Разговоры с дьяволом

1. Какие врата для демона самые широкие

Да, немалые трудности создала для экзегетов шестая глава Книги Бытие: «1. Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери, 2. Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал». Что же это за «сыны Божии», которые вступили в половые отношения с дочерями человеческими и дали миру род гигантов, о котором речь пойдет дальше? Неужели это были люди, то есть мужская часть человеческого рода, как обычно о том учит Церковь? Почему же тогда Святое Писание говорит, что люди размножались, а потом красота дочерей человеческих привлекла сынов Божиих? Ангелов, что ли? Как это возможно, чтобы духи бестелесные в плотской любви вожделенно совокуплялись с грешным женским телом; разве можно допустить мысль, что плоть мужская была уделом ангелов, коль скоро учителя Церкви единодушны в совершенно обратном. Воистину никто из тех, кому знаком труд Святого Августина «О граде Божьем», где в девятой, десятой, одиннадцатой и двенадцатой книгах подробно и глубоко эти вопросы рассмотрены, не должен сомневаться в этом. А уж с тех пор как Святой Дионисий Ареопагит в трактате «О небесной иерархии» всё дело с предельной ясностью изложил, так сомневаться в этом было бы поистине превышением интеллектуальных полномочий. А приняв еще во внимание, что Святой Фома, заблуждения иудеев и сарацинов обличая, в 83-й и 88-й главах четвертой книги «Суммы против язычников» доказывает, что, хотя после восстания тела из мертвых все члены телесной оболочки будут возвращены людям, в том числе и те, которые на земле служат размножению, в соответствии с полом, какой каждый из них на земле имел, да так, что даже плоть женская не будет лишена ее природной слабости, никакого употребления благословенные из этих даров не учинят, ибо не на то останутся они при них, а лишь ad integritatem naturalis corporis restituendam26. Ну а коль скоро следует сделать вывод, что если даже восставшее из мертвых племя людское, во всей полноте телу своему возвращенное, не познает боле этого вожделения грешного, то насколько же меньше может concupiscentia camis27 обитать в чистых умах, о которых в пятнадцатой главе упомянутого труда толкует Святой Дионисий; и что даже если в качестве метафоры им приданы чресла, то лишь ради того, чтобы в подверженной слабостям фигуре человеческой такую благочестивую плодовитость предоставить, которая ничего телесного не плодит. И тогда не может такого статься, чтобы хоть какая плоть была дана ангелам, равно как трудно допустить, что она была дана им изначально и что лишь потом Творец высшие свои создания своеобразно — стесняюсь сказать — оскопил, ибо такое никак не сопрягается с совершенством творения Божия.

А ведь нелегко, с другой стороны, обрести понимание в том же повествовании Книги Бытие, если эти домыслы об ангелах отбросить. Более того, ту же самую историю каждый найдет в Книге Еноха, дополненную подробностями, которые, по существу, не позволяют усомниться в истинности того, что речь шла об ангелах. Вот только Церковь не допустила Книгу Еноха в канонический корпус Святого Писания, но коль скоро — не скажу изъян, но какая-то загадка в (данном как откровение) Писании заключена, то, может, можно и чем-то из неоткровенного воспользоваться, чтобы ближе к истине подойти. Как сообщает Книга Еноха, увлеченные красотой земных жен и толкаемые непреодолимым к ним вожделением, сошли ангелы с неба на гору Ермон в количестве двух сотен и стали соединяться в телесной любви с представительницами земли, а Шемхазай был их вождем и вместе со всеми дал клятву, что никогда не отступятся от того, что они решили.

Итак, согласно Книге Еноха, плотский огонь привел к падению ангелов. Вот так, из похотливой страсти плотского совокупления родилось государство демонов, которое только и ждет что погибели человека и тем самым непроизвольно, хитростью своей, служит тому, чтобы сбылись непостижимые для ограниченного, рядового ума предначертания Создателя. Вот так первородное зло Вселенной, этот сатанинский принцип, который не перестанет вводить смертных в заблуждение до самого дня Страшного суда, из одного лишь того дела взялось, из дуализма плоти, роду людскому изначально присущего, а не вследствие греха, как утверждали гностики, Ориген, Эриугена и Яков Бёме. Так что ничего удивительного, что именно через это грешное место дьявольское искушение чаще всего проникает, поскольку там, где вожделение самое сильное, там и место самое слабое. И не противоречит этому вывод Святого Августина, который в 20-й главе девятой книги показывает, как само имя «демон» из знания выводится28, из чего следует, что гордыня знания прежде всего сатанинскую натуру наполняет. Здесь нет противоречия, скажем мы, ибо каждому известно, что libido sciendi и libido sentiendi29 всегда ходят рука об руку. А что из них первым было, мы не спрашиваем, коль скоро знаем, что во всем первым был Тот, который есть.

О фокусах и хитростях, к которым прибегает демон, чтобы заманить в свои силки душу, собраны целые библиотеки и множество трудов, начиная с Тертуллиана, редко в эти времена упадка переиздаваемые, в которых описаны уловки, призванные завести смертных обоего пола под ярмо наилютейшего врага рода человеческого. Как нечто на самом деле существующее подтвердили наличие бесовских одержимостей и некоторые синоды и многие Отцы Церкви, а потому совершенно непристойно сомневаться в отношении правоверного церковного учения по этому вопросу. А изучая случаи одержимости, коих за многие века изрядно набралось, нетрудно заметить, что, пожалуй, не найдется таких, где бы с дыханием того жара, который женскую плоть и мужскую сближает друг с другом, не проникали бы в души людей искры адского огня.

Когда же Бог допустил, чтобы вслед за отдельными человеческими грехами воцарилась всеобщая распущенность нравов и неурядицы между верующими, когда многие на пагубу свою поддались прельстительным нашептываниям лютеранской и вкрадчивым речам кальвинистской ереси, когда безбожники по всем странам и княжествам голову подняли, вот тогда и получил сатана немалую власть над душами. Но не ко всем он одинаково подбирался, к одним одними, а к кому и другими дверями проникал, искал самые слабые места, где труднее всего человеку искушение преодолеть, и всякий раз он тысячами хитрых способов коварство свое проявлял. И много набралось таких, кто, к его помощи воззвав и под договор с ним душу свою заложив, а от Бога к вечной погибели своей лик свой отвратив, ринулись кто в магические фокусы, кто в ворожбу звездную, кто в чернокнижничество. Другие же — вольнодумцы и безбожники, коим несть числа, а больше всего таковых в галльской земле тогда появилось — стали по наущению того же соблазнителя говорить, что сатана — пустая выдумка и праздная болтовня, которая хороша для черни, для женщин и детей; и, чтобы демонам прислужить, полностью отрицали то, что оные демоны существуют; а всё ради того, чтобы бдительность обмануть и тем легче в силки вечной погибели толкнуть заблудшие души. Больше остальных зла здесь медики разные принесли, утверждая, что называемое Церковью дьявольской одержимостью есть не что иное, как эпилептическая или лунатическая болезнь, силами самой природы наподобие прочих слабостей созданная, имеющая причину в отравленных гуморах и такова, что одного лишь человеческого искусства — без Божьей помощи и без экзорцизмов, для таких дел специально предназначенных, — достаточно для ее излечения.

