Разведка: лица и личности

ДЕЛУ — ВРЕМЯ, ПОТЕХЕ — ЧАС

Жизнь в Каире всегда была беспокойной, напряженной, а временами и лихорадочной.

С сентября 1970-го по май 1974-го (время моей второй египетской командировки) здесь постоянно находились какие-либо делегации. Не забывали Каир и советские руководители: за этот период у нас побывали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный, Председатель Совета Министров А. Н. Косыгин, министр иностранных дел А. А. Громыко, министр обороны А. А. Гречко, кандидат в члены политбюро ЦК КПСС секретарь ЦК Б. Н. Пономарев, причем каждый не менее двух раз, а некоторые и более.

Такой наплыв высоких гостей объяснялся прежде всего желанием удержать Египет в своих дружеских объятиях, сохранить его во что бы то ни стало в качестве нашего военно-политического союзника на Ближнем Востоке. Естественно, в дни пребывания в Каире важных делегаций в посольстве царила необыкновенная суета. У меня же, помимо регулярных докладов политической информации главам делегаций, постоянное беспокойство вызывало и обеспечение их безопасности. Договариваться с египтянами по этим вопросам было очень трудно, приходилось иметь дело и с соответствующей службой канцелярии президента, и с Министерством внутренних дел, и со Службой общей разведки. Каждая из трех организаций постоянно вносила свои коррективы, маршруты следования делегаций неожиданно менялись, и делегации регулярно попадали в людские пробки, а однажды при посещении металлургического комбината в Хелуане делегацию Подгорного даже изрядно потрепали. Охрана, как это часто бывает, все внимание сосредоточивала на первом лице (в данном случае речь идет о Подгорном), и когда он протискивался через узкий проход между рабочими комбината, сразу за ним толпа смыкалась, остальные члены делегации оказывались под угрозой быть раздавленными. У одного министра сняли с руки часы, у другого важного лица оторвали рукав пиджака, а третий выбрался из толпы весь в синяках.

Регулярно в рамках курса на дружбу с Арабским социалистическим союзом, созданным еще Насером, наведывался в Каир Борис Николаевич Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК КПСС. Насер хотел сделать эту организацию одним из оплотов режима и даже начал создавать внутри АСС ударную авангардную организацию из наиболее преданных режиму людей. Пытаясь разобраться с этим авангардом, я однажды, как бы невзначай (выявление политических противников режима), спросил у начальника департамента общих исследований МВД Египта Хасана Талаата: «А кто же входит в авангард АСС?», и он, тоже как бы мимоходом, ответил: «А весь наш департамент… Мы все туда входим!»

Президенту Садату Арабский социалистический союз был уже не нужен: он опирался на другие силы и сделал все, чтобы вначале ослабить его, а потом и вообще ликвидировать. Поэтому задача перед Б. Н. Пономаревым стояла сложная. Надо было о чем-то договариваться, вырабатывать календарь встреч, совместных мероприятий, а перед ним каждый раз представали все новые и новые лица, которые пассивно реагировали на его предложения и не хотели брать на себя каких-либо обязательств на будущее.

Я присутствовал на нескольких таких встречах Пономарева с членами ЦК АСС, и впечатление от них складывалось безрадостное. Я вновь ловил себя на мысли о «ненужности происходящего» — так я называл про себя сходные ситуации, которые мне случалось наблюдать и раньше. Но в Москву, тем не менее, шли телеграммы о том, что сделаны «новые полезные шаги в плане сближения наших позиций».

