Жму дверной звонок, поглаживая зевающего Даню по голове.
— Агния? — мама растерянно отступает в сторону, пропуская нас в квартиру.
— Мы к тебе. Можно? — закатываю чемодан и бросаю спортивную сумку на пол.
— Конечно. Даня, ты есть хочешь?
— Не-а. Я дома поел.
— Мы ляжем в гостиной?
Мама выдает постельное, пока я заправляю диван. Иногда ловлю взгляд мамы полный невысказанных вопросов, готовлюсь к непростому разговору.
Даня переодевается в пижаму и ложится. Засыпает почти сразу.
— Чаю? — киваю.
Идем на кухню, мама ставит на стол печенье.
— Рассказывай, — говорю снова и снова переживая весь ужас.
Я до сих пор не верю, что это случилось со мной. Ведь столько этих Анжи крутилось вокруг, уже не моего Ника. И даже, когда заметила его интерес к актрисе, всё еще надеялась, что он не переступит черту, что даже если мы разведемся, можем всё исправить.
— … Дождалась, когда он уснет и ушли.
— Зачем? Нужно было его выгнать.
— Мне ничего от него не надо! Ни копейки! И квартира эта ненужна, — впервые за несколько часов я вспыхиваю от гнева. — Пусть подавится своими миллионами, квартирой и тощей задницей Стоун! Представляешь, он мне всерьёз сказал, что думает я жила с ним ради денег! Что хочу потратить то, что достанется мне после развода на любовника! На Валька! Ган…. — мама с укором смотрит на меня и я давлюсь матерным словом. — Презерватив бывший в употреблении.
— Ты о муже или о Вальке?
— Да оба они хороши.
— Зря ты так. Почему ты должна отказываться от того, что положено тебе по закону!
— Я сказала, пусть оставит всё себе! А про Даню? Как он мог такое сказать? Что я сына нагуляла? Пусть дальше развлекается со своей Анжи. Но видеть его я больше не хочу! Ты же знаешь. Если бы вдруг такое случилось и я изменила, то Ник узнал бы об этом первым. Я не стала бы такое скрывать. И уж явно я бы себе кандидатуру получше выбрала, — мама отхлёбывает чай и задумчиво смотрит на фарфоровые фигурки, расставленные на полочке.
— А мне Марат нравился. Пусть постарше, но чувствовался в нем стержень. Ты же помнишь, помощника Гены?
— Угу, — киваю я, вспоминая жесткий черный взгляд громилы.
— Он же тебе даже предложение делал, а ты Ника выбрала.
— Ну ты вспомнила! Это еще до свадьбы было. И пугает он меня. Взгляд у него как у убийцы. Ты же сама мне рассказывала, что он в тюрьме после армии сидел.
— Так знала я об этом без подробностей. Гена говорил, он какое-то преступление совершил, не исполнил приказ. На два года посадили. А потом никуда на работу не брали. Только Гена в него поверил.
— Это все неважно. Будь он сам ангел и самый достойный во всех отношениях мужчина, я Ника любила, — к сожалению, всё еще люблю. Но не того, кем он стал сейчас, а прежнего.
— Вот именно! Смотрела на своего мужа, как на божество, возносила до небес, вот он, сволочь, и зазнался, — хлопнула по столу ладонью. — Нет, ты подумай, какой кобелина! Налево гульнул, а сам еще и тебя в этом же обвиняет.
— Мам, прошу. Хватит об этом, — каждый раз как я вспоминаю о Нике, перед глазами стоит картина из гостиницы, а в ушах бряканье бляшки ремня и противный стон Анжи.
— Прости. Иди сюда, — мама обнимает меня, гладит по голове. — Всё у тебя будет хорошо. Ты у меня девочка сильная, переживем. Вася скоро вернется, ремонт в комнате сделает.
— Да, нет. Не беспокойся. Я у вас ненадолго. Квартиру сниму и перееду.
— Глупости. Живите сколько хотите. Мы с Васей только рады будем. Но вот насчет совместно нажитого….
