— А что это нашего квартиранта не видать?
Швейная машинка ответила мне длинной яростной речью, мать же ограничилась тем, что оделила меня сердитым взглядом искоса.
— Не понял, — уже тревожась, сказал я. — Где Гриша?
За окнами было черным-черно. Часы на серванте показывали половину двенадцатого.
— Да не стучи ты, мать, своей машинкой! Он что, не приходил ещё?
— Почему… — сухо и не сразу ответила она. — Приходил. Потом снова ушёл. Да он уж третий вечер так…
— Третий вечер? — изумился я. — Гриша? Вот не знал…
— Откуда ж тебе знать! — вспылила она. — Ты сам-то в последнее время дома вечерами бываешь?
Я смущённо почесал в затылке и, прихватив сигареты, вышел из дому.
Наш переулок, опылённый светом жёлтеньких безмозглых лампочек на далеко разнесённых друг от друга столбах, был весь розово-бел от цветущих деревьев. Я постоял, прислушиваясь.
Минуты две было тихо. И вдруг где-то возле новостройки взвыли собаки. Лай начал приближаться, откочевал вправо, причём из него всё явственней проступали выкрики и топот бегущих ног.
— Что-то слышится родное… — озадаченно пробормотал я.
В частном секторе теперь было шумно, и ядро этого шума катилось прямиком ко мне. Первым из-за угла выскочил высокий широкоплечий парень и припустился наискосок к нашей калитке. Увидев огонёк моей сигареты, шарахнулся и принял оборонительную позу.
— А ну быстро в дом! — негромко скомандовал я. — Быстро в дом, я сказал. Без тебя разберёмся…
И растерянный Гриша Прахов молча скользнул мимо меня во двор. Навстречу ему, угрожающе клокоча горлом, двинулся спущенный на ночь с цепи Мухтар, но Гриша был настолько взволнован, что просто перешагнул через пса и заторопился по кирпичной дорожке к дому. Ошарашенный таким пренебрежением, Мухтар сел на хвост и, до отказа вывернув голову, уставился вслед. Я прикрыл калитку.
Тут из-за угла выскочили ещё двое. Точно так же метнулись на огонёк моей сигареты, а потом с ними произошло то же, что и с Гришей, — только узнали они меня быстрее и шарахнулись не так далеко.
— Да это же Минька! — растерянно сказал тот, что повыше. Зовут Славкой, фамилии не знаю, живёт в Нижнем посёлке.
А кто второй? Второму фонарь светил в спину, лица не разглядишь. Выдала улыбка — широкая, наглая. Бехтерь.
Со стороны котлована под собачий аккомпанемент подбежал третий. Задохнулся и перешёл на тяжёлую трусцу… А намного их Гриша обставил. Молодец, бегать умеет. Хотя с чего ему не уметь — ноги длинные, голова лёгкая…
— Что, чижики? — ласково спросил я, дождавшись, когда они соберутся вместе. — Детство вспомнили? В догонялки поиграть захотелось? А если мне сейчас тоже поиграть захочется?
Я сделал шаг, и они попятились. Бехтерь перестал улыбаться.
— Нет, Минька, — скрипуче ответил он, и я удивился, сколько в его голосе было ненависти. — С тобой мы в догонялки играть не будем. А вот с квартирантом твоим ещё сыграем. Так ему и передай.
Я выслушал его и не спеша затянулся.
— Бехтерь, — прищурясь, сказал я. — А помнишь, ты лет пять назад этот переулок спичкой мерил? Сколько у тебя тогда спичек вышло?
Вместо ответа Бехтерь издал какой-то змеиный шип.
— Так вот, Бехтерь, — продолжал я. — Если я тебя ещё раз поймаю в нашем районе — заставлю мерить по новой. Только уже не поперёк, а вдоль. Славка!
— Ну! — встревоженно отозвался он.
— Тебя это тоже касается. И дружку своему растолкуй. Я его хоть и не знаю, но личность запомнил.
— А меня-то за что? — баском удивился тот, о ком шла речь.
— А не будешь на свету стоять, — закончил я, топча окурок.
Мать ждала меня в прихожей, приоткрыв дверь во двор.
— Что там, Минька? — спросила она.
— Всё в порядке, мать, — успокоил я. — Так… Нижнинские немножко не разобрались.
