ОТЛИЧИЛСЯ

— Славик, вставай, вставай, Славик! Опоздаешь в школу, — будила мать своего сына.

Слава, коренастый парнишка с лихим чубом и упрямо сжатым ртом, промычал что-то и перевернулся на другой бок.

— Сейчас же вставай! Слышишь? — уже совсем строго повторила мать.

— Ну встану, встану! — простонал Слава, сердито поднимаясь.

Мать заторопилась на работу, но, уходя, еще раз обернулась:

— Смотри, не пойдешь в школу — будет тебе!

Щелкнул замок входной двери. Мать ушла, а Слава лег и снова заснул. Спал он, однако, недолго. Проснувшись, долго лежал в постели, протирая сонные глаза и зевая. Потом, что-то вспомнив, внезапно вскочил.

— Сегодня, пожалуй, стоит пойти в школу! — И он забубнил себе под нос: — Отбросивши сказки о чуде, отняв у богов небеса…

Здорово получилось, что Мария Даниловна задала стихотворение, которое ему и учить не надо: он помнил его наизусть еще с прошлого года, когда учился в том же пятом классе, только в другой школе.

Никому это, конечно, на ум не придет, все поверят, что он за один только вечер выучил целое стихотворение, с начала до конца. И Мария Даниловна, хочет не хочет, а должна будет ему поставить пятерку!

Пусть все увидят, что и он может учиться не хуже этой отличницы Ольки!

Если правду сказать, отличница Оля нравилась Славе больше всех в классе. Она была, кажется, единственной девочкой в школе, которую он ни разу не обидел, не толкнул, не ударил. Это потому, что Оля не похожа на всех этих девчонок с косичками и ленточками, за которые так и хочется подергать!

Нет, Оля совсем другая… Тоненькая, курчавая, глаза большущие… А главное — не пискля и не ябеда. Хоть и девчонка, а лучше любого мальчишки!

Когда Слава Мушкин проходил по заснеженному двору, все малыши испуганно шарахались в стороны. Они знали: этот большой сильный мальчишка может ни за что ни про что стукнуть любого из них, бросить в снег, обидеть…

Но Мушкину сегодня было не до этой мелюзги.

Небрежно повалив ногой вылепленного малышами Снегура, он пошел дальше, размышляя про себя: «В такую погоду хорошо бы с утра на коньках». Если бы не стихотворение, он, конечно, вместо школы пошел бы на каток.

Слава вздохнул, вспомнив свой класс. Надоели ему все! Усмехнулся, подумав о Федьке Леонтьеве, которого прозвали Буратино. У него и нос-то не длинный, можно сказать, даже курносый он, а все равно похож! Маленький, щупленький, плоский какой-то, челочка желтая, гладкая, будто ко лбу приросла, голос писклявый, и весь Федька, как заводной, ни минуты не постоит, все вертится, кривляется, смеется… Ему что ни скажи, все сделает, так и смотрит тебе в рот. А только неинтересно с «им дружить.

Вот с Олей он, пожалуй, подружился бы. Может быть, и на каток не постыдился бы с ней пойти, хоть она и девчонка — уж очень здорово на коньках катается, красиво, прямо как в балете… Ну что же, сегодня, когда он отличится перед всем классом, все по-другому пойдет, она, может, и сама захочет с ним подружиться… Ну, а он, однако, еще посмотрит…

Слава быстрее зашагал к школе. Рассчитал он правильно — пришел как раз к третьему уроку, уроку литературы, в ту самую минуту, когда Мария Даниловна открывала дверь в класс. Незаметно прошмыгнув мимо нее, Он направился к своей парте.

Буратино так и просиял, завидев приятеля. Он с готовностью подвинулся, освобождая ему место, и тут же начал что-то шептать. Но Слава только досадливо отмахнулся. Он неотрывно смотрел в лицо учительнице, словно гипнотизировал ее. И это подействовало. Мария Даниловна вызвала его первым.

Он подошел к доске уверенно, твердыми шагами. В классе стало очень тихо — все, раскрыв рты, смотрели на Мушкина. Оля даже привстала чуть-чуть с парты. И Слава, читая стихотворение, смотрел прямо на нее: amp;apos; ему было приятно видеть удивление и радость в ее больших глазах. Он знал стихотворение назубок и хотя читал его без особого выражения (не очень-то Слава любил стихи), голос его звучал так громко, будто читал он не в классе, а в большом зале.

— Америка снова открыта… — не переводя дыхания, продолжал Слава.

— Достаточно, — остановила его вдруг Мария Даниловна.

— Как это достаточно! — закричал Слава. — Я знаю все до конца, я вчера все выучил!

— Вижу, — сдержанно заметила учительница. -

А теперь ответь, пожалуйста, как ты думаешь, что хотел сказать поэт словами: «По полюсу гордо шагает советский простой человек»?

