Делать в убогой сельской гостинице было больше нечего, но эльф заявил, что надо дождаться Баську. Дожидались до самого вечера. Талик еще пару раз тренировал крылья и столько же раз ел. Вот во время третьей тренировки он и увидел спешащих во весь опор всадников. Первым был Баська на своем мелком коне, а сопровождали его… Ну, точно — подельники Люция, те, которые из недодемонов. Один ехал порожняком, зато через седла двух других были перекинуты какие-то весьма внушительные тюки.
Талик в очередной раз подпрыгнул, пытаясь рассмотреть, что же за дело такое оказалось у баськиного начальства к уголовникам, и что это они приволокли на его и без того озабоченную проблемами и сущностями попаданческую голову.
Когда кавалькада влетела во двор трактира, Талик подпрыгнул еще раз, но уже от неожиданности. Опускался он как положено плавно, но от изумления все же приземлился на четвереньки. Недодемоны сбросили свои «тюки» на землю и, не мешкая, развернули лошадей в обратном направлении. Под затихающий цокот копыт Талик рассматривал привезенное добро. Добром оказались два ельфа. Именно ельфа — тут уж никто бы не ошибся. Как не могло быть ошибки и в том, что два замученных и заморенных попаданца были реализованными «тёмными». Способ их доставки напоминал «Кавказкую пленницу». Правда, пленников были двое и оба — мужики.
Цвет кожи попаданцев сильно отличался от человеческого, и виной тому были вовсе не страшные условия самой доставки — висение в замотанном состоянии поперек седел — а представления милых читателей о тёмных эльфах. Талик не зря следил за творчеством коллег по перу. В России чернокожие тёмные эльфы не очень-то прижились. Политкорректность, может, к чему и обязывала, но только не к уважению афроамериканского типа кожи. Поэтому родные авторы уже давно осветлили этот род ельфей: сначала до сильно загорелого, а потом и вовсе до некоего не совсем внятного серого цвета. В отечественном автопроме был некогда в моде оттенок «мокрый асфальт». Так вот наличный оттеночек вполне подпадал под характеристику «асфальт сухой». Двое ельфей были классическими представителями жителей подгорных городов в российской модификации. Сейчас они напоминали кур, вернее — цыплят, времен советского дефицита. Умершие своей смертью куры имели сходный цвет, тонкие шейки и общий жалкий вид. Головы тёмных мотались столь же безжизненно, как и головы их прототипов из птичьего царства. По клюву каждому — и хоть завтра на прилавок выкладывай. Не хватало только характерных пупырышков и по небрежности недощипанных перьев.
Пока Талик рассматривал ельфей, Баська рассматривал его самого. Гномыш даже забыл слезть с коня. Он озирался и кого-то искал. Когда во двор вышел Нальдо, Баська почти нашёл, но кажется, не совсем то, что ожидал найти. Ну, его-то как раз можно понять: гном уезжал от крылатого великолепного вампира и здорового начальника, а приехал к летающему прыжками попаданцу с прозрачными крыльями, подбитому руководителю и… зареванной, но очень злой Силь.
— Эта… — Начал Баська свою обычную сбивчивую песню. — Принца. Два. Привёз.
Нальдо встряхнул и поставил на ноги первого ельфа. Оценил и выдал:
— Не похож!
Ельф по-лошадиному дёрнул длинными ушами и сдавленным шёпотом подтвердил:
— Принц я, старший, тёмный.
«Младший» принц сидел, где положили, и сам вставать не собирался.
— Неужели? — Издевался эльф.
— Ты… эта… ему-то не ври! — Посоветовал Баська и добавил: — Других в округе не было.
— Ладно. — Зло прищурился ельфячий попаданец. — Предупреждать надо. Оба мы — младшие. Ну, давай, светлый злодей, говори, зачем ты нас похитил? И зачем тебе принцы тёмных? — Длинноухий курёнок даже расправил плечи, принимая позу несгибаемого героя-пленника.
— Да, в общем-то, вы теперь уже и не к чему. — Спокойно ответил бессердечный конвоир. — Была в вас нужда, да вся вышла. — Резюмировал Нальдо. — Баська, отпускай их, попаданка сама сбежала. Нашего Зольникова испугалась.
— Как же это? — Не понял Баська.
Пояснение «как» в изложении Нальдо понравилось всем сущностям кроме Бутончика. Чуть не случившаяся экологическая катастрофа с измененными цветочками привела любителя забродивших нектаров в ужас. Но остальные сущности задавили на корню начавшуюся было истерику вампира. Всем хотелось в подробностях знать способы борьбы с наглыми попаданками при помощи «тёмных ельфей». Пока Бормотун усиленно старался повернуть мозги Талика на рассуждения о могучей силе непечатного слова, писатель Золотов учитывал информацию и разрабатывал стратегию. Два курёнка оказались младшими принцами, то есть, никем. Мельче чинов среди тёмных не водилось. Зато они точно знали дорогу до столицы тёмных эльфов, которая располагались, что не удивительно, максимально далеко от приграничного Мензоберанзана.
Покупку имения с повестки дня пока еще никто не снимал, и Талик сочувственно покачивал ирокезом, слушая, как Нальдо чихвостит всех попаданцев, не забывая об остроухости некоторых из них, а так же попытках имитировать его «славный народ в меру своего ущербного воображения». Темные на его душевную травму чихать хотели, зато всё более уважительно поглядывали на Талика. Особенно после того, как он почесал кончиком когтя рог, ненароком продемонстрировав Тузика на запястье. Тот ельфик, что сидел, даже встал и отряхнулся.
