Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край

Глава 16. ОСЕНЬ 1970 – ЛЕТО 1971

В сентябре 1970 года Николке исполнялось семь лет, и мы решили отдать его в школу. Купили школьную форму и портфельчик. Утром первого сентября начали наряжать его в костюм, а он возьми и заплачь:

– Не хочу в школу!

Мы думали, что он будет радоваться, а он понял, что это означает конец свободной беззаботной жизни. Кое-как мы его успокоили.

Первой учительницей у него стала сестра нашей хозяйки по съёмному дому, Мария Ильинична Светенкова. Через неделю он принёс домой две фотографии. На одной из них наш первоклассник стоит почти по стойке смирно, в одной руке держит портфельчик. На другой – сидит за партой, перед ним стоит учительница. Снимки нам понравились, правда, ребёнок на них был уж слишком серьёзен.

Учёба Коле давалась легко. Он прекрасно читал, математика тоже не вызывала затруднений. Ещё в первом классе он целиком прочитал книгу Носова про приключения Незнайки, в которой было около четырёхсот страниц. Проблемы были только с письмом – у Коли никак не выходило рисовать ровные буквы, такие, чтобы понравились маме. Она – по профессии учитель начальных классов – к своему ребёнку предъявляла повышенные требования. Часто заставляла его переписывать домашние задания только из-за плохого почерка. Могла даже возмущённо разорвать тетрадку. Ребёнок плакал, а я старался «сглаживать углы», воздействуя на неё и жалея Колю – нельзя же так строго спрашивать с семилетнего ребёнка, пусть даже ты его мама.

До первого ноября по графику я продолжал ходить на ночные дежурства на турбазу. Колю больше не брал. Ему нужно было учиться, да и ночи стали холодными. Иногда на ночь ставил донку с живцом. Однажды мне попался неизвестный хищник, которого сперва даже принял за змею. Он был тёмный, длинный, очень гибкий, извивающийся и скользкий. Чешуя очень мелкая, практически незаметная. Мне было неприятно брать его голыми руками. Пришлось обернуть поло́й телогрейки, пока отцеплял от крючка. А позже узнал, что эта рыба называется налим, из семейства тресковых. Летом налим обычно не ловится, а ближе к холодам его можно поймать на живца или даже на лягушонка.

В честь Дня энергетика (22 декабря) и «за высокие показания в социалистическом соревновании» меня премировали десятью рублями.

Обычно премии выделялись в конце месяца и к праздникам. В распределении их участвовали начальник цеха, два начальника участка, а также Смирнов, Чернов и я. Собрания актива всегда начинались по одному сценарию. Слово брал начальник цеха и предлагал премировать своего кума Шелковенкова. Все соглашались. Так продолжалось более полугода, пока я не предложил другую кандидатуру, Гужавина. Начальник цеха удивился:

– Почему не Шелковенкова?

– Он иногда нарушает технику безопасности, – сказал я то, что все и так знали. Возражать мне никто не стал. Записали Гужавина. Дальше уже, как всегда, начальники участков стали называть своих людей.

К концу 1970 года наш штат значительно пополнился и составил около пятидесяти человек. Это привело к тому, что очередь на квартиру у нас стала отдельной от электроремонтного цеха.

Новый год мы встречали дома перед телевизором. Свою синтетическую ёлку вместе с игрушками мы перевезли с Урала, и теперь её нарядили. Смотрели «Голубой огонёк». Наш Вовик уже самостоятельно ходил, интересовался игрушками, не спал вместе со всеми, будто понимал, что происходит. Как же – взрослые нарядили красивую ёлку, сидят, чего-то ждут…

Рая к тому времени потихоньку обзаводилась знакомыми, некоторые из них становились её подругами. Я был только рад, что она начинает чувствовать себя здесь всё более свободно. Приятельские отношения сложились у неё с женой Видулина Клавдией. Та работала заведующей Михайловской библиотекой и часто снабжала нас интересными книжками. А читать мы всегда любили.

