Разные среди разных

Глава 3

На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и мы с Гришей нырнули в кафе «Витязь».

Культурно, уютно, и никаких тебе спиртных напитков. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем, аж розовое пламя из трёх пастей в косы заплетается.

Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесёмочным бантиком, а сам направился к стойке.

— Миньк! — шепнула мне щекастая белокудрая Тамара. — Кого это ты привёл?

— А это наш новый резчик, — небрежно сказал я. — Нравится?

— Ну и резчики у вас! — Тамара затрясла обесцвеченными кудрями. — Как бы он чего с собой не пронёс…

Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.

— Я не пью, — встревоженно предупредил меня Гриша.

«Оно по тебе и видно», — подумал я, подавая ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обречённым видом.

— Да ты, я смотрю, тоже левша?

Гриша растерянно уставился на свою левую руку.

— Я нечаянно, — сказал он и переложил стакан в правую.

Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.

Всё это мне очень не понравилось.

— А ну-ка, давай честно, Гриша, — сказал я. — Пьёшь много?

— Спиртных напитков?

— Да, спиртных.

— Вот… в первый раз… — сказал он и предъявил мне пустой стакан.

Я решил, что он так шутит. Я тогда ещё не знал, что этот человек вообще не умеет шутить.

А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…

— Правильно я сделал, что приехал сюда, — сообщил он вдруг.

По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.

— И чего я боялся! — со смешком сказал он чуть погодя.

— Боялся? — не понял я. — Кого?

— Вас, — всё с той же странной улыбкой ответил Гриша.

Заподозрив неладное, я быстро заглянул под стол. Бутылки под столом не было.

— Почему ты ведёшь меня к себе? — вырвалось вдруг у него.

— А тебе что, на вокзале понравилось?

Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим чёрным блестящим волосам он после душа не прикасался.

— Нет, — сказал он. — На вокзале мне не понравилось…

Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.

— Минька!.. — сказал он. — Я особо опасный преступник…

Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.

— Что?

— Особо опасный преступник… — повторил Гриша.

Я огляделся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.

— Погоди-погоди… — У меня даже голос сел. — То есть как — особо опасный? Ты что же… сбежал откуда-нибудь?

— Сбежал… — подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.

Я посмотрел на его пиджак, на тесёмочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша говорит правду.

— А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?

— Паспорт у меня настоящий, — с болью в голосе сказал Гриша. — Только он не мой. Я его украл.

Нервы мои не выдержали, и, выхватив из коктейля соломинку, я залпом осушил свой стакан.

— А ну вставай! — приказал я. — Вставай, пошли отсюда!

И, испепеляемые взглядом Тамары, мы покинули помещение. Завёл я Гришу в какой-то двор, посадил на скамеечку.

— А теперь рассказывай, — говорю. — Всё рассказывай. Что ты там натворил?

Плакать Гриша перестал, но, видно, истерика в «Витязе» отняла у него последние силы. Он сидел передо мной на скамеечке, опустив плечи, и горестно поклёвывал своим орлиным носом.

— Закон нарушил… — вяло отозвался он.

— «Свистка не слушала, закон нарушила…» — процедил я. — Ну а какой именно закон?

— Закон? — бессмысленно повторил Гриша. — Закон…

— Да, закон!

— Это очень страшный закон… — сообщил Гриша.

— Как дам сейчас в торец! — еле сдерживаясь, пообещал я. — Мигом в себя придёшь!

Гриша поднял на меня медленно проясняющиеся глаза. Голову он держал нетвёрдо.

— Закон о нераспространении личности… — торжественно, даже с какой-то идиотской гордостью проговорил Гриша Прахов и снова уронил голову на грудь.

Некоторое время я моргал. Закон — понимаю. О нераспространении — понимаю. Личности — тоже вполне понятно. А вот всё вместе…

— Пойдёшь завтра в милицию, — сказал я, — и всё там расскажешь, ясно?

Язык у Гриши заплетался, и следующую фразу он одолел лишь с третьего захода.

— При чём тут милиция? — спросил он.

— Ну если ты закон нарушил!

— Не нарушал я ваших законов! — в отчаянии сказал Гриша. — Свои — нарушал. Ваши — нет.

У меня чуть сердце не остановилось.

— Какие свои? Гриша!.. Да ты… откуда вообще?

— Из другого мира я, Минька, — признался наконец Гриша Прахов.

Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел рядом с ним на скамеечку.

— Из-за рубежа? — как-то по-бабьи привизгнув, спросил я.

— Дальше…

Я наморщил лоб, потряс головой и всё равно ничего не понял.

