— Это очень неожиданная просьба. Но, скорее всего, мы ответим отказом. Такого просто не было в истории города.
Первый секретарь Московского горкома был явно обескуражен. Я же с трудом сдерживал улыбку, наблюдая за мимикой ответственного товарища. Его монументальный нос забавно морщился, и, казалось, жил своей собственной жизнью. В глазах же затаилась явная растерянность, если не испуг. Но годы аппаратной борьбы сыграли свою роль, и Гришин быстро взял себя в руки. Такая реакция вполне понятна. Не каждый день к нему на приём записывается какой-то режиссёр и просит разрешить съёмки рекламного ролика. Но не это главное. Этот безумец собрался снимать иностранцев на Красной площади! А дело было так.
Сразу по возвращении, я напросился на приём к Фурцевой, где отчитался о поездке и закинул удочку насчёт съёмок рекламного ролика в Москве. Больше упирал на то, что «LV» скоро станет владельцем нового фестиваля, где мы можем продвигать свои короткие рекламные фильмы. Ответ министра был вполне резонным.
— Алексей, вот скажи — какую советскую продукцию ты собрался рекламировать? Это, конечно, не моя епархия, но я немного разбираюсь в международной торговле. Наше оборудование и сырьё покупают без всякой рекламы. Отечественные товары хорошо продаются и без дополнительных расходов на их продвижение. А многие товары народного потребления мы вообще импортируем. И им точно не нужна реклама.
— А как же культура? — ответ у меня уже был готов, — У меня появилась идея снять целый цикл роликов об архитектуре Москвы, Ленинграда и старинных русских городов. Тем более, что ЛСДФ уже начали снимать документальный фильм о бывшей столице. Люди там толковые, сделать краткую выжимку и красиво её преподать им вполне по силам. Этот материал могут использовать товарищи из «Интуриста». Многие иностранцы не прочь посетить нашу страну. Почему не помочь принять решение благодаря красивым фото и киноматериалам?
— Всё у тебя легко и просто, — проворчала Фурцева, но уже без скепсиса, — Я твоё прошение подпишу. Но моей визы недостаточно. Даже если согласятся городские власти, то последнее слово останется за МВД и КГБ. Красная площадь — это стратегический объект, если ты ещё не понял.
Меньше всего вопросов мне задали во «Внешторге». Я им быстро объяснил ситуацию, указал сумму, которую Луи Виттон готов перечислить за съёмку — и нашёл полное понимание. И вот теперь приходится уговаривать городские власти в лице Гришина и председателя Мосгорисполкома Промыслова. Оно, может, и к лучшему. Сразу пообщаюсь с партийным и хозяйственным руководителем столицы. Но особого восторга товарищи пока не выразили. Значит, придётся переходить к плану «Б».
— Насколько я понял господина Виттона, у него есть планы на сотрудничество с СССР. Его компания выпускает достаточно большой ассортимент сумок. Почему бы вам не обсудить создание совместного предприятия, или производство комплектующих для французской компании. Сам месье Гастон настроен очень позитивно. Что касается компетентных органов, то в любом случае придётся с ними сотрудничать. Хотя никто не собирается снимать Мавзолей или Вечный огонь. Нам хватит Спасской башни, Собора Василия Блаженного и Большого тетра. А ещё у меня есть предложение снять обзорный ролик о Москве для иностранцев. Чем больше туристов посетят столицу, тем лучше для образа нашего государства за рубежом.
Ещё чуть-чуть, и я бы начал шпарить про марксизм-ленинизм, восьмую пятилетку и выполнение решения последнего съезда. Только передо мной сидят прагматики, которые сами кого угодно сагитируют за советскую власть. Надо заинтересовать двух этих политических тяжеловесов. Только не уверен, что окончательное решение может принять лично Гришин. Хотя именно он является фактическим главой города и членом ЦК КПСС. Но всё-таки обозначенный мною формат сотрудничества с иностранным концерном — слишком заманчивая перспектива, чтобы её игнорировать. Ведь дело не в прибыли. Политические дивиденды для людей такого уровня гораздо важнее. Но меня это волнует меньше всего. Поэтому решаю додавить товарищей.
