Как это всё называется? А очень просто. Струсил Минька Бударин! Никогда ничего не боялся, а вот сумасшедшим прослыть — духу не хватило.
Выйдя из здания, мы пересекли трамвайную линию и углубились в парк. Шли молча. В левой руке у меня была сумка, в правой — спичечный коробок. Потом я швырнул всё это на первую подвернувшуюся скамейку и сгрёб Гришу за отвороты куртки.
— Твоя работа?
— Ты что, Минька? Ты о чём?
— О пистолете, — процедил я. — Какой там внутри детали не хватает?
— Да я же к нему не прикасался! — закричал Гриша, и я, подумав, отпустил его. Ведь в самом деле не прикасался…
— Ладно, извини, — буркнул я. — Давай тогда перекурим, что ли…
Мы присели на скамейку. Поодаль галдели пацаны и серебрилась беседка, сделанная в виде богатырского шлема.
— Ты не расстраивайся, — сказал Гриша, глядя на меня чуть ли не с жалостью. — В каком-то смысле там действительно не хватало одной детали. Самой главной.
Я не донёс сигарету до рта.
— А что за деталь?
— Коллектор, — сказал Гриша. — Не хватало камеры коллектора. Пистолет — он как антенна, понимаешь? Ну вот представь: человек не имеет понятия о радио, а в руки ему попала антенна от твоего транзистора. Что он о ней подумает? Игрушка. Раздвижная металлическая трубочка…
— Погоди-ка! — Я наконец сообразил. — Так это, выходит, у них на корабле авария?
На какое-то мгновение мне показалось, что всё ещё поправимо. Я почти видел этот застрявший где-нибудь возле отвала в щебкарьере корабль.
— Всё гораздо проще, — вздохнул Гриша. — Они улетели… И пистолет этот, как ты его называешь, теперь в самом деле не больше чем игрушка.
— Улетели? — встрепенулся я. — Совсем?
Гриша молчал. В том конце парка, утопленное на треть в серебристо-зелёную листву тополей, ожило «чёртово колесо». Ярко-жёлтая кабинка всплыла над кронами и, очертив неторопливый полукруг, снова ушла из виду.
— Делать-то что будем? — хмуро спросил я.
— Жить… — ответил он со странной улыбкой. С той самой вчерашней улыбкой смертельно больного.
— И долго?
— Месяца полтора…
— Слушай, ты! — повернулся я к нему. — Ангелочек! Может, хватит, а? Вчера вон тоже хоронить себя собрался…
Я замолчал и долго к нему приглядывался.
— Слушай, а ты мне, правда, всё рассказал?
— В общих чертах — всё.
— В общих чертах… Так ведь ерунда получается в общих чертах, Гриша! Планета твоя — бог знает где. Каждый рейс, наверное, в копеечку влетает… Что ж ты за птица такая, если из-за тебя одного корабль через весь космос гоняют, людьми рискуют? Да они радоваться должны, что ты от них сбежал, — хлопот меньше!..
— Возможно, они просто не хотят чувствовать себя виноватыми…
— Перед кем?
— Перед вами. Фактически они упустили к вам своего преступника…
— А что это ты их всё время выгораживаешь? — прищурился я. — Они тебе что, много доброго сделали?
— Я — особо опасный преступник.
— Дурак ты особо опасный!
Вот положение, а? А хуже всего то, что с нашей точки зрения Гриша-то ведь тоже не безгрешный. Как ни крути, а проник он к нам тайно, и паспорт у него чужой, хотя с другой стороны — поди докажи!.. Эх, майора бы сюда, да что теперь о майоре!.. Вовремя они смылись, ничего не скажешь! Как почувствовали…
— Слушай, — сказал я. — А этот механизм ликвидации… которым ты «приёмник» уничтожил… Ты с ним раньше когда-нибудь дело имел?
— Ни разу.
— Так как же ты?
— Не знаю, — сказал он. — Как-то всё само собой вышло… Может быть, вместе с языком, в кресле…
Да, похоже, что так. Похоже, что в креслице этом Гриша много чему выучился…
— А ну-ка покажи, как ты там чего нажимал!
Гриша нацарапал прутиком на асфальте квадрат и разделил ею на четыре части. Четыре квадратные кнопки впритык друг к другу. Левую верхнюю — раз, правую нижнюю — два раза, правую верхнюю и левую нижнюю — одновременно, и ещё раз — левую верхнюю… Чёрта с два так случайно нажмёшь!
Тёмная история, ох, тёмная… Нечаянно пришёл к нужной двери. И в лабиринте этом не заблудился. Нечаянно сел в кресло. И железяка, чтобы нишу с документами взломать, тоже там оказалась нечаянно…
Может, ему просто подстроили побег?