— Обойдусь. Я не безработная. Вполне нормально зарабатываю.
— Ты же привыкла тратить больше. Сможешь прожить на среднестатистическую зарплату?
— Все живут, и я смогу. Дорогие спорт кары мне не нужны, — как и снимать люксы в сотни тысяч.
Посидев еще немного в объятьях мамы, иду в комнату, ложусь на раскладушку. И снова думаю о нём. Как бы еще избавится от этой ноющей боли в груди и вытравить Ника из моих мыслей?
Марат
— Геннадий Леонидович у себя? — Аня — секретарша улыбается.
— Да, Марат Андреевич, — прикусывает кончик карандаша зубами и с интересом пробегается по фигуре.
Открываю дверь, он, как часто бывает в последнее время, сидит задумавшись перед панорамным окном.
Серебров невероятно умный мужик. Всё состояние сделал благодаря гениальному уму, деловой хватке и жесткому характеру. За что бы не взялся, всё у него получается.
Я часто благодарю судьбу, что на моем жизненном пути встретился такой дядя Гена. Каждому человеку однажды нужен тот, кто поможет подняться со дна.
Я всегда грезил жизнью военного. Мечтал однажды стать генералом.
Попал в элитные войска, потом на войну. Остался по контракту. Моя карьера шла на взлет, я занимался любимым делом. Был исполнителен, любые команды выполнял не задумываясь. А ту не смог. Да даже бы если бы отмотать время назад, я поступил бы так же.
Моя карьера стремительно полетела вниз.
Военная прокуратура, дело под грифом совершенно секретно.
Два года тюрьмы.
Я стал изгоем.
Друзья, мои верные боевые товарищи, которых я вытаскивал на себе, получал пули, перестали со мной общаться, потому что, то же могли попасть под пристальное внимание и стать таким же изгоем.
Я не знал как жить дальше, потому что хотел заниматься лишь армейской жизнью, ездить в горячие точки, теперь это всё было под запретом.
Как сейчас помню. Пришел устраиваться на работу охранником в компанию к дяде Гене. Начальник охраны меня послал. У меня же даже разрешения на ношение оружия не было. Сидел на лестнице, когда рядом со мной остановился Серебров. Стал расспрашивать кто я такой и почему сижу здесь, велел меня прогнать. А я заметил блик оптического прицела с крыши высотки напротив.
Сработал молниеносно, повалив его на ступени и закрыв собой, отдавал приказы тому самому начальнику охраны. Где находится стрелок. Не замечая боли в плече.
Позже, меня привезли в дорогую частную клинику и дядя Гена лично распорядился о моем лечении.
Я сидел рядом с ним, с перевязанным плечом. Когда мимо меня пронеслось рыжее солнце и повисло у дяди Гены на шее.
Девушке было лет шестнадцать. Смешная такая. В джинсах с дырками и косухе. А потом она посмотрела на меня своими зелеными омутами. И мне стало трудно дышать. В груди тесно и неудобно.
Я смотрел как двигаются ее губы, как появляется улыбка, но не понимал что она говорит. Такое же со мной было, когда рядом взорвалась бомба. Тогда я тоже оглох и все что слышал это звук радио, пытавшегося поймать волну.
— Марат, — дядя Гена хлопнул меня по плечу и я немного пришел в себя.
— Спасибо вам, Марат. Вы спасли дядю. Я вам очень благодарна. Вам больно? — коснулась забинтованного плеча и его начало жечь. — Вы не против, если я буду приходить к вам?
— Зачем? — прохрипел я, всё еще не понимая своего состояния. Возможно наркоз всё еще действовал. И меня продолжает штырить.
— Я хочу хоть как-то отблагодарить вас.
— Не против.
У меня никогда не было постоянной девушки, мне это было не нужно. Были подружки, к которым я не чувствовал ничего подобного.
Агния приходила ко мне каждый день. Приносила яблоки, мандарины и действие наркоза давно прошло, а меня всё еще не отпускало.