— Вот прошение о получении разрешения, — достаю из папки несколько листов, — «Минкульт», «Госкино» и «Внешторг» одобрили мою инициативу. Компания «Луи Виттон» начала активно поддерживать разнообразные культурные мероприятия. Сотрудничество с этой компанией поможет советским литераторам, режиссёрам, художникам и другим деятелям искусств, заявить о себе на международном уровне. Поэтому профильные ведомства поддержали мой проект. Это не только престиж, но и валюта, которую наши граждане могут заработать для страны.
В итоге бонзы пообещали дать ответ в ближайшее время. Далее меня расспросили о будущем фильме и поездке в Париж. Чувствую, что всё делается для галочки, без реального интереса. Надо бы разрядить обстановку. Да и хорошие отношения с такими товарищами не помешают.
— Виктор Васильевич, вы наверняка знаете ситуацию в нашем клубе изнутри, — резко меняю тему под удивлённые взгляды собеседников, — Поменяли трёх тренеров. Еле заползли на седьмое место. Что это за бардак? Простые болельщики негодуют, если вы не в курсе.
По мере того как Гришин понимал, о чём я говорю, его лицо приобретало более расслабленное выражение. В конце моей сентенции он даже улыбнулся и ответил.
— Так вы наш — спартаковец! Знаю, что в киношной и театральной среде много наших болельщиков. Приятно, что вы тоже свой!
— Красно-белый навсегда! — произношу слоган из будущего, который явно понравился Гришину.
— Зина! — глава Горкома снял трубку и вызвал секретаря, которая моментально появилась в кабинете, — Сделай нам чайку, ну, и что там положено. А то разговор с товарищем Мещерским затягивается.
Под отличный чай, бывший глава ВЦСПС, который курировал «Спартак», рассказал о ситуации в клубе. По его словам, ситуация стабилизировалась. Наконец-то определились с тренером и решили дать время Симоняну на строительство новой команды. Часть игроков, которые зажрались или негативно влияли на обстановку, попросили на выход. В этом году можно ожидать более удачного финиша. Хотя выиграть чемпионат при наличии такого мощного киевского «Динамо» — очень сложно. В принципе, всё это мне известно, но не так детально. Историю любимого клуба я знал неплохо и то, что через год мы прервём гегемонию украинского монстра, тоже в курсе.
— А почему у нашего клуба до сих пор нет своего стадиона? — поднял я один из самых болезненных вопросов для любого спартаковца, — У всех команд есть свои дома, одни мы бездомные. Я часто слышу, что стадион им. Ленина фактически спартаковский, но это не так. Но на Лужнецкой набережной расположена всесоюзная арена. Поэтому должно быть, как в Англии. Там даже у самого заштатного клуба есть свой стадион. К нему прилагаются музей, магазин атрибутики и много всего интересного. Надо брать пример с капиталистов и развивать подобные направления. Но это более глобальный вопрос. А вот стадион — насущная необходимость.
— Видишь, Владимир Фёдорович, — Гришин с улыбкой обратился к главе исполкома, — Болельщикам нужен свой дом, как выразился товарищ Мещерский. И я тебе не перестаю говорить об этом. Почему у всяких «Динамо» с «Торпедами» есть стадионы, а у нас нет? Кто, в конце концов, самый популярный и титулованный клуб страны?
Видать, эти двое уже обсуждали тему стадиона, когда Гришин возглавлял ВЦСПС. «Спартак» же профсоюзная команда. Главный московский хозяйственник начал приводить свои аргументы. Мол, есть Лужники, не хватает фондов, и вообще — надо вносить строительство в следующий пятилетний план. Интересно, он случайно не «мусор» или «конь», если так активно саботирует право «Спартака» на свой стадион.
Но всё это неважно. Главным итогом встречи было то, что я наладил вполне себе дружеские отношения с городскими руководителями. Это полезно для дела, и есть у меня шкурный интерес. Я слишком устал быть приживалой у своего дружка. Пора обзаводиться собственным жильём и, при определённых раскладах, хорошие отношения со столичными властями должны помочь получить квартиру получше.
— Здорово, дядя Лёша! — приветствую своего бывшего соседа и тёзку, когда он открыл дверь.
— Лёха! Сколько лет! Давай, заходи, чаю выпьем. Расскажешь, как там живётся на кинематографическом Олимпе. А то я тебя последний раз по телевизору и видел. Вживую, считай, как ты из армии вернулся — и всё.