Однажды Рая стояла в городе на остановке, когда из подошедшего автобуса вышла женщина, которую она сразу же узнала:

– Маша, ты ли это?! – воскликнула моя жена.

– Рая, вот так встреча! Каким ветром тебя сюда занесло?

– Да вот, живём, работаем…

Женщины разговорились, обменялись адресами. Маша Шитакова и её муж Иван были давними знакомыми Раи ещё по Асбесту. Она поспешила познакомить с ними и меня. В Асбест Иван да Марья приехали из разных мест: Мария из Украины, а Иван из Курской области. Они учились в одном техникуме, а по окончании учёбы поженились. Когда Иван узнал о большой стройке на КМА[18], его потянуло обратно на малую родину. Он устроился в трест Курскрудстрой прорабом. Его старший брат тоже жил в Железногорске, имел собственный дом на Шанхае.

Мы стали бывать в гостях у Шитаковых. Нас приглашали на дни рождения и на Советские праздники. У них, как и у нас, было два сына, но каждый был постарше наших года на три.

Наш быт по-прежнему оставлял желать много лучшего. Был телевизор, но не было даже холодильника. Мало того, что стоили холодильники дорого, так ещё и в свободной продаже их попросту не было. Но тут на работе мне выдали талон на покупку холодильника. Мою радость омрачала только мысль о том, где взять денег. Я не любил просить в долг, но пришлось. Написал в Пермь сестре Вере. Рая написала в Асбест своей сестре Тоне. Они нам помогли. Так с миру по нитке набрали нужную сумму.

Холодильники прибыли поездом на станцию Михайловский Рудник, и хотя номинально продавались через недавно построенный универмаг, в сам магазин их не везли, а распределяли прямо на станции. Из универмага для этого приехала заведующая отделом бытовой техники. Покупатели вручали ей свои талоны и деньги – стоимость холодильника. Ни о какой доставке не было и речи, каждый выкручивался, как мог.

Первым к вагону подъехал водитель Иван, который до сих пор на меня косился и не здоровался. Я не стал к нему подходить. К тому же я уже договорился с ещё одним покупателем, слесарем нашего цеха Чекрыгиным, что мы постараемся найти водителя, который сразу отвезёт обе наши покупки. Ему надо было ехать в Остапово, а мне в Михайловку. Эти населённые пункты находились недалеко друг от друга, километрах в шести-семи. Тут на своём КРАЗе подъехал Николай. Несколькими главами ранее я описывал, как мы с ним попали в неприятную историю, которая окончилась благополучно. Во всяком случае, отношения мы не испортили.

Чекрыгин был парнем бойким, «пробивным» и разговорчивым. Он легко уговорил Николая отвезти наш груз. Время в этот раз было рабочее, и нам лишь пришлось заехать в автотранспортный цех, чтобы диспетчер на путевом листе сделал нужную отметку. Мы благополучно довезли свои покупки, а водитель отказался взять с нас какую-либо плату.

Мы сразу же распаковали холодильник. Он был с одной дверцей, небольшой морозильник размещался вверху. Для открытия дверцы требовалось приложить немалое усилие. Назывался он «Ока-3» и был выпущен Муромским заводом имени Орджоникидзе. Мы сразу включили его в сеть. Работал он не слишком громко, мне приходилось слышать холодильники, шумевшие куда сильней. И что нас радовало больше всего – свою функцию он выполнял безукоризненно. Теперь мы могли не беспокоиться за сохранность скоропортящихся продуктов в тёплое время года.

Постепенно мы рассчитались со своими кредиторами, не забыв поблагодарить за помощь в трудную минуту. А «Ока» прослужила нам тридцать три года. За это время единожды поменяли лишь прорезиненную прокладку на дверце.

Как-то ещё в зимнее время главный энергетик поручил мне ночное дежурство на подстанции, снабжавшей стройплощадку ГОКа. Нужно было определить, сколько электроэнергии расходуется строителями дробильной и обогатительной фабрик в период с пяти вечера до восьми утра. Никакой фиксирующей аппаратуры на подстанции не было, и чтобы следить за приборами и записывать данные, нужен был живой наблюдатель.