— Как дальше?

— Дальше, чем из-за рубежа… — еле ворочая языком, объяснил Гриша Прахов. — С другой планеты, понимаешь?..

В калитку я его внёс на горбу, как мешок с картошкой.

Из-за сарайчика, грозно рявкнув, вылетел Мухтар. Узнал меня, псина, заюлил, хвостом забил. А потом вдруг попятился, вздыбил шерсть на загривке и завыл, да так, что у меня у самого волосы на затылке зашевелились.

Дёрнул я плечом — висит Гриша, признаков жизни не подаёт. Прислонил его к забору, давай трясти.

— Гриш, ты что, Гриш?..

Гриша слабо застонал и приоткрыл один глаз. Слава богу!..

— А ну пошёл отсюда! — закричал я на Мухтара. — Иди в будку! Дурак лохматый!..

В будку Мухтар не пошёл и с угрожающим ворчанием проводил нас до двери, заходя то справа, то слева и прилаживаясь цапнуть Гришу за скошенный каблук. У самого крыльца это ему почти удалось, но в последний момент Мухтар почему-то отпрыгнул и снова завыл.

Злой на себя и на Гришу, я втащил его в прихожую и закрыл дверь. В комнате осеклась швейная машинка.

— Минька, ты? — спросила мать. — А что это Мухтарка выл?

— Да кто ж его знает! — с досадой ответил я. — Тут, мать, видишь, какое дело… Не один я.

По дому словно сквозняк прошёл: хлопнула дверца шифоньера, что-то зашуршало, портьеру размело в стороны, и мать при параде — то есть в наспех накинутой шали — возникла в прихожей. На лице — радушие, в глазах — любопытство. Думала, я Ирину привёл — знакомиться.

— А-а… — приветливо завела она и замолчала.

Гриша сидел на табуретке, прислонённый к стеночке, и мученически улыбался, прикрыв глаза. И до того всё это глупо вышло, что я не выдержал и засмеялся.

— Вот, мать, нового квартиранта тебе нашёл…

— Ты кого в дом привёл? — опомнясь, закричала она.

— Да погоди ты, мать, — заторопился я. — Понимаешь, дня на два, не больше… Ну, переночевать парню негде!

— Как негде? — Маленькая, кругленькая, она куталась в шаль, как от холода, сверкая глазами то на меня, то на Гришу. — Санитарный день, что ли, в вытрезвителе? Да что ж это за напасть такая! То кутёнка подберёт хромого, то алкаша!..

— Да с горя он, мать! — закричал я. — Ну, несчастье у человека, понимаешь? Жена из дому выгнала!

Что-то дрогнуло в лице матери.

— Прямо вот так и выгнала? — с подозрением спросила она.

— В чём был! — истово подтвердил я. — В чём квартиру ремонтировал — в том и выгнала!

— Так надо в суд подать, на раздел, — всё ещё недоверчиво сказала мать.

— И я ему то же самое говорю! А он, дурак, хочет, чтобы как мужчина — всё ей оставить!..

— Вот мерзавка! — негромко, но с чувством сказала мать, приглядываясь к Грише. Выражение лица её постепенно менялось. — И что ж вам так с жёнами-то не везёт, а?.. И парень, видать, неплохой…

— В нашей бригаде работает, — вставил я. — В понедельник мы с Валеркой Чернопятовым попробуем ему общежитие выбить…

— Ох, дети-дети, куда вас дети?.. — вздохнула она и пошла в комнату, снимая на ходу с плеч непригодившуюся парадную шаль. — Ладно, постелю ему…

Ещё раз удивил меня Гриша Прахов. Под тряпьём у него оказалось чистое бельё, вроде даже импортное. Лохмотья его я сразу же решил выбросить и поэтому обыскал. В кармане брюк обнаружился временный пропуск на завод и двадцать три копейки, а за прорвавшейся подкладкой пиджака — в целлофановом пакете — военный билет, свидетельство о рождении, аттестат и паспорт.

Документы я, конечно, проверил. Всё вроде на месте: серия, номер, фотография — Гришкина, не перепутаешь. И в военном билете — тоже, только Гриша там помоложе и пополнее. Вот ведь чудик, а?

На всякий случай я заглянул и в аттестат, посмотрел, на какой он планете ума набирался. «Полный курс Нижне-Добринской средней школы…» Далёкая, видать, планета…

Я снова завернул документы в целлофан и, кинув пакет на стол, сгрёб в охапку тряпьё на выброс.

Вот не было у бабы хлопот…