Как раз против таких маловеров и написал в самом конце шестнадцатого века научный свой «Трактат об энергуменах» сам высокопреосвященный и высоко просвещенный кардинал де Берюль30, основатель и первый генерал Оратории Иисуса, истинный столп Церкви на земле франков во времена лихолетья31. «Кардинал», — говорим мы, предвосхищая дальнейшую его судьбу, ибо писал он труд сей в годы своей молодости32, когда ему еще далеко было до кардинальской шапки, но таким знанием дела блеснул в нем и так ловко с маловерием расправился, что любой без труда узрит в его писании всё будущее величие мужа сего, на крепких плечах которого почти вся Церковь в той стране из упадка поднялась и возродилась.

Как поясняет в том труде сей достопочтенный кармелит, со времени первородного греха сатана общается с человеком (заметим, как прекрасно всё сходится, если обе эти вещи — дерзкая жажда знаний и прельстительное очарование телесного общения между полами — обе в одном грешном поступке прародителей так соединились, что никак в этом грешном единстве не узришь, которая из них первой была, а которая второй, зато известно, как они обе друг друга поддерживали). Из ненависти к Богу, — делает вывод боголюбивый кардинал, — ловит в свои сети сатана человека, который по образу и подобию Божию сотворен был, но который грехом открыл дьявольской силе доступ к себе. И любит, очень любит он вместе душу и тело человеческие когтями своими захватить, ибо хорошее это место для того, пред кем навечно закрылись небесные врата и кто в аду невыносимым страданиям бывает предан. А когда он, словно лев рыкающий, человеком овладевает, он естественный порядок извращает и делает так, что вроде как два духа в одном теле поселяются наперекор законам природы. Но почему же Бог, который есть господин и дьявола и человека, допускает такие покушения — вот загадка, перед которой, возлюбя справедливость и доброту непостижимых предначертаний Божьих, кротко склониться должен ограниченный ум. И в то же время это самый сильный довод против безбожников и вольнодумцев, лучший инструмент обращения в веру, а именно — одержимость дьявольская, в которой как ужас ада, так и сладость благодати во всей своей силе предстают.

Ничего странного в том, говорит кардинал, что со времени тайны Воплощения демон к этому насилию над природой несравненно чаще прибегает; ему хочется бесстыдно передразнивать Творца и пародировать непостижимое единство Бога с человеком, явленное в образе Иисуса Христа, на свой лад переиначить, падшую свою духовность с грешным духом человеческим соединяя. А потому несправедливо полагать, как иные легкомысленно делают, что Искупление, принесенное Спасителем, избавило нас от этих дьявольских поползновений; совсем напротив, сам сатана с усиленной яростью на души христианские бросается, да и Бог всё чаще такому злу попустительствует, поскольку обилие неисчерпаемых милостей Своих, кои Он роду человеческому в деле Воплощения явил, сопряг Он, соответственно, с допущением большего зла. По этой-то причине гораздо больше энергуменов знают времена христианские, чем язычники знали.

Самое большое зло, с каким на земле можно столкнуться, это дьявольская одержимость. Унижение природы здесь столь же велико, как и той же природы превознесение в тайне Воплощения. В этой страшнейшей муке любая работа души и способность владеть телом прекращаются; и был бы человек беззащитен против сатанинского коварства, если бы Создатель в милости своей не передал в руки Церкви мощного орудия экзорцизма, с помощью которого опытный духовник сумеет врага одолеть и из несчастного тела прочь его изгнать. Не стоит считать также, что одна лишь вера может стать лекарством против дьявольской одержимости, ибо и у бесов тоже какая-никакая вера есть, да только бесами они быть от того не перестают. Только Церковь Вселенская, это вместилище благодати Божией, избавить нас может от адских капканов.

Этот кульбит природы, когда два цельных бытия как бы в одно сливаются и, что еще более удивительно, не любви, но ненависти соединенные узами, этот жестокий закон дьявола на разные лады и с разной силой может проявляться, а также разные причины иметь. Причиной со стороны человека может быть как грех первородный, так и его грех актуальный, пусть даже легкий в нашем представлении, но оказывающийся веским на чаше весов Божьих. Впрочем, даже дитя малое бывает этим болезненным раздвоением затронуто, о чем сообщает Святой Августин в книге двадцать первой труда «О граде Божьем». И не потому, чтобы повод для этого находился в самой особе младенца-энергумена, который из-за малолетства своего от греха актуального свободен, а через крещение от греха первородного очищен, но потому, что природою своей он платит дань врагу.

А еще ошибочно некоторые полагают, что признаки одержимости в таких чертах у человека проявляются, какие они демонам приписывают, как, например, необычайная уродливость или незаурядный ум. К разным людям разные средства пробует применить враг, чтобы легче ими овладеть. По отношению к благочестивым он использует дары свои сверхъестественные, в отношении любознательных — ум, в отношении колдунов — злость. А вот по отношению к Церкви, которая, как знает сатана, сильнее его, он прибегает не к силе, а к хитрости и обмануть замышляет, а не в открытом противостоянии побороть. Поэтому перед человеком он является в шкуре льва, а перед Церковью — в лисьей. Но Бог, хоть Он и допускает зло, подводит черту под обманом сим и позволяет Церкви обнаружить его.

Не зря преподобный кардинал писал свой ученый труд, ибо совсем скоро, и особенно после дарования Нантским эдиктом прав еретикам, по всей земле французского короля стали множиться вызывающие ужас случаи дьявольской одержимости, в которой обнаружилось столько коварной адской злости, а вместе с тем столько доброты и милости Творца, что многие злопыхатели, завидев столь очевидное проявление высшей силы, вынуждены были замолкнуть, посрамленные. Тяжелые также пришли времена и для священнослужителей, которые суровые бои вели со змеиной хитростью, и хотя кое-кто из них в противостоянии том выстоять — не столько против демонов, сколько против собственной испорченности — не смог, лучшие из их числа вышли победителями из той борьбы, новым блеском вечную славу Церкви озаряя.

2. Сговор мерзкого колдуна с дьяволом

Наверное, никто в те времена такой злобы сатанинской не испытал и в таких затруднительных положениях не оказывался в бою справедливом, как святой отец Сурин33 из Общества Иисуса, который с самой сильной чертовской оравой, только и ждущей, как бы погубить невинность, такую битву вел, какой история не знает. И тем большая его заслуга, что в той знаменитой борьбе больше всех действовал Князь тьмы, как раз через эти самые подлые и самые предательские члены человеческого естества, благодаря которым род человеческий размножается на земле, и в томлении телесной жажды возжелал увести к себе Богу преданные души дев и мужей. Долгие годы продолжался тот страшный бой, о котором отец Сурин сообщил точные сведения для предостережения и наставления верующих, сподвигающих грешников к раскаянию, чтобы Бога убоялись и возлюбили, что, впрочем, на то же выходит. Правдивость повествования его подтверждается многочисленными свидетельствами набожных людей, которые собственными глазами видели то святое противоборство, опровергающими клеветнические наветы некоторых вольнодумцев, кои ославить возжелали как святого отца самого, так и несчастных из его паствы.