Подстанция была занесена снегом. На ней уже давно никого не было. Внутри находилась небольшая дежурка. Там оказалось холодно, но никаких обогревательных приборов не было. Я обнаружил лишь электрическую розетку и переносную осветительную лампу мощностью в 150 ватт. Я включил переноску в розетку, а лампу опустил в пустое железное ведро, устроив себе таким образом импровизированный обогреватель.

Приборы учёта размещались в двухметровых ячейках шагах в двадцати от дежурки. Каждые четверть часа я выходил из дежурки и записывал показания счётчиков. Так продолжалось до утра. Затем я собрал все данные и от руки нарисовал график расхода электроэнергии за пятнадцать часов. Передал всю собранную информацию Оленеву.

– Спасибо, – сказал он мне. – Эти данные были очень нужны. Поезжай домой. И завтра на работу можешь не выходить.

– Вам тоже спасибо за доверие. Тут что ни работа, то всё новое, – усмехнулся я.

В то время я продолжал заниматься проектированием здания цеха. Мне даже дали помощницу – Наталью Мартинсон, жену одного из руководителей среднего звена комбината. Его я знал ещё по общежитию. А Наталья была родом из Свердловска, но в Железногорск они приехали из Абакана, что в Хакасии. Эти три дня она просидела без работы, поскольку делала только то, что поручал ей я.

В марте проходил чемпионат мира по хоккею. Володя Чернов, зная мою «болельщицкую душу», пригласил посмотреть матч СССР – Финляндия в городе после работы. Мы приехали на автостанцию, оттуда он повёл меня в противоположную от городских построек сторону. Невдалеке виднелся одноэтажный посёлок. Позже я узнал, что он назывался Генеральским. Рассказывали, что строили его для военных, которых из-за сокращения армии собирались расселить в разные города. Но когда те приехали и увидели, что в домах печное отопление, нет воды и канализации, жить здесь не захотели. Поэтому «генеральские» домики отдали железногорцам, заселив в каждый по две-три семьи.

В доме, к которому мы подошли, было две квартиры. Рядом располагались небольшие приусадебные участки. Зашли внутрь. Нас встретил Геннадий Гаряшин, работавший начальником сетей. Видимо, он приехал раньше нас на служебной машине. Меня удивило, что хотя Гаряшин и Чернов в Железногорск переехали вместе с одного предприятия, Геннадию так быстро удалось получить жильё.

Мы посмотрели матч, дружно болея за нашу команду, которая, конечно, выиграла. Затем мы с Володей поехали в Михайловку – он тоже в это время жил там. Впрочем, месяца через три-четыре и Чернов получил временное жильё в городе по улице Ленина в доме номер три. Мы же мужественно ждали, когда подойдёт наша очередь на новую квартиру.

Тучи пришли, откуда не ожидали. Хозяйка дома, в котором мы прожили больше года, внезапно заявила:

– Говорят, вам в моём доме не нравится, дом плохой? Идите тогда на все четыре стороны, я более благодарных квартирантов найду.

Для меня это стало неожиданностью. К тому же я не понимал, за что она на нас обиделась. Однако это выяснилось довольно быстро. Оказалось, соседка, живущая напротив, как-то поинтересовалась у Раи, как нам живётся. Не ожидая подвоха, Рая рассказала, что всё у нас хорошо, за исключением нескольких мелочей. Вроде того, что через щели сверху иногда сыплется земля, которой утеплён потолок. Как-то раз она даже попала в глаза малышу. Соседка не преминула уколоть нашу хозяйку – пересказала ей наши жалобы, приукрасив их и ещё что-то добавив от себя.

Эта история стоила мне немало нервных клеток. Сначала я искал жильё в Михайловке. Вроде, нашёл, но переселяться очень не хотелось. Обратился к Оленеву, рассказал, что моей семье негде жить и упрекнул:

– Вы же обеспечиваете жильём тех, кто пришёл на работу позже меня.