Жители Мутного Места пусть и реализовались каждый по-своему, но за время пребывания в этом сумасшедшем доме повышенной вместимости, давно утратили такой никчемный атрибут как высокомерие. И как бы там ни приписывали авторы всем без исключения эльфам стремление изничтожать порождения зла, местные тёмные к этому совсем не стремились. А таковым порождением являлся если не весь Талик, то его демон и оборотень — уж точно. Бутончик никак не тянул на «зло». Да и деньги, в сущности — зло. Но очень необходимое. Поэтому обеспеченный попаданец, исполненный сочувствия к тяжкой доле ельфей-попаданцев — лучше, чем буйная попаданка и коварный «условно сородич», который собирался их ей скормить.
— Варварство! — подытожил Талик рассказ Нальдо. — Девка была и впрямь наглая, но решать свои проблемы за счёт других! Фи! Вы меня разочаровываете, торн Нальдо!
Эльф аж поперхнулся от такой наглости, а тёмные согласно закивали. Решив, что деморализовать ушастого недобитка надо немедленно, Талик позволил Витольду рыкнуть, и добил представителя власти свежей идеей:
— Ну, раз уж вы здесь оказалась, — обратился он к тёмным, — считаю своим долгом слегка загладить вину моих сопровождающих, — Талик «включил графа», — и предложить Вам отужинать. К тому же у меня есть дело в ваших краях… Покупка имения. Не согласитесь ли составить мне компанию?
Тёмные, конечно же, согласились. Ещё бы! А Нальдо прямо-таки позеленел. Бутончик счастливо попискивал, оборотень утробно урчал, а демон — радостно хохотал: остроухому пристроили еще парочку «сородичей», чтобы жизнь мёдом не казалась. Только Бормотун бухтел что-то насчёт значения чисел, количества народа в компании и кабаллу. Но его быстро утихомирили, напомнив про очень нужный фаербол, которого пока никто не видел.
Как только новые провожатые покончили с ранним ужином, а Талик успокоил несчастную Силь, которая опасалась, что теперь её отставят за ненадобностью, было решено трогаться в путь. И хотя отправляться куда-то на ночь глядя — дело неумное, писателю Золотову доставляло истинное удовольствие накормить окрестных комаров эльфами и порадовать остроухого конвоира прелестями кочевой жизни.
Тёмные оказались заядлыми пешеходами (или слишком бедными, чтобы купить хотя бы одну клячу на двоих), что гарантировало ночевку в каком-нибудь лесочке. Сам Талик попал на лошадь, точнее — в лошадь, только с третьей попытки. Первые две увенчались перелетом и ехидными комментариями эльфа. Магические крылья еще не были освоены полностью и внутренние сущности издевались над колдуном не хуже остроухого. «Мы, Граф Зольников, Конный Авиатор!» — бурчал Витольд под одобрительное хмыканье оборотня.
Нальдо с Баськой сопровождали отряд, следуя сзади и прислушиваясь к разговору попадана с ельфями. Силь затесалась в компанию попаданов, не иначе как в разведывательных целях. Поначалу беседа напоминала бессодержательный бред, поскольку «Зольников» по которому уже разу пересказывал своё видение будущих владений. Но вот один из умудренных здешней жизнью тёмных задал вопрос, от которого их попадан вылетел из стремян и седла, нечаянно хлопнув крыльями.
— А кто будет в Ваших владениях работать, граф?
Оказалось, что их граф, как и прочие попаданы не слишком задумывался над таким тривиальным вопросом.
— Найму кого-нибудь… — заявил Зольников и принялся расписывать прелести ведения сельского хозяйства руками прочих попаданцев. Тёмные его послушали-послушали и деликатно разочаровали. С подданными здесь было худо, а с наёмной рабочей силой — и того хуже. Даже те самые редкие и ценные подданные предпочитали работать героями в сверкающих латах, а никак не огороды копать. Глубокое понимание того простого факта, что здешние власти все равно не дадут помереть с голодухи, а так же некоторый оборот продукции, (зачастую методом простого отъёма), делали из здешней публики знатных тунеядцев. Причём, знатными тунеядцы были в буквальном смысле — сплошь властелины, короли, принцы и графья. Похоже, что мирным мечтам Зольникова не суждено было сбыться.
— А какой продукт здесь пользуется наибольшим спросом? — Выдал попадан неестественно низким басом.
Этот голос Нальдо услышал впервые. Не иначе — в их подопечном реализовалось некое существо, которое оказалось способным подходить к делу с правильного конца.
— Магия. — Тут же ответил один из ельфей. — Только качественная, почти как у аборигенов. Но это ж такая редкость! — Вздохнул неестественно остроухий тёмный.
— И чтиво! — Еще горше вздохнул второй.
А вот это было уже гораздо интересней. Для попаданов свежее героическое чтиво было чем-то вроде наркотика. В сущности, они же сами и были его порождением. Так что попаданскую литературу если и можно было приравнять к дурманящим средствам, то к таким как воздух. И жалко их, и давать ни в коем случае нельзя — чревато новыми витками реализации, причём даже у самых безобидных особей. А тогда… Мутное Место вполне может превратиться в Безумное Место. Даже ведро валерьянки в Бобруйске рядом с домом кота-оборотня не могло сравниться по силе воздействия с литературой попадано-героической направленности.