Святому отцу Сурину было уже тридцать лет и четыре года, когда он был призван к великому служению. А явился он на свет в девятый день февраля месяца 1600 года от Рождества Христова. В родном городе Бордо он не только у иезуитов местных учился, но и жадно впитывал живительную влагу знаний, источаемую тамошним монастырем кармелиток, очагом терезианской реформы34. Исключительной набожности был он человек, ибо, будучи еще тринадцатилетним отроком, дал обет чистоты. В шестнадцать лет он принял послушничество у отцов-иезуитов, а почти десять лет спустя был рукоположен, дабы веру христианскую и страстность свою в изучении Слова Божия повсюду возжигать, в чем благосклонная фортуна послала ему самого святого отца Луи Лаллемана35 в качестве наставника по богословию и проводника по жизни. На то время, когда он уже достиг возраста Христа, он выбрал путь внутреннего благочестия и выказал великое желание духовной благодати, которую потом многие из его монашествующих собратьев малодушно пеняли ему и в которой он и от Святой Терезы черпал вдохновение, а также из «Духовных упражнений» Святого Игнатия. Особенное почтение с самой молодости своей питал он к Святому Иосифу, обручнику Пресвятой Богородицы, что ему не раз в жизни немалую помощь оказывало, и из этой-то боголюбивости имя себе принял — Иосиф, которое он к своему, полученному при святом крещении имени Иоанн, добавил, так и стал он Жан-Жозеф Сурин. А еще он накопил опыт в духовном руководстве и жизненном наставничестве, какое оказывал многим благочестивым прихожанам, особенно девушкам и вдовам, как, например, госпоже дю Верже, так проникнутой неземною любовью к Спасителю, что молнию навлекла на себя с небес, которая ее неземной сладостью пронзила; а еще — набожной девице, телом недоросшей и формами ущербной, но святости необычайной, по имени Мадлен Буаре, которая из гугенотской фамилии в истинную веру обратилась, когда Пречистая научила ее, как следует высоко ценить девственность, которая у еретиков ни во что не ставилась. Уже не раз во время богослужебных наставлений был святой отец свидетелем жестокой и бесстыжей злобы сатаны, который его подопечных в тщетное искушение ввергнуть хотел; а еще, длительное время пребывая среди кармелиток, познал он дела сего Бегемота, который почему-то именно на воспитанниц Святой Терезы был падок и люто их домагался. Впрочем, эти первые столкновения с чертом — ничто по сравнению с тем, что было потом.

Шел пятнадцатый день декабря 1634 года, когда святой отец Жан-Жозеф прибыл в город Луден, куда его послал провинциал36 Аквитании помочь экзорцистам в их ожесточенной борьбе с дьявольскими происками.

Начало же дела было в споре, разделившем двух каноников коллегиальной церкви Святого Креста; отец Миньон, человек редких добродетелей и уважаемый, участвовал в епископальном процессе против священника Грандье37, вольнодумца и развратника. Ловкий на язык, гладкий на вид, тот ничуть не дорожил своим духовным званием и только вынюхивал, где бы он мог греху бесстыдному, словно животное, предаться, и к девицам приставал, чтобы, стыдно сказать, совокупиться с какой из них. А еще он очень старался, чтобы его в исповедники к тамошним урсулянкам приняли, у которых множество было девиц сердцем добрых и лицом миловидных, всею душой Богу преданных. Все благочестивые сестры происходили из добрых фамилий, например, молодая аббатиса Иоанна была из рода Бельсье, дочерью барона де Ко́за, мать Иоанна от Ангелов, как ее называли; вместе с ней и другие славили Господа — и сестра Клодина, кузина самого Ришелье, и сестра Анна от Святой Агнессы, и сестра Марта, и сестра Катрина.

Вот и возлюбил Урбен Грандье сестричек тех, да только было то не любовью, в которой охваченные общим праведным восторгом сердца перед Создателем преклоняются, а мерзкой похотью, о которой язык не повернется сказать, если бы не ради общего наставления. Однако сестры, подлость его раскусив, поползновения те пресекли, а в исповедники себе взяли отца Миньона. (А слухи о том, что они сначала возжелали отца Грандье и только потом, получив отказ, обвинили в отместку в дьявольских махинациях, — клевета.) Грандье же с дьяволами якшался и так сними сблизился, так ихней магии и фокусам чернокнижным научился, что легко мог мерзостям своим и бесчинствам предаваться. И вот с помощью этих хитростей, коим он от бесов научился, замыслил он благочестивому отцу отомстить; мня, что, искусив монашек, в плотскую с ними вступит связь, а если которая в грехе зачнет, то на отца Миньона вину переложит, поскольку к сестрам тот как исповедник допускаем был. Нечистый этот искуситель подбросил в монастырский сад ветку розового куста, да так намащенную, чтобы каждая, кто запах ветки той дьявольской вдохнет, тотчас же неистовстом сатанинским становилась обуяна и неудержимым влечением плотским к оному Урбену возгоралась. Так и стало со всеми по очереди сестричками, и, с матери Иоанны начиная, всем чертов колдун дьявола подпустил.

И тогда великим развратом наполнился монастырь тот и город весь. Одержимые монашки, днями и ночами неистово вопия, призывали к себе колдуна, лишь о нем думали, а дьяволы, что в них сидели, самые непристойные подбрасывали им картины и слова, чтобы их на посмешище выставить. Также не раз, диавольской силой через стену монастырскую перенесенный, появлялся Грандье в монастыре и сестер — а более всех мать-аббатису — по ночам дразнил и искушал. Семь дьяволов овладели душой бедной матери Иоанны и так ее терзали, что страшно сказать. А главных из тех семи звали так Левиафан, Бегемот, Валаам, Изакарон, Асмодей.

Отец Миньон первым заметил дьявольские происки в монастыре. Вдвоем со святым отцом Барре стали они нечистого экзорцизмами к стене припирать, а когда спрашивали, кто его прислал, тот изрек наконец устами матери Иоанны: Урбанус. Сразу дело отправилось в магистраты и случайно долетело до ушей короля, а заодно и до ушей кардинала Ришелье, который чрезвычайно встревожен был тем, что демоны истинную веру подрывают. Хватало и безбожников, говоривших, что это, дескать, тот самый отец Жозеф по наущению капуцинов на отца Грандье донос написал и кардиналу послал, за автора некоего пасквиля против кардинала его выставляя, из-за чего Ришелье, вознегодовав, каноника на костер возвел. Но о тех грязных наветах даже вспоминать не хочется. Король же, как о том сообщает один уважаемый современник, благодаря безмерной своей набожности и мягкости всё это с превеликой легкостью разрешил. Ибо поручил рассмотрение дела господину де Лобардемону, который, согласно королевскому указу, как раз в это время находился в Лудене, круша городские укрепления. А тот, храбро ввязавшись в дело против колдуна, безнравственного Урбена в узилище велел заточить, и сразу вслед — сначала в Анжере, а потом и в Лудене — епископ объявил войну демонам и призвал экзорцистов, среди которых был отец Лактанций, францисканец, человек превеликой благочестивости.