Слава пожал плечами.

— Ну, подумай, ты ведь знаешь. — Мария Даниловна придвинула к себе журнал.

Слава посмотрел на класс — все тянули руки вверх. И Оля тоже подняла руку.

«Обрадовались!» — сердито подумал Слава. Он был зол на учительницу и на ребят и нарочно упрямо молчал.

На свое место он шел уже вконец разгневанный: она поставила ему тройку. Стоило из-за троечки стараться! Лучше не пошел бы в школу! Не слушая ответов ребят, он упорно твердил громким шепотом, нарочно так, чтобы учительница слышала:

— Раз задано стихотворение, значит и надо спрашивать стихотворение. А то пристают со всякими вопросами…

— Не мешай нам, Мушкин, — строго остановила его Мария Даниловна.

А Слава назло ей вертелся, шумел, толкал Бура-тино, гримасничал — все делал в отместку за то, что она ему помешала отличиться, а ведь какой был случай!

Слава уже не знал, что и выкинуть еще! Под конец снял со своей рубашки ремень и связал им под партой Федькины ноги.

Буратино задергался, захныкал.

— Что у вас там происходит? — Учительница нахмурилась. — Встань, Леонтьев!

Но как встанешь, если ноги связаны?

В классе раздались смешки. Мария Даниловна подошла к парте, сняла с Буратино ремень и велела Славе выйти из класса. Тот чуть слышно присвистнул.

Лицо молодой учительницы покрылось красными пятнами. Видно было, как она сдерживает себя, как волнуется при мысли: а что, если не выйдет? От него всего можно ждать.

И она еще раз, напрягая всю свою волю, четко повторила:

— Сейчас же выйди из класса!

Мушкин еще повозился, поломался и, встретив тревожное молчание ребят, пошел из класса. Выходя, он успел заметить, что Оля сидит, низко опустив голову, наверно ей стыдно за него. А ему теперь было на все наплевать. Он так разошелся, что уже не мог и не хотел остановиться: выйдя из класса, он не отходил от двери, то приоткрывал ее, то с силой закрывал.

Кто-то подошел и плотно прикрыл дверь. Тогда Слава стал колотить в нее ногами.

Даже звонок не заставил его отойти, он будто прилип к месту.

«Сейчас начнется лекция», — криво усмехнулся Слава, завидев учительницу, выходящую из класса.

Но, даже не взглянув на него, она бросила мимоходом:

— За ремнем зайдешь к директору.

— Нужен он мне! — проворчал Слава, с беспокойством следя за ребятами, которые почему-то не разбегались на перемену, а стояли вокруг него молча, плотной стеной.

Слава подмигнул Буратино: вот он сейчас посмеется над его выходками!

Но тот и не думал смеяться. Подойдя близко к Славе, Федька спросил хмурясь:

— Ты зачем так колотил в дверь? Ненормальный, что ли?

— Ух, ты! Как разговариваешь со мной! — Слава толкнул Буратино кулаком. — Это ты ненормальный! Чучело гороховое, вот ты кто!

— А ты… ты… — задохнувшись, крикнула Оля. — Ты даже хуже Квакина!..

Мушкин вздрогнул. Он даже не успел сообразить, что значит «хуже Квакина». Ему и в голову не пришло, что Квакни-это «герой» повести Гайдара «Тимур него команда». Он думал, что Оля дразнит его лягушкой, и, сузив глаза, поднял на нее руку. И тут кто-то так резко и больно дернул за плечо, что, пошатнувшись, он охнул.

Перед Славой стоял высокий, смуглый юноша в красном галстуке. Это был новый отрядный вожатый, которого Слава еще не знал.

— Смотри-ка, — возмущенно говорил вожатый, крепко сжимая Славино плечо. — Смотри, как распоясался! — Вожатый строго оглядел ребят. — А вы что, боитесь его? Да он трус, посмотрите на него! — юноша громко рассмеялся.

Все посмотрели на Мушкина и разом расхохотались.

В широкой рубашке, без ремня, с взлохмаченным «модным» чубом, исподлобья глядя на незнакомого сильного юношу, он рукавом размазывал по грязному лицу злые слезы.

Вокруг пятиклассников собралась толпа ребят из разных классов. Все с изумлением смотрели на жалкую фигуру грозы малышей Славы Мушкина.

— Пойди умойся и приведи себя в порядок, — тихо сказал вожатый Славе. — Неудобно ведь перед народом!

— Черти вы все! — крикнул Слава и убежал в уборную. Он бежал, глотая слезы и затыкая уши, чтобы не слышать смеха и особенно Олиного.

Ему казалось, что она смеется громче всех.

Но это было не так. Оля вовсе не смеялась. Ей было amp;apos; очень стыдно и обидно за товарища.


Загрузка...