Река жизни

Глава 19

Воскресенье в больнице всегда было напряженным днем. Утром пациенты отправлялись в разные церкви, днем в здании появлялись посетители, и множество людей – обычно свыше ста человек – собиралось на лекции. Мортон и Эдгар выступали с лекциями поочередно. Когда Мортон приезжал на побережье, он вел занятия по философии и по субботам. Для чтения в аудитории выбрали “Tertium Organum” Успенского, а вне аудитории читали “Творческую эволюцию” Бергсона и его же “Энергию сознания”, “Многообразие религиозного опыта” Джемса и “Закон феномена психики” Хадсона. Субботние лекции были посвящены таким темам, как “Ценность самоанализа”, “Мое понимание Бога” и “Концепция четвертого измерения”. Эдгар говорил весьма пространно, как и всегда в воскресной школе. Его настольной книгой была Библия.

Одни и те же люди, как правило, приходили послушать их обоих; они работали вместе и изучали одинаковые предметы. В сущности, оба говорили одно и то же, но в совершенно разном стиле. Повествуя об отношении человека к Богу, Мортон однажды сказал: “Принимая во внимание различие между взглядом четвертого измерения на стихийном уровне, то есть на дематериализованном подсознательном уровне духа Творца, уникальностью жизни души для подобного существа и тремя измерениями сознания, выраженными в материализованном виде (если человек не просто животное с подсознанием, изменяющимся в материально ощутимой форме, но также и носитель универсально развивающегося подсознания как свойства мышления, благодаря воздействию которого происходит то, что в материализованной форме появляется человек), принимая во внимание, как мы говорим, различие между четвертым и высшим измерением подсознательного восприятия сущности стихийной жизни в ее абсолютной целостности и более ограниченным восприятием трех измерений в том же самом сознании, меняющемся, чтобы дополнить себя частичной структурой сознания, помня о различии между духом Творца с Его бесконечной целостностью и духом сотворенного Им человека с его конечным сознанием и признавая, что оба эти сознания – единственные в своем роде, мы готовы сформулировать некое разумное понятие Бога”.

А вот слова Эдгара: “Каково ваше отношение к Богу? Помните, что Он Бог живых, а не мертвых. Помните, что когда вы служите Ему, то тем самым служите, другим людям, осуществляя ту связь, по которой Бог, может диктовать Свою Божью волю здесь, на Земле! Когда вам станет тяжело нести бремя и вы почувствуете, что начинаете сворачивать с верного пути, приблизьтесь к Богу, и Он приблизится к вам. Подобно ребенку, который приходит и садится в ногах у своих родителей, надеясь на их покровительство и совет, прося их о помощи, мы также должны устремлять молитвы к Богу, нашему Отцу и Создателю”.

Посетители лекций с уважением относились к Мортону, но любили Эдгара. Они были вежливы и внимательны, когда Мортон показывал им стул и стол и уверял, что с позиций четвертого измерения между этими; предметами нет никакого различия, но расслаблялись и испытывали удовольствие, когда Эдгар говорил о Моисее, Иисусе, Давиде и Соломоне или вспоминал, как некогда поспорил со своим знакомым на пятьдесят долларов, утверждая, что деревья говорят, и выиграл.

– Мой приятель выбрал время и в течение недели каждый день в этот час шел, садился под деревья и слушал. Он приглядел себе большое дерево в тихом уголке леса. Сидеть под ним было приятно. Он регулярно приходил туда в пять часов дня и затем пятнадцать минут прислушивался к дереву. На пятый день, выходя из леса, он встретил меня и сказал: “Ты выиграл пятьдесят долларов. Я не знаю, что именно говорило дерево, но что-то явно говорило!”

Эдгар рассказывал эту историю, желая проиллюстрировать истину: когда кто-то, по роду своей деятельности привыкший к независимым и объективным суждениям, начинает экспериментировать с субъективным мышлением, то видит и слышит странные вещи и воображает, что проводит опыты с психикой.

– На самом деле он встретился только с самим собой,- объяснял Эдгар.- А вот когда человек, прежде полностью поглощенный своими мыслями и чувствами, выходит в мир и начинает общаться с другими людьми, эффект бывает прямо противоположным. Для человека, впервые испытывающего это, подобный опыт совершенно нов, однако для всех людей вообще он вполне обычен.