Канал контрабанды, а как же без неё…, отсекали несколько раз. Работали на этом фронте очень сильные маги. Но чтиво появлялось снова и снова. Попаданы перепродавали одну рукопись по сотне раз и более, находились и желающие подзаработать: тайные переписчики. А однажды маги прикрыли подпольный печатный цех. Предприимчивые печатники умудрились вручную вырезать на деревянных пластинах более трехсот страниц героического бреда и оттискивали почти по десять экземпляров книжонки за смену. Пусть корявенько, с ошибками и без красивого переплета, но книжонка про героя-попадана разошлась по рукам более чем тысячным тиражом. Ходили слухи, что где-то полсотни оттисков так еще по рукам и гуляют. Конечно, это было не совсем оригинальное произведение. Попаданы коллективно, четыре «соавтора», собрали в кучу свои любимые опусы «с миру по нитке», добавив слегка от себя. Наль этот бред читал — должность обязывала. По сравнению с «Эрцгерцогом Фердинандом», убитым и попавшим в иной мир, любой дамский романчик являлся шедевром. Кроме столь оригинального начала — не иначе, знаток истории попался среди соавторов — все прочие сюжеты были понадерганы из самых растиражированных книг… Координаторы пытались контролировать скупку большого количества бумаги, чтобы пресечь тиражирование, но попаданы выкручивались. Корябали свои любимые произведения на коже и бересте.
— А что вас привело в эти края? — Вырвал Нальдо из размышлений вопрос Зольникова.
— Да вот как раз искали, не найдётся ли где желающий стать подданным. — Как-то не очень убедительно соврал тот тёмный, что выглядел постарше.
На этом разговор попаданов немедленно ушёл в сторону сущих пустяков. Даже Баська ерзал в седле, понимая, что всё далеко не так просто. Вряд ли этим остроухим порождениям больной фантазии срочно требовался малолетний герой для совершения неадекватных подвигов. Наверняка тёмные просто не желали рассказывать всем без исключения о цели своей дальней экспедиции, и дождутся, пока сопровождающие уснут, чтобы вовлечь Зольникова в свои явно противоправные действия. В добропорядочность «тёмных» Нальдо не верил. К таким типам как Лютик подданных искать не ходят. К таким ходят с сомнительными предложениями на свой страх и риск. А уж если Люций их запросто «подарил» Баське, то из всех сомнительных авантюр, их авантюра была самая-самая. Вечно эти попаданы изобретали нечто такое, что у всех, кто знал об их попытках выйти за пределы ограниченной реальности, волосы вставали дыбом. Значит, надо договориться с Силь и спать по очереди. Вот, кстати, поспать совсем не помешало бы. Солнце уже сверкнуло последним лучом и отправилось на покой. Вечерняя прогулка грозила перерасти в ночное путешествие с остановкой в произвольном месте.
Нальдо уже подумывал, а не напомнить ли заболтавшимся попаданам о привале, как появился повод. Вряд ли такой повод можно было назвать удачным. Послышался скрип. Силь слишком громко защебетала что-то романтическое о закатах и рассветах, стараясь заглушить нетипичный звук, который издавал конь Зольникова, и оглянулась, ища поддержки. Наконец-то представилась возможность блеснуть сообразительностью, а заодно и наладить мирные отношения с СовБезницей. М-да… Надо же было не сообразить, что она всё просчитала: и с кавайным образом, и с кроватями. Эхх… А с учётом того, какая она сама сообразительная, такой «призыв на помощь» означал, что Силь и сама не против наладить отношения. Он, конечно, был не прав… сильно не прав. Но лупить младшего по званию по физиономии — тоже не метод, несмотря на повод!
Замаскированный под коня горный ползун, как ни фыркал, а правой передней «ногой» скрипел вполне металлически. Лошадь, даже самая диковинная, таких звуков издавать не может. Наль выпростал ногу из стремени и показательно её поджал. Спустя пару шагов конь попадана тоже поджал ногу и дальше поскакал на трёх «здоровых» с самым несчастным видом.
Зольников не просто спешился. Этот показушник слетел с коня как пушинка с подушки после пинка. И вообще — ни как злодей, ни как писатель он теперь не выглядел угрожающе. Скорее — комично. Наль напомнил себе, что внешность обманчива, а внешность попадана особенно. Но, глядя на это чудо реализации очень хотелось дунуть ему вслед, чтобы его снесло куда подальше. Хотя, если быть откровенным, то хотелось, чтобы Зольников перестал крутиться около коня и Силь: всё равно же ничего не соображает — ни в конях, ни в магической технике. Но послать попадана куда-нибудь подальше, за дровами или за водой, было бы верхом нарушения инструкций.
Место для стоянки тоже не радовало — жиденькая рощица с загнившей лужей, которую и болотом-то не назовёшь. Тёмные ельфы лечением коня не интересовались, а потому активно шлёпали на себе комаров, расположившись прямо у «водоёма». Баська протаптывал тропинку от поляны с лужей до березы с привязанным конем и не знал, чем заняться. Нальдо уже пожалел, что гном не нарушает инструкций и не пытается ни костер развести, ни ужин разогреть. Положение спасла сама Силь. Ей свидетель лечения тоже был не очень нужен. Закончив ощупывать конскую ногу, она вынесла самый распространенный у дилетантов вердикт:
— Да-а-а!
— Что, совсем худо? — Запереживал «Зольников».