Дьяволу, перед Святым Причастием поклявшемуся, Бог лгать не позволял; и тот несколько раз под нажимом подтвердил, что это Урбен послал его к монашкам. И даже на пытку взятый, хотел было Урбен вину свою подло сокрыть, однако не удалось ему перехитрить трибунал, составленный из четырнадцати судей и заседавший под предводительством господина Лобардемона. Оно и понятно, на что рассчитывал Урбен: только дьявол в тело войдет, каждое место на теле, которого он достигнет, становится бесчувственным к боли. Поэтому, по решению трибунала, опытный хирург втыкал длинные иголки в разные места тела колдуна, чтобы увидеть, когда тот кричать не будет и таким образом присутствие демона выдаст. Хирург тот был выдающихся способностей и ни одной точки на теле чертова слуги не оставил, куда бы иголку свою глубоко ни вонзил, все тело ею обтыкал; так дело на явь и вышло, ибо оказались на теле Урбануса бесчувственные места. А что какой-то вольнодумец говорит, что хирург по приказу трибунала специально то либо иное место не колол и таким образом подследственного на крик не провоцировал, всё это лживые и подлые домыслы. Поэтому легко обошлись без того, чтобы, как требовал один из судей, ногти выдирать и под ними знаки дьявольские искать, поскольку никто из уважаемых судей, в здравом уме находящихся, больше не мог в вине сомневаться. Однако сатана, во лжи закоренелый, сказать правду слуге своему, Урбену, не позволил, ибо запирался колдун, и хотя всеми доказательствами к стенке был прижат, но так и не сознался, что с дьяволом общался и злой дух на монашек насылал, а лишь цинично согласился с тем, что написал мерзкий труд против целибата духовенства, который в рукописном виде был у него найден. А посему был колдун подвергнут допросу как с пристрастием, так и без пристрастия, а судьи, дабы привести его в себя и через остававшуюся малую крупицу надежды открыть ему путь в жизнь вечную, велели кости ему на ногах придавить, но, видать, переусердствовали, потому как костный мозг у него наружу обильно потек. Но нет средства от дьявольского упорства, и не выказал чертов наймит христианского раскаяния, слезы даже не проронил, хотя боголюбивые судьи вежливо увещевали его.

Также были собраны все показания против Урбена от одержимых монашек, которых исследовали экзорцисты. А уж знак одержимости известен: на разных языках говорить; вот, например, мать Иоанна бегло по-латыни отвечала. Но мы не станем слушать здесь речи безбожников, которые утверждают, что мать Иоанна латыни с детства обучена, а вот когда Урбен по-гречески ее спросил, та ответить не смогла; оно и понятно: каких только мерзостей враги Церкви не придумают ради того, чтобы своих выгородить. А впрочем, бывают демоны, как сам отец Лактанций утверждал, глупее глупого крестьянина. Ясно, что монашки пали жертвой дьявольской одержимости, и отсюда следует, как говорил уважаемый свидетель, что нестаточное то дело, чтобы девицы из приличных домов, воспитанные и обученные в богобоязненности, сами по себе, просто так, без дьявольской одержимости, могли такие хулы и такую грязь в речах своих изрыгать, что никакое перо запечатлеть этого не способно: а ведь они публично в святом месте выкрикивали непристойности неслыханные и скабрезности бесстыжие, в конвульсиях жутких биясь, а тела их в такие позы свивались, что никакая природная способность воспроизвести такое не сумеет; невозможно также подумать, что грех столь страшный на душу свою они добровольно хотели взять — человека невинного до смерти довести; и отсюда еще, добавляет тот же свидетель, одержимость дьявольская столь однозначно проявляется, что ни Его Величество король, ни сам кардинал, «lа première intelligence de l’Etat»38, в одержимости той не усомнились, и было бы, однако, страшным преступлением считать, что эти двое могли ошибаться. Оно конечно, опубликовал какой-то негодяй мерзкую книжонку, в которой бессовестно отрицает виновность Урбена, лживо расписывая, что сестра Агнесса, сестра Клара и другие сестры признались, что вовсе не были одержимы, а отец Лактанций и отец Миньон подбили их на лжесвидетельство и что господин де Лобардемон запретил эти признания в судебные протоколы заносить; лжет, скажу я, а даже если всё так и было, то, значит, новая дьявольская проказа свела одержимых монахинь с пути истинного; лжет он также, что лишь одна мать аббатиса умела показывать конвульсии и что ее всегда на показы выставляли, когда гость какой приезжал экзорцизмы посмотреть. Но только сам же себя этот клеветник и опровергает, ибо на книжице своей подлой от стыда, знать, ни имени своего не запечатлел, ни города, где книжица сия издана была; да и печатник безбожный имя свое затаил, из чего видать, что оба, о лжи своей зная, убоялись добропорядочным людям на глаза показаться.

О том, какая сила дьявольского коварства в Урбене заключена была, легко догадаться из того, что, даже под арест посаженный, он дьявольские свои проказы не прекратил; ибо дали показания монахини 30 июня, что им из узилища своего этот выродок прислал — аж стыд сказать — семя свое, чтобы они оплодотворили себя и понесла каждая во чреве своем исчадие адское.

Вот так правда на свет вышла, и пятнадцать судей, беспристрастно и с любовью дело рассмотрев, справедливый в итоге вынесли приговор: Урбена Грандье на костре живьем сжечь. 18 августа приговор вынесен был и в тот же день исполнен, но перед этим еще раз допросили слугу дьявола, чтобы он сообщников своих выдал. Потом его на площадь Святого Креста повезли (ибо сам ходить он уже не мог, имея ноги — а всё из-за гордыни своей — перебитые) простоволосого, в рубахе, с веревкой на шее, а в руке — горящий факел двух фунтов весу. Каким безбожником он был, все видели, ибо никакого раскаяния перед судом не выказал, а за два часа перед смертью распевал фривольный мадригал «L’heureux séjour de Parthenie et d’Alidor»39. А когда его вели, то святые отцы так обильно поливали лицо его святой водой, что он дышать не мог от большого количества благословенной жидкости. И при этом продолжал хранить дьявольское упрямство и, презрение свое выказывая, насмешливые мины строил, сидя на повозке. Еще его, к столбу привязанного, в истинную веру вернуть хотели и заставить раскаяться, ибо неисчерпаемо было милосердие святых отцов. Один монах железным распятием его по лицу бил, чтобы выродок сатанинский опомнился, а тот всё морду свою воротил, святого изображения Спасителя целовать не желая. Еще ему в последний момент отец Лактанций пылающий пук соломы под нос сунул, прося, чтобы тот от дьявола отрекся, а колдун дерзить не прекратил, заявив, что никакого дьявола не знает. Наконец отец Лактанций подпалил костер, и тогда колдун закричал, что перед ним какого-то обещания не сдержали, и так он в крике и в пламени сгинул. Рассказывает также отец Сурин, что сама Пречистая молилась за душу грешника в час его смерти, а дьяволы, в монашках сидевшие, до самого конца в тревоге пребывали, а вдруг как выйдет Урбен сей на путь истинный, и на лицах монахинь беспокойство свое выдавали. Сколь же велика была радость демонов, когда пламя его охватило и они поняли, что душу его заловили и в ад затащили. Вот так суд вынес справедливый приговор дьявольскому слуге, а вот с самим дьяволом дело не кончилось: продолжил он злость свою открывать в несчастных сестрах, откуда его с превеликими трудами вынуждены были изгонять святые отцы.

Потом бесы стали распускать разные подлые клеветы о процессе: и то, что монахи, завидовавшие светскому священнику, погубить его хотели, и то, что дело было о конфискации имущества, и то, что кардинал на Урбена со злости нападал и христианское рвение демонстрировал, чтобы ему Святая Лига40 пристрастия к ереси не инкриминировала, да и другую ложь распространяли, впрочем, всё обычно, как это водится у чертей.

