Разорванная связь

Глава 1

Пять лет спустя

В комната для допросов адски холодно.

На мне все еще та же одежда, что была на мне, когда меня схватила с улицы группа тактического реагирования, вещи, которые я действительно должна была выбросить несколько месяцев назад, но мне не хотелось тратить деньги на новую одежду, когда эта все еще выполняла свою функцию. Жизнь в бегах не была легкой или дешевой, и я не ожидала, что меня вытащат из южной жары, и перетащат в более прохладный штат Орегон.

Я также уверена, что они пытаются вывести меня из себя.

То, что я сделала… сбежала от своих Связных, людей, которым суждено быть с тобой, — такое случается нечасто. Или вообще никогда. Убежать от людей, которые дополняют твою душу — так может поступить только чертовски сумасшедший человек.

Я и есть эта сумасшедшая.

Но я сделала это не просто так… на самом деле, я сделала это по многим причинам, и все они совершенно веские. Просто это не то, о чем я могу говорить без риска для своей жизни, жизни моих Связных и всех остальных людей на этой чертовой планете. Серьезно.

Но я не могу сказать им об этом.

Видимо, мне придется держать рот на замке и столкнуться с теми последствиями, к которым привели мои действия.

Я стараюсь не потирать руки и не показывать, что мне некомфортно, потому что именно этого они и хотят. У меня мурашки по коже от потребности уйти, выбраться, сбежать, пока я не окажусь в большом городе, где никто меня не знает и не может попытаться снова запереть. Мой взгляд снова устремляется к двери, но я точно знаю, что по ту сторону стоит огромный охранник, ожидающий, когда я попытаюсь что-то сделать.

Им нужно было обязательно рассказать мне все о нем и его способностях, когда они бросили меня сюда, просто чтобы убедиться, что я буду держать свою задницу на этом месте, как хорошая маленькая девочка. Дело в том, что я буду держать свою задницу здесь, потому что быть парализованной сегодня не входит в мой список дел. Нет, совсем нет. Ледяная капля страха скатывается по моему позвоночнику при одной мысли об этом.

Я еще секунду сокрушаюсь по поводу отношения мужчин, прежде чем дверь наконец открывается и входит мужчина. Он высокий и внушительный, настоящий мужчина-стена, и, черт возьми, я надеюсь, что это не один из моих Связных.

Он, наверное, пристегнул бы меня и пытал только ради своего больного удовольствия.

— А, мисс Фоллоуз. Думаю, мы еще не знакомы. Меня зовут Брайан Ноакс, и я здесь, чтобы обсудить несколько ключевых деталей до прибытия ваших Связных.

Клянусь, несмотря на прохладу в комнате, я чувствую, как на моем лбу начинают выступать бисеринки пота. — Конечно, вы же не оставили мне выбора.

Он занимает место напротив меня и кладет папку на стол. — Я не думаю, что вы полностью осознаете ситуацию, в которой оказались, мисс Фоллоуз. Это очень нетрадиционно для Связного — сбежать.

Я стараюсь сохранить спокойное выражение лица. — Я не нарушила никаких законов, вы не можете держать меня здесь против моей воли.

Когда его глаза окидывают меня, мужчина улыбается, но это не приятная улыбка, а скорее оскал, как будто он хищник, готовящийся к убийству. — Совет проголосовал. Хотя нет никаких законов, запрещающих оставлять своих Связных, нашему случаю необходимо уделить особое внимание. Норт Дрейвен входит в Совет, он столп нашего общества, и с его положением в мире, все это… ваше «приключение» было довольно неловким для него.

Мои зубы сжимаются, челюсть смыкается, так что я никак не могу ответить ему, даже если бы захотела, но давайте будем честными, у меня в голове не так много мыслей, кроме того, как сильно я хотела бы задушить его только силой мысли.

Это был бы удивительный дар.

Он кивает мне, как будто я все высказала, и продолжает свою снисходительную болтовню. — Видишь ли, мы должны были принять решение. Ты не можешь снова сбежать, не с такими Связными, какими они являются, а твое вранье на протяжении многих лет означает, что мы не можем тебе доверять.

