Редактор Линге

IX

Это была правда — Шарлотта и Бондезенъ говорили: другъ другу «ты», когда они оставались одни въ комнатѣ Бондезена на Парквегѣ, когда около нихъ никого не было. Она часто бывала тамъ; въ первый разъ это случилось въ тотъ вечеръ, когда они возвращались домой изъ собранія рабочихъ. Бондезенъ завладѣлъ ея сердцемъ. Съ тѣхъ поръ, въ предолженіе осени и зимы, она бывала тамъ не разъ; они забѣгали къ нему на часъ или на два послѣ поѣздокъ на велосипедѣ, а когда наступила снѣжная зима, они ходили вмѣстѣ въ театръ или въ циркъ, чтобъ послѣ этого хоть немножко посидѣть въ комнатѣ Бондезена. Ей было такъ жарко послѣ ходьбы, отъ свѣжаго воздуха. Она снимала пальто и шляпу, когда входила къ нему, Бондезенъ помогалъ ей. Дрова трещали въ печкѣ, и чтобъ въ комнатѣ было уютнѣе, они уменьшали огонь лампы.

Это такъ часто повторялось, что пылъ Бондезена началъ остывать. Самое скверное было то, что теперь Шарлотта сама приходила къ нему, безъ всякихъ приглашеній, когда у нея бывали дѣла въ городѣ; эти посѣщенія не всегда бывали ему пріятны. Онъ предпочиталъ торопливо и поспѣшно самому вести ее наверхъ, чтобы избѣжать встрѣчъ на лѣстницѣ, въ третій этажъ. Когда они доходили до двери, ему все еще приходилось употреблять предосторожности, высовывать голову на лѣстницу и прислушиваться, все ли спокойно въ верхнихъ этажахъ. Благодаря этому, каждый разъ они нѣсколько волновались, — это было очень пикантно. А въ комнатѣ, закрывъ дверь, онъ съ наслажденіемъ свободно вздыхалъ и дрожащими руками снималъ съ нея пальто. Но все это исчезало, когда она приходила къ нему среди бѣла дня, со свертками въ рукахъ, вся пропитанная запахомъ покупокъ, которыя она дѣлала для матери въ гастрономическихъ магазинахъ. Это уже совсѣмъ было похоже на жену, возвращающуюся домой съ мясомъ въ бумагѣ. И какъ мало привлекательно было при дневномъ свѣтѣ, снимать съ нея накидку и все прочее, когда каждую минуту можно было ожидать почтальона или товарища, или даже хозяйку, забывшую стереть утромъ пыль. Нѣтъ, Бондезену это совсѣмъ не нравилось.

Если бъ онъ не былъ обрученъ съ Шарлоттой, онъ отказался бы отъ этихъ посѣщеній. А она ничего не замѣчала и не понимала, что первая вспышка исчезла. Она все приходила, приходила и приходила. Она была такъ же мила и нѣжна приходя, какъ и уходя; онъ никогда еще не видѣлъ подобнаго самообладанія. Но онъ не былъ виноватъ въ томъ, что онъ больше не ликовалъ, когда она входила къ нему.

Обо всемъ этомъ размышляетъ Бондезенъ и чувствуетъ, что ему всѣ надоѣли, самъ онъ и весь міръ.

Фредрикъ тоже провелъ его, обманулъ его довѣріе. Онъ никогда не мечталъ сдѣлать изъ него убѣжденнаго радикала, какимъ былъ самъ, для этого у Фредрика было черезчуръ мало силы воли. Но, несмотря на его проповѣдь, убѣжденія и стучанье по столу, онъ показалъ, что онъ все тотъ же Илэнъ, — аристократъ и бюрократъ. Вотъ почему Бондезенъ охотно бы бросилъ Илэновъ, завелъ бы новыя знакомства; это вѣдь ужасно утомительно быть вѣчнымъ другомъ одной семьи. Все было противно, и ничего нельзя было измѣнить. Фредрикъ основательно устроился теперь въ «Новостяхъ», и уже по этому одному Бондезенъ долженъ былъ держаться этой дружбы; у него было кое-что задумано, нѣсколько стихотвореній, нѣсколько настроеній, и онъ давно ужъ рѣшилъ дебютировать въ «Новостяхъ», въ этой газетѣ, которая все больше и больше читалась, — чуть не всѣмъ міромъ.