Запомнился и последний выезд за границу Екатерины Алексеевны Фурцевой в качестве министра культуры СССР, но уже не члена ЦК КПСС и даже не депутата Верховного Совета СССР. Несомненно, когда-то она была яркой личностью, человеком большой и кипучей энергии, натурой предприимчивой и отнюдь не ординарной. Приехала Фурцева в Каир в январе 1974 года на празднование 15-летнего юбилея созданной с нашей помощью египетской балетной школы. Этот визит должен был несколько оживить советско-египетские культурные связи. В состав делегации входили звезды советского балета, но сама Екатерина Алексеевна была уже не та… Она производила впечатление человека глубоко уязвленного, мучительно переживающего близкий закат карьеры, измученного нравственно и физически, с вконец расстроенной нервной системой. Члены ее делегации относились к ней тепло, сердечно и заботились о ней, как могли. Но она уже была плохоуправляема, и мы очень опасались каких-либо скандальных ситуаций.

Посоветовавшись, решили приставить к Фурцевой в качестве переводчицы мою жену со строгим наказом: при переводе смягчать некоторые выражения, а если надо, то и опускать их совсем. Но Фурцева каким-то чутьем угадывала пропуски и тут же давала решительные команды: «Валерия, переводи полностью!»

На прием — просмотр номеров в исполнении египетской балетной труппы — в актовый зал Каирского университета (после пожара, уничтожившего здание оперного театра, это был самый большой зал в городе) собралось много публики, но среди главных лиц были лишь заместители министров. После того как Юсуф ас-Сибаи, тогдашний министр культуры Египта, представил ей пятого заместителя, Екатерина Алексеевна четко отреагировала: «Что ж тут одни заместители? А разве министры у вас не любят балета?» Реакция на демарш была незамедлительной. Ко второму действию подтянулись человек пять министров. Фурцева и здесь не смолчала, а громогласно прокомментировала изменившуюся ситуацию, пожимая руки новоприбывшим: «Ну вот, теперь другое дело. Молодцы, что пришли!»

Спиртное ее измученной душе было совершенно противопоказано, и все старались уберечь Фурцеву от этого зелья на приемах. Забот и хлопот с этим визитом было столько, что, когда досрочно (по нашей просьбе) задраили дверь в первый класс самолета, провожающие перекрестились и облегченно вздохнули… А несколько месяцев спустя Екатерина Алексеевна свела счеты с жизнью, и от этого известия стало грустно…

В отличие от европейских столиц, в Каире по части культурных развлечений дело обстояло не лучшим образом. В кинотеатрах шумно, дым коромыслом, бесконечное шуршание бумагой от разворачиваемой снеди, постоянно шныряют по рядам продавцы прохладительных напитков с электрическими фонариками. Грязновато даже в самых дорогих кинотеатрах, а из одного второразрядного, куда я попал ради какой-то старой хорошей комедии, пришлось сбежать через пять минут после начала сеанса, так как там нечем было дышать, ничего не было слышно из-за разговоров в зрительном зале, а главное, ничего не видно, потому что клубы табачного дыма плотно закрывали экран.

В многочисленных казино показывали однообразную неинтересную программу, да и цены там были неподходящие для совграждан. Иногда мы ходили в театры, где ставились пьесы современных египетских авторов, но там были те же проблемы, что и в кинотеатрах. Правда, в самом центре Каира, на площади Оперы, находился оперный театр. Построенный к открытию Суэцкого канала в 1869 году, он долгие годы украшал центр египетской столицы.

Полуграмотные, а часто и совсем неграмотные каирские гиды рассказывали туристам, что первым спектаклем, поставленным в театре, была опера «Аида», написанная Джузеппе Верди специально к этому случаю и как бы на местную тему. В действительности, как известно, Верди не успел выполнить заказ к указанному сроку и закончил «Аиду» только в следующем, 1870 году. Но в Каирском оперном театре она действительно шла в исполнении итальянской труппы. Надо сказать, что своей оперы в Египте никогда не было, и лишь время от времени, и довольно редко, появлялись гастролирующие труппы, далеко не самые лучшие.

Спектакли в Каирском оперном театре мы посещали, пока он не сгорел во время нашего отпуска в 1971 году. Пожар в оперном театре был предрешен. С момента постройки он ни разу не ремонтировался, все его подсобные и служебные помещения были захламлены, всюду стояли старые декорации, свисали гирлянды электрических проводов, и египетская пресса довольно часто била тревогу и предрекала пожар.