Мне требуется больше силы воли, чем я думала, но я заставляю свою челюсть расслабиться, чтобы выплюнуть: — Значит, вы собираетесь запереть меня здесь? Вы поставите решетки на окна и будете держать меня как гребаное домашнее животное? Неважно, кто мои Связные, принуждение меня к завершению связи — это изнасилование, и я не буду просто прогибаться под них, как хороший маленький раб.

Вся притворная вежливость исчезает с его лица, а его аляповатая улыбка превращается в гримасу. Он бормочет что-то о моих ужасных манерах, и дверь снова открывается, на этот раз входит громадный охранник, и я съеживаюсь в своем кресле. Я и не подозревала, насколько я сейчас в меньшинстве, не имея возможности использовать свой дар.

Несмотря на то, что сейчас это самое худшее, что можно сделать, я начинаю паниковать.

Мысль о том, что я буду парализована в этой комнате с этими двумя мужчинами… невозможно остановить ужас, который овладевает мной. Потливость усиливается, руки начинают дрожать, я хватаюсь за колени под столом, чтобы они этого не видели, но это бесполезно. Охранник ухмыляется, заметив мой ужас и, вероятно, получает от этого удовольствие. Чертов псих.

— А, Дженнингс, спасибо, что пришли. Я надеюсь, что мисс Фоллоуз согласится на это, не прибегая к крайним мерам.

Согласится на что?!

Он достает небольшой кожаный мешочек и расстегивает его. Все, что я вижу, прежде чем выхожу из себя, это скальпель. — Что, блядь, ты собираешься со мной делать?

Дженнингс ухмыляется, и тут я чувствую, как обжигающее прикосновение его силы омывает меня, мои мышцы блокируются, и я оказываюсь в чертовой ловушке в собственном теле.

Я даже не могу пошевелить глазами, чтобы посмотреть на него или увидеть, что будет дальше. Я просто должна сидеть и принимать это.

Я никогда не забуду этого человека. Когда-нибудь я заставлю его заплатить за проделанное. Если бы это не ставило под угрозу все, от чего я бежала все это время, я бы выплеснула на него свою силу и посмотрела, как ему это понравится, но вместо этого я должна просто… принять это.

Пока что.

— Сейчас, сейчас, Дженнингс. Я подумал, что мы дадим ей шанс быть хорошей, хотя я бы предпочел покончить с этим, чтобы ее умный рот не мешал. Я совсем не завидую Дрейвену.

Дженнингс смеется, и они двигаются вокруг меня, становясь позади, так что я не имею ни малейшего представления о том, что они делают.

— Не знаю, может сломать ее, сейчас похоже, подходящее время. Те, у кого острый язык, всегда так красиво раскрываются.

Ни хрена себе.

Вот оно, мне придется использовать свою силу и бежать, ни за что на свете меня сегодня не изнасилует этот парень. Неа. Никогда, блядь, такого не случится.

Волосы поднимаются на моей шеи, и паника действительно начинает сжимать мою грудь. Мой дар разбухает в животе, напрягаясь от ограничений, в которые я его заперла, желая вырваться наружу и защитить меня. Я не могу, черт возьми, думать. Я едва могу дышать. Если это не закончится в ближайшее время, я не смогу сдерживать его. Как рефлекс, когда он срабатывает, невозможно остановить свой дар от выхода в качестве защиты.

— Ты можешь немного расслабить ее мышцы здесь? Я не смогу ввести его, если ты этого не сделаешь.

Мое зрение начинает затуманиваться, у меня определенно гипервентиляция.

— Могу немного расслабить ее.

Затем я чувствую резкую боль в затылке, которая выводит меня из паники. Этот ублюдок разрезает меня! Он толкает и тянет мою кожу, открывая рану, а затем проталкивает что-то внутрь. Что, блядь, происходит?

Дженнингс наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своей шее. — Просто кое-что, чтобы мы всегда знали, где ты находишься, Олеандр. Если мистеру Дрейвену понадобится помощь с тобой, я буду первым добровольцем.