Он хорошо понимал, что в людях, заинтересованных его деятельностью, таилось немало опасного. Они приходили большими группами. Многие из них отстаивали свои истины в высшей степени эмоционально и были готовы провозгласить ценность любых причуд психики. Другие искали возможность драматизировать свои мечты, предчувствия и интуитивные озарения. Это были люди, способные, если им позволить, превратить в культ едва ли не все на свете или сделать то или иное учение просто смешным благодаря своей рьяной защите. Непосредственные услуги им оказывали Хью Линн и Томми, которые в летние месяцы занимались с посетителями, расспрашивая их и отвечая на вопросы. Они старались морально разоружить явно ненормальных и чудаков и придать происходящему максимально разумный и здоровый характер.

– Они всегда смотрят на меня так, словно у меня не все дома, – говорил Томми,- но я беседую с ними, пытаясь их переубедить, до тех пор, пока они не меняют свое мнение. В конце концов они соглашаются со мной, а после думают, что мы все ненормальные.

В это время Мортон уже искал новые сферы для своих завоеваний и побед. Для Эдгара больница стала всем, тогда как Мортон, чтобы воплотить свои идеи и мечты, нуждался в университете. Он начал скупать земли напротив больницы, но по другую сторону бульвара – между ним и океаном. Он собирался построить там Атлантический университет.

Вначале это был скромный проект, но вскоре нашлись преподаватели, способные сочетать “новую” философию со старой, ортодоксальной системой образования. Он намеревался выстроить два центральных здания будущего научного комплекса. Но в первую очередь ему был нужен человек, который возглавил бы это дело.

Осенью 1929 года доктор Браун оставил свою работу в Университете Вашингтона и Ли и решил баллотироваться на пост губернатора Вирджинии по республиканскому списку. Его поражение было предопределено, однако он все же попытался расколоть твердый и неподвижный Юг, сплоченный кандидатом по национальному списку 1928 года Алфредом Е. Смитом. Во время избирательной кампании доктор Браун выступал с речами в Александрии и нескольких других вирджинских городах неподалеку от Вашингтона. Мортон отправился в Вашингтон и на завтраке в отеле “Уиллард” предложил доктору Брауну в случае его поражения на выборах место в открывающемся Атлантическом университете.

– Я не знаю,- ответил доктор Браун.- Открытие университета достаточно дорого стоит.

– Хватит ли на эти цели пятидесяти тысяч долларов? – поинтересовался Мортон.

Доктор Браун заколебался.

– А ста тысяч? – задал новый вопрос Мортон.

– Да,- согласился доктор Браун.- Безусловно, начинать можно и с меньшей суммой. Но все зависит от того, что вы хотите, насколько обширным будет курс обучения, опытны ли преподаватели…

– Мы хотим самого лучшего,- заявил Мортон. Они не обсуждали детали, хотя это было необходимо, и продолжали вести чисто светский разговор, как бы предполагая, что доктор Браун все же станет новым губернатором Вирджинии. Тем не менее они расстались вполне довольные друг другом, и, когда через несколько недель доктор Браун с треском провалился на выборах, оба сразу занялись делом. Мортон приступил к строительству двух зданий – одного для занятий и другого под студенческое общежитие, а доктор Браун начал подбирать преподавателей.

Между тем, 12 октября умер доктор Хауз. Он уже давно и тяжело болел, сказались годы напряженной работы в больнице Хопкинсвилла. В “чтениях” перечислялись средства, способные поддержать его и облегчить боль, но не давалось никакой надежды, потому что весь организм был поражен болезнью. На исходе лета 1929 года они решили поехать в Дейтон за лекарствами к остеопату Лаймену А. Лайдику, проявлявшему интерес к диагностированию и помогавшему Эдгару, когда он бывал в Дейтоне. Он подобрал лекарства, и доктор Хауз сначала почувствовал себя лучше, но потом внезапно наступило ухудшение, и он умер. Его похоронили в Хопкинсвилле, там, где покоились все Солтеры. Керри не вернулась на побережье. Томми покинул Университет Вашингтона и Ли и остался с ней в Хопкинсвилле.