— Ну… не очень. Надо сделать хороший массаж и забинтовать. Больше я всё равно ничего не могу. — Сокрушенно объявила СовБезница. — С моей кобылой такого никогда не случалось. Но нога цела.
«Конечно, цела. Просто шарнир износился», — прокомментировал про себя Нальдо.
— Фу, комарье заело! — Отмахнулась Силь от очередного кровососа. — Может костер развести? А с конем потом…?
— Не-не! — Попадан тоже пришлёпнул на щеке комара. — Мы с ребятами огонь сейчас разведем. Жаль, конечно, что эльфам коней лечить нельзя… магией. — Нагло намекнул Зольников и уставился на Нальдо.
Пришлось покачать головой, мол, ага, ни в коем случае нельзя!
Зольников презрительно скривился и отправился организовывать тёмных на предмет костра. Притормозив слоняющегося туда-сюда Баську, Нальдо велел ему перекрыть обзор и стоять так, чтобы попаданы не видели, в чём заключается тот самый «массаж». Иллюзию с ноги, хотя бы с ноги, придётся снять. Иначе магически восстановить шарнир невозможно. Дополнительным заграждением от любопытных глаз служили их собственные лошади.
Сам Нальдо расположился прямо на земле, прикинув, с какого еще ракурса могут собирающие хворост попаданы узреть неестественную для коня внутреннюю начинку.
Талик усиленно делал вид, что собирает хворост, уходя всё дальше от тёмных. Старых веток в этом перелеске было мало, так — прутики какие-то. Посидеть спокойно рядом с конем не удалось, а посидеть и подумать было о чём. Или походить… Желательно так, чтобы никто не отвлекал вопросами и разговорами. Попробуй отвлечься, если в голове зреет демонически коварный и магически прибыльный план, который обсуждается всеми сущностями, включая писательскую, (как все признали — самую главную и самую нужную). Роли уже распределили. Бормотун должен обеспечить магическую поддержку — это никогда не помешает. Но без всяких там заумностей с энергиями: просто усиливать то, что будет излагать писатель Золотов. Демон обязался отвечать за коварство, оборотень за зверства, а на Бутончика возложили самое главное — возвышенные идеи, сострадание и сопереживание в полном объёме. Раньше, дома, всё это существовало в Талике нераздельно, а потому присутствовало во всех его произведениях. Но здесь, когда сущности обособились и стали даже сильнее, приходилось настраивать всех на совместную работу с таким трудом, как будто левая рука имела отличное от правой мнение. Зато перспектива рисовалась чарующая. Он всё-таки станет приличным графом, чтобы там не говорили эти тёмные! Идею, если быть перед собой кристально честным, ему подсказал образ того самого классика, который вызывал восторженные вздохи у Баськи. Лев Николаевич Толстой, конечно, пахал. Но исключительно в качестве физзарядки. А в это время его трудовое крестьянство трудилось в поте лица. Бутончик, как самая меркантильная личность, поначалу был против плана как нерентабельного. Зато он же и подтвердил, что пахать и копать даже за полную стоимость конечной продукции здесь никто не будет, а вот за двойную или тройную цену — вполне.
— А смысл!? — Разорялся вампир.
— Граф мы или не граф? — Возражал ему Талик. — Некоторые олигархи уезжают во Францию и уже оттуда заказывают к завтраку нашу чёрную икру бочками втридорога. Тоже — нерентабельно! Зато — шикарно!
— Граф..? Скорее — идиот! — Поддерживал Бутончика Бормотун.
— Не идиот, а — оригинал! — Стоял на своем Талик.
— Оригинальный идиот! — Рычал оборотень, который был и самым ленивым, и ничего не понимал в тяге к писательству. Куда ему с его мечтами о лапах и когтях? Ни написать, ни напечатать! Только бы сгрызть что-нибудь!
— Все писатели… немного «того». — Дипломатично соглашался демон.
— Не писатель, а… артист разговорного жанра. Бард-сказитель!
— Тем более! — Не уступал Бутончик.
— Во, наплёл! Бард-сказитель! — Рычал демон. — А всё только, чтобы слово «баян» не употребить. Хе-хе! Реализуй себе бороду, гусли и слепоту. Хотя слепым можно и прикинуться. Баську поводырём возьмём! А ушастый подгонялой будет. Еще ни у одного баяна подгонял не было!
— Барду, а всякий бард — слегка писатель, — гнул свою линию Талик, — вполне можно и почудить! Наши эстрадные звезды еще не так чудят! Зато мы не будем странствовать и побираться по кабакам в отличие от примитивных менестрелей. Их репертуарчик ни на что не годен и уже заезжен. А вот к писателю, при здешнем книжном голоде публика сама начнет странствовать, как только узнает, что есть что послушать! Как в театр. А она узнает! Устное творчество не запрещено! Аудиокниги, между прочим, тоже пользуются спросом. И при таком безрыбье спрос будет бешеным! Я же — писатель! Мне нужны читатели… слушатели!
— Тщеславный идиот… Накроют… — Вздыхал Бутончик. — И на остров отправят! Опознают!
— Если для начала ничего исключительно своего не сочинять, то и не отправят! Будем переделывать… слегка… известные произведения на здешний лад. Это даже не фанфик! — Уговаривал, практически сам себя, Талик.