Существенная деталь. На другой стороне улицы, в непосредственной близости от театра, располагалось центральное отделение пожарной команды столицы. Однако пожар вспыхнул с такой яростной силой, что соседство пожарных никак не могло помочь, тем более что все уже давно свыклись с мыслью, что театр должен сгореть.

Вернувшись из отпуска, в беседе с заместителем начальника Службы общей разведки генерал-майором Мухаммедом Рифаатом я выразил ему свое соболезнование по поводу кончины театра. В ответ послышалась шутка: «Вот видишь, ты уехал — и театр сгорел. Некому было его спасти». «Ну что ж, — ответил я, — в этом деле есть и положительный момент. По крайней мере, у меня есть полное алиби, что не я его поджег».

Летом, в душные и жаркие каирские вечера, когда дышать было нечем от смога, мы с друзьями выбирались на берег Нила, где располагались многочисленные ресторанчики под открытым небом, и пили холодное пиво с какой-нибудь незамысловатой острой закуской. Пиво как жаро- и жаждоутоляющее средство действовало благотворно, а по мере приближения полуночи с Нила начинало тянуть свежим ветерком… Дышать становилось легче.

Было еще одно интересное место на берегу Нила — ресторан «Голуби». Держал его один старый грек. Голуби были специальные, мясные. Разводили их в деревнях в больших яйцеобразной формы цементных голубятнях высотой метра три-четыре. Их можно увидеть в дельте Нила повсеместно, а сам товар идет в основном на экспорт в Европу. Голуби зажариваются наподобие цыплят табака и вкус имеют необыкновенный.

Мест для отдыха в Каире было немного, а работы непрерывно прибавлялось, и носила она все более нервозный характер. В кабинете посла шли острые дебаты о будущем Египта, советско-египетских отношений, развертывалась борьба мнений. Временами обстановка накалялась.

Советское посольство в Каире постепенно превратилось в большое учреждение, где работало уже более сотни человек. Это и не удивительно при многотысячной советской колонии в Египте. Внешне посольство даже в обычные дни напоминало растревоженный муравейник. С утра туда собирались люди — пешком, на легковых автомобилях и на автобусах. В течение дня дверь в посольство практически не закрывалась. Напряженно трудился весь его состав: секретари, атташе, референты, стажеры, радисты, шифровальщики, хозяйственники, шоферы. Честь им, хвала и низкий поклон. Но здесь мне хотелось бы повести речь еще об одной группе, которая и составляла движущую силу посольства и определяла в известной степени его лицо. Помимо посла и советника-посланника в посольстве было еще девять-десять советников, возглавлявших различные отделы и службы посольства. Это были в большинстве своем энергичные и расторопные люди, представлявшие самую многочисленную должностную прослойку в посольстве. По поводу обилия советников ходило много шуток. Возможно, эти шутки и натолкнули меня на мысль создать из советников специальную актерскую труппу нашего самодеятельного театра. Идея была активно поддержана, и дело бодро двинулось вперед. Все испытывали желание найти какую-то отдушину и отвлечься от текущих дел.

Поскольку советники были людьми разного темперамента и разных характеров, по моему замыслу, каждый из них должен был сыграть на клубной сцене самого себя, но, естественно, в комическом варианте. К новогоднему вечеру в посольстве коллективно сочинялись пьесы на темы из посольской жизни, где обыгрывались различные ситуации, как имевшие место в действительности, так и вымышленные. В канун 1971 года мы поставили пьесу «Чай пропадает» — что-то вроде остросюжетного детектива. По ходу пьесы обнаруживалось, что к концу рабочего дня из термосов в служебных кабинетах таинственно пропадает недопитый чай и руководство стало искать причину его исчезновения, не исключая при этом, естественно, и деятельность вражеских разведок. В центр был послан запрос на присылку в Каир известного ловца шпионов майора Пронина (популярный в прошлом литературный персонаж). В ответ на запрос неожиданно приехала женщина — майор Пронина. На вопрос администрации посольства: «А где же майор Пронин?» — героиня с достоинством отвечала: «Генерал-майор Пронин, мой отец, находится на заслуженном отдыхе, а майор теперь я!»