За осень в больнице перебывало несколько остеопатов. В то время было просто невозможно отыскать человека с медицинским дипломом профессионального остеопата. Обычные врачи в счет не шли: они либо смеялись над “чтениями”, либо возмущались ими как примитивным знахарством. Вопрос стоял так: или в больнице будет остеопат, или вообще ничего не будет.

В январе 1930 года доктора Лайдика уговорили оставить практику и поступить в больницу. Мисс Энни Кейси, единственная незамужняя сестра Эдгара, заняла место Керри, и дела вновь пошли на лад. В начале марта 1930 года в картотеке доктора Лайдика значились пациенты, получавшие лекарства от врожденного расстройства психических и физических функций, от язвы желудка, острых гастритов, зуда, слизистых колитов, судорожной параплегии, туберкулеза позвоночника, глазного неврита с частичной слепотой, от контузий с их типическими проявлениями, истерии, острых полиомиелитов и разного рода гинекологических заболеваний. Реакцию больных на ход лечения доктор Лайдик называл “весьма обнадеживающей”.

Его отчет был напечатан в ежеквартальном журнале Ассоциации The New Tomorrow. В том же издании в апрельском номере 1930 года сообщалось о готовящемся выпуске первого сборника Ассоциации и называлась цена подписки – доллар каждая книга. В News and Views, сорокастраничном отделе периодики, говорилось, что за первые три месяца было подготовлено двести десять контрольных “чтений” и весь календарь, вплоть до 1 июня, расписан по дням. Там также упоминалось, что президент Ассоциации Мортон X. Блументаль, миссис Блументаль и их сын Мортон-младший возвратились после шестинедельного отдыха на юге Франции. В больнице расширили кабинет гидротерапии, а кабинет электротерапии перевели в “более подходящее помещение”. Открыли и комнату отдыха на нижнем этаже. Успешной оказалась работа статистика по созданию системы перекрестных указателей проведенных “чтений” и краткой информации о различных заболеваниях.

Весной доктор Браун приехал на побережье, и планы, связанные с университетом, стали вырисовываться. Его должны были открыть осенью, не дожидаясь окончания строительства зданий. В Норфолке начала работу контора по приему заявлений и регистрации студентов. Сидя на первом этаже больницы, доктор Браун готовил для рассылки каталоги и формулировал задачи нового учебного заведения:

“Основатели университета намерены создать учреждение, подобного которому еще не было в системе образования страны. Мы хорошо сознаем, что понадобится несколько лет и значительные финансовые расxоды для достижения поставленной цели. Однако мы собираемся решительно двигаться к ней и приложим вся усилия, чтобы осуществить намеченное как можно скорее. Естественно, мы не ждем немедленного воплощения задуманного, но надеемся превратить университет в центр науки, культуры и исследований, где рано или поздно будут представлены все отрасли знаний и научных направлений. Я хочу сказать, что мы стремимся продолжить дело Эзры Корнелла, основателя Университета Корнелла, выразившего свою цель следующими словами: “Я создам такой институт, где каждый сможет получить сведения по любому предмету исследования”. Мы также попытаемся сосредоточить в пределах Атлантического университета, насколько это вообще возможно, все отрасли знаний и научных устремлений, способные внести свой вклад в то, что зовется “красотой бытия” и ценностью человеческой жизни.

Мы прекрасно понимаем, что столкнемся с множеством трудностей на пути реализации нашей задачи. Несомненно, найдутся люди, которые начнут во всеуслышание заявлять, что мы пытаемся перейти пределы допустимого. Но мы лишь надеемся быть объективными, и это характерно для любого просвещенного человека. Подобное объединение усилий, как почувствуют все заинтересованные, сможет надлежащим образом воплотить в жизнь наши идеи.

Мы не собираемся создавать конкуренцию или вытеснять ныне существующие учебные заведения, напротив, мы желали бы сотрудничать, по мере возможности, со всеми учебными или благотворительными учреждениями и призываем их сотрудничать с нами”.