Знал, что не подхожу ей, что это девочка слишком хороша для меня. Но каждый день с нетерпением ждал полдника, потому что после него должная прийти Ая.
— Осторожно, — предупредил дядя Гена. — Она еще очень мала.
— А у нее есть парень?
— Крутится возле нее один, но мне он не нравится. Забитый волчонок. Отец алкаш, бьет его. Такой совсем ничего не знает об отношениях и семье. Перед глазами нет достойного примера.
— Можно, Марат? — в дверях появляется Агния и я подтягиваюсь на кровати. Гена исчезает, под предлогом того, что ему нужно переговорить с врачом.
— Я помогу, — она нагибается, подсовывая мне под спину подушку. Ее волосы гладят меня по щеке, и я втягиваю свежий запах. Она и пахнет солнечным светом, цветущим садом.
Агния с испугом распахивает глаза и отступает. Напугал, медведь. Я не хотел, чтобы она меня боялась.
— Я фрукты принесла, — ставит пакет на стол, засовывает руки в задний карманы джинс.
— Ты не останешься? — оглядывается назад, избегая смотреть на меня прямым взглядом
— Я не одна. Мой парень ждет в коридоре.
— Огонёк, ну ты скоро? — в палату входит парень, физически крепкий, на руках татуировки.
Что в мозгах у него, раз он так портит себя?
У меня тоже есть, но это была необходимость. Татуировка с группой крови и резусом. В случае если меня ранят, смогут быстро перелить кровь. Так, собственно, и происходило.
Пацан обнимает Агнию за талию, смотрит на меня с вызовом, а она расплывается в счастливой улыбке. Впервые ее улыбка меня не радует, потому что посвящена ему. Мы мереемся взглядами.
А парень достаточно сильный духом, не стушевался, не отвел взгляд.
— Ну, мы пойдем? — робко спрашивает она. Понимаю, что она больше не придёт. Киваю.
Пацан обнимает ее за талию, оборачивается на прощанье, победно ухмыляясь.
В тот день я выписался. Отправился выпускать пар на стрельбище. Серебров к тому времени, каким то чудом, восстановил лицензию на ношение оружия и взял в охранники. Пока.
«— Ты умный парень. Охранник это только начальная ступень. И однажды, ты станешь богатым.»
И я хотел этого, лишь потому что мечтал, чтобы у меня появилась квартира, хорошая машина, деньги, чтобы смог однажды дать ей ту жизнь, которую она заслуживает.
Но все зря.
Я стал помощником Сереброва. Ая выросла. Купил ей фотоаппарат на день рождения, но она не взяла. Она стала отстранённой, шарахалась от меня как от чумы.
Букеты цветов, как и украшения, возвращала обратно. Когда я приглашал ее куда-нибудь — отказывала. И когда я сделал очередную попытку пригасить ее на свидание, наорала на меня. Сказав, что любит Ника, что выходит за него замуж и чтобы я оставил ее в покои. И я впервые в своей жизни сдался.
Мой главный бой проигран. В тот самый день, когда Гена поехал поздравлять ее, я уехал за тридевять земель, на разработку нового месторождения нефти. Хотя больше всего на свете мне хотелось выкрасть невесту с огненными волосами и дерзким взглядом зеленых глаз, забравшим мою душу.
Я встаю рядом с Геной. Внизу, как муравьи ползают машины, а впереди зеленый цветущий парк.
— Люблю весну. Эти деревья в зелени, зарождение того, что умерло.
Я знаю о чем он.
— Все будет хорошо, — кладу руку ему на плечо. — Я как раз по этому поводу. В Сколково получили новые положительные результаты испытаний. Нужно только время.
— Которого у меня нет. Видишь, не всё можно купить за деньги, — уж мне ли не знать. Ни только здоровье, но и любовь.
Что-то в последнее время я все чаще думаю о ней.
— Какие люди глупые. Тратят время на ерунду, не понимая, что оно так скоротечно.
Вот и он туда же.
— О ком ты?