А к новому, 1972 году мы замахнулись на многоплановую пьесу «Эстетическая комедия», в основу которой были положены приключения старого авантюриста Голенищева-Крамского, прибывшего в посольство на новую должность советника по эстетике. Этот советник (я выступал и в своей собственной роли советника посольства, и в роли эстета) экзаменовал советников посольства и других сотрудников на предмет восприятия ими прекрасного, знания литературы, поэзии и т. д. И здесь каждый изображал самого себя, гротескно подчеркивая особенности своего характера, слабости, недостатки и манеру поведения. Советник-посланник Александр Васильевич Тетерин, в прошлом партийный работник, говорил казенными фразами, этаким партийно-командным языком, неизменно сводя ответы на далекие от его восприятия вопросы прекрасного к текущей производственной деятельности посольства. Советник Павел Семенович Акопов, проработавший в Каире к тому времени беспрерывно уже лет восемь, упорно возвращался к вопросу о необходимости скорейшего окончания своей командировки, суетился, сверкал глазами, размахивал руками и пытался установить с экзаменатором панибратские отношения. Советник Николай Николаевич Чигарьков, отвечавший за культурные связи посольства, рассыпался в комплиментах, был приторно вежлив и пытался взять советника по эстетике себе в союзники, чтобы решительно оживить работу посольства в области культуры. Валерий Яковлевич Сухин, в то время самый молодой из советников, еще не успел получить в свое распоряжение какого-либо отдела и поэтому в разговоре с эстетом твердил, что надо провести перераспределение обязанностей в посольстве и обязательно дать ему в подчинение какую-нибудь группу, чтобы было кем руководить. Пьеса имела успех, а советники с удовольствием смеялись над собой, и таким образом происходила всеобщая разрядка.

А. В. Тетерин рано ушел из жизни, неожиданно скончавшись в июне 1990 года на посту посла СССР в Норвегии. Через некоторое время после окончания командировки в Египте умер и скромный, душевный человек Н. Н. Чигарьков. П. С. Акопов уже дважды побывал послом в Кувейте и Ливии, где мы с ним несколько раз встречались и вместе работали. В. Я. Сухин после Каира успел потрудиться в Йемене и Сирии, а позднее был нашим послом в Судане и Мавритании.

Школа политической и дипломатической работы в Каире была и динамичной, и разносторонней, и то, что из этого коллектива люди нередко выходили в послы, было вполне закономерным, а активное участие в самодеятельности никогда не было тому помехой. Иногда бывает полезно взглянуть на жизнь и на самого себя со стороны с известной долей иронии.

Вообще всякая самодеятельность — это не только развлечение, но и признак сплоченности коллектива и его морального здоровья. Я всегда это чувствовал и действовал в этом направлении, вначале, может быть, даже бессознательно, а потом уже вполне целенаправленно.

До второй египетской командировки я руководил африканским отделом и много уделял внимания организации семейных вечеров своего отдела. Мы показывали любительские фильмы про Африку, фотоальбомы, выступали с занимательными рассказами о быте и нравах африканцев, что, разумеется, надо было учитывать в практической работе. И, конечно, оживляли наши собрания многочисленными шутками и прибаутками.

Среди молодых сотрудников отдела оказались своего рода подвижники — организаторы этих посиделок. И они до сих пор являются движущей силой наших собраний, увы, уже в Ассоциации ветеранов разведки, так как возраст этой бывшей молодежи начал переваливать за 60.

Вот что у меня осталось в архивах от этих семейных вечеров.