Решено было начать с самого невинного — с какой-нибудь классики. А там уж как пойдёт. Вот когда «читателя Зольникова» переведут из поднадзорных в обычные жители, то можно будет давать и закрытые устные выступления. Тогда и придёт время своё собственное творчество цитировать. Пусть не полностью и не близко к тексту, но в устном виде и так сойдёт. И без магии можно будет обойтись — вкусы публики Талик прекрасно знал, а уж здешняя публика была сплошь «его», той, что надо.
Ему уже виделся огромный зал, мрачный, в красно-чёрных тонах и непременно подземный, на манер тайных масонских подземелий для сборищ, только очень большой. На поверхности — особняк или замок, в верхней зале — дверь замаскированная под камин, а за ней — тайный ход вниз. И непременно — факелы чтобы вдоль по стенам полыхали. И вот в это потайное место спешат, жаждущие его творчества обездоленные местные жители. То один, то другой, появляются они из тёмных алей сада, укрывшись плащами. Особое рукопожатие — одновременно и тайный знак и незаметная передача средств (немалых) хозяину роскошного дома…
И было в этом нечто такое, что казалось даже приятнее больших тиражей. Во-первых — запретное творчество всегда слаще и продуктивнее разрешенного. Во-вторых — красиво: восседать в кресле властелинского дизайна, на возвышении, и вещать, сверкая синим взором в особо трагических местах повествования… Или героических. Это же не по сцене скакать, как последний фигляр! Не с его образом и обликом! (Стрекозиное безобразие можно и чёрным плащом прикрыть). В-третьих — жутко прибыльно, даже если платить пахарям и садовникам за картошку как за ананасы. (На этом аргументе Бутончик сдался). А еще — слава! Восторженные слушатели! Лицом к лицу! И непременно рядом с его троном — столик, на столике — бокал с чем-нибудь, чтобы промочить горло, сделав многозначительную паузу… и истуканистый слуга с серебряным кувшином наготове. Вот, демонически прекрасный Талик берет бокал, а слушатели с нетерпением ждут продолжения рассказа, и в каждом взгляде прямо-таки читается восторженное: «Аффтар, давай исчо!»
— А если появится критик, мы его раз… — Рыкнул оборотень.
— Туда ему и дорога! — Подтвердил демон.
— Но… это же… — Бутончик в подробностях рассмотрел воображаемую мечту оборотня сделать неведомому критику «раз». У демона почему-то вышло еще и «два», и «три» с похоронами на бис.
— А ты будешь рыдать на его могиле! — Тут же утешил вампира Витольд. — Творческим личностям нужны страдания. И никаких трупов в огороде. Бормотун его испепелит. Фаерболом. — Подытожил демон, показывая, что план проработан до мелочей и даже с запасом на будущее.
Оставалось только выбрать произведение, чтобы спаси Господи, преждевременно не сорваться на собственное творчество. Чуть подправить сюжет, поменять имена — и сойдёт. Тёмные ельфы вполне сгодятся как первые слушатели и распространители информации о новом барде и его творчестве. А это означало, что в произведении опять должны появиться «ельфы», толкиенуто-ролевой антураж, любовь, злой враг и прочие непременные атрибуты. Вот только живописать главного героя-эльфа Талик не собирался. Ну не мог он переступить через себя и всё тут! Придётся уповать на эльфа второго плана. Тёмным и такого вполне хватит, особенно, если Бормотун всё-таки возьмётся за дело и магически усилит текст: так, чтобы слушатели прониклись, невзирая на то, кто там главный, а кто не очень.
— Ну… Можно начать с чего-нибудь невинного, детского. — Предложил Бутончик.
— Но классического! — Напомнил Бормотун. — Энергетика, заложенная в произведения классиками родной литературы, впитанная читателем в детстве, непременно выйдет из области свёрнутых воспоминаний и вызовет резонанс!
— Ну-ну! — Ехидно откликнулся демон. — Работку себе облегчаешь?!
— Муму. — Задумчиво откликнулся писатель Золотов.
— Муму?! Нет! — Взвыл оборотень. — Звери! Я же буду рыдать вместе с Бутончиком!
— Да… с Муму сложновато. — Развивал идею Талик. — Допустим, помещица будет злой ведьмой. Нет… ведьмы — это мелковато. Но Муму вполне может быть собакой-оборотнем.
— Только не дворнягой! — Зарычал оборотень. — На крайний случай: помесь волка с ризеншнауцером, не меньше!
— Какие шнауцеры?! — Фыркнул Талик. — Никакой достоверности. Чита… Слушатель нас не поймёт!
Бормотун поддержал:
— Да-да! Это слишком. Такое даже я не протащу никакой магией! Не пойдёт!
— Соглашайся на овчарку, пока пекинеса не подсунули! — Внес свою лепту Витольд, и оборотень притих.
— Та-ак. Ладно… — Талик задумчиво размазал по груди комара. — Допустим, что — с овчаркой. Не маленькая такая Мумень получится. И не колдунья в сюжете будет, а повелительница Тёмных эльфов из Мензоберонзана. Во! А самым главным героем будет…
— Угу, демон Герасим! — Опошлил творческий процесс Бормотун. — Ну, и что осталось от классики? Одни имена? И персонажей маловато. Три. И всё. А где героизм? Конечно, утопить такую зверюгу — геройский поступок. А жуть где?
— А Муму станет умертвием после утопления! — Вмешался не жаловавший оборотня Бутончик. — Псом-вампиром и будет по ночам…
— Цветами прелые груши закусывать! — Вбил осиновый кол в аргументацию маг.