Только бы все шло удачно! Онъ рѣшилъ отъ Илэновъ итти прямо домой и попробовать, не можетъ ли онъ теперь написать нѣсколько стихотвореній; онъ такъ хорошо былъ утромъ настроенъ, когда всталъ, а теперь, кажется, все исчезло. Можетъ быть, было глупо сердиться, но Бондезенъ, все-таки, сердился. Хойбро разозлилъ его своими длинными, важными отвѣтами на всѣ его замѣчанія, а Шарлотта довела его до того, что онъ выдалъ всѣмъ ихъ тайныя отношенія. Ахъ, если бъ онъ не проболтался и не сказалъ бы ей «ты»! Теперь узелъ затянулся сильнѣе, это дѣлало его несвободнымъ, мѣшало всѣмъ его движеніямъ. Онъ не былъ созданъ для того, чтобы быть съ кѣмъ-нибудь въ очень близкихъ отношеніяхъ, и его обрученіе, состоявшееся какъ-то подъ горячую руку, съ глазу на глазъ, мучило его, вмѣсто того, чтобы дать ему счастье.

Когда въ комнату вошла фру Илэнъ и заговорила объ угловой комнатѣ, онъ не могъ порадовать ее и сказать, что онъ готовъ сію минуту снять эту комнату.

— Можетъ случиться, — говорила фру Илэнъ, — что Хойбро въ одинъ прекрасный день откажется отъ комнаты.

Она очень неохотно разстанется съ нимъ, онъ такой превосходный квартирантъ, но онъ сдѣлался такимъ страннымъ за послѣднее время; а если онъ откажется, — комната останется пустой!

Бондезену нужна была лишь одна минутка, чтобы все это сразу обдумать. Онъ зналъ, что если онъ переѣдетъ въ этотъ домъ, то окончательно будетъ пойманъ. Ихъ отношенія сейчасъ же будутъ обнаружены, а это равняется браку. У него и въ мысляхъ не было обмануть Шарлотту; никто не долженъ подозрѣвать его въ этомъ низкомъ образѣ дѣйствій; они давно уже сговорились между собой, онъ далъ ей слово. Но вотъ какъ разъ въ послѣднее время онъ почувствовалъ потребность немного подумать и обсудить это дѣло. Въ худшемъ случаѣ, ему пришлось бы приняться за науку и держать экзамены.

Вотъ почему при всемъ своемъ желаніи онъ ничего другого не могъ отвѣтить фру Илэнъ, какъ только то, что онъ, къ сожалѣнію, уже давно снялъ комнату въ Парквегѣ на цѣлый годъ. Онъ очень жалѣетъ объ этомъ.

Услыхавъ, между тѣмъ, что въ сосѣдней комнатѣ встаетъ Фредрикъ, онъ поднялся и вышелъ. Бондезенъ всѣмъ былъ недоволенъ въ эту минуту. Это ничего, что фру Илэнъ нашла немного страннымъ, что онъ именно теперь снялъ комнату въ Парквегѣ на цѣлый годъ.

Шарлотта смотрѣла на него прежними довѣрчивыми глазами. Изъ всѣхъ она была самая счастливая, такъ ее обрадовало, что Бондезенъ сказалъ всѣмъ, что они съ глазу на глазъ говорили другъ другу «ты».

Она поднялась и догнала Бондезена въ прихожей.

— Благодарю, — сказала она, — благодарю!