Ассоциация рассматривала университет как дополнение к больнице, как “параллельную службу разума и духа”. Но на самом деле между Ассоциацией и университетом не существовало никакой связи. Согласно теории доктора Брауна, первым делом им нужно было завоевать уважение в научных кругах и уже после этого заниматься исследованием феноменов психики. Фактически университет должен был оттеснить на задний план и Ассоциацию, и ее больницу. Создатели видели в нем современное учебное заведение сугубо научного типа с полным и детально разработанным курсом обучения, особенно в сфере искусств.

Это не соответствовало намерениям Мортона. Ассоциация нуждалась в небольшой школе, где можно было бы серьезно и углубленно изучать философию, метафизику, феномены психики, психологию и оккультизм. В ней нужно было создать условия для собственных исследований и лабораторных экспериментов. Но в программу доктора Брауна такой проект никак не вписывался. Он хотел основать университет наподобие всех прочих, только лучше. Очевидно, Мортона подкупила эта идея, по крайней мере временно.

Эдгар отнесся к проекту с подозрением. Если созданный университет начнет развиваться именно так, думал он, то, по всей вероятности, это станет логическим продолжением обычной исследовательской программы, далекой от задач Ассоциации. Согласно плану доктора Брауна, университет явится очередным учебным заведением, таким же, как сотни существующих в стране. Идея формирования небольшой студенческой группы, занятой изучением “чтений” и способной объединить впоследствии вокруг себя других студентов, интересующихся метафизикой и философией, исчезла в грандиозной схеме блестящего университета с высокопрофессиональным обучением и лидирующей футбольной командой.

– Как ты к этому относишься? – спросил Эдгар Хью Линна.

– Я ожидал иного,- ответил Хью Линн. Он окончил Университет Вашингтона и Ли и стал работать университетским библиотекарем.

Эдгар покачал головой. Его огорчало и тревожило не столько создание университета, сколько будущая судьба больницы. Вот уже и чеки из Нью-Йорка стали поступать с опозданием. Мортон заметил, что теперь необходимо экономить и как-то сократить бюджет больницы. Конечно, страна была охвачена экономическим кризисом, и все катилось под откос. Но Мортон важно заявлял, что сейчас он даже богаче, чем до краха на бирже в прошлом октябре.

– Такого не может быть,- резко возразил сквайр.- Теперь никто не может быть ни в чем уверен. Я жду неприятностей, Эдгар, особенно с университетом. Ведь он ему так дорого обойдется.

– Надеюсь, что ничего плохого не произойдет, – с пылом воскликнул Эдгар,- очень на это надеюсь.

Летом на территории больницы выстроили новое здание для медицинского персонала. По ту сторону бульвара заложили фундамент для университетских построек. 22 сентября должны были начаться занятия в университете, разместившемся в двух отелях на берегу океана. Они перестали принимать посетителей после Дня труда. “Старый Уэверли” превратили в мужское общежитие, девушки обосновались в “Новом Уэверли”. Дома стояли рядом на Двадцать второй улице. Классы расположились в зданиях контор по всему побережью, собрания предполагалось проводить в пресвитерианской церкви. На нижнем этаже мужского общежития Хью Линн временно решил устроить библиотеку. Ко дню открытия в списках насчитывалось двести студентов – многообещающее начало.

Тем временем члены Совета директоров Ассоциации получили уведомление, что собрание Совета состоится 16 сентября в доме для медицинского персонала.

– Вот оно,- сказал сквайр,- что-то должно случиться.

Эдгар был мрачен. Он отправился на собрание вместе с Гертрудой и Хью Линном.

– Может быть, он хочет отделаться от университета и всецело сосредоточиться на больнице,- высказала предположение Гертруда.- Я слышала, что у него масса неприятностей с доктором Брауном.

– Об этом все говорят,- подтвердил Хью Линн,- никто не знает, что произошло, но думают, что Мортон рассчитывает на пять тысяч долларов в месяц, а доктор Браун собирается запросить вдвое больше.

– Он подобрал хороших преподавателей,- сказала Гертруда,- и не позволит им бросить прежнюю работу, если не сможет предложить больше денег.

Эдгар достал сигарету, чтобы скрыть волнение.

– Мы беспокоимся и ждем неприятностей, потому что не знаем, как в точности обстоят дела,- заметил он.- Мортон должен с нами поговорить откровенно. Он должен сообщить нам о своих планах и сказать, как думает их осуществить. Он начал отходить от нас с того момента, как определился с университетом.