GPS-трекер.

Они вживили чертов GPS-трекер в мою кожу. Я еще даже не познакомилась со своими гребаными Связными, а уже ненавижу их. Я знаю, что сбежала, но я сделала это не просто так. Не то чтобы я могла сказать им об этом, не рискуя их жизнями снова. Они даже не знают обо всем том, от чего я отказалась ради них.

Кроме того, я человек. Связная. У меня есть разум, и я буду принимать свои собственные решения. Они не могут навязывать мне это дерьмо!

Один из них зашивает мою рану, я не вижу, кто из них, но надеюсь, что это Ноакс, а потом они оба отступают за стол, чтобы снова оказаться в поле моего зрения.

Теперь они оба в моем списке. Списке людей, за которыми я, блядь, приду когда-нибудь, когда использование моей силы будет не слишком чертовски рискованным. Я выслежу их и устрою чертово шоу своей расплатой.

— Теперь можешь выйти, Дженнингс. Я могу справиться с остальной частью брифинга.

Его сила сжимается вокруг меня, как тиски, прежде чем он наконец отпускает, как будто хочет напомнить мне, насколько сильно он меня сейчас контролирует. Я делаю глубокий, дрожащий вдох.

По крайней мере, они не пытались меня изнасиловать. Я уверена, что смогу вытащить GPS, если понадобится.

— Это устройство может проводить достаточно вольт электричества, чтобы убить вас, если вы попытаетесь его вытащить. Я также могу вырубить тебя с его помощью, если захочу; все твое существование теперь у меня на ладони, Фоллоуз. Твои Связные скоро прибудут, но я хотел, чтобы ты была в наморднике до их прибытия. Дрейвен — мой близкий друг. Я не считаю, что есть что-то запретное, когда речь идет о том, чтобы держать его как Связного рядом. Тебе лучше покончить с ним как можно раньше, а не позже. Просто ложись и подчиняйся.

Ладно, может, и нет.

Желчь подкатывает к горлу, когда я начинаю плакать от злости.

Ноакс улыбается и снова встает, жестом указывая на папку, которую он оставил для меня. — Здесь все правила и рекомендации, чего мы от тебя ожидаем. Я советую выучить их наизусть и жить по ним. Чем быстрее ты станешь в строй, тем лучше для тебя все пройдет.

А потом он уходит.

Я здесь, блядь, в ловушке.

* * *

Я не смотрю на файл, в основном потому, что не хочу ничего знать о людях, с которыми я застряла, и о том, что они могут сделать. Вместо этого я провожу пальцами по зашитой ране на шее, морщась от резкой, пульсирующей боли. Чертовы ублюдки.

Мне нужно взять себя в руки, найти в себе спокойствие, чтобы не потерять контроль над своим даром. Это может показаться нездоровым, но я представляю, как использую свои способности, чтобы выбраться отсюда и снова обретаю спокойствие. Я планирую каждую крошечную деталь, моего побега отсюда и мести тем мужчинам, которые только что прикасались ко мне. Я прокручиваю эти планы в голове вновь за вновь, пока не чувствую спокойствие.

Минуты переходят в часы, и в конце концов я понимаю, что солнце уже зашло, а я все еще торчу здесь. Мне отчаянно хочется писать, но я не собираюсь стучать в дверь и проситься в туалет. Мой желудок начинает урчать. Когда они нашли меня и схватили на улице, два дня назад? Может быть, уже три. Я шла на работу, опаздывала и пропустила завтрак.

С тех пор никто не давал мне еды. Один из водителей сунул мне бутылку воды, которую я с жадностью выпила, но это должно было быть по крайней мере день назад. Эти парни совсем не брезгуют пытками, потому что сейчас я чувствую себя чертовой военнопленной.

Дверь снова открывается, и на этот раз входит пожилая, строгая на вид женщина. Моя нога начинает нервно подрагивать под столом, старый тик, который я не могу отпустить.

— Следуйте за мной, я отведу вас освежиться.