3. Успешное изгнание дьявола

Долгие годы ведший битву с сатаной, святой отец Жан-Жозеф Сурин об этой борьбе своей написал прелестную книжечку под названием «Триумф любви Божьей», но есть у него и другое произведение, в котором он изложил полученные от чертей сведения об их тайных уловках, с помощью которых те души верующих ловят. Называется это бесценное сочинение «Опыт о вещах иной жизни, отцом Иоанном-Иосифом Сурином приобретенный». Наперекор домыслам вольнодумцев, он убедительно там показывает, что существуют и дьяволы, и одержимость дьявольская, и перечисляет некоторые вещи, о которых ему буйством изнуренные под нажимом выдали. И не может такого быть, чтобы о болезни какой, или о помешательстве, или об ипохондрии речь была, ибо не в силах человеческих было сделать так, чтобы сестра де Ножере (которая дьяволом Эазасом одержима была) головой до самой земли назад прогибалась, до пят собственных доставая, или многократно со всей силы часто-часто трясущейся головой в грудь и руки так билась, что это превосходит любое воображение; тоже и абсолютно одеревеневшее тело, отвердевший и вывалившийся изо рта язык, внезапный блеск в глазах — всё это чертовской одержимости знамения. Поведал отцу Сурину демон Исакарон, экзорцизмами заклятый, как дело дошло до падения ангелов (потому что, когда экзорцист умно и с чистым сердцем задачу свою выполняет, Бог заставляет-таки демона правду сказать). Так вот, когда Бог открыл ангелам тайну Воплощения и объявил, что станет человеком, взбунтовалась часть ангелов, не желая человеческому существу почести оказывать, а Отец Небесный в наказание в ад бросил бунтовщиков. И там между ними возникла иерархия, в соответствии с тем, как в небесах расположились ангельские хоры. Три самых главных дьявола ведут свою родословную от серафимов, а именно Люцифер, Вельзевул и Левиафан, которые борются с тремя ипостасями Бога, явленными в Святой Троице. Высшие дьяволы низшими руководят и когда нужно наказывают. И хотя демон — это дух бесплотный, он может действовать телесно и способности в этом выказывает необычайные; ибо может на значительную длину подобно змее растягиваться, в соответствии с местом в иерархии: так демоны из серафимов на тридцать миль в длину растягиваются, а низшие демоны, соответственно, меньше. И вот на таком пространстве один демон может обоими концами зло творить, хотя не с обеих сторон одинаково; одного человека он может мучать в Тулузе, а с другим в Бордо разговаривать. И никогда не устает демон в стараниях своих, хотя очень трудное это дело с человеческой душой в одержимости соединиться. Но поскольку через грех первородный имеет сатана ко всем людям доступ, он во всех целит, в самые слабые их места. Существуют три вида действий, которые дьявол направляет на человека: искушение, навязчивая идея и одержимость; с первым демон ко всем людям пристает, вторую лишь некоторым предназначает, третья же редко когда ему удается, но тоже мука это и страх ужасный, как свидетельствует пример несчастных урсулянок.

Однако когда сгорел колдун и душу дьяволу отдал, начались в городе Лудене экзорцизмы с еще большим энтузиазмом. Отец Лактанций заставлял демонов причаститься Святых Таинств, что те, хоть и в жутких конвульсиях, но все же совершали. Пообещал тогда припертый к стенке демон Асмодей, что вместе с двумя другими в назначенный час из матери Иоанны выйдет и что в знак ухода три отверстия у нее на груди под соском останутся. Так оно и произошло: вылетели три демона, пробив корсет аббатисы и оставив три дырки на ее груди. Что никакого обмана в этом не было, ясно доказывает то, что воистину мать Иоанна была избавлена от этих трех. И тогда в отместку демоны обуяли отца Лактанция, который вскоре дух испустил. Епископ из города выехал, а король и кардинал решили послать иезуитов на экзорцизмы. Вот так отец Сурин, который болен был тогда и телом и духом, в Луден поехал и, состраданием при виде одержимых сестер проникнутый, решил молитвами и наставлениями на путь праведной жизни их вывести и так сердце и волю изменить, чтобы чертей понудить к бегству.

Сразу потом имел место неприятный случай дьявольского обмана. Демон Завулон, который сестру Клару обуял, обещал, что к Рождеству освободит монашку, а в знак выхода имя Иисуса на челе ее напишет. Отец Елисей, экзорцист сестры Клары, неосмотрительно поверил лгуну, хотя демоны, что в аббатисе сидели, уличили его во лжи. В день Рождества Христова множество людей в церкви во время молитв, пения, экзорцизмов появления обещанного знака у сестры Клары много часов ждали, но, так и не дождавшись его, разошлись по домам, кляня последними словами лживость дьявола.

Иначе дело обстояло с аббатисой, которую отец Сурин экзорцизму подверг. Это была особа слабого здоровья, но полная живых страстей, а потому глубоко проник в нее демон и отпускать не хотел (хотя сказать надобно, что набожной она с младых ногтей была и что всего восьми лет от роду обет непорочности дала). Самые большие муки претерпела она от Исакарона, который был духом телесной нечистоты; день и ночь насылал он искушения на мать, безобразия всякие на теле ее выделывал, по ночам в спальные покои ее колдунов и колдуний приводил, которые на глазах матери самые бесстыдные непристойности творили, она же очи сомкнуть не могла. А для того чтобы несчастную на посмеяние и позор выставить, сделал демон так, что живот ее раздулся, и стала она походить на беременную, даже молоко в грудь ее вступило, просясь наружу; а еще он грозил мертвого ребеночка подбросить ей в постель. Но не допустил Господь поругания такого, а Приснодева заставила демона, чтобы всю кровь, что он в лоне матери Иоанны собрал, изрыгнул.