Успокоил и направился прямиком в Гришину комнату. Гриша сидел на койке и расстёгивал рубашку, хотя умные люди обычно начинают с того, что разуваются. Увидев меня, он ужасно смутился и стал почему-то рубашку застёгивать.
— Ну расскажи, что ли, — попросил я, присаживаясь рядом с ним. — Что вы там с Бехтерем не поделили?
Гриша вдруг занервничал, ощетинился.
— Я… отказываюсь отвечать на такой вопрос! — заявил он высоким срывающимся голосом.
Это было так не похоже на нашего обычного Гришу, что физиономия моя невольно расползлась в улыбке.
— Ну а что я у тебя такого спросил? Я спросил, что вы не поделили с Бехтерем…
Гриша вскочил.
— Ты так ставишь вопрос, — оскорблённо проговорил он, — что я просто не могу на него отвечать!
Смотри-ка, вскакивать начал…
— Ну хорошо, — сказал я, удивлённо глядя на него снизу вверх. — Давай по-другому поставлю. За что тебя сейчас гоняли? Такой вопрос пойдёт?
Гриша помолчал, успокаиваясь.
— За Людмилу, — сказал он мрачно.
— За Людмилу? — ошарашенно переспросил я. — Ах, за Людмилу…
Я посмотрел на смущённого, рассерженного Гришу и засмеялся.
— А что хоть за Людмила? Я её знаю?
— Как же ты её можешь не знать! — с досадой бросил Гриша. — В одной смене работаем.
Я перестал смеяться.
— Постой-постой… Так это наша Люська? Крановщица?
Гриша молча кивнул.
— Мать! — крикнул я, втаскивая его за руку в большую комнату. — Посмотри на этого дурака, мать! Ты знаешь, с кем он связался? С Люськой Шлёповой из Нижнего посёлка!
Мать выронила вишнёвый плюш, которым покрывала швейную машинку, и, всплеснув руками, села на стул.
— Да как же это тебя угораздило, Гришенька?
У Гриши было каменное лицо взятого в плен индейца.
— Он уже и с Бехтерем познакомиться успел, — добавил я. — Устроили, понимаешь, клуб любителей бега по пересечённой местности!
Услышав про Бехтеря, мать снова всплеснула руками.
— Побьют тебя, Гришенька, — проговорила она, с жалостью глядя на квартиранта.
Когда я на следующий день перед сменой рассказал обо всём ребятам, отреагировали они как-то странно. Валерка осклабился, Вася-штангист всхохотнул басом, Старый Пётр сказал, поморгав:
— А в чём новость-то? Что Гринька с Люськой? Так я это неделю назад знал.
— Неделю? — не поверил я. — А кто разнюхал? Аркашка?
— Ну ты, Минька, силён! — восхитился Сталевар. — Глянь-ка туда.
Я обернулся. Возле правилки, там, где у нас располагается лестница, ведущая на кран, стояли и беседовали Гриша с Люськой. И то ли повернулись они так, то ли свет, сеющийся по цеху из полых стеклянных чердаков в полукруглой крыше, падал на них под каким-то таким особым углом, то ли я просто впервые видел их вместе… Похожи — как брат с сестрой. Гриша, правда, черноволосый, а у Люськи — рыжая копна из-под косынки, вот и вся разница.
— Я тоже сначала думал — они родственники, — пробасил над ухом Вася-штангист. По-моему, он хотел меня утешить.
А после смены я снова встретил Люську у проходной.
— Бехтеря ждёшь? — спросил я. — Или Гришу?
— А ты прямо как свёкор, — кротко заметила она. Глаза её были зелены и нахальны.
— Слушай, Люська! — сказал я. — Чего ты хочешь? Чтобы Бехтерь Гришу отметелил? А я — Бехтеря, да?
— Кто бы тебя отметелил… — вздохнула она.
— Ишь, губы раскатала! — огрызнулся я. — Метёлок не хватит!.. Слушай, на кой он тебе чёрт сдался, а? Для коллекции, что ли? Нет, я, конечно, понимаю: парень красивый, видный. Тихий опять же. Стихи, наверное, читает…
Люська поглядела на меня изумлённо и вдруг расхохоталась, запрокинув голову.
— Стихи?.. Ой, не могу! Гриша — стихи!
— Ну вот, закатилась! — с досадой сказал я. — Чего смешного-то?
— Да так… — всё ещё смеясь, ответила Люська. — Просто никто ещё мне ни разу не вкручивал, что он из-за меня с другой планеты сбежал…
— Чево-чево?!