Эдгар поднес спичку к сигарете.

– Если бы с университетом можно было подождать еще несколько лет, пока мы не получим деньги в дар от какого-нибудь фонда,- проговорил он.

Мортон и Эдвин их уже ждали. Как всегда, они были спокойны, улыбчивы, безукоризненно одеты. Когда собравшихся призвали к порядку, с речью выступил Мортон. Он вкратце изложил историю больницы, остановившись в основном на финансовых вопросах, то есть, прежде всего, на своих деньгах. Сначала больница обходилась ему в три тысячи долларов в месяц. Постепенно расходы стали сокращаться за счет денежных поступлений от пациентов. В течение одного месяца доходы от пациентов сравнялись с расходами на содержание больницы.

Однако сейчас больница нуждается в десяти тысячах долларов на текущие расходы. Очевидно, она мало-помалу становится слишком обременительным и расточительным предприятием. И хотя это место для лечения, ей надо перестроиться на более доходный и деловой лад. Поэтому он предлагает Ассоциации вернуть больницу ему и его брату, приняв во внимание, что все счета будут оплачены, а в управлении больницей изменений не произойдет. Согласен ли Совет проголосовать за это предложение?

Началось голосование. Члены Совета, ошеломленные подобной перспективой, автоматически проголосовали против. Это означало полное поражение. Mopтон пришел в ярость. Он сказал что-то относительно изъятия всех фондов и необходимости в таком случае закрыть больницу. Эдвин говорил о “серьезности сложившейся ситуации” и предложил проголосовать заново.

Тогда Эдгар поднялся и начал говорить.

Он смотрел через головы Мортона, Эдвина и других членов Совета, как будто обращался к кому-то стоявшему за ними.

– Я всегда доверял мистеру Блументалю,- сказал Эдгар.- Он построил больницу, он продолжал поддерживать ее и заботиться о ней. Он понимает смысл моей работы лучше, чем кто-либо, я уверен, он хочет продолжить то, что мы так успешно начали. Отсутствие его помощи и участия очень болезненно скажется и на мне, и на всей больнице. Я полагаю, что Совет должен согласиться с его просьбой.

Решили проголосовать вторично. Предложение было поддержано. Собрание договорились перенести. Все члены Совета, кроме Мортона и Эдвина, вышли на Тридцать пятую улицу, чтобы побеседовать с Эдгаром о случившемся.

– Я не знаю,- ответил он им.- Возможно, Mopтон и прав, возможно, мы не очень аккуратно обходились с деньгами. Если он так считает, то у него есть право распоряжаться ими самому. Они его.

– У него сейчас с деньгами туго,- пояснил сквайр.- Кризис ударил и по нему.

Эдгар ничего не сказал. Он с самого начала понимал, что больница и Ассоциация – слишком громоздкие структуры и выстроить их на средства одного человека невозможно. У Мортона не было денег на содержание больницы, он платил за нее из своих доходов и от количества этих доходов зависела судьба всего построенного им на побережье. Больница с ее поступлениями от пациентов могла бы обойтись и без предложенной им помощи, но очевидно, что университет оказался той соломинкой, которая надломила спину верблюда.

Однако сами “чтения” вызывали доверие: “чтения”, содержащие подробности лечения физических недугов, настолько заполнили все расписание Эдгара, что просьбы Мортона относительно руководства по философии откладывались на неопределенное время. Он привык пользоваться этой помощью, и ее отсутствие должно было его расстраивать. Теперь срочные “чтения” с описанием лечения болезней проводились даже по воскресеньям, и Мортон лишался источников духовной пищи, ставшей для него необходимой. Он был заворожен подсознательным и пытался постичь его язык, истолковывая свои мечты и фантазии. Он также все глубже и глубже погружался в метафизическую структуру Вселенной. Сложившаяся ситуация с “чтениями” не могла его не раздражать.

Очевидно одно. “Чтения” постоянно напоминали Мортону, что сами по себе философские истины ничего не значат. Они должны стать частью его жизни, чтобы обрести какой-то смысл. Мортон не считался с этим. Он с головой окунулся в воду, не умея плавать.