Ох и много же пришлось поработать отцу Сурину с демонами, четверка которых все еще в аббатисе сидела. Постоянно в молитву погруженный, он к милосердию Божию для души несчастной взывал, а самой одержимой в ухо о духовном пути и благодатности союза с Богом по-латыни говорил, дьяволов к принятию Святого Причастия склонял, а Исакарона решительно мыслями побивал, чем превеликие страдания ему причинял. Во всех этих делах он неустанно к помощи Святого Иосифа прибегал. Дьявол неистовство свое на лице матери Иоанны показывал, грозил всю преисподнюю на помощь себе призвать; не испугался, однако, святой отец, лишь продолжил отчитку свою. Демона Валаама заставил принести из Парижа три освященные облатки, которые в руки колдунов попали, что дьявол хоть и с великой неохотой и болью для себя, но сделал; вот так святой отец выкупил Иисуса Христа из рук врагов. Матери Иоанне пути очищения, просветления и единения открыл, благодатные движения в ней пристально высматривал, к внутреннему совершенству подталкивал и тем самым душу ее обновлял. Но когда увидели демоны, что всё это не шутки, то сами решили отцом овладеть, манию на него наслав, и быстро сделали это. Дух разврата, Исакарон, первым его обуял, и 19 января почувствовал отец, в постель свою ложась, жар огня того нечистого, что уже давно в теле его угас и который сатана вновь в нем раздувать начал, желая насильно священника в разврат срамной затащить. Так он свои искусы повторял, то, в ипостаси змия тело обвивая, чистоту и отдых нарушал, то, являясь в образе женщин дебелых, страшно искусительных, неимоверным пыткам вожделения подвергал, и постоянно под желудком сидел и оттуда с невиданной прытью во все прочие члены тела проникал. Денно и нощно преследовали святого отца те искушения жестокие, один ли он был, с аббатисою или с другими сестрами. Однако, поддерживаемый Пресвятой Богородицей, он непреклонно противостоял этим напастям, всё же муки терпел лютые. Сатана ум его смущал, мысли и речи лишал, а в конце концов прилюдно на землю повалил, первый раз в Страстную Пятницу, когда отец в конвульсиях жутких извивался и трясся на полу, во все стороны рвался и руки кусал, на виду у других отцов, которые быстро одержимость собрата своего распознали. Крики жуткие, конвульсии и прыжки в теле терпел, вспыльчивость неодолимая поразила его, и демон целиком соединился с душой отца, да так, что в одном теле двоедушие возникло, одна часть которого с Богом была соединена, а вторая, погруженная на дно скорби и нищеты, отвращением к Богу горела и Святое Причастие отвергала. С молниеносной быстротой демон перескакивал с тела матери Иоанны на тело отца, так что стоящие друг напротив друга истязаемы были поочередно муками, им посылаемыми. Что же касается Левиафана, тот лишил отца духовного самообладания, жуткие головные боли послал, есть не позволял — и все время обещал, что спокойствие ниспошлет, если только подкаты свои к аббатисе тот прекратит. С Пасхи до Троицы тянулись эти напасти публичные, ибо хотел демон штучками своими так сделать, чтобы церковное начальство убрало отца Сурина из города как одержимого. Не получилось сие однако: работа с матерью Иоанной продолжалась, и одержимая постепенно стала прислушиваться к его слову. Кроме Исакарона, который в пучину сладострастия ее толкал, демон Валаам цеплялся за ее природную склонность к веселью и смеху, и именно для борьбы с его искушениями надела она на себя пояс, что болезненно шипами своими тело ее ранил и от греховных утех ограждал. Новая уловка сатанинская состояла в том, что мать Иоанна обрела неописуемую красоту и при этом тысячами хул и слов мерзких осыпала отца-экзорциста, который смело эти нападки отбивал хлесткими пощечинами, отпускаемые дьяволу, в теле матери спрятанному; после чего уды и рамена ее, разнузданным бешенством охваченные, к скамье привязав, на грудь одержимой святое причастие возлагал и так к плачу и раскаянию с любовью ее побуждал. Она же попеременно то страшные хулы и скабрезности изрыгала, крича не своим голосом, то, сочтя себя навеки проклятой, в отчаяние впадала и рыданиями разражалась. Святой отец терпеливо открывал перед ней секреты праведной внутренней жизни, будил в ней ненависть и богобоязненное отвращение к себе самой и учил, как полюбить страдания и смирение. Раз принял демон — а был тем демоном Левиафан, главный враг Христа — образ отца Сурина и к матери Иоанне направился, а когда она раскусила хитрость по тем хулам, которыми тот кидался, он с яростью на землю ее поверг.

Чтобы обитель дьявола разрушить и пищи в собственной душе демонов лишить, мать Иоанна принялась, по совету Отца, разрушать свое естество, предаваясь всё большим и большим самоистязаниям, а была она, надо сказать, и так здоровья слабого. Однако же на досках жестких спала, власяницей тело свое прикрывала, холод терпя, к огню не подходила, трижды в день бичевала себя нещадно, от пищи воздерживалась и, страшный голод перенося, который дьяволы на нее насылали, пищу вкушала такую, которая в ней отвращение вызывала и здоровью вредила, вроде жёлчи воловьей и подобные непотребства. Но поскольку демон за каждую слабость человеческую цепляется и всё что ни на есть испорченного в природе человеческой выискивает, на чем он смог бы свое присутствие утвердить, попытался Левиафан врожденную ее гордость уязвить, ибо была она девушкой из приличной семьи и воспитания достойного. Вот так, по утонченному наущению адского отродья, мать Иоанна в речах своих стала употреблять изящные обороты, с высоко поднятой головой ходить и к прическе своей внимание проявлять. Дабы гордость ту греховную обуздать, приводил отец Жан-Жозеф нищих на экзорцизмы и лицо одержимой велел им топтать, а когда та пожалуется, хлестать ее по щекам, за что она также премного его благодарила. Велел ей встать на колени перед кухаркой и покорно просить, чтобы она ее розгами отхлестала, что та с удовольствием и сделала. Публично перед сестрами о грехах ее рассказал, ей же самой на колени встать велел и о провинностях своих монашкам всем доложить, а когда она детальный отчет обо всей своей жизни экзорцисту своему дала — а тянулось сие действо целый месяц, — он, с ее разрешения, всё и обнародовал.

Но не был бы демон демоном, если бы с поля битвы легко сошел, столкнувшись с нечеловеческими усилиями, которые отец Сурин по милости Божией прилагал. Как-то раз во время исповеди сказал Левиафан устами матери Иоанны, дерзко сказал, что, дескать, негоже так жестоко благородных девиц трактовать. На что святой отец карами сатане пригрозил и, на стенания его (из уст матери Иоанны вырывавшиеся) не обращая внимания, немедленно раздеться велел и собственными руками изо всех сил бичом себя отхлестать. И сделал это демон, и возопил благим матом, однако мать Иоанна ничуть бичевания не ощущала и едва ли помнила, что одежды с себя сняла. Видя благотворные результаты этой практики, стал отец то же самое наказание и к другим демонам применять, многократно упражнение сие к вящему удручению дьяволов повторяя, стенаний их не слушая и следя, чтобы они без жалости хлестали себя, а не скромничали. Так и Валаам делал, который к веселью одержимую призывал и об играх да питье всё рассказывал; и Исакарон, что пламя сладострастия возжигал и требовал плотских наслаждений; и Бегемот, что к хулам склонял и святое причастие бранью осыпать призвал; и Левиафан, что природную гордыню распалял.

Еще один порок надо было у одержимой одолеть: лень. Заметив, как аббатиса после обеда порой может слегка прикорнуть, а то и вовсе целиком погрузиться в сон, отец Жан-Жозеф осудил такое поведение, сочтя его греховным. Но тут же дьявол в голову матери влез и ответил дерзко, что не порок это, а сама природа: однако мгновение спустя аббатиса пришла в себя и заявила о готовности бороться с грехом. С той поры отец не допускал ее к отдыху, а за грех лени велел ей каяться и бичевать себя. Вот так он все больше и больше природу лености обуздывал, дабы почву из-под ног демонов выбить.