Освежиться? Я опускаю взгляд на беспорядок, в котором находится моя одежда. Наверное, от меня тоже также и воняет после нескольких дней в одной и той же одежде. — О, да. Спасибо.

Моя голова кружится, когда я встаю. Потеря крови или голод, я не знаю, но леди совсем не замечает, что я качаюсь на ногах. Она просто морщит нос, а затем поворачивается, чтобы вывести меня из комнаты.

Здание, в котором мы находимся, похоже на офисное, все в костюмах и галстуках. Пока мы вместе идем по коридорам, моя кожа начинает стягиваться, когда я чувствую на себе взгляды всех работников. Они проявляют большой интерес, и совершенно очевидно, что все они знают, кто я.

Олеандр Фоллоуз.

Сбежавшая Связная.

Убийца.

Не то чтобы они знали, что я убийца, уверена, что все пошло бы совсем по-другому, если бы они знали. При мысли об этом у меня в горле образуется ком. Черт, это самый быстрый способ сойти с ума и потерять контроль. Я встряхиваюсь. «Хватит, блядь, думать об этом, Оли!»

В ванной комнате достаточно чисто, а душ, слава Богу, представляет собой настоящую кабинку. Женщина пихает мне сумку, которую я не заметила, что она несет, из-за моего испуга, и говорит: — У меня нет всей ночи, так что тебе лучше поторопиться. Если понадобится, я вытащу тебя голой.

Точно.

Пошла эта сука.

Я бросаю на нее грязный взгляд и беру сумку, топая в кабинку, как будто мне сейчас четыре года, а не девятнадцать. Ну, думаю, что я взрослая. Я пробыла пять лет в бегах, живя на улицах, когда это было необходимо. Это было нелегко, но это лучше, чем альтернатива.

Но сейчас и есть альтернатива.

Быть чипированной и вынужденной жить с мужчинами, которым биологически суждено быть моими… это худший ад, который я могу придумать. Не то чтобы я их встречала. Я видела только их фотографии, маленькие снимки, которые мне передали на следующий день после убийства моей семьи. Я едва могу вспомнить, как кто-либо из них выглядит, но я помню их имена.

Я раздеваюсь и вытираюсь, морщась от своего состояния. Я вся в синяках. Тактическая группа не была добра, когда расправилась со мной: трое взрослых мужчин повалили меня на землю. Я не совсем крошечная, но, черт… Один парень, схвативший меня, сделал свое дело.

Мои волосы в беспорядке, поэтому я вымыла их и тщательно высушила. Одежда, которую они мне оставили, уродлива: треники, которые по крайней мере на три размера больше, и старая толстовка. Запах одеколона на ней вызывает у меня рвоту, мой Связной так придирчив к запахам.

Я слышу, как женщина начинает постукивать ногой, и закатываю глаза. Вот сука.

Я выхожу из кабинки со своей старой одеждой, упакованной в пакет, и расческой в другой руке.

— Нет времени пытаться прихорашиваться. Сомневаюсь, что у тебя что-то получится, — огрызается женщина.

Я упрямая девушка, и самый быстрый способ заставить меня зарыться в землю — это бросать в меня подобные оскорбления.

Итак, я стою перед зеркалом и расчесываю волосы, медленно и тщательно, пока они не станут свободными от узлов, а затем заплетаю их. Я заплетаю самую сложную косу, какую только могу, с одной заколкой, чтобы закрепить ее. Мне приходится сосредоточиться, чтобы мои руки не дрожали при виде серебристых прядей, не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому цвету.

Она хрипит и пыхтит, но я не обращаю на нее внимания. Она не знает, что я могу сделать, поэтому не решается попытаться вытащить меня. Это хорошо, потому что я не могу использовать свои способности, так что я была бы вынуждена ударить ее по горлу.

И я бы ударила.

И наслаждалась бы каждой чертовой секундой этого.

Наконец, когда я больше не могу откладывать неизбежное, я следую за ней обратно в крошечную комнату для допросов, которая теперь является моим адом на земле. Ничего не изменилось, папка по-прежнему лежит там, ожидая меня. Женщина оставляет меня в комнате, не говоря ни слова.

