Разговоры с дьяволом

Идет толпа, толпа проходит мимо,

Доказывая тем, что существует.

В чем доказательство? Да в том — что ходит.

Точней сказать: идя мимо меня,

Мне это доказательство вручает.

А проходя, кичится, раздуваясь

От гордости — проходит, мол, она —

От мысли от одной, что она есть.

Но, может, всё совсем наоборот:

Гордится тем, что она есть, а значит —

Проходит. Вон, смотрите, что творит:

Пошла по кругу, да так резво, в ногу,

Будто стремится миру доказать,

Что у нее есть смысл существованья.

Хотя что тут доказывать? Она

На самом деле этот смысл имеет,

Уж если так решительно идет,

Проходит, кружит... Что ж тогда выходит?

Быть — значит основание иметь,

Своего рода удостоверенье.

Но кто нам выдаст удостоверенье?

Тот сам себе и выдаст, кто проходит,

А значит, существует. Но тогда

Она, толпа, становится бессмертной.

А впрочем, может, впрямь она бессмертна,

Коль скоро смерти противостоит

И даже, проходя, противоходит...

А если ходит — значит, существует.

Тогда хожденье и существованье

Идут как два взаимных основанья.

Пройдись разок — и ты пребудешь вечно.

Но вот что озадачивает здесь —

Зачем толпе так выставлять хожденье?

Хождение чревато угасаньем.

Причем последнее отнюдь не скрыто,

Заложенное в сущности хожденья.

Да и сама толпа тихонько намекает:

Хожденье будет вечным потому, что...

(иль потому толпа бессмертием кичится)

...что с самого начала, по идее,

Оно обречено на угасанье.

С тех пор как стало самоутверждаться

И выливаться в непреклонный марш.

Я поясню: в логическом порядке

Раз-два, раз-два, раз-два-три и четыре

Есть некоторая слабость, вот она:

У повторения и, значит, утвержденья

Нет бесконечности, нет вечной жизни.

Иначе скажем: ни один хожденья эпизод

(допустим, раз и два, иль этот — раз и два)

Сам по себе не бесконечен, но

Пусть даже соберешь их бесконечно много,

Из них ты не составишь бесконечность.

А значит, если смерть, подобно пуле

Убийственной, разящей наповал,

Заложена, как в гильзу, в каждом шаге

(вот в этот — раз-два, или в этот — раз-два),

То уж подавно будет смерть и в целом,

Что состоит из смертных элементов.

А если смертью меченных частиц

Бесчисленное множество сберется,

Тогда во всем разнузданном величье

редстанет смерть в бездонности своей.

И это именно то сообщенье,

Что мне толпа доносит мимоходом

И топотом своим передает,

Составленным из гулких эпизодов:

Раз-два, раз-два, раз-два-три и четыре.

Так, каблуков ударом утверждая

Великолепье своего бессмертья,

Толпа упорно к кладбищу идет,

Свой марш в марш похоронный превращая.

А проходя, передает мне в руки

Приметы своего исчезновенья

(начавшегося с первым «раз и два»,

Когда всё началось, уж и не вспомню):

Растаивание и растеканье,

Уничтоженье, истребленье, испаренье,

Искорененье, развенчанье, растворенье,

Анти-присутствие и анти-появленье,

Рас-поминанье, прохожденье мимо,

Движенье в никуда, дырявость, ложь.

Короче говоря, передает мне

Свое небытие, в котором я стою,

И слушаю, и вижу, что, внимая

Толпе, сам превращаюсь я в толпу,

Я вижу собственное угасанье:

Как бледность, слабость, немощность толпы,

Ее безликость и убийственная серость

В меня проникли и во мне растут,

Ежеминутно становясь всё больше.

Всё это выше слабых сил моих.

Действительно: как, будучи конечным,

Я смог бы бесконечность превозмочь?

Вот так толпы, процессии ничтожность,

Вдруг став на миг ничтожностью моею,

В итоге достигает своей цели —

Единственной, простой, но непреложной, —

Меня прикончить самоутвержденьем.

В конце концов она меня убила

(своим сначала сделав отраженьем,

а после — затянув в упадок свой,

который оказался безграничным).

Вот так, хоть круть, хоть верть, хоть ты что хочешь —

Я или сам заткнусь, или меня заткнут,

А значит, всё зазря — толпа одержит верх.

Что почему? Да просто потому, что

Она всегда одерживает верх.