— О нем, — Гена разворачивается и открывает папку. — Ты же помнишь Ника Звездного, мужа моей племяшки? — как тут забыть.
— А что с ним? Слышал, что его фильм стал очень популярным.
— Ты не смотрел?
— Нет. Меня раздражают боевики. Все ложь. Тем более американские. А что там?
— Да меня тоже мало волнует сюжет. В основном актриса, с которой он закутил, — кладет на стол фотографию блондинки и Ника. Парочка идет рядом друг с другом, оба в очках, Ник надвинул на голову капюшон, но всё равно я его узнаю.
Как? Можно было променять Агнию на эту?
Одни получаю то, о чем другим остается только мечтать, но не ценят, размениваются на ширпотреб.
— У них же семья, ребенок. — Она была счастлива. Я видел снимки, которые делала служба охраны.
— Ребенок, — хмыкает Серебров. — Разбогател, возомнил себя пупом земли и пошел в разнос. Не до сына ему и не до Аи. Собственно, как я и думал. Деньги, слава такие сладкие и пьянящие. Не он первый, не он последний потерял голову.
— Как Ая? Она знает?
— Видела все своими глазами. Застала его со Стоун в гостинице, в самый разгар, — морщусь.
Бедное рыжее солнышко. Я ведь точно знаю, что она его любит, поэтому тогда и отступил.
— Собрала вещи и переехала к матери вместе с сыном.
Достает из папки новые фотографии и кладет передо мной.
Ая стоит возле машины, задрав голову смотрит на окна дома. Грусть, боль, усталость. Столько всего в этом взгляде зеленых глаз. Только спустя минуту замечаю хитрый внимательный взгляд Сереброва.
— Кхм, — тушуюсь, возвращаю фотографию на стол.
— Всё еще сохнешь по ней?
— Какая разница? — раздражаюсь.
— Любишь мою племяшку, — не спрашивает. — Я знаю. Поэтому и не женился до сих пор.
— Геннадий Леонидович! — взрываюсь я.
— Ладно. Успокойся. Раздухарился. Поручение для тебя есть. Нужно съездить переедать Ольге лекарство. Давление у нее скачет, а пьет всякую бурду дешёвую. Достал ей нормальное.
— Почему я? Больше послать не кого? Я не могу. У меня дел еще полно. Собрание провести нужно, в Сколково съездить.
— Без тебя разберутся. За одно посмотришь как там Ая, только осторожно. Может помощь нужна. Она же коза гордая, сама никогда не попросит. Марат, я прошу тебя не как моего партнера, а как друга, — мне всё это не нравится. И это поездка очень напоминает сводничество.
Не хочу. Точнее. Не могу. Но всё равно соглашаюсь.
— Хорошо. Съезжу.
Ая
Дождь барабанит по стеклам балкона, воздух свежий, чистый. Смотрю на стену ливня, бегущих людей и парочку, целующихся прямо под дождем. Веселые, влюбленные. У них все еще впереди.
Мысленно уношусь в прошлое, когда мы с Ником точно так же могли целоваться посреди улицы, смеяться. Я запрыгивала ему на спину, а он кружил меня.
Почему-то совсем не хочется вспоминать последний год. Те воспоминания лечат, навевают приятную грусть, а последние… Убивают.
Чувствую себя столетней бабкой. Я честно противостояла черноте, затягивающей душу, но она меня накрыла.
Мама встает рядом со мной, а я продолжаю смотреть на влюблённых.
— Даня всё ещё спит. Когда проснётся, хочу приготовить пирог.
— Пирог это отлично, — безэмоционально замечаю я.
— Ая, ты как?
— Никак, — пожимаю плечами.
— Знаю, сейчас не время, но я должна сказать. Ник снова заезжал, пока вы с Даней были на прогулке, — я напрягаюсь, слыша имя мужа, вопросительно смотрю на маму. — Кричал, угрожал, требовал впустить. Я ему снова повторила версию, что ты здесь не появляешься, что сняла квартиру, но где, не скажу. Ты же понимаешь, что не сможешь прятаться вечно от него. Вам нужно поговорить, — горько хмыкаю я.
