Развод. Неверный муж (СИ)

Эпилог. Часть 2

Демьян

— Еще слишком рано, — дает наставления реабилитолог.

Я его слышу и молчу. Ничего не отвечаю и он тяжело вздыхает, потому что прекрасно знает, что я поступлю по-своему.

— Хотя бы без геройства, — говорит, окончательно сдавшись и отбросив идею отговорить меня пойти в больницу к Майе на своих двоих.

— Постараюсь.

— Демьян. Это очень важно. Если не хочешь потом снова сесть. И надолго.

Я знаю, что он предупреждает и, конечно же, запугивает, чтобы я не геройствовал. В то, что я снова сяду, не верится. Надолго уж точно. И я понимаю риски, знаю, что идти рано, что в любой момент могу свалится, если, например, занервничаю, но я, мать его, должен. На меня все там смотрели, как на инвалида, коим я в общем-то и являюсь. Смотрел и персонал и пациенты. Майе наверняка сочувствовали. А мне, блядь… мне просто хотелось, чтобы она была счастлива. И я хочу показать им всем, что у нее — настоящий мужик. Ходячий мужик, способный и с ребенком помочь и ее на руках носить. Не прямо сейчас, это я знаю. Прямо сейчас мне нельзя, но потом, со временем…

Реабилитолог продолжает давать наставления, расставляет приоритеты, рассказывает. Я внимательно слушаю, так что к больнице приезжаю не самостоятельно, сидя за рулем автомобиля, как всегда мечтал, а на заднем сидении, чтобы лишний раз не напрягать ноги. Они у меня не слабые, все-таки, реабилитация дала свое, но тем не менее.

Из машины я выхожу уже сам. Миную лестницу, длинный коридор. Медсестра, бывшая вчера на смене, смотрит на меня ошарашенно и даже шокированно. Да-да, такой вот я… вчера прикатил на инвалидке, а сегодня на своих двоих.

Я хотел сделать Майе сюрприз на выписку. Приехать, сев за руль самостоятельно, выйти из машины на своих двоих, но вчера, увидев, как на меня смотрели, понял, что нужно сделать это сегодня. Прийти и показать остальным, что жалеть Майю не стоит.

— А вы… а как вы… а что…

— Хожу я, да. Вчера вот не ходил, а сегодня встал, представляете? Чудеса!

Она кивает, как китайский болванчик, говорит что-то на своем языке, словно забыв, что я его знать не знаю, английский только и то не в совершенстве. Мне до женщины своей полиглота далеко.

— В палате пятой она… — говорит, наконец, пришедшая в себя медсестра. — Я вас провожу. Предупрежу!

— Я сам, если позволите.

Она кивает, указывает мне направление.

Я встал не сегодня и не вчера, конечно, несколько недель. Сначала даже не поверил, когда смог простоять несколько секунд, а затем снова рухнул, но на следующий день встать получилось уже на минуту, потом на две и вот… я иду. Ходил дома уже, разумеется, пока никто не видит, но дальние дистанции все равно даются сложно. Я будто заново учусь ходить, немного даже пошатывает. Приходится подойти к стене, отдышаться. Волнение ни капли не помогает, только мешает.

Майя появляется в коридоре неожиданно. Осунувшаяся и немного бледная, она с трудом стоит на ногах, а когда видит меня, так и вовсе скашивается к стене, словно вот-вот собирается по ней съехать. Я не знаю, откуда беру силы на быстрые шаги, на то, чтобы помочь ей дойти до палаты и как дохожу следом, но уже внутри падаю на постель. Садимся с ней вместе.

Она так смотрит. Не передать, как. Шокировано, ошарашено, будто не может поверить, что это не сон. Я знаю, да, что она приняла. Видел это, по тому, как она не замечала косых сочувствующих взглядов. Майя жила со мной, любила меня, принимала и ей было абсолютно наплевать на остальных. Но мне было не наплевать. Я видел. И как бы не старался, а не мог запретить людям смотреть на нее с сочувствием. И ведь они сочувствовали не мне. Мне-то как раз повезло, рядом со мной была красивая статная женщина, которая могла заполучить любого мужчину, но почему-то не отходила от инвалида.

— Но как… когда.

Она смотрит на меня так, словно видит впервые.

— Пару недель назад. Я хотел сюрпризом.

— У тебя получилось.

Пауза.

— Господи. Ты правда ходишь.

Собираюсь подняться, чтобы продемонстрировать, но Майя тащит меня назад. Плачет. А ей, между прочим, нельзя вот этого. Нервничать и вообще эмоциональных качелей нельзя. Притягиваю ее к себе. Слов, чтобы успокоить, не нахожу. Повод, вроде как, радостный ведь. Я стою, могу ходить. Буду ей помогать во всем, а не только в том, где можно делать что-то сидя.

— Прости меня, — вдруг выдает.

— За что это?

— За то, что не верила.

— Я верил за двоих.

— Я не знаю, почему…

Я знаю, но молчу. Не верить было легче, так точно не разочаруешься. Я тоже хотел так, но если бы не верил, так и остался бы в кресле.

— Натана посадили.

Она смотрит на меня шокировано, но больше не плачет. Переключается. Я собирался эту новость оставить до выписки, но как-то…

— За растрату.

— Очень быстро.

— Надолго.

— На сколько?

Майе важно знать. Она единственная его не простила и не поняла. Я в принципе и не обижался, он провел в инвалидном кресле столько времени. Я в первые недели его понял. Тоже бы мстил и убить хотел, даже, наверное, испытал бы радость, узнав, что я не умер, а остался инвалидом. А Майя говорила, он просил прощения. Может быть, не искренне, я с ним не разговаривал. У нас вообще как-то контакты не наладились после выписки. Он хотел поговорить, мне передавали, но я отказался. Не о чем.

Я знал, что он сядет рано или поздно. Мне рассказывали, как он ведет дела. Потом про то, как он баллотировался в депутаты. Как-то стремительно пробился, ну и соответственно, бесстрашно. А бесстрашие карается. Жаль только компанию отца. Так, издалека. Она больше мне не принадлежит, хоть отец и просил вернуться. Даже инвалидом просил, а я отказался. Не знаю теперь, как там. Мне неинтересно.

— Пожизненное, говорят.

Майя выдыхает. Она его боялась. После покушения не поверила, что больше нас не потревожит и боялась.

— Может, вернемся?

Натан был единственной причиной, по которой нам возвращение на родину было противопоказано. Майя боялась, а теперь, вроде как, можно, но я не особо хочу. Нам и здесь хорошо, привыкли, притерлись, я даже язык их начал понимать.

— Как захочешь.

— А ты? — смотрит на меня.

— Не хотелось бы.

— И мне уже не хочется.

— Какая разница где жить. Главное, что с любимым человеком, — притягиваю ее к себе.

— Мне главное, что с тобой, — снова хлюпает носом.

— И мне. С тобой готов, куда скажешь.

— Домой хочу.

— Скоро заберем вас.

— Я знаю про сюрприз, — говорит с улыбкой.

— Вот же… Тимофей сдал?

— Он. Не ругай его. Я сделаю вид, что удивлена. И, Демьян… Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

— Я знаю. Теперь точно.