Разгаданный секрет

Учитель

Когда, случается, Николая Васильевича нет в комнате, Семенов все время как-то это ощущает. Кажется, что и плитки делаются менее послушными и рука будто деревенеет. Он невольно ждет - мастер должен вот-вот войти, и тогда все примет свою правильную, ясную окраску.

В трудную минуту он оглядывается на угол. Там, за столом, сутулится Николай Васильевич над тонкой работой - весь спокойствие, уверенность.

Семенов чувствует: мастер поднялся, подошел мягким, чуть слышным шагом, остановился сзади. Поглаживая короткую щеточку усов, глядит через плечо: как ты, новичок, справляешься? Уже этого бывает достаточно, чтобы рука с плиткой стала ходить легче, уверенней.

Или мастер садится рядом и, надев старомодное пенсне, показывает и показывает, производя на глазах у Семенова чудесную игру доводки.

Николай Васильевич сосредоточенно тих во время работы. Он и объясняет всегда тихим, ровным голосом, словно остерегаясь ненужным шумом спугнуть капризное равновесие микронов.

В артели к его тихому голосу все прислушивались. И не только выдающееся мастерство было тому причиной.

Опыт большой жизни стоял за словами Николая Васильевича.

Он начинал в Туле, в городе кузнецов, оружейников, где родился легендарный Левша, подковавший блоху, и где поколения русских, мастеров возвышали искусство тонкой обработки металлов. Его первым учителем на Тульском оружейном заводе был старый слесарь, который рассказал ему, что именно на этом заводе еще в петровские времена впервые стали готовить точный контрольный инструмент - рабочие лекала. От обычаев родной Тулы, от первого своего учителя навсегда сохранил Николай Кушников веру в высокое назначение своей профессии.

А потом он отправился учиться жизни.

По разным городам России странствовал молодой рабочий Кушников в поисках счастья и применения своего труда. На разных заводах - металлургических, орудийных, машиностроительных - приобретал он опыт и знание жизни. И снова Тула, где бегал он когда-то мальчонкой в залатанных штанах, гонял голубей. Снова Тульский оружейный завод, где впервые познал он муки и радости работы высокой точности.

Он вернулся в родные места уже возмужалым, двадцатипятилетним слесарем-лекальщиком, уверенным в своем ремесле, человеком, имеющим свои убеждения. Вернее сказать, не вернулся - его прислали под конвоем. Он испытал уже не раз мрак тюремной одиночки, куда бросала его царская охранка за участие в забастовках. А после того, как 9 января 1905 года, в день «кровавого воскресенья» в Петербурге, он вел колонну рабочих Выборгского района к Зимнему дворцу, был признан опасным для столицы и «выслан этапным порядком по месту рождения».

Но Николай Кушников ни от чего не отступил. Он становится одним из организаторов первой политической демонстрации Тульского оружейного завода, когда десять тысяч рабочих выходят на улицы Тулы с революционными лозунгами я пением «Варшавянки». Он стоит в цепочке рабочих-дружинников, которая стала наперерез озверелой толпе черной сотни, идущей громить рабочие кварталы. Он выступает одним из организаторов первого профессионального союза тульских металлистов; в его членском билете почетная дата: год вступления - 1905-й. Его избирают уполномоченным от Тульского завода по выборам во вторую Государственную думу. И когда в ночь на 19 января 1907 года полиция вновь арестовывает его, вся рабочая Тула поднимается на защиту своего представителя, добиваясь его освобождения.

После разгрома революции - снова странствия по городам, работа на разных частных и казенных заводах. Даже «волчий билет», запрещающий жительство в пятидесяти двух губерниях, не мог преградить молодому слесарю доступ в лекальные мастерские - так незаурядно было его искусство за рабочим верстаком, его уменье в тонкой обработке металлов.

Северные горизонты влекут к себе Николая Кушникова - туда, где у широкой невской воды гудят большие заводы, где живет, трудится славный питерский пролетариат. Кушников снова попадает в Петербург.

Мрачное время реакции. По заводам рыщут сыскные агенты. Казалось, нет больше -выхода для вольной мысли. Но вот на Сампсониевском проспекте в Петербурге, в одном из доходных домов-громадин, открылось общество под скромным названием: «Общество образования». Сюда приходили рабочие, иногда с женами и детьми, слушали общедоступные лекции, затевали самодеятельные вечера. Здесь учились грамоте.

Общество, по уставу, должно было заниматься только просвещением, не преследуя никаких политических целей. Но… на уроках арифметики вдруг предлагалась задача: сколько прибыли получил фабрикант и сколько осталось на долю рабочих? Или во время загородной экскурсии «по обозрению достопримечательностей» вдруг где-нибудь на лесной поляне раздавалась речь агитатора-большевика. Председателем комиссии по устройству таких экскурсий был рабочий-металлист, член подпольных большевистских комитетов Николай Михайлович Шверник. А казначеем - слесарь Кушников.

И еще была одна встреча тех дней, которая оставила глубокий след в жизни Кушникова. Работал он тогда на Петербургском орудийном заводе. В их инструментальной мастерской появился новый слесарь - лет сорока, с маленькой бородкой, с умным прищуром внимательных глаз. Постепенно Кушников узнал не только профессиональную сноровку нового пришельца, но и то, что этот скромный рабочий в сатиновой косоворотке и потертом пиджачке - видный революционер. Он был уже тогда руководителем большевистской организации Выборгского района, сотрудником только что начавшей выходить «Правды». Звали его Михаил Иванович Калинин.

Так началось их знакомство. Им приходилось встречаться еще не раз и при особых обстоятельствах в дни первой мировой войны в доме N 49 по Симбирской улице, где помещалась одна лекально-инструментальная мастерская. Она была необычной, эта мастерская. Ею управляли сами рабочие, объединившись на товарищеских началах. В ней нашел себе прибежище в качестве мастера и Михаил Иванович. Он скрывался от ссылки и по паспорту для полиции значился неким «Лорбергом». Но Кушпиков-то хорошо знал, кто был на самом деле этот мастер.

Однажды в хмурый петербургский вечер на квартиру Кушниковых на рабочей окраине, соблюдая все правила предосторожности, зашел Михаил Иванович. Завязалась беседа. И этот человек, преследуемый царскими ищейками, в час самой жестокой реакции и военного угара горячо и убежденно говорил о необходимости борьбы, о близком революционном подъеме. Говорил о том времени, когда люди труда начнут строить свое государство и какой долг ляжет тогда на каждого опытного, знающего свое дело человека.

Грянула революция. И Николай Васильевич Кушников понял свой долг. Он старается поставить инструментальное дело для советской промышленности. Много работает сам на разных заводах, где требуются точные измерения. И всюду оставляет после себя хоть маленькое, но живое зерно лекального производства. Он создает инструменты собственной конструкции, которые могли бы заменить привозные. Наконец вот эта артель, «Красный инструментальщик»…

Уже пожилой человек, которого начинает посещать нездоровье, он думает и о том, кто будет наследовать опыт старых мастеров-одиночек. Он зовет в артель молодых, ищет охотников пуститься в изучение сложного ремесла. И не один только Дмитрий Семенов смотрит с чувством благодарности на его склоненную голову, ожидает приближения мягкой, чуть слышной походки. Учитель!..