— Наговорились на годы вперед.
— Но он, всё же отец. Имеет право знать, где сын. — вскакиваю.
— Не отец! Я многое могла бы стерпеть, пережить, но он отказался от Дани! Выставил меня черте кем! Это я ему даже спустя сто лет не прощу! Видеть его не хочу!
— И что? Так и будешь сидеть здесь? А как же работа?
— Я отменила заказы.
— А садик?
— Боюсь, что он придет и заберет Даню. Будет снова пытаться заставить вернуться, используя сына.
— Да ну. Он, конечно, ужасно поступил с тобой, но не опустится же до такой низости.
— Я уже не знаю, что от него ожидать.
— Мам? — сонный Даня трет глаза.
— Выспался? — тяну улыбку, обнимаю сына и целую в лоб. Он не должен знать в каком я состоянии.
— Ты снова грустишь? — проводит по щеке теплой ладошкой. — Из-за папы, да?
— Кто грустит? Всё хорошо. Задумалась просто. Бабушка пирог собралась делать. Пойдем поможем? — он кивает.
На кухне замешиваем тесто, показываю сыну как нужно, он повторяет. Хитро улыбаясь, касается моего носа липкими руками и заразительно хохочет.
— Ах, ты проказник! — ворчу я, тянусь к нему испачканными руками. Даня смеясь, убегает в коридор.
— Не догонишь! — хохочет он, врезается в мужчину, разговаривающего с мамой. — Ой! Извините!
Мужчина садится на корточки перед сыном.
— Привет. Я — Марат, — протягивает ему руку. Даня деловито пожимает.
— Данил! — хлопаю по лбу.
— Ты дяденьку замарал.
— Да ничего, — мужчина поднимает голову и смотрит черным взглядом. — Здравствуй, Агния, — он стал еще массивнее, крупнее. Черты лица еще больше ожесточились. Я смущённо заправляю прядку за ухо.
— Перепачкались все! Ни на минуту вас оставить нельзя, — ворчит мама. — Марата замарали. Как он сейчас поедет? Человек мне лекарство привез, а вы? Да вы проходите, Марат. Сейчас мы пирог быстро испечем. Поедите с нами.
— Да неудобно как-то, — выпрямляется он.
— Глупости! — отмахивается мама.
Мы уходим на кухню, следом за нами входит мама.
— Хотела помочь оттереть пятно с брюк, сказал сам справится.
— Он с нами будет есть? — Даня, залезает на табуретку, смотрит как я раскатываю тесто.
— А ты против?
— Да нет, — пожимаю плечами. — Это твой дом.
Марат заходит на кухню, занимая собой всё пространство.
— Как дядя Гена? — отправляю пирог в духовку.
— Нормально. Весь в делах. Как ты? — складываю полотенце пополам.
— Лучше всех! — не хочется жаловаться. Пусть думает, что у меня всё отлично.
Раздается звонок в дверь.
— Я открою! — Даня пулей летит в коридор.
— Стой! — не успеваю его опередить.
— Папа? — Даня отступает. Ник заходит, прикрывает дверь.
— Привет, сын. Собирайся, поехали домой! — переводит взгляд на меня, скользит по голым коленкам, задерживается на груди.
— Никуда он не поедет! — рычу я, задвигая сына за спину.
— Огонек, поехали все вместе, — тянет за руку, я упираюсь.
— Пусти! Больно!
— Я и силой утащить могу, — обнимает меня. Горечь, как изжога поднимается по горлу.
— У тебя нет права врываться в мой дом, вести меня силой!
— Ты все еще моя жена! — встряхивает меня, держа за запястья. — Забыла?
— Ненадолго! — шепчу я. От бессилья глаза стекленеют. Хуже всего, что эту неприятную картину видит сын и больше не получится делать вид, что ничего не происходит,
— Отпусти, Аю! — гремит за спиной.
— А это еще что за хрен с горы? — зло прищуривается Ник.