Я специально приехал в родной город для встречи с этим человеком. Василий Петрович был ещё крепким мужиком с резкими чертами лица, поджарой фигурой и ладонями-тисками. По молодости я даже побаивался жать ему руку. Сейчас он заслуженный пенсионер, получивший производственную травму и лишившийся двух пальцев на левой руке. Он любил шутить, что прошёл всю войну практически без единой царапины, но ранение настигло его в мирное время. А ещё дядя Лёша был токарем от бога. Думаю, ему по силам изготовить любую деталь, что его периодически и просили сделать бывшие коллеги, друзья и соседи. Он часто проводил время на заводе, где помогал молодым кадрам осваивать нелёгкую науку обработки металла.
После того, как мы почаёвничали с привезёнными мною конфетами, начался деловой разговор. Сначала пенсионер засыпал меня вопросами про жизнь, бывшую семью и кинематограф. Пожаловался, что мой старший брат периодически побухивает, и у него тоже начались проблемы с супругой. Я не стал говорить, что главная проблема моего родственника именно в жене. Просто не нужно было жениться на этой грымзе. Думаю, старик знает это и без меня.
— Ладно. Колись, с чем пожаловал. Я тут намедни встретил Генку, так он мне все уши прожужжал, как ты ему помогаешь, и вообще весь такой талантливый. Зачем тебе старый и всеми забытый пенсионер?
Меня же посетила новая идея, вернее, целых две. А чем чёрт не шутит… Если получится наладить с Луи Витонном чего-то в плане производства, то можно трудоустроить Петровича. Мужик он ещё крепкий, как-то не поворачивается язык назвать его дедом. Но это позже. Вытаскиваю чертёж и начинаю описывать девайс из будущего.
— Нужно изготовить колёсики, которые сейчас начали крепить к обычным креслам, — достаю заветное приспособление, которое нашёл с большим трудом, — Только необходимо сделать его гораздо меньшего размера. Главное условие — колёсики должны вращаться в любую сторону и изготавливаться из качественного металла. Но пока нам сойдёт материал попроще. Далее, нужен ящик, размеры я указал в схеме. Лучше сделать оба варианта. И к нему нужно приделать вот такую выдвигающуюся ручку.
Я давно заметил, что в этом времени пока нет чемоданов на колёсиках. В Союзе так вообще беда с нормальными чемоданами и сумками для путешествий. Не знаю, способна ли советская промышленность производить подобную продукцию, но какую-то часть деталей вполне реально. Хотя, зная неповоротливость плановой экономики, я просто уверен, что «ответственные товарищи» могут похоронить любую идею. Но сейчас не хочу засорять себе мозг подобными мыслями. Буду решать проблемы по мере их возникновения, пока мне нужно изготовить образцы.
Дядя Лёша сразу понял суть и забросал меня вопросами. Когда я окончательно выдохся, объяснил этому Левше, что мне нечего добавить. Прямо какой-то энергетический вампир, а не токарь. Или товарищу просто не хватает общения, вот он и пытает меня, за неимением нормальных собеседников. Не дай бог остаться в старости одному. Гляжу на ещё нестарого мужика и понимаю, что пора и мне задуматься о второй половинке. Леночки и Светочки у меня ещё будут, только любовницы нормальную семью не заменят. Что-то я погрузился в грустные мысли и пропустил вопрос Алексея Викторовича.
— Ящик будем чем-то обтягивать? И может, сделаем сразу замки? Получится самый настоящий чемодан, с которым хоть завтра в дорогу. Думаю обтянуть его дерматином. Есть у меня в подсобке пара метров.
— Викторыч, а можно найти какой-нибудь стул на крестовине, и к нему тоже присобачить колёсики? По замкам и обшивке — идея отличная, — показываю токарю большой палец, — Меня больше волнует, получится ли изготовить колёсики нужного качества.
— Ты, Алёшка, в моих умениях не сомневайся. Сделаем в лучшем виде. И стул я тебе найду — знаю, у кого его достать. Ты только денег немного выдели, а то кое-чего покупать придётся, или на магарыч поменять.
Абсолютно не задумываясь, достаю пять десятирублёвок и кладу на стол.
— Этого хватит?
Последовавшую реакцию токаря я точно не ожидал.
— Вы там совсем охренели в своей Москве! Правильно говорят, что жируют все эти писатели с актёрами. Зажрались и от простого народа оторвались. Наверное, им невдомёк, сколько сейчас получает рабочий, или какая у стариков пенсия. Контры вы, все! — подвёл итог своей гневной речи Петрович и схватил меня за ворот пиджака.