Наконец я хватаю папку и открываю ее.

Черт.

Большая ошибка.

Там есть обновленные фотографии моих Связных. Черт, если бы моя жизнь не была таким огромным чертовым бардаком, я была бы в экстазе. Каждая фотография становится все горячее и горячее. Они все до смешного хороши собой, слишком хороши для такой, как я.

Ладно, я знаю, что не отвратительна, но на фотографии Габриэль бегает без рубашки, и я думаю, что у парня есть восемь кубиков. Я должна сказать узам в моей груди, чтобы они успокоились, потому что не могу его получить. Я определенно не могу завершить связь с ним.

Я определенно не обладаю восемью кубиками. У меня есть небольшой жирок на животе, который говорит, что я слишком люблю шоколад, когда у меня скачут гормоны, и позвольте мне сказать вам, я никогда не откажусь от него ради плоского живота.

Неа.

Я также не знала, что двое из моих Связных — братья. Это будет… по-другому. Советник и его брат-ученый. Блядь, все это просто чертовски запутанно.

Я просматриваю другие фотографии, чертовски желая найти какой-нибудь путь к отступлению. Убийственный GPS-трекер означает, что это будет непросто, но я и раньше выбиралась из дерьма. Я уверена, что смогу это выяснить, и мне нужно сделать это как можно скорее. Мне требуется секунда, чтобы понять, что в документах не хватает чего-то жизненно важного, и я просматриваю каждую страницу, чтобы убедиться.

Их дары не указаны.

В каждом из документов есть поле «дары», но на каждой странице оно оставлено не заполненным. Нет даже намека на то, на что способен каждый из них, и мне вдруг безумно захотелось узнать, что они могут делать.

Я все еще зациклена на документах, когда замок на двери поворачивается, и я чувствую толчок в груди, который говорит мне, что один из моих Связных здесь. Каждый мускул моего тела превращается в камень, пока я жду.

Я практически вся вибрирую от напряжения, когда дверь открывается, я поднимаю взгляд, устанавливая зрительный контакт с восьмипудовым красавчиком, но он тут же отводит глаза.

Черт.

Я всегда предполагала, что они будут расстроены или разочарованы во мне, но я была совершенно не готова увидеть чистую, без примесей, ненависть в их глазах, когда четверо моих товарищей входят в комнату для допросов.

Чертову ненависть.

Я сглатываю и наклоняю голову.

Один из них насмехается надо мной, но я не обращаю на это внимания, не отрывая взгляда от своих рук, которые лежат сложенными на столе передо мной. Мне не нужно больше видеть их ненависть. Я ненавижу себя достаточно за всех нас, еще немного, и я найду чертов мост, чтобы спрыгнуть с него.

Убийца.

Нет. Не я не могу думать об этом прямо сейчас, не тогда, когда и так на взводе и в бешенстве. Куда делся огонь во мне? Как будто его высосали, как только они все вошли в комнату.

Я слышу скрежет стульев и, оглядевшись, поднимаю голову. Я осматриваю каждого из них, медленно вбирая их в себя. Их легко отличить друг от друга, даже без фотографий, разложенных передо мной на столе.

Грифон хмурый и ворчливый, шрам, проходящий через его бровь, выделяется еще больше. Он выглядит точно так же, как на фотографии, вплоть до хмурого лица.

Габриэль возится с кофейной чашкой в руках, видимо, нервничая не меньше меня. Улыбающегося красавчика нигде не видно. То есть, он все еще горяч, но выглядит… несчастным.

Черт.

Норт, член Совета и причина моего GPS-чипа, сидит там в своем идеально сшитом костюме. Он единственный, кто пытается хоть немного скрыть отвращение. Ему это не удается, но я ценю его старания.

Нокс продолжает смотреть на меня так, словно я — самое худшее, что с ним когда-либо случалось. И, черт возьми, может, так оно и есть, но, по крайней мере, я не стану худшим, что когда-либо было выпущено на все население страны.

Я могу жить с тем, что меня ненавидят. Я достаточно ненавижу себя, чтобы знать, как легко это делать.