Онъ обнялъ ее. И это съ ней-то онъ хотѣлъ разстаться! Онъ не понималъ, гдѣ было его благоразуміе въ ту минуту. Никогда онъ ей не причинитъ горя, никогда! Онъ просилъ ее простить, что онъ такъ вспылилъ и, прежде чѣмъ уйти, наклонился къ ея уху, и они сговорились, что вечеромъ будутъ вмѣстѣ.

Фредрикъ вошелъ въ комнату немного блѣднѣе обыкновеннаго, немного утомленный тяжелой работой надъ этими политическими статьями за послѣднее время. Эта работа стоила ему гораздо большаго труда, чѣмъ всѣ предшествующія научныя работы; онъ не былъ политикомъ, онъ никогда особенно не интересовался политикой; правая утверждала одно, лѣвая — другое, иначе быть не могло, но всегда была права правая; онъ это чувствовалъ въ глубинѣ своей души, хотя обыкновенно говорилъ:- есть много справедливаго и въ оппозиціи лѣвыхъ. Но Илэнъ попалъ на ложный путь; все меньше мѣста предоставлялось его наукѣ. Изо дня въ день «Новости» занимались политикой. Статьи объ уніи надѣлали шуму по всей странѣ, даже шведская пресса перепечатала ихъ, а Линге выступалъ каждый день или съ выясненіемъ, или съ защитой этихъ статей. Среди всего этого Илэнъ бездѣйствовалъ, онъ только вырѣзывалъ и переписывалъ замѣтки. Но эта работа не стояла въ уровень съ его интересами, и, направляясь въ бюро редакціи, онъ искренно желалъ, чтобы наступилъ скорѣй конецъ политическимъ раздорамъ.

Но дѣло это протянется еще долго; Линге отложилъ пока всѣ свои остальныя дѣла въ сторону и защищалъ свою точку зрѣнія въ вопросѣ объ уніи. Онъ опять оказался удивительно ловкимъ. Что онъ такое сдѣлалъ? Въ чемъ состояло преступленіе, противъ котораго возмущались разные идіоты? Онъ утверждалъ только, что унія, такая, какъ она теперь, самая лучшая, и никто и не возьметъ на себя отвѣтственности за радикальныя измѣненія, предложенныя нѣкоторыми. И что же дальше? Если лѣвая не хочетъ уніи, она больше не лѣвая. Никто не долженъ вести республиканской пропаганды подъ маской лѣвыхъ.

«Новости» укажутъ на это, какъ на поступокъ, недостойный честной политики. «Новости» представляютъ собой лѣвую, какой она есть и какой думаетъ остаться; вотъ почему онѣ держатся за унію.

Короче говоря: «Новости» такъ честны и добросовѣстны, что Лео Хойбро совсѣмъ несправедливъ со всѣми своими враждебными обвиненіями. Никто, кто только читалъ «Новости», не могъ на нихъ пожаловаться.

Развѣ это не звучало красиво и гуманно въ одно и то же время, когда газета такъ рѣшительно протестовала противъ злыхъ, исполненныхъ ненависти рѣчей о братскомъ народѣ?

Да, «Новости» не хотѣли принимать участія въ этой ненависти; Линге въ другихъ вещахъ уже значительно улучшилъ тонъ прессы, онъ и въ этомъ направленіи хотѣлъ поднять уровень норвежской журналистики; больше всего достигнешь, дѣйствуя, какъ культурный человѣкъ. И такъ легко бѣгало перо Линге, такъ сквозила правда въ его доказательствахъ, что нападки на него постепенно прекращались; было очень немного такихъ, которые не признавали за нимъ искренняго желанія поднять нравственный уровень журналистики.