Медленно разжимаю стальную хватку удивлённого токаря. Я тоже давно уже не тот полудохлый мальчик. А в последние полтора года с гирей не расстаюсь. Старинный пятак точно согну, до такой степени окрепли кисти рук.
— Во-первых, я расценок на металл, фанеру и прочие стулья не знаю. Во-вторых, это чуть ли не последние мои деньги, а до зарплаты ещё неделя. В-третьих, кто на что учился. Если ты, Алексей Викторович, работал токарем и не стремился стать инженером или начальником цеха, то это твой выбор. А я, после армии, отказывал себе во всём, но пять лет учился. Хотя у меня уже была семья, и нам было ох как нелегко. И я планирую зарабатывать в десятки или сотни раз больше, чем обычный рабочий или инженер. Потому что простых тружеников — миллионы, а талантливых актёров, певцов, композиторов и режиссёров — несколько десятков. У нас страна больших возможностей. Никто не мешает работяге изменить свою жизнь и стать знаменитым певцом. Это я про Гену Пупкова, о котором уже шла речь. Человек не пил пиво после смены, и не мял сиськи ваших заводских прошмандовок. Он создал ВИА, писал музыку, пахал после работы и ждал своего шанса. И теперь его знают как Геннадия Ясного — одного из самых популярных молодых певцов СССР. А его однокашникам остаётся только пить своё пойло и хвастаться окружающим, когда услышат голос Гены по радио или увидят его по телеку, что, мол, они когда-то с ним учились.
Встаю из-за стола и собираю чертежи. Петрович как-то сразу сдулся и старался не смотреть мне в глаза. Не люблю я подобных разговоров. Ещё и выслушивать такие упрёки от вполне адекватного человека, который из себя что-то представляет. Ладно бы он костерил барыг и прочих паразитов, или сам был ничтожеством.
— Прости меня, Лёха, — дядя Лёша подошёл ко мне в прихожей, — Наговорил я тебе лишнего. Сам не пойму, что на меня нашло. Чертежи оставь, не обижай старика. Сделаю твой чемодан в лучшем виде. И я понимаю, что никому об этом говорить нельзя. От меня информация никуда не уйдёт.
Хороший он мужик! Ну, сорвался, с кем не бывает. Я ещё посидел полчасика с Петровичем, и засобирался на электричку. Думаю, он теперь расшибётся, но сделает мне самую настоящую конфетку. Опять в голове засел вопрос, способна ли советская промышленность производить чемоданы серийно? Ещё и без брака, периодически меняя модель. Думаю, что нет.
Неделю после возвращения из Парижа я буквально порхал. Не было никаких проблем как с монтажом отснятого материала, так и с телепроектами. Больше всего радовали «Доброе утро, страна!», «Кухня» и «Утренняя почта». Если бы сейчас в Союзе считали рейтинги, то эти передачи били бы все рекорды. Не обошлось и без гневных писем с прочей критикой. Как я и ожидал, вздорные женщины и прочие моралисты требовали закрыть утреннюю разминку. Мол, долой этот разврат и непотребство. Вторым врагом стало кулинарное шоу. Здесь не обошлось без ажиотажа на некоторые продукты, которые самые счастливые граждане в мире просто смели с прилавков. Поэтому у передачи враги были мощнее. Жалобы шли от работников торговли и районных парторганизаций. Они не мелочились и писали сразу на «Гостелерадио» и в Совмин с ЦК. Проблема жалобщиков заключалась в том, что «Кухня» понравилась жене «дорогого Ильича». Это мне немного позже сообщили по секрету. С учётом того, что лучшими подругами Виктории Петровны были Лидия Громыко и Анна Черненко, которым наверняка тоже нравилась передача, то у кляузников просто не было шансов.
Обычно, когда всё идёт хорошо, жди беды. Так и произошло. В один из дней мне позвонила секретарь Бритикова и сообщила, что меня вызывают на заседание парткома киностудии.
А нормально так народа собралось! Хватает людей, которые к «Горького» не имеют никакого отношения. Здесь вам и замглавы «Госкино» Баскаков, мирно беседующий в президиуме с Чухраем. Второй, наверняка, представляет «Союз кинематографистов». Естественно, не обошлось без Барабановой. Рядом с довольным парторгом сидел неприятный мужчина с презрительно сжатыми губами. Вроде тоже какой-то партийный активист. Сбоку примостился товарищ Бритиков, который явно испытывает дискомфорт от происходящего действа. В первых рядах сидело много узнаваемых лиц. Они думают, что пришли на спектакль? Только я им сейчас испорчу шоу, превратив его цирк. Реально задолбали эти лицемеры.