Ибо знать и не действовать – это грех,- говорилось во время сеансов.- И потому, принимая решение, каждый должен хорошо разобраться, что может означать подобная информация именно для этого человека, будь то тайные мотивы или просто удивление со слабым проблеском мысли или догадки.

Мортон усердно изучал “чтения”, но все это было чем-то внешним и мало изменило его как человека. Когда он не мог получить из “чтений” желаемое, то не слишком стремился помочь другим, нуждавшимся в поддержке.

Может быть, все будет в порядке,- сказал Эдгар.- Может быть, в экономике все повернется к лучшему. Может быть, больница сумеет справиться со своими перерасходами.

Но экономический кризис продолжал углубляться.

Открылся Атлантический университет, и за первый семестр Мортоном были оплачены все счета. Но затем его поддержка прекратилась. Больница по-прежнему работала, просроченные счета были оплачены, штат сокращен, и бюджет урезан. После января доктор Браун приложил максимум усилий, чтобы университет рассчитывал только на себя. Зарплату преподавателям сократили вполовину, из-за чего среди жителей Норфолка возникло движение в защиту университета как сугубо местного проекта, а это означало, что попечительские пожертвования были вполне возможны. Некоторым профессорам платил сам Мортон, потому что они от него получили письма с подтверждением их контрактов. Одно время ходили слухи, что Мортон хочет, лишь одного – отставки доктора Брауна, после чего он проведет реорганизацию и станет оказывать соответствующую поддержку.

– Он связан по рукам и ногам, – продолжал утверждать сквайр.- Вот в чем причина. Не может же он один-единственный делать деньги на Уолл-стрит. Он должен также и терять.

26 февраля 1931 года в Нью-Йорке на Бродвее, 71, в офисе братьев Блументаль состоялось собрание Совета директоров. Для участия в нем с побережья прибыли Хью Линн и Эдгар. Мортон предпринял все усилия, чтобы прекратить работу Ассоциации. Хью Линн и Эдгар не голосовали. Остальные присутствовавшие, то есть Мортон, Эдвин и Т. Б. Браун, проголосовали “за”. Решили, что предложение прошло, хотя кворума и не было.

Пациентов больницы уже предупредили, что они должны ее покинуть. 28 февраля с персоналом рассчитались, и двери больницы закрылись.

Мортон сказал Эдгару, что тот может прийти и забрать свои личные вещи. Первым делом Эдгар привел в порядок картотеку с записями “чтений”, которая находилась на нижнем этаже. Когда она в полной безопасности была отправлена на Тридцать пятую улицу, он прошелся по комнатам, постоял у всех окон, глядя на океан. Уходя, он взял с собой три вещи: фотографии своей матери, доктора Хауза, а также свой портрет, написанный маслом и подаренный ему отцом одного из пациентов.

Спускаясь по ступеням, он вспомнил выражение, приписываемое Талейрану: “Это хуже, чем преступление, это ошибка”. Он не думал так о больнице. За два года она наглядно продемонстрировала свое значение; в конторе хранился список желающих попасть в больницу. Все прошедшие курс лечения либо выздоравливали, либо чувствовали заметное улучшение. Свидетельства этого, а также письма с благодарностью содержались в многочисленных папках, набитых до отказа. Возможно, это была трагедия, постигшая его из-за непрактичности, постоянной спешки, возможно, это было крушение в час победы, но это никак не было ошибкой.

Гертруда ждала его в машине.

– Я ни за что не позволил бы открыть больницу, если бы не был уверен, что ее уже никто и никогда не сможет закрыть,- сказал он, когда они миновали подъездную аллею и выехали на бульвар.- Если бы я начал ее отстаивать, мы бы победили.

– Она снова будет нашей,- заметила Гертруда.- Ее многие согласятся финансировать. Мы сможем создать фонд и выкупить ее у Мортона.

– Я в этом не слишком уверен,- отозвался Эдгар. Почти всю дорогу он молчал. Уже подъезжая к дому, Эдгар произнес:

– Я попробовал, и мне не удалось.

Той ночью лил дождь.

Он должен был лить. У Эдгара не хватало сил, чтобы смыть боль со своей души. Он нуждался в помощи небес.