— Ага-а! — Радостно отозвался демон. — Кажется, у нас уже есть критик! — Щас мы его «ррраз!» и…
— Цыц! — Прервал спор Талик. — Муму не подходит. Персонажей, действительно, маловато, а если совсем всё переделать, то и до острова недалеко. Надо что-то такое взять, чтобы и сюжет был подходящий, с дракой и с любовью, и чтобы не менять всё до неузнаваемости. Думаем все! Кто из классиков нормальные боёвки писал, а?
С боёвками у классиков оказалось хуже некуда. Все дуэли отмели сразу. Это разве бой? Один пиф-паф и «погиб поэт невольник чести». Болконский с бомбой тоже не подошёл — фаербол в приличном произведении взрывается сразу и жертва не успевает ни свою жизнь как в кино посмотреть, ни выжить. Хотя Талик был не против долгострадающего обожженного фаерболом светлого эльфа, которого везут к родне на телеге… равно как не против невесты этого погорельца, которая сбежала с тёмным, пока жених поджаривался. Но уж больно нудно. Хотя, сцена с дубом для светлых ельфей — самое то. Разговор с деревом, практически. Но весь обожаемый Баськой сюжет летел в тартарары без сопутствующих психологических соплей. А магия вычурный психологизм и вовсе убивала. Конечно, проработать и доработать было можно… Но только не для одной посиделки у костра, а для серийного чтения, вечеров на шесть. Размерчик великоват. В общем, из всех динамичных боёвок лучшей была признана Бородино. «Звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала, и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел…» Демон чуть его рукой не схватился за сердце от восторга!
Но, опять-таки, сложность с текстом заключалась в размере, только теперь уже поэтическом. Конечно же, стихи Талик помнил куда лучше, чем прозу. Но такие длинные помнил кусками, а допридумать сходу остальное и переделать в том же стиле было никак невозможно. С самого начала не задалось. «Скажи-ка, дядя…» И никто кроме дяди, ну, ладно. «Ведь не даром… и что-то там спаленное пожаром…» Единственное, что хорошо вписывалось в тему: «Да-а, были эльфы в наше время… Не то, что нынешнее племя. Богатыри! Не — Вы!». Правда, после такого заявления Бормотун гарантировал потерю аудитории. Хорошо, что у Талика ассоциативный ряд был богатым, а школьные годы прошли не зря:
— «Песнь про царя Ивана… то есть, про Тёмного Властелина, Младшего назгула и удалого хоббита Фродо Бэггинса»!
— А сможешь? — Усомнился Витольд.
— Вполне, — заверил Талик. — Там же вольный стиль, без рифмы, главное в ритм уложиться. Где не помню текст — там придумаю. Про то как «начали мы на старинный лад» можно пропустить и сразу перейти к пирушке в хоромах Ивана Грозного… То есть, Тёмного Властелина. Дальше пока придумывать не буду. А то всё будет слишком гладко и складно, как у писателя. Поэтому подсказывать по ходу дела должны все. Шероховатости для конспирации не помешают.
— А эльфы где? — Не унимался Бормотун.
— Да вон, костер разжигают… Ого, задумался совсем. Пора возвращаться!
— Да не ельфы, а эльфы! В тексте?! — Маг и впрямь взял на себя роль критика.
— Засуну куда-нибудь. — Текст у Талика уже сам собой начал складываться, не расплескать бы. А то, бывает, родится что-нибудь удачное, а потом сразу забывается. — Пусть молодая жена Калашникова… тьфу, Сумкинса-Бэггинса и будет эльфийкой. Светлой. Тёмным понравится!
— Да-а… Порнографию для зоофилов писать не пробовал? — Не удержался Бормотун. — Ну, ладно, писателю виднее. А ничего, что персонажей опять три: купец, его жена и опричник?
— Назгул, а не опричник! — Поправил демон. — Идея замечательная! Так этим ельфям и надо! Ха-ха, жена хоббита! — Радовался коварный. — Берем дрова и идём к костру.
— Ага, а то всё без нас съедят! — подтвердил вечно голодный оборотень.
К костру Талик пришёл с целой березой, которую он просто выломал, чтобы не возвращаться с пустыми руками. Его конь уже стоял на четырёх ногах. С конем опять не разобрался — откуда у него зубы? Но это успеется. Главное, чтобы публика преждевременно спать не отправилась.
Публика уважительно посмотрела на березу. А то! Демоническая мощь, это — страшно! Ободрав ветки и свалив дрова рядом с костром, Талик поинтересовался, как у них дела с ужином. Но поскольку «граф Зольников» был в их компании главным кормильцем, без него мешки не развязывали. Хорошо, что Силь уже вошел в роль верного оруженосца и обеспечил лошадей овсом. Выделив на общество окорок и по паре картофелин в мундире каждому, кроме эльфа с Баськой — эти сами справятся, будущий граф-бард занялся антуражем. Выбрав себе местечко повыше лужи, Талик пристроил седло на дерновую кочку, накрыл импровизированный трон попоной и привёл себя в порядок: прочесал пальцами ирокез, чтобы топорщился, протер рога и поправил гламурный ошейник. Взяв вместо посоха свой почти-двуручник в ножнах, он воссел на трон и задумался. Публика, конечно же, долго не вытерпела и задала ожидаемый вопрос: а что это уважаемый граф сидит далеко от костра и кушать не идёт?