— Товарищи, попрошу прекратить разговоры, — начала вступительную речь парторг киностудии, когда актовый зал забился под завязку, — Не буду ходить вокруг да около. Сегодня мы разбираем аморальное поведение товарища Мещерского. Находясь за границей, где он должен был достойно представлять Советский Союз, Алексей Анатольевич вёл себя просто возмутительно. Постоянное нарушение утверждённого распорядка чередовалось с систематическими исчезновениями из гостиницы и пьянками. А ещё наш герой истратил все валютные выплаты, проигнорировав обязанность сдать деньги ответственному лицу.
«Сказочная бабушка» сделала паузу, и обвела взглядом притихший зал. По местным меркам против меня выдвинули серьёзные обвинения. Только мне реально на них плевать.
— Другие члены делегации тоже совершали незначительные нарушения. Дабы не заострять внимание на поведении остальных делегатов, сразу скажу, что все они получили взыскания. Но их грешки несопоставимы с вызывающим поведением товарища Мещерского. Предлагаю начать прения. Я считаю, что Алексей Анатольевич заслуживает строго выговора.
Это с какого такого перепуга? Ещё и на основании слов какой-то овцы, которая не имела отношения к поездке. Ну и грамотно они всё обставили. Мол, бухающие начальники и заслуженные товарищи совершили мелкие проступки. Только прений точно не будет. Встаю со своего места и поднимаюсь к трибуне, под шёпот удивлённых коллег.
— Что вы себе позволяете?
Барабанова попыталась сказать что-то ещё, но задела микрофон, который оглушительно свистнул, заставив вздрогнуть всех присутствующих. Не обращая внимания на возмущённого парторга, начинаю свою речь.
— Добрый день. Я не совсем понимаю, почему моё поведение рассматривает партком и представители других организаций. Более правильным был бы товарищеский суд, если Мария Павловна считает, что я совершил какие-то тяжкие провинности. Но если собрались, то попробую объяснить произошедшее.
Судя по оживлению в зале, мой демарш пришёлся народу по душе. Чего нельзя сказать о товарищах в президиуме, особенно Барабановой.
— Просто для интереса, раз уж мы начали считать чужие деньги, — в зале раздались едва слышимые смешки, — Предлагаю всем желающим ознакомиться с чеком на три тысячи франков, которые я получил за цикл мастер-классов с иностранными коллегами. Все деньги были переданы представителю посольства. Что касается истраченной валюты, то речь идёт о командировочных, которые всем участникам делегации, выплатили организаторы. Кстати, оставшиеся деньги я также сдал уже упоминавшемуся товарищу. Не знаю, как поступили другие члены делегации. Думаю, надо задать вопрос Марии Павловне, как наиболее информированному лицу. Если все делегаты отдали командировочные, то прошу меня простить. В следующий раз подобного не повторится. Я просто не знал о таком правиле.
Понятно, что никто и не думал отдавать халявные франки. Это я потратился на ресторан с Анитой, бар и купил кое-чего близняшкам. Разницу действительно отдал под расписку в посольстве. Надеюсь, что мне вернут деньги в Москве, но уже чеками. А вот остальные члены делегации затарились шмотьём, как челноки из девяностых. Думаю, никому из них даже в голову не пришло отдавать командировочные. Барабанова и товарищи в президиуме наверняка это знали. Потому скромно промолчали.
— Что касается нарушения графика, то здесь дело сложное, — продолжаю свою демагогию, — Рабочий день у меня был ненормированный. Вы удивитесь, но мы на конгрессе действительно работали. Просто так капиталисты денег вам не заплатят. Можете уточнить у присутствующего здесь товарища Клушанцева. Ему, кстати, пришлось пахать больше всех. Так вот. Мне пришлось работать с иностранными коллегами ровно столько, пока у них не заканчивались вопросы. То есть я не был властен над своим временем.
Смотрю в зал и вижу, что народ слушает меня с нескрываемым интересом. Здесь смешалось желание поучаствовать в шоу, а заодно всем хотелось узнать, каково это — поработать за рубежом. Я между тем продолжил вбивать гвоздь в гроб выдвинутых обвинений.