На сей раз дьявол к новой уловке прибегнуть решил, сделав так, чтобы у провинциала иезуитов сложилось плохое мнение о методах, к которым прибегал отец Сурин; письма слал, сообщал, что отец время попусту тратит, что веру христианскую на посмешище выставляет, что негоже, чтобы экзорцист груди монашек тискал и изучал и подобные этому вещи делал, а в результате другого исповедника на место святого отца Сурина прислать решил. Но когда тот прибыл, в его присутствии — пятого февраля 1635 года — отец как раз из тела аббатисы Левиафана наконец изгнал, который, уходя, кровавый крест на челе одержимой оставил. Явный то был знак воли Божьей, что не должен отец Сурин службу свою бросать; ну и стали они вместе с вновь прибывшим отцом Деолю экзорцизмы творить. Вскоре Валаам, в борьбе побежденный, обещал тело матери Иоанны покинуть, а выходя из нее, имя «Иосиф» на руке ее написать; что через две недели после изгнания Левиафана и сделал, причем в присутствии трех англичан-еретиков, кои на экзорцизмы приехали поглядеть; один из этих трех, который до той поры тайно католическую веру исповедовал, поехал потом в Рим, где не только в истинную веру обратился, но и был рукоположен. Теперь стало ясно, что надо отца Сурина на месте оставить. Демон Исакарон заявил, что лишь пред алтарем Богоматери Сомюрской получится его изгнать, но, поскольку церковное начальство не хотело давать санкцию на эту поездку матери Иоанны, сам Святой Иосиф управил так, что и без этих хлопот демона изгнали; велел отец Сурин теперь дьяволу при выходе из тела имя «Мария» на руке аббатисы запечатлеть, что он во время экзорцизма в ярости и сделал, а немалая толпа народу это чудесное событие наблюдала. И было это 16 января 1636 года. С той поры мать Иоанна носила на челе своем постоянно эти два святых имени, и хоть со временем стираться они стали, однако же сверхъестественным образом постоянно и возобновлялись, особенно под праздники какие великие. Теперь только один демон — Бегемот — остался, который лишь на могиле Святого Франциска Сальского выйти согласился, и нигде больше. Однако церковное начальство мать Иоанну с отцом Иоанном в дорогу в Анси пустить не хотело, отговариваясь, что траты, дескать, солидные, а результат сомнительный, потому как дьявол — лжец. Бегемот же свое твердил, экзорцизмам не поддавался, а аббатису — и тело и душу несчастной — изводил так жестоко, что та была уже почти при смерти. Однако ради выздоровления ея святой отец велел бичом хлестать до крови, что ей силы и вернуло. Когда молилась она, демон выходил у нее из головы и рядом, приняв обличье черного пса, сидел-сторожил, а когда она кончала молиться, снова ей в голову запрыгивал. В конце концов отца Сурина в Бордо отозвали, в октябре 1636 года, потому что он всё сильнее под ярмо дьявольского охмурения попадал, а другой экзорцист, к матери Иоанне приставленный, по неопытности своей до болезни ее довел, да так, что та давно бы Богу душу отдала, если бы в последний момент Святой Иосиф не спас ее. Так обретшая здоровье стала чудом, а сорочка ее, где прикосновение Святого Иосифа след оставило, долгие годы чудный аромат источала и многих излечила от самых разных недугов.

Наконец восемь месяцев спустя, хоть и болезнью жестокой подточенный, вернулся отец, чтобы экзорцизмы возобновить и последнего демона изгнать. Оба они с аббатисой обет дали, что если Бог от сатаны мать Иоанну избавит, они на могилу Святого Франциска Сальского паломничество совершат. Действительно, в самый День Святой Терезы, 10 октября 1637 года, приступ случился у матери, да такой сильный, и тело так прогнулось, что голова аж до пят доставала, а потом вышел из нее дьявол и имя «Иисус» на руке написал. Вот так три священных имени — Иисус, Мария, Иосиф — на теле матери Иоанны оказали чудесное благодатное воздействие и явным знаком свидетельствовали о посрамлении и позорном поражении казавшейся неисчерпаемой мощи сатанинской. Больше уж не испытывала на себе аббатиса домогательств сатанинских, а те чудесные знаки, что на теле ее начертаны были, к которым вскоре имя Святого Франциска Сальского само собой присовокупилось, многие во дворе королевском в Париже с удивлением лицезрели, и среди них Их Величества король и королева, и Его Высокопреосвященство кардинал, и многие достойные особы. Отец Сурин, как и обещал, отправился в паломничество в Анси, а из Лиона уже вместе с матерью Иоанной путь вершил. Картиной чудесного исцеления король вполне удовлетворился, однако на дальнейшие экзорцизмы денег дать не соизволил, а потому все съехавшиеся в Луден экзорцисты город покинули, оставшиеся же в нем сестры сами собою быстро выздоровели.

Вот так и закончилась суровая баталия отца Жана-Жозефа с демонами, вот так злобу и нападки врагов Христа он достойно сломил, а трудом великим и сердцем чистым и любовью своею триумф Церкви над вражьей силой явил, в соответствии с милостивыми предначертаниями Провидения Господня. Вот так победу одержала благодать Божья над натурой порочной, победоносно в землю втоптав греховные страсти вожделения и бестыжие тела желания, которыми сатана душу опутывал.

4. Экзорцист, дьяволом преследуемый. Конклюзия

Однако, жестоко мстя за те удары, которые отец Сурин по ним нанес, демоны, что из тела матери Иоанны были изгнаны, облепили теперь его душу и в течение двадцати лет его истязали так, что человеческим языком не выразишь. Вот и пришлось ему начать новую войну с дьяволом, о которой впоследствии, когда по милости Божьей святой отец уже выздоровел, он хронику составил. Сколь же удивительно, невероятно было всё то, что с ним демоны вытворяли, а боле других Левиафан, этот главный враг Святого Духа. Речь его поражали и мысль запутывали, и так ему в душу вгрызлись, что он, хоть и при сознании оставался, но всё равно будто второе «я» — судя по тому, что он говорил, — в него поселили, которое и телом всем, и органом каждым его овладело, когда первое и настоящее его «я» бессильно на выверты этого нового «я» взирать было вынуждено.

А мысли и чувства дьяволы посылали ему такие, что иной раз стыдно про то сказать. Добились своего: поверил отец, что окончательно Богом отвергнут, и мысль эта отчаянием невыносимым пронзила его, хоть и знал он, что многие боголюбивые мужи испытывали подобное и раньше, и описал он истории Людовика Блозиуса41, и Генриха Сузо42, и Святого Иоанна Креста, и Святого Игнатия, и Святой Терезы. Страшно искушаем был самоубийством жизнь свою прервать, из окна выпрыгивал, а ночами нож у горла держал. Но не допустил Господь. Потом внушил ему демон ненависть к Спасителю, и страшная зависть овладела им, что Иисус Христос, а не он для ипостасного соединения Богом был избран. Мысли еретические одолевали его: то он думал, подобно Кальвину, что через веру пребывает Иисус Христос в таинстве евхаристии, телом к причастию непричастный; или манихейская ересь брала верх, и он во всем два начала — добро и зло — видел, даже в мясе, которое ел. Но худшими изо всех были искушения телесной нечистоты, которые с такою страшной силою его терзали, что ни с чем сравнить этого нельзя. Испытывал подобные искушения и Святой Апостол Павел, как сам он о том сообщает во Втором послании к Коринфянам, да и Григорий Богослов даже в весьма преклонных летах бывал ими терзаем. Считая себя навеки проклятым, отец Жан-Жозеф полагал обязанностью своею чинить зло всевозможное, чтобы так волю Господню исполнять, как то проклятым подобает, а самое большое преступление, будучи отверженным Богом, в том видел, чтобы добро делать; «самое большое мое преступление, — говорил он, — в том состояло, что я еще надежду питал и добро пытался творить». А шло это от того, что беспрестанно звучавшие в ухе демона слова безнадежного осуждения попадают в душу одержимого, когда с нею дух дьявольский соединяется. При этом всём какие-то странные дела творились. Когда раз в неделю святой отец рубаху нательную менял, он такие страшные муки испытывал, что всю ночь напролет с субботы на воскресенье корпел в этом действе, а в преддверии сей процедуры, уже в четверг, от страха трепетал.