Объяснять, что в такой замечательный тихий вечер дым с туманом очень удачно стелется у него под ногами, Талик не стал. Публике не обязательно знать о воздействии спецэффектов на психику. Он и так выглядел эффектней некуда — с его рогами и гребнем, да с учётом мускулатуры и огромного меча, Конан Варвар, чью позу Талик скопировал, был по сравнению с ним студентом ботанического факультета, а не варваром. Но по основной теме ответил:
— Да вот, думаю о пище духовной… Песни надоели, почитать нечего, театра нет… кино не предвидится. А в такой интеллигентной компании хотелось бы провести вечер культурно.
«Публика» согласно кивнула. Силь даже два раза. Ну, и Баська за компанию. Только остроухий конвоир нехорошо прищурился. Но Талик решил на него не отвлекаться, несмотря на то, что недавний шовинист и ретроград пристроился рядом с Силем, да еще и подкармливал его из своих запасов!
— Но есть же поэзия! — Огорошил Талик аудиторию голосом ведущего научно-популярной программы. Бормотун постарался. — Я понимаю, что наши великие классики всем еще в школе надоели, а на здешней почве и вовсе не актуальны. Однако… — Последовала театральная пауза. — Можно, я полагаю, совместить прошлое с настоящим! То есть, из хорошо забытого старого сделать нечто остросовременное, злободневное! Взять хотя бы песнь о купце Калашникове… — Публика как ни старалась, но переменилась в лице. В лицах. Ельфов перекосило, как будто они ели не картошку, а лимоны с кожурой. Силь захлопал своими пушистыми ресницами, Баська тут же отложил куриную ножку, вытер руки и навострил уши — культурный, Наль хмуро-задумчиво кивнул, как бы дозволяя классику, но не в злободневном виде. — Я, конечно, не поэт, — нисколько не солгал Талик, — да и целиком наизусть всё не помню, — что опять было чистой правдой, — так что если не понравится, вы скажите… Но я рискну попробовать! — Осчастливил он ельфей, которые приготовились терпеть пытку «Песней о купце…» в качестве расплаты за ужин. — А чтобы никому не было обидно, пусть главным героем будет… хоббит.
Тёмные заинтересованно переглянулись, Баська ойкнул, Силь открыл рот от удивления, а Наль вздохнул так, как будто его приговорили к расстрелу через утопление.
— Э-э… примерно вот так! — Завершил вступительную речь писатель Золотов, не давая публике очухаться и возразить:
— Не сияет на небе солнце красное,
Не любуются им тучки синие:
То за трапезой сидит во златом венце,
Сидит грозный Властелин темней Тёмного.
Позади его стоят нАзгулы,
Супротив его всё орки да гоблины,
И пирует Властелин от безделия, —
бодро начал переделывать текст Талик.
— В удовольствие своё и веселие, —
неожиданно явил поэтический талант Витольд.
— …Улыбаясь, Властелин повелел тогда
Вина сладкого эльфийского
Нацедить в свой золочёный ковш
И поднесть его своим нАзгулам.
И все пили, Властелина славили.
Лишь один из них, из нАзгулов,
Удалой боец… —
Талик замялся.
— Умом тронутый, — нелепо, но в ритм влез Бутончик.
— В золотом ковше не мочил усов…
— Потому как усов нет у нАзгулов,
— вставил подробность Бормотун, вероятно, из магических соображений.
— И вообще они не комплектные,
Потому как есть — они мёртвые!
— Пояснил он своё решение, чем почти загнал Талика в смысловой тупик. Зачем тогда этому некомплектному будет нужна светлая эльфийка!? Но пришлось продолжать:
— Опустил он в землю очи тёмные, —
…И откуда у назгула очи, если усов и ничего прочего уже нет!?
— Очи тёмные, вставные заморские, —
выкрутился Бормотун. Где-то внутри хлопнулся в обморок Бутончик, слишком буквально представив опускание вставных очей в землю.
— Опустил головушку на широку грудь,
А в груди его была дума крепкая. —
Вот, «грудь», да еще и «дума» в ней! Талик никогда не понимал, откуда она там…
— Потому в груди, что безмозглый он! — Заполнил паузу маг с характерным поэтическим подвывом и передал слово писателю:
— Вот нахмурил Властелин брови чёрные
И навел на него очи зоркие,
Словно коршун взглянул с высоты небес
На младого ворона чернокрылого,
Да не поднял глаз молодой НазгУл. —
(Пришедший в себя Бутончик предъявил всем картинку валяющихся на земле глазных протезов и сбил настрой).
— Вот об землю Властелин стукнул посохом, —
подхватил инициативу Витольд.
И железный пол на полчетверти
Он победитовым пробил оконечником, —
ввинтил демон техническую подробность.
— Вот промолвил Властелин слово грозное, —
Продолжил Талик и опять замялся.
— Гей ты, верный наш слуга, удалой НазгУл, —
подсказал Бормотун, забыв переделать первое слово. Зато Силь решила всплакнуть: назгул-гей, лишенный тела, это же платонически прекрасно!
Местами текст вообще переделки не требовал. Описание жены хоббита вышло, что надо. Правда, за счёт пропусков, возникали удивительные картины и новое осмысление текста:
— Молвит слово — соловей поет;
Горят щеки ее румяные,
Как заря на небе утречком;
Косы русые, золотистые,
В ленты яркие заплетенные,
По плечам бегут, извиваются,
С грудью белою цалуются. —
На этом месте уже Талик впал в ступор, поняв, что опричник в оригинальном произведении описывал Ивану Грозному свою эротическую фантазию. Ну, надо же! Описание-то выходило совершенно голым, даже если учесть случайно пропущенную фату, которой закрывалась стыдливая дама.