— Что касается алкоголя, то покажите мне инструкцию, где написано, что советскому человеку запрещено пить.
Здесь народ начал откровенно смеяться. Дабы прекратить балаган, в разговор вмешался Баскаков.
— Алексей, не паясничайте. Давайте по существу.
— Хорошо. Начнём с того, что никто не имеет права запретить мне употреблять алкоголь, если это не мешает окружающим. Я не буянил и не хулиганил. За три часа нахождения в баре даже написал сценарий небольшого ролика. Есть ещё один нюанс, — скидываю пиджак, поднимаю руки и демонстрирую свои бицепсы, которые готовы разорвать рубашку, — У пьяниц и прочих нарушителей здорового образа жизни, не бывает такой мускулатуры. Я много лет занимаюсь гиревым спортом. Регулярное употребление больших доз алкоголя противопоказано интенсивным тренировкам. Поэтому обвинять меня в пьянстве может только тот, кто совершенно незнаком с моим образом жизни. Пойти в бар — это не значит напиться. Но, скорее всего, некоторые товарищи этого не понимают. Наверное, судят по себе.
Мужики отреагировали на мои слова дружным хохотом. А большая часть женской аудитории весьма откровенно рассматривала мою фигуру. Вот же сучки! Но посмотреть было на что. Я реально неплохо подкачался в последнее время. Даже начались проблемы с рубашками. Приходилось покупать сорочки на размер или два больше.
— А что вы скажете про это! — красная как рак Барабанова вдруг начала орать и трясти каким-то журналом, — Вот, товарищи, ознакомьтесь. Ведь это самый натуральный разврат! И всё непотребство напечатали во французской и итальянской прессе!
Парторг спустилась в зал и пустила по рукам цветные журналы. Хорошо подготовились товарищи, ничего не скажешь! Чую я, что здесь не обошлось без Соколова или даже его ведомства. По мере того, как публика просматривала фотографии, менялось и её настроение. Теперь уже мужчины начали смотреть на меня с одобрением и даже восхищением. Женская часть аудитории, наоборот, морщила носики и презрительно надувала губки.
— Отвечая на обвинения Марии Павловны, хочу немного разъяснить присутствующим сложившуюся ситуацию в европейской прессе. Там есть такой подвид журналистов, называемых папарацци. Это публика, не отягощённая стыдом и совестью. Главная задача этих подлецов — раскопать какие-нибудь компрометирующие факты об известных людях и быстро их напечатать. Если найти что-то реальное не удаётся, то они с радостью идут на подлог, — произнося свою речь, я постоянно бросал взгляды на Барабанову, которая уже начала хвататься за ворот блузки, пытаясь облегчить дыхание, — На снимках вы видите исключительно дружеские объятия. Анита Экберг была в достаточно сложном эмоциональном состоянии. Но, по её словам, общение со мной вернуло ей хорошее настроение. Если бы у нас что-то было, то в газете непременно об этом напечатали. Почему в журнале нет снимков, как мы заходим в гостиницу? Или где фото со мной, покидающим номер актрисы? Их нет, потому что ничего не было. Но благодаря этим нечистоплотным товарищам, которые взяли на себя право следить за личной жизнью людей, мы теперь просто так не отмоемся. Требовать напечатать опровержение глупо. Благо, я разведён и меня некому упрекать или устраивать скандалы. А у шведки наверняка возникнут проблемы с мужем. Вот такие дела.
Мария Павловна была в предобморочном состоянии. Хотя она актриса и может просто сыграть роль. Но парторг и часть присутствующих поняли, что обвиняли их, а не каких-то папарацци.
А дальше начались чудеса. Я, конечно, слышал, что партсобрания проходили по шаблону. Обычно это были формальные мероприятия, где народ голосовал, как требовало руководство. Но не в этот раз. Неожиданно на мою защиту встали многие коллеги. И если от Бритикова, Клушанцева и Акмурзина я ожидал чего-то подобного, то Чухрай меня удивил. Он дядька заслуженный, ещё и входит в партком «Мосфильма». Его речь в мою защиту заставила Барабанову и её неприятного соседа скукожиться. Больше обвинений в мою сторону не прозвучало. Про выговор все забыли.
Другой вопрос, не является ли эта попытка дискредитировать меня любимого пробным шаром? А если за дело всерьёз возьмётся одно неназываемое ведомство? Там демагогией и игрой на публику не отбрешешься. Но это будет потом, а вот нынешний раунд за мной.