Оленев никак не отреагировал на мои слова, и мне пришлось пойти к заместителю директора по кадрам и быту Сироте. Я знал, что рядом с общежитием, в котором я прожил полгода, построено и готово к заселению семейное общежитие.

– Как насчёт «семейки» на Курской, 15? – спросил я у чиновника. – Нельзя ли временно выделить мне там комнату?

– У вас же семья – пять человек, – ответил Сирота. – Вы же в одной комнате не поместитесь.

Так мне ничего добиться и не удалось. А в тот дом через некоторое время заселили строителей, приехавших из Болгарии.

Тем временем Рая встретилась с дочерью нашей хозяйки, Клавдией Видулиной. Они были приятельницами, и Рая постаралась объяснить ей, что не имела в виду ничего плохого, когда рассказывала соседке о снимаемом нами доме. Кажется, ей удалось убедить Клаву, и та пообещала поговорить с матерью и успокоить её. Подружка сдержала своё обещание, и хозяйка нас больше не тревожила. В общем, моя жёнушка, бывшая косвенной причиной всех этих треволнений, сама же всё и уладила.

После всех переживаний нам хотелось немного отвлечься и успокоиться. Мы решили отдохнуть на турбазе, как белые люди. Собрались в субботу вчетвером, без бабушки. Набрали продуктов на два дня. Усадили Вовика в открытую летнюю коляску, в которой когда-то возили Колю, и пошли на турбазу. Кстати, наш младший уже хорошо разговаривал. Начал говорить он в год и три месяца, но сразу практически правильно. В общении с ним мы не стремились упрощать слова, полагая, что даже если он сразу не сможет выговорить сложное буквосочетание, то в следующий раз точно скажет. Так оно и случилось.

Погода в эти дни была очень хорошая. Отдохнуть на природе захотелось не нам одним, и когда мы обратились к директору турбазы за местом для ночёвки, он нас огорошил:

– Мест нет, все домики заняты.

Но недаром я проработал здесь столько времени. Мы знали, что в сосновом лесу отдельно от других поставлены два домика. Сходили с Николкой проверить, и обнаружили, что они оба пустуют.

Среди отдыхающих было много наших знакомых. Была здесь семья Смирнова – работника нашего цеха, семья Боровского – начальника отдела оборудования. Отдыхал здесь и замдиректора Сирота с супругой, которая была прямой начальницей Раи по детскому саду. Мы подошли к ним и разговорились. Заодно пожаловались на то, что нам негде переночевать, хотя есть пустующие домики. Дмитрий Тимофеевич сказал нам:

– Позовите сюда заведующего.

Я нашёл директора турбазы. Тот оправдывался:

– В этих домиках нет ни коек, ни постельного белья.

– Так найдите, – в приказном порядке потребовал Сирота.

Три койки нашлись, как по волшебству. Словно из ниоткуда, материализовались и постельные принадлежности. Я помогал переносить в домик, ставший на одну ночь нашим, кровати и всё необходимое. Как только всё обустроили, получили ключ и пошли купаться.

Вовик постоянно пытался самостоятельно залезть в воду. Он заходил где-то по пояс, смеялся, плескал на всех водой. В общем, вёл себя, как обычный ребёнок. Мы по очереди его подстраховывали, поскольку река в этом месте имела заметное течение.

Все остались довольны совместным отдыхом на турбазе. В воскресенье к вечеру вернулись домой. Эти два солнечных дня помогли мне выкинуть из головы неприятные мысли и двигаться дальше.

Учебный год Коля закончил на отлично. А на работе у нас повесили объявление: «В Жидеевском лесу на живописном берегу Свапы открыт пионерский лагерь. Желающим отдать туда своих детей необходимо обратиться в профком». Я сперва поинтересовался, возьмут ли первоклассника, которому далеко до пионерского возраста. Мне ответили, что да, лишь бы уже был школьником. Кроме меня, захотели пристроить своих детей ещё двое. Нас тут же попросили помочь привезти в лагерь железные койки из города. В цехе к этому времени появилась ещё одна машина, на ней мы и съездили в Железногорск, забрали кровати, отвезли в пионерлагерь и разгрузили там, где указал нам его начальник.