Оставался еще «Норвежецъ». Кротко и вѣрно онъ не измѣнялъ своимъ, коптѣлъ надъ своей древней либеральной точкой зрѣнія; никакого измѣненія въ его взглядахъ не было, и онъ изо всѣхъ силъ старался предотвратитъ этотъ переворотъ. Но сила «Норвежца» была не въ нападкахъ; сила его заключалась въ томъ, что онъ разъяснялъ свои прежнія требованія, — и онъ всегда держался своихъ мнѣній, несмотря на то, что очень часто все, что онъ говорилъ и дѣлалъ, извращалось у него же передъ носомъ. «Норвежцу» Линге указалъ его мѣсто, и потомъ оставилъ его въ покоѣ. Странно, но послѣ этихъ серьезныхъ словъ «Норвежецъ» больше ничего не сказалъ. Боялся онъ Линге? Онъ не осмѣливался даже нанести ему одинъ изъ тѣхъ своихъ ударовъ, передъ которыми никто не отступалъ. Линге считался такимъ вліятельнымъ, что никто не смѣлъ пошевельнуться безъ его знака. Забирали ли какого-нибудь гуляку, давался ли отзывъ о книгѣ сомнительнаго содержанія, или кого-нибудь рекомендовали на мѣсто, — это не обходилось безъ Линге. Это сказалось особенно рѣзко, когда статья «Норвежца» объ отношеніяхъ нашихъ моряковъ была также упомянута и Линге, — несчастный редакторъ «Норвежца» не сказалъ на это ни слова, не настоялъ на своемъ правѣ, и никому не было ясно, гдѣ же, въ концѣ концовъ, прежде была напечатана статья. Вѣдь никто не далъ себѣ труда просмотрѣть старыя газеты.

Въ эти дни «Норвежца» постигла неожиданная радость, — твердость его убѣжденій была награждена. Цѣлыми массами являлись новые подписчики, старые вѣрные либералы, отпавшіе отъ «Новостей», сѣдые ветераны, главари партіи. Въ первый разъ Линге былъ такъ не понятъ публикой; никогда еще онъ такъ смѣшно не попадался. Но онъ это не оставитъ такъ, никогда, — настанетъ и его время посмѣяться. Въ чемъ его упрекаютъ? Развѣ его газета не единственная читаемая газета? «Норвежецъ», который, такъ сказать, находится при послѣднемъ издыханіи, вздумалъ снова воспрянуть духомъ, вздумалъ жить: онъ получилъ новыхъ подписчиковъ и хотѣлъ существовать теперь наравнѣ съ «Новостями».

Хорошо, пусть онъ существуетъ, несмотря на всѣ его недостатки, — онъ, все-таки, товарищъ по убѣжденіямъ; пусть онъ живетъ! Линге не завидуетъ, пусть у него останется этотъ жалкій кусокъ хлѣба.

Онъ зналъ, что у него въ городѣ есть свой большой кругъ читателей. Христіанія не могла обойтись безъ него; здѣсь онъ былъ въ своей сферѣ; какое значеніе это имѣло, если нѣсколько человѣкъ отказалось отъ его газеты. На ихъ мѣсто появились другіе читатели, люди, политическіе взгляды которыхъ онъ затронулъ своимъ теперешнимъ образомъ дѣйствій. Да, да, онъ и не такіе бури выдерживалъ.

Каждый разъ онъ разспрашивалъ Лепорелло, какъ относится городъ ко всѣмъ этимъ вещамъ, что думаетъ городъ объ этомъ? Что говорятъ объ этомъ въ «Грандѣ»?

Городъ говорилъ исключительно только объ этой статьѣ. Лепорелло завидовалъ, что «Норвежецъ» опять привлекъ всеобщее вниманіе извѣстіемъ о самоубійствѣ художника Дальбіэ.