Но тут я вспомнил вчерашнюю ночь: сквер, страх, чистые пятна на пыльном асфальте — и от сердца у меня отлегло. Не стали бы они за ним охотиться, если бы сами всё подстроили… Значит, просто повезло Грише. Дьявольски повезло. Как мне вчера…
— Думал, поработаю у вас месяца два и уволюсь, — признался он вдруг. — Уеду куда-нибудь, там поработаю… Они бы меня долго так искали. А тут, видишь, как всё вышло, и не уедешь никуда…
— Люська? — спросил я.
— Да, — сказал он. — И не только она. Всё сразу… Раньше надо было уезжать, Минька. Теперь поздно уже…
Гриша слепо смотрел поверх деревьев, туда, где ужасающе медленно проворачивалось «чёртово колесо».
И вот тут меня наконец взорвало.
— Ну и что? — постепенно наливаясь злостью, проговорил я. — Ну не повезло! Ну не сработала эта машинка, чёрт её дери! Мне вон всю жизнь не везёт — так что ж теперь, повеситься?!
Я вскочил. И в тот же самый момент пришла мысль. Вот всегда так со мной. Стоит разозлиться — и уже ясно, что делать дальше.
— Слушай, — сказал я. — Ну а, допустим, прилетает за тобой ещё один корабль… Он тоже с этим… с коллектором?
— Насколько я знаю, все корабли с коллекторами.
— Все корабли с коллекторами… И что будет с этим… — я потыкал пальцем в сумку, — с пистолетом?
— Видимо, заработает.
— Заработает?.. — И я почувствовал, как по лицу расползается глупейшая блаженная улыбка.
— Гриша! — сказал я. — Так какого же мы с тобой чёрта… Надо просто проверять эту машинку каждый день. Всё время её проверять! И как только заработает — всё бросать и бегом к майору!.. Ангелы, да? Охотиться за нами, да? Ну, давайте-давайте…
Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.
— Брось, Гриша! — убеждал я его. — Чтобы два таких мужика — да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадёшь! Ты, главное, Гриша, не робей! Мы тебя научим на собаку лаять!
Домой мы вернулись часам к пяти.
— Да! — вспомнил я перед самой калиткой. — Ключ-то забери. И не оставляй больше…
Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал к груди.
— Минька, — сказал он. — Можно, я задам тебе один вопрос?
— Ну, задай.
— Зачем я вам нужен?
Ничего себе вопросец!
— А чёрт его знает, — честно ответил я. — Вроде привыкли уже к тебе…
Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике — рядышком и чуть ли не за руки взявшись — сидят мать и Люська, обе заплаканные.
Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился — того и гляди затопчут.
— Я так и знала, я так и знала!.. — всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. — Я же чувствовала — что-то случится!..
Интересное дело, вяло подумал я. Мать — чувствовала, Люська — чувствовала… Один я ничего не чувствовал.
— Я его посажу! — всхлипывала Люська. — Я его посажу!..
— Кого? — спросил я.
— Бехтеря, кого же ещё! — ответила за неё мать. Тоже всхлипывая.
— Какой Бехтерь, чего вы плетёте? — сказал я. — Бехтерь к нему и близко не подходил.
Люська уставилась на меня бешеными зелёными глазами.
— Не подходил? А лоб почему разбит?
— Так это не Бехтерь, — объяснил я. — Это я ему рейкой заехал.
— Как? — в один голос сказали мать и Люська.
— Случайно, — буркнул я и пошёл спать, хотя солнце только ещё собиралось садиться. Пусть сами как хотят, так и разбираются.
Добравшись до койки, сел и долго смотрел на шнурки кроссовок — не было сил нагнуться и развязать… Но Люська-то, а? Ишь как вскинулась! Это потому, Люсенька, что у тебя никогда никого не отнимали… Надо же — сама прибежала!..
…Мне снилось вчерашнее сражение в старом сквере. Вернее, даже не само сражение — всего один момент: я сижу в проломе, стискивая штакетину, а они уходят — два ангела и Гриша между ними, — и серый полусвет льётся им навстречу, и это уже не люди, а три плоских колеблющихся силуэта… Я заставляю себя броситься за ними — и не могу. Вот ведь какая штука: наяву не испугался — во сне боюсь…
Я просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок и понимая с облегчением, что Гришу я всё-таки отбил. Потом запускал руку под подушку, доставал пистолет и брал на прицел спичечный коробок. Нажимал на спуск, вздыхал, запихивал мёртвую машинку обратно и снова оказывался в проломе со штакетиной в руках…