Если из города детей в лагерь отвозили организованно, то нам было проще добраться туда своим ходом. Идти можно было по трубам через реку, а затем мимо песчаного карьера по лесу, но есть ли там дорога к пионерлагерю, я не знал. Мы выбрали другой маршрут – через деревню Гнань, по тропинке через большой лог к железнодорожному мосту через Свапу. Домики пионерлагеря находились оттуда в двухстах метрах. Коля всю дорогу хмурился и всячески выказывал своё недовольство. Я же пытался убедить его, что всё будет хорошо. Мы добрались до лагеря без приключений, и я его там оставил, пообещав навестить через три дня.

Когда я пришёл, он тут же начал жаловаться, что он тут самый маленький, ему тут плохо, скучно и тоскливо. Слёзно просил забрать его домой. Я решил посоветоваться с Раей, а ему сказал:

– Потерпи до следующих выходных, я приду вместе с мамой. Там видно будет.

В субботу мы пришли с Раей. Ничего не изменилось, Николка по-прежнему умолял забрать его из лагеря. Наши сердца не выдержали, и мы по совету вожатой пошли к начальнику лагеря. Она попросила нас написать заявление.

– На чьё имя писать? – спросил я.

– Пишите: «Начальнику пионерлагеря Спасенковой», – продиктовала она.

– Ваш муж, случайно, не работает в энергослужбе слесарем КИПиА[19]?

– Работает.

– Я его знаю, зовут Новомир.

– Верно. – Начальница лагеря приняла наше заявление. Нам вернули сына, и мы, счастливые, пошли домой.

Строительная часть проекта цеха была почти закончена, когда я решил проверить, насколько начальство заинтересовано во мне как в специалисте. Написал письмо Ивану Морозову, брату Раи, чтобы он прислал вызов в Таджикистан на свой завод. Он быстро всё оформил, прислал документ на фирменном бланке. Я показал его начальнику цеха, но желаемого эффекта не добился. Тот не выказал внешне никаких эмоций, вероятно, подумал: «Никуда он не поедет, зря, что ли, два года здесь прождал квартиру?»

Моя очередь была пятой в цехе. Четвёртой числилась уборщица, которая как-то громко и с апломбом заявила:

– Я всё равно получу квартиру раньше тебя!

– Да получишь, получишь, успокойся, – я не собирался с ней спорить.

Начальник цеха Даниленко вдруг удумал выпускать стенную газету, и меня неожиданно выбрали редактором. Я был совсем не в восторге от лишней общественной нагрузки, но сразу приступил к делу. Среди поступивших на работу нашёл молодого человека, умеющего рисовать и красиво писать. Назвал газету «Электрон».

В первом же номере газеты я решил «отблагодарить за доверие» начальника цеха, раскритиковав его в большой статье. В принципе, все знали, что он использует некоторых рабочих в личных целях, но молчали об этом. Я же решил «вынести сор из избы», описав, как Даниленко где-то купил «Волгу» в неисправном состоянии, а два наших водителя целыми днями занимались её ремонтом. Кроме того, в городе он возводил гараж, на строительство которого ездили на государственной машине по нескольку человек. Мне тоже раз довелось быть среди них, чтобы помочь поднять тяжёлую балку. Шелковенков выполнял функции прораба на стройке гаража, в цехе появлялся редко. Обо всём этом я рассказал в статье «Хозяин».

Если говорить честно, то левая работёнка на начальника почти не сказывалась на производстве, поскольку наши специалисты не были перегружены основными обязанностями, скорее, наоборот. Даниленко как-то говорил, что, мол, если вам делать нечего, вы хоть в мастерской молотком по железу стучите, видимость создавайте.

