-либо, Кент понял, что Дэн создан для более широких просторов, вроде широко раскинувшихся степей Южной Африки, и что ему требовалось больше пространства, чтобы просто дышать. Да, несмотря на брызжущую энергию, Дэн выглядел больным. Его волосы, поредевшие и тронутые сединой, были коротко острижены на тевтонский манер; его глаза, окруженные сетью мелких морщинок, ярко блестели на лице кирпичного загара, а немного втянутая верхняя и выпяченная нижняя губа придавали одновременно щедрый и настороженный вид.

Внешне Франсин казалась полной его противоположностью, хотя по характеру вполне могла сойти за его дочь. Она была спокойнее Дэна, возможно, даже решительней. Именно решительность служила частым поводом для стычек между нею и Кристофером Кентом и не вязалась с ее внешностью: хрупким телосложением и нежной светлой кожей, которая никогда не загорает, а только словно светится изнутри, подчеркиваемая светлыми, коротко подстриженными волосами и темно-карими глазами миндалевидной формы. Она выглядела – других слов не подобрать – слишком утонченной и породистой. И сразу было понятно, что ее коричневый костюм был великолепно сшит, скорее по тому, что он был очень простого покроя, чем по тому, как великолепно он на ней сидел.

– Послушайте, Хардвик! – сдержанно произнес Дэн, опершись ладонями на стол. И тут он увидел Кента. Дэн присвистнул. – Каким образом… – приглушенно начал он.

– Полагаю, вы знакомы с мистером Кентом? – задал вопрос Хэдли.

– Боже мой, конечно! Один из моих лучших… – Дэн осекся и быстро поглядел на Кента. – Ты назвал им свое имя, Крис? Потому что если да, то…

– Я понимаю, я проиграл. Не обращай внимания на наше пари, Дэн. Забудь про него. Мы попали в куда более серьезную историю. Привет, Франсин.

Покраснев, Дэн потер щеку. Он выглядел растерянным. Его врожденный такт боролся с искренним желанием объясниться.

– Кошмарная история, – сказал он. – Никогда не попадал в такую жуткую ситуацию. Мы пытались тебя найти, Крис, но, конечно… Впрочем, не беспокойся, я обо всем позаботился. Его похоронили в Хэмпшире. Ты знаешь – там родились его мать и отец. Все устроено наилучшим образом и стоило мне больше пятисот фунтов. Но мне не жалко. – После этих судорожных восклицаний даже стальные нервы Дэна стали сдавать. Он заговорил ворчливо: – Но лучше бы я сидел у себя в Африке и выпивал! А теперь еще и Дженни! У тебя есть хоть какое-то представление, что с нами происходит?

– Ни малейшего.

– Но ведь ты можешь подтвердить, что никому из нас не нужно было убивать ни Родни, ни Дженни!

– Конечно, могу. Я уже это сделал.

Хэдли не прерывал друзей, наблюдая за обоими. Едва кивнув на приветствие Кента, Франсин Форбс стояла с таким видом, будто только что приняла свежий душ. Это из-за ее сияющей кожи, подумал Кент. Но и она была не в своей тарелке. Волнение выдавали руки, нервно теребившие полу жакета.

– Если вы закончили обсуждать великодушный жест Криса, – сказала она своим ломким голосом, отчего тот сразу почувствовал и злость, и страсть, – может, сообщим мистеру Хэдли, почему мы сюда явились? Мы представляем делегацию нашей маленькой группы и пришли сюда заявить, что больше не желаем сидеть заключенными в своих номерах, как в одиночках, пока не узнаем, что происходит. Мы знаем, что Дженни умерла. И больше нам ничего не известно.

Хэдли постарался проявить всю свою учтивость. Он придвинул ей кресло, хотя Франсин небрежным жестом отказалась садиться, всем своим видом показывая, что ее интересуют лишь ответы на заданные вопросы.

– Боюсь, мисс Форбс, – сказал Хэдли, – нам самим больше ничего не известно. Мы придем к каждому из вас, как только закончим осматривать комнату, где произошло убийство. Да, убийство, точно такое же, как и предыдущее, с сожалением вынужден сообщить. Кстати, позвольте представить вам доктора Фелла. Вы наверняка слышали о нем.

Франсин кивнула. Шумная возня возвестила о том, что доктор Фелл, как вежливый человек, решил встать с кресла. Он прижал к груди свою широкополую шляпу и смотрел на Франсин с добродушным любопытством. Этот взгляд раздражал ее, хотя она силилась не отрывать глаз от Хэдли.

– Она была… задушена?

– Да.

– Когда? – подал голос Дэн, желая заявить о себе.

– Пока мы не знаем точно. Как я уже говорил, мы не заходили в комнату и не виделись с доктором. Я понимаю, – успокаивающе добавил Хэдли, – сейчас вам тяжело оставаться у себя в комнатах. Но, поверьте, это поможет не привлекать внимания к происшедшему. И к вам. Если вы последуете моему совету и сразу же вернетесь к себе. Хотя, может, вы хотите сообщить что-нибудь важное о прошедшей ночи?

– Н-нет, – закашлялся Дэн.

– Как я понимаю, вы с друзьями возвратились вчера из театра в четверть двенадцатого?

– Да, верно.

Хэдли, казалось, не обращал внимания на его настороженный взгляд.

– Вернувшись в отель, мистер Рипер, вы заходили друг к другу или сразу разошлись по своим комнатам?

– Мы очень устали и сразу разошлись по комнатам.

На лице Франсин застыло такое скучающее выражение, что у Кента появилось огромное желание наподдать ей по известному месту. Правда, он никогда не мог определить, насколько Франсин искренна.

– А ночью вы не слышали и не видели ничего подозрительного?

– Нет, – ответил Дэн.

– А вы, мисс Форбс?

– Ничего, благодарю вас. – Франсин словно отказывалась от предложенного напитка.

– Кто-нибудь из вас выходил ночью из своего номера?

– Нет, – ответил Дэн не совсем уверенно. – Хотя должен сказать, я один раз выглядывал за дверь. Но только голову высовывал. А из номера не выходил.

– Выглянули в коридор? Зачем?

– Посмотреть на часы. На стене в коридоре висят часы, недалеко от комнаты Франсин. Мои часы остановились, и я окликнул жену, чтобы спросить, который час. Но она была в ванной и из-за шума воды меня не слышала. Поэтому я открыл дверь, – Дэн подкрепил слова выразительным жестом, – и взглянул на часы. Вот и все.

– И сколько было времени?

– Две минуты первого. Тогда я поставил по ним свои часы.

Сержант Беттс незаметно подошел сзади к Хэдли, написал несколько слов на листке блокнота и протянул его шефу. Сидящий рядом Кент прочел запись раньше, чем Хэдли словно невзначай передал ее доктору Феллу. На листке было написано: «Доктор говорит, что она умерла около двенадцати ночи».

– Когда вы выглянули в коридор, мистер Рипер, вы что-нибудь видели или слышали? Может быть, кто-то шел по коридору?

– Нет, – покачал головой Дэн, – никого. Кроме служащего отеля у двери в номер Дженни. Он нес целую кипу полотенец.