Один из наших поэтов-юмористов (он и сейчас в строю на важном руководящем посту) читал на семейном вечере пародии на известных поэтов. Тема была такая: как поэты могли бы откликнуться на оперативную деятельность разведчиков, работающих на африканском направлении. Вот несколько отрывков:

Сергей Есенин

«ИЗ ПИСЬМА НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА»

Вы помните, Вы все, конечно, помните, Как я стоял, приблизившись к стене, Взволнованно ходили Вы по комнате И что-то резкое в лицо бросали мне. Любимый мой, меня Вы не любили. Не знали Вы, что в «Мальборо» дыму, В тяжелом африканском быте С того и мучаюсь, что не пойму, Чего Вы от меня хотите!

Александр Твардовский

Только парень тронул дело, Сразу видно: спецьялист. Для начала, для порядка, Пролистал все сверху вниз. И пошел иглой работать, Толстым томом шелестя, Подшивает так, что, право, Лучше и подшить нельзя!

Владимир Маяковский

Я волком бы

выгрыз,

да нечего грызть!

К кус-кусу почтения нету.

К любым

чертям с матерями

катись

Подобные блюда!

Но это!!!

И я достаю из запасов своих

Дубликатом

бесценного груза…

Смотрите, завидуйте, я привез селедку с собой из Союза!!!

Были пародии на Омара Хайама, Самуила Маршака и на популярные тогда частушки «Ярославских ребят»:

Опозданий мы не знаем,

И в работе горячи,

Иногда лишь забываем

Эх, сдать дежурному ключи.

На собрании учили Пожилые молодых, А потом распределили Эх, по два стула на троих. Рыболовы утверждают (Их рассказам знай цену), Что наши щуки уважают Эх, зарубежную блесну.

Приводились на вечере цитаты из мнимых откликов зарубежной прессы на вечер африканского отдела разведки, а также зачитывалось письмо некоего И. А. Жукова в Центр, которое начиналось так: «Иван Александрович Жуков, 29-летний оперработник, отправленный три месяца назад на работу в одну из африканских стран, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись, когда хозяин ушел на очередной прием и комната опустела, он включил на всякий случай транзисторный приемник, пустил воду в ванной комнате, потом достал паркеровскую ручку, разложил перед собой чистый лист бумаги и стал писать…»

Надо сказать, что с юмором в разведке всегда был полный порядок. Даже на тяжелой службе в Афганистане старались находить поводы для улыбки. Направлялись туда сотрудники со всего Союза, и многие из них, в совершенстве владея всеми видами оружия, имели, однако, слабое представление об информационной работе, что и подтверждают примеры из серии «Афганские жемчужины»:

«…Анализ обстановки под углом зрения, указанном в подзаголовке…

…Сознательно участвовал в банде, но не понимал ее целей и задач…

…Лицо цилиндрическое… разрез глаз большой, скошенный от носа книзу…

…При проведении совещаний с руководящим составом дивизии афганский полковник разувался и вместо решения служебных вопросов чесал ноги…

…Захвачено около 43 человек…

…Проявляет юношескую дерзновенность — наставляет пистолет то на одного, то на другого…

…Вопрос кадровой работы афганский комбриг сочетает со взяточничеством, вымогательством и мужеложством…

…Плохо обстоит дело с охраной объектов: склад охраняется 4 солдатами, один из которых не слышит на правое ухо, у другого отсутствует глаз и т. д…

…Пост вступил с мятежниками в борьбу, захватил у них миномет и выпустил несколько мин в сторону штаба дивизии с целью дать знать о нападении банды. Этот сигнал командованием понят не был, и пост сдался мятежникам…

…Самолетами был нанесен прицельный удар по мятежникам, а вертолетами — по нашему полку. Жертв ни там ни тут нет…»

Вот так обстоят дела с юмором в разведке. Когда в кругу коллег мы вспоминаем какие-нибудь смешные истории из нашей жизни, то обычно говорим: «Ну, это обязательно надо описать в седьмом томе “Очерков истории российской внешней разведки”».