Вспомнил я и эпизод с молодым парнем Сашей Машковым, которому Даниленко поручил изготовить две электрогитары для сыновей Оленева, которые служили в армии. К слову, электрогитары в эти годы были в моде, но купить их в магазине было нереально.

После выхода газеты одни мои коллеги крутили пальцем у виска: «В своём ли уме – начальство критиковать?», – а другие жали руку: «Так и надо, молодец!».

Реакция начальника цеха не заставила себя долго ждать. Он тут же вызвал меня к себе в кабинет «на ковёр», где старательно объяснял мне давно известные истины:

– Нужно в коллективе жить дружно. Мы одна семья, должны помогать друг другу. – Но было это похоже на то, будто он оправдывался. Он ничего не обещал, не ругался и не грозил никакими карами в открытую, но между строк я читал требование извиниться и как можно скорее снять газету со стены.

«Задушевная беседа» длилась не менее часа. В конце концов он, видимо, утомился и отпустил меня. Я ушёл, но снимать газету не стал. Она провисела ещё долго. Конечно, совсем оставить без последствий такую выходку подчинённого начальник цеха не мог, однако и придраться к моей работе ему тоже было трудно. Единственное, на что хватило его воображения – лишить меня проездного билета на следующий месяц, что он и сделал.

К слову, вспомнился эпизод, когда мы ещё зимой ехали из Михайловки на работу в переполненном автобусе. Был гололёд, и на спуске от Долгой Щеки к мосту через реку Погарщина автобус начало мотать из стороны в сторону. У пассажиров, включая меня, сердце ушло в пятки – ещё чуть-чуть, и автобус мог бы опрокинуться в реку. К счастью, водителю удалось выровнять транспортное средство, и мы благополучно миновали мост. Но шофёр и сам перепугался. Подъезжая к автостанции, он говорил с дрожью в голосе: «Хорошо, что я не стал тормозить, а то бы машина пошла юзом, и лежать нам на дне реки».

Однажды в ЦСП мне выдали не совсем типичное задание. Я должен был «гулять» целый день по Шанхаю. В этой одноэтажной части города, застроенной частными домами, некоторые участки не были ещё электрифицированы, не было ни проводов, ни даже опор. Моей задачей было зафиксировать на бумаге улицы и дома, не имеющие электричества и возможности его провести.

Местные жители с интересом поглядывали на незнакомого человека, явно что-то высматривающего на их улицах. Кое-кто спрашивал, что я здесь делаю.

– Вот, собираемся провести вам электричество, – отвечал я.

– Скорее бы…

Я закончил обход, составил план местности, указал на нём необходимые данные и передал начальству. Жаль только, что мне так и не сказали, когда линейщики провели электричество в эти дома.

В наш цех дали дополнительную нагрузку, но не в виде работы, а в виде лишнего человека. Это была дочь главного механика комбината, женщина лет двадцати двух – двадцати четырёх. Возможно, её хотели когда-нибудь сделать секретарём, но пока ей ничего не поручали, и она просто околачивалась в зале, где я работал над проектом. Без умолку болтала с молодыми ребятами, вела себя развязно и немного свысока. Бахвалилась своим бывшим мужем, который нынче сидел в тюрьме за убийство. Раньше они жили в Украине, там же ему дали десять лет строгого режима.

– Представляешь, – восхищённо говорила она очередному молодому собеседнику, – он убил человека одним ударом кулака! Вот это я понимаю – мужчина! А вы мужики так себе, ни рыба ни мясо, – почти презрительно заканчивала она свою речь.

Начальник цеха сделал «подарок», выдав эту девицу под моё попечение. «Если понадобится в работе, используй её», – сказал он. Я не мог придумать, чем её занять, чтобы от неё было больше пользы, чем вреда. До своих чертежей не допускал, поскольку чертить она не умела и вообще не понимала, чем мы тут занимаемся. Моя же другая помощница Наталья Мартинсон была по-настоящему полезной. Она разбиралась в нашей работе, умела чертить и старалась это делать лучше и лучше.