Это самоубійство, дѣйствительно, интересовало публику. Дальбіэ былъ молодой человѣкъ, очень извѣстный на улицѣ Карла Іоганна. Между прочимъ, онъ издалъ цѣлый сборникъ стихотвореній; онъ былъ очень многосторонній и живой. Пріѣхавъ въ Христіанію, онъ довольно скоро пріобрѣлъ нѣкоторую извѣстность изъ-за разныхъ скандальныхъ исторій; вскорѣ послѣ этого онъ выставилъ нѣсколько картинъ у Пломбквиста. И вдругъ этотъ человѣкъ застрѣлился; сотрудникъ «Норвежца» случайно услышалъ этотъ выстрѣлъ, и первый сообщилъ грустную вѣсть, но очень сухо и спокойно, безъ криковъ и не привлекая вниманія, что, вообще, было въ привычкахъ «Норвежца», Газета только высказала свою симпатію несчастному человѣку, котораго, вѣроятно, какое-нибудь тайное горе довело до этого. Ни одна газета не знала объ этомъ событіи, — гдѣ же были «Новости», гдѣ онѣ были въ это время? Отъ нихъ ускользнула хорошая, значительная статья, которая должна была бы стоять на первой страницѣ. Линге еще больше былъ раздраженъ, увидя, что эта добыча ускользнула у него между пальцевъ.

Но что говорилъ городъ? Былъ онъ на сторонѣ художника?

Насколько могъ замѣтить Лепорелло, городъ, кажется, не очень сожалѣетъ о смерти молодого человѣка. Его талантъ оспаривался, и кромѣ того, онъ почти скомпрометтировалъ одну молодую даму съ очень извѣстнымъ именемъ.

Тогда Линге взялся за перо. «Норвежцу» не очень-то жирно придется отъ всей этой исторіи, доставшейся ему такъ, безъ всякаго труда. Онъ считалъ это самоубійство просто-на-просто смѣшнымъ. Онъ посовѣтовалъ бы полиціи выяснить это дѣло, — развѣ товарищи умершаго не могли отсовѣтовать этому ребенку лишать себя жизни? Такія вещи не должны происходить въ цивилизованномъ и нравственномъ обществѣ; нужно было бы помѣшать мальчику хвататься за револьверъ только потому, что простылъ супъ за обѣдомъ.

Въ эту минуту Линге горячо сочувствовалъ обществу, которое должно было столько переносить; онъ вложилъ много убѣжденности въ эти строки, и самъ нашелъ ихъ превосходными. Всѣ опять будутъ удивляться его безпримѣрной способности такъ быстро и вѣрно отгадывать самыя сокровенныя мысли людей.

Это, дѣйствительно, смѣшно. Ну, зачѣмъ этотъ юноша лишилъ себя жизни?

Когда Илэнъ вошелъ въ редакцію «Новостей», онъ услыхалъ громкій разговоръ въ комнатѣ редактора. Секретарь сказалъ, смѣясь:

— Онъ разсчитывается съ одной изъ своихъ пріятельницъ.

Вскорѣ послѣ этого изъ бюро Линге вышла дама, — сильно взволнованная. Она была очень плотная, полная, у нея были необыкновенно свѣтлые волосы и голубые глаза. Это была фру Л., прозывавшаяся камбалой, потому что была такая жирная, а кожа у нея была бѣлая.

Линге провожаетъ ее до дверей и кланяется ей; онъ соблюдаетъ приличіе и проситъ даже какъ-нибудь навѣстить его, — онъ очень хорошо знаетъ, что она больше никогда не вернется послѣ этого расчета. Они не могли дольше переносить другъ друга; легкомысленный нравъ Линге причинялъ ей черезчуръ много заботъ, а онъ, съ своей стороны, ждалъ съ нетерпѣніемъ дня разлуки. Ну, слава Богу, теперь все это миновало! Эти полустарыя дамы, которыя постоянно выпадали ему на долю, совершенно не знали, сколько мученій онѣ доставляютъ человѣку, когда не хотятъ отпустить его отъ себя. «Камбала» упрекнула его даже въ нѣкоторыхъ неисполненныхъ обѣщаніяхъ, въ нѣкоторыхъ некрасивыхъ продѣлкахъ, во лжи. Но его долгая жизнь журналиста пріучила его выдерживать бури; его внутренняя сила была такъ велика, что онъ ни разу не опустилъ глазъ книзу, когда она упрекала его въ измѣнѣ и невѣрности.