Много лет прошло, прежде чем утихли эти муки. Но во всем святой отец уповал на Бога, ничего без Его помощи не предпринимая и собственной души работу заглушая. Однако же он всё сильнее ощущал в себе действие сверхъестественной благодати, которая его от демонов защищала. Он, по его словам, ощущал вкус Бога как вкус тыквы или мускатного ореха. Невыразимая любовь к Спасителю и Матери Его Пречистой так наполняла его, что обращался к Ним не иначе как «мама» и «папа». И не поступал так, как некто по имени Жан Лабади43, который, будучи в то время в монашестве и благодать необычайную испытавший, но гордыней пронизанный и непреклонностью отмеченный, не пожелал выказать должного послушания вышестоящим в ордене, Общество Иисуса покинул и на погибель свою к кальвинистской ереси прибился. А вот отец Сурин никогда от подчинения церковному начальству не уклонялся, хотя это не раз оборачивалось ему суровыми испытаниями, но сердито и недобрым оком на благодать его необычайную кое-кто посматривал, считая ее экстравагантностью и каким-то помешательством, а учение о внутренней жизни, которое отец бумаге предавал, считали противоречащим обычаям Общества Иисуса. Однако он знал, что за волей начальствующего надо слепо следовать, даже если собственный ум противится этому, ибо если даже и ошибается начальство, то всё равно перст Божий в этой ошибке неизбежно присутствует.

Но зато вкусил Отец такую сладость благодати Божией, которую надменные ученые и философы презирают, в разум свой влюбленные, что ни одно перо того не опишет. Ибо сам он вслед за автором «Подражания»44 говорит, что лишь тогда Бог в душу приходит, когда человек так податлив, что любой может топтать его, словно грязь. Странное дело, но небесный этот восторг особенно тогда охватывал душу его, когда он раздевался или одевался, но так или иначе видел фрагмент обнаженного тела — своего или чужого. Когда он смотрел на собственное тело, он, скорее, Иисуса Христа святое тело видел, и тогда абсолютно божественное, как он сам говорил, озарение переполняло его душу; «с той ночи Вознесения, — пишет он, — минуло двадцать пять лет, и не случилось никогда, чтобы я, ненароком что-либо нагое завидев, не испытал того первоначального чувства, которое было столь возвышенным и святым, что ничего подобного я никогда не чувствовал... А появилось это чувство не только от созерцания, но и от прикосновения, если в нем была необходимость». Сладкие и благочестивые были то образы, и благодаря им, как дальше рассказывает святой отец, в такое соприкосновение вошел он с Иисусом Христом, что видел в Нем супруга своего и второе свое «я». Ибо в восторгах тех такая интимность между Богом и душой рождается, как между супругами, насколько, после стольких лет воскрешая в памяти, говорит Отец, он судить может. Душа единой с Иисусом Христом становится, в величии, силе и благородстве Его несравненном участвуя.

Столько превеликих милостей от Бога получив, столько мук от злобы сатанинской претерпев, не считал отец Жан-Жозеф, что гоже все эти вещи таить, и много написал трудов, где для наставления правоверных он подробно описывает секреты становления на пути преданности, очищения, просветления и слияния духовного. И многие души исцелили эти труды благочестивые, с пути пагубного вернули и на путь истинный наставили, хотя кое-кто ересь в них пытался отыскать. Однако и по сей день, много лет спустя после того, как Господь Бог святого отца Сурина к себе прибрал (что имело место 21 апреля 1665 года в Бордо), большим почитанием пользуются его писания, в духовной сокровищнице Церкви, Матери нашей, хранимые (хотя одно писание, признать надо, в список запрещенных попало). Впрочем, говорить о них пока не настала пора, поскольку мне главное было, чтобы историю священной борьбы, которую отец Сурин с демонами вел, кратко изложить, на другое время оставляя все важные выводы, что следуют из истории сей.

Вот разве только, к началу повествования возвращаясь, следует сказать, что как колдуна подлого с дьяволом тайный сговор, так и сестер-урсулянок прискорбная одержимость, как смелая борьба отца Сурина, рабство под ярмом демона и последующее освобождение, что всё это представляет необыкновенно сильный аргумент для нашей конклюзии, заранее в предисловии заявленной: что самая большая сатанинская сила там оказывается, где бесстыдная страсть к размножению в грешном теле живет, а поскольку вследствие первородного греха никто от этого порочного притяжения обоих полов свободным не бывает, то все мы в насыщение злобы чертовской отданы и на то сильнее всего обращать внимание должны, чтобы врата те, через которые легче всего врагу пройти, плотнее прикрывать, не подпускать его и тем самым жизнь вечную снискать себе.

А чтобы кто не подумал, что мы решили вступить в неравное соперничество с Ярославом Ивашкевичем, написавшим прекрасную повесть о матери Иоанне от Ангелов и тем самым прославившим имя набожной девицы, заметим, что автор этих строк ничего в представленную здесь хронику от себя не добавил, а все подробности в точности переписал из разных книги мемуаров. Так, например, об истории подлого колдуна, который монашкам дьявола подпустил, пишет святой отец Жан-Жозеф Сурин в книге «Triomphe de l’Amour divin...», в 1829 году в Авиньоне переизданной. Также по этому делу рекомендуем opusculum rarissimum [редчайший документ]: Véritable relation de iustes procédures observées au faict de la possession des Ursulines de Loudun. Et au procès d’Urbain Grandier... A Poictiers, Par I. Thoreau, et la Veufe d’An. Mesnier, Imprimeurs ordinaire du Roy et de l’Universite, MDCXXXIV. Мерзкий пасквиль анонима, выступившего в защиту колдуна, называется «Remarques et Considerations servans à la Justification du Cure de Loudun, autres que celles contenues en son Factum». Много было писано и об Урбене, например: Legué («Urbain Grandier et les possedees de Loudun»), Michelet («La Sorciere»), Henry Pensa («Sorcellerie et Religion»). О своей борьбе с демоном подробно святой отец Сурин написал в книге, приведенной, кроме того, в автобиографии и в письмах, которые в двух увесистых томах Луи Мишель и Фердинанд Каваллера в 1926-1928 годах в Тулузе издали под названием «Lettres Spirituelles du Р. Jean-Joseph Surin de la Compagnie de Jesus». Другие произведения святого отца Сурина, по большей части уже после его кончины, были изданы и местами повторяются, без положенного порядка опубликованные, мы старательно изучили: Les Fondements de la spirituelle... Paris, 1687; Catéchisme spirituel, 1663; Le Prédicateur de l’amour de Dieu. Toumai, 1851; La Guide spirituelle. Paris, 1669. О самом отце Сурине писал знаток духовных авторов Анри Бремон (Henri Bremond, Histoire littéraire du sentiment religieux, Vol. V, 1920), а медицинские аспекты изучил Жан Лермитт (Jean Lhermitte, Mystiques et faux mystiques, 1952).