— Во семье родилась она Тингола, — влез Бормотун с эльфийской принадлежностью героини. — Прозывается она девой Лютиэн…
Сущности скооперировались, и дальше дело пошло как по маслу. Слушали все. И пусть, мнения слушателей разделились, но успех был на лицо. На некоторых лицах — особенно был. Силь беззвучно плакала, вцепившись в остроухого, Баська демонстрировал своё неприятие вольного обращения с классикой, нервно догладывая вторую по счёту курицу, зато оба тёмных, на которых и было рассчитано повествование, застыли как два суслика и ловили каждое слово. Даже рты открыли. Бормотун и впрямь работал. По крайней мере, раньше Талик никогда не замечал, чтобы его ирокез раскачивался в такт повествованию. Наверное, это и была энергия, а ирокез транслировал её как антенна. Слегка портил общую картину главный конвоир — он откровенно потешался над тем, что можно сотворить с оригиналом при определенной резвости мысли. Да, и правда, сюжет вытворял нечто такое, с подачи разных сущностей, что писатель Золотов пару раз мысленно извинился перед покойным Лермонтовым. И разок перед Толкином.
Своих личных персонажей выдумывать было нельзя, о чём все помнили. Сущности вставляли общеизвестных героев с некоторыми дополнениями, отчего их количество росло как на дрожжах. Пока Талик заполнял паузу в сюжете, расписывая качества мирного хоббита Фродо Бэггинса, любителя нор, грядок и огородов, Витольд напряг свои демонические способности и пристроил хоббиту побратима-эльфа. Светлого. Этот светлый эльф «Синбад-мореход» по-быстрому смотался в заморскую страну «Упокоище» и утырил там могучий артефакт: кинжал-кладенец, заточенный специально на назгулов, чтобы хоббит выходил на «честный бой» не с пустыми руками. Сцена со срыванием «фаты бухарской» со стыдливой жены купца Калашникова гнусным опричником, которую пришлось все-таки вставить в текст, тоже претерпела изменения и осовременилась. Подумаешь — платочек! Кому это интересно? Назгул встретил светлую эльфийку в подворотне и «порвал на ней декольте её до пупа почти, срамота одна…» Вот это публика оценила! В дальнейшем развитии сюжета помогал Бормотун, неосмотрительно лишивший Назгула всякой причины рвать декольте хоть на эльфийках, хоть на хоббитянках. Маг оказался не промах: «И сорвал у неё с груди… сильмарилл яхонтовый, мужем дареный». Сразу стало понятно, зачем Назгул за этой девицей ухлестывал. Такой поворот событий даже Талик оценил: Толкин — тоже в своем роде классика, и похищенный ценный сильмарилл вызывает отклик в душе любого эльфа… даже если сильмарилл — яхонтовый.
К финалу, когда Фродо пырнул Назгула ножом и приготовился к смерти на плахе, тёмные рыдали в обнимку. Особенно эффектным вышел конец: хоббит завещал эльфу-побратиму свою жену, сад и огород и выразил надежду, что с женой всё будет в порядке, но заранее похоронил своё сельское творчество. Ведь никто, даже светлые эльфы не могут выращивать такие дивные тыквы, как хоббиты. Последнее, что видел несчастный Фродо, перед тем как палач снес ему голову, радостную жену, вцепившуюся в эльфа-Синбада. «И решил он, что больше не женится, потому как — дурное занятие, а на светлых эльфийках — особенно. И очнулся он среди райских кущ. Кругом грядки рядами с редискою, с топинамбуром и с арахисом. Двадцать соток картошкой засажено, и заморского нет жука колорадского. И возрадовался хоббит счастию, счастью вечному попаданскому. И вошёл он в нору белокаменну, и стал жить поживать и добра наживать!» — закончил Талик и оценил результат.
Силь ревел…а в голос. Баська держал свою голову руками, как самую ценную хоббитянскую тыкву. Ушастый конвоир вышел из ступора, подумал и применил родной для Талика жест, покрутив пальцем у виска. Зато тёмные были поражены. Напрочь. Они посмотрели на графа-барда как на сошедшее к ним божество, отерли слёзы и повалились где сидели. Баська уже хотел плеснуть на них водичкой из лужи, но прислушавшись к дыханию, сообщил:
— Спят. Оба. Сразу. Странно…
— Нормально! — возразил Талик.
— Их сегодня с самого утра мотает: и у Люция побывали, и поперек седел их возили, и пешком знатно прогулялись, кормили два раза, и сказку прочитали… Эмоции и усталость! — влез с диагнозом Бормотун.
Талик, в целом, остался доволен. Теперь эти два ушастых недоразумения сделают ему такую рекламу… Лучше бы, конечно, они высказали нечто внятное. Но немой восторг тоже дорогого стоит. Вот только не стоило оставлять Силь так близко к Нальдо. Конвоир уже почти баюкал кавайную, как малого ребенка. А при попытке поинтересоваться мнением Силь насчет «песни о Фродо» зарычал хуже демона. Хотя… ну и ладно. Какое у неё может быть мнение, кроме яойного? К тому же она «светлая» и ей наверняка больше был интересен «Синбад», а не сюжет в целом.
Отложив все разговоры на утро, Талик нашел себе кусок «недуховной» пищи, проглотил не жуя, и отправился спать на свою попону.