Но неужели ему никогда не посчастливится побѣдить сердце, никѣмъ другимъ еще непобѣжденное, — молодую, цвѣтущую, желанную дѣвушку, которая предпочтетъ его всѣмъ другимъ, — неужели ему никогда не повезетъ? А почему же и нѣтъ? Ему было 40 лѣтъ, но онъ чувствовалъ себя молодымъ. Даже Шарлотта Илэнъ покраснѣла, увидя его; это такъ же вѣрно, какъ и то, что его зовутъ Линге.

Онъ вспомнилъ Фредрика, ея брата, котораго онъ заманилъ въ «Новости», — теперь онъ охотно отдѣлался бы отъ него. Линге теперь опять былъ редакторомъ, извѣстнымъ журналистомъ, издававшимъ самую распространенную газету въ странѣ. Онъ открылъ дверь и выглянулъ, — совершенно вѣрно, Илэнъ сидѣлъ на своемъ мѣстѣ. Линге не зналъ, на что ему теперь этотъ человѣкъ; бюджетъ газеты былъ въ затруднительномъ положеніи, а работы Илэна не представляли больше интереса; въ публикѣ перестали больше удивляться тому, что знатное имя Илэна встрѣчается въ газетѣ Линге. Ну и что же? Разумѣется, этотъ человѣкъ не ради его собственныхъ достоинствъ былъ произведенъ въ сотрудники газеты, поэтому нельзя было черезчуръ на него положиться. Подписчики изъ самаго центра лѣвой, покинувшія такъ демонстративно «Новости» и перешедшіе къ «Норвежцу», — развѣ все это — пустяки?

Линге не могъ понять людей, читавшихъ «Норвежца», который не могъ даже ударить бичемъ или поймать агента, даже если бъ это было чрезвычайно необходимо. Онъ желалъ всего хорошаго своему товарищу по убѣжденіямъ, но тотъ стоялъ у него на пути, онъ не могъ развернуться, какъ онъ этого хотѣлъ; его цѣлью было заставить всѣхъ читать свою газету, а «Норвежецъ» мѣшалъ этому своей непоколебимой политической стойкостью.

Вдругъ Линге приказываетъ позвать управляющаго. Входитъ маленькій, худой человѣкъ съ черной бородой. У него есть нѣсколько акцій въ газетѣ, и онъ преданъ «Новостямъ» тѣломъ и душой.

— Линге слышалъ, что они потеряли подписчиковъ?

— Да, именно они-то и перешли къ «Норвежцу».

Линге задумался. Маленькій управляющій тоже.

— «Норвежецъ» печатаетъ объявленія пароходныхъ обществъ, — говоритъ онъ.

— Развѣ они у него? — спрашиваетъ Линге.

— Да, и кромѣ того у «Норвежца» еще публикаціи о каналахъ въ Фредриксхальдѣ.

— Да, — говоритъ Линге, — собственно говоря, онъ не долженъ былъ бы ихъ имѣть. Самое вѣрное, если это будетъ печататься въ самой распространенной газетѣ, а это — «Новости». Онъ очень далекъ отъ того, чтобы желать зла своему коллегѣ; но этотъ коллега не поддерживаетъ его больше въ прежней политикѣ лѣвой, напротивъ, онъ тормозитъ дѣятельность «Новостей». Вотъ почему ему нужно бороться съ нимъ, — это вопросъ принципіальный.

Они поговорили немного объ отпавшихъ подписчикахъ. Линге узналъ ихъ число, — было названо много извѣстныхъ именъ изъ среды лѣвой. Многіе, какъ на причину своего отказа, указывали на статью объ уніи.

Вдругъ за узкимъ маленькимъ лбомъ управляющаго зародился смѣлый планъ.