Ренни

Эпилог

Ренни — две недели спустя

Она почти переехала в лагерь Приспешников. На самом деле у этой женщины было не так уж много вещей. Я думаю, это из-за того, что она часто проводила время в дороге, а потом ее дом превратился в казарму, где у нее был только маленький шкафчик, чтобы хранить свое дерьмо.

И мой шкаф наполнился всеми ее футболками, майками, спортивными брюками и ботинками. В ящиках моего комода лежали ее лифчики, трусики и носки, в том числе те, которые я ей купил, и которые она надевала первыми каждый раз, когда они вынимались из сушилки.

Для новых щенков, ну, все прошло так, как будто мы поссорились и помирились.

Это было не совсем не правдой.

Но больше не было притворства, больше не было тайной операции по выявлению парней. Они узнали о моих навыках и навыках Мины, и все, казалось, отнеслись к этому с недоверием, понимая, что мы не могли позволить себе впускать в организацию кого-либо, кто не прошел надлежащую проверку.

В целом, они были довольно непринужденной группой.

— Итак, ты много путешествуешь, — заключил Сайрус, когда мы все расслабились в общей комнате.

Расслабились.

Это было то, о чем я почти забыл, что это возможно.

Но дело в том, что после того, как Джейни вышла из себя, а затем ребята отправились на Лонг-Айленд, они проделали хорошую работу по уничтожению империи Абруццо. Они пропустили несколько парней более низкого уровня, которые, вероятно, попытались бы восстать из пепла, но они были далеки от того, чтобы представлять какую-либо угрозу. Кроме того, мы все были вполне уверены, что они получили сообщение держаться подальше от побережья Навесинк.

— Да, по большей части. Здесь не так уж много работы, для которых требуется мой набор навыков, — сказала Мина, сидевшая боком у меня на коленях, моя рука обнимала ее за поясницу.

— А что насчет Ренни? — надавливал он.

— Черт возьми, я не владею ей, чувак, — сказал я, пожимая плечами. — У нее есть работа, которая забирает ее, я буду здесь, когда она вернется.

Ло вошла как раз в это время, с теплым и счастливым лицом.

— Как там ребенок? — спросил Кэш, похлопав себя по ноге, и она без колебаний подошла к нему.

— Пухленький. Мягкий. Зеленоглазый. Шумный, — добавила она, откидываясь на плечо Кэша.

Саммер родила четыре ночи назад, делая это без каких-либо фанфар, фактически никого, не разбудив в комплексе, кроме Мейз, которую она попросила присмотреть за Феррин и Фэллоном, потому что это был ее «третий ребенок, и ей не нужно было, чтобы все беспокоились о ней». К тому времени, как все встали утром, они с Рейном уже приветствовали появление на свет второго сына, Финна.

Когда угроза была нейтрализована, у них было серьезное намерение приветствовать их новое пополнение в своем доме, а не в комплексе. На самом деле Кэш и Ло должны были отвезти Феррин и Фэллона туда на следующее утро и помочь им устроиться.

В этот момент раздался неожиданный, громкий удар в четырех фунтах в парадную дверь, заставивший всех напрячься. Ло и Мина вскочили на ноги, чтобы мы тоже могли, Кэш встал и направился к двери, рука потянулась к поясу джинсов, где он держал пистолет, хотя единственный способ, которым кто-то мог пройти мимо охранников, был, если бы они были одобрены.

Мы все еще никого не ждали.

Кэш подошел и выглянул в окно, застыв на секунду, прежде чем распахнуть дверь.

И там был Волк.

Действительно, это было чудо, что Джейни удалось продержать его в больнице так долго, как она смогла. Особенно когда все анализы пришли к одному и тому же выводу — он был здоров. Помимо значительной потери веса и мышц и сопутствующей этому слабости, он был в отличной форме.

У всех была возможность навестить его в больнице, за исключением новых парней, которые все еще содержались в основном в комплексе, включая Эдисона.

Примерно после четырех ночей, проведенных в наручниках в стеклянной комнате, за которыми последовали дни, когда он комфортно себя чувствовал и временами был полезен в клубе, Рейн приказал снять наручники и сказал, что он может спать с другими кандидатами, если ему так хочется.

Видимо, так он и решил.

— Я решила, что привезу его сюда, — сказала Джейни, качая головой в его сторону. — По крайней мере, у меня есть вы, ребята, чтобы поддержать меня и не дать ему сделать слишком много слишком рано. Он слишком чертовски упрям, чтобы кому-то облегчить жизнь.

— Тоже люблю тебя, женщина, — прорычал он ей, слегка улыбнувшись, когда шел через комнату, выглядя так, словно каждый шаг причинял боль чуть больше, чем следовало. — Привет, Мейз, — сказал он, кивнув каждой из них, когда сел. — Пенни, — добавил он, заметив ее в дверях кухни, где они с Лазом готовили еду для всех.

Его взгляд переместился на Мину, его брови сошлись вместе.

— Мина, — подсказала она, улыбнувшись ему и протянув руку, которую он взял и полностью поглотил своей огромной рукой. — Я…

— Моя, — сказал я, заставляя Волка пристально посмотреть на меня, приподняв темную бровь.

— Как быстро.

— Да, ну, что я могу сказать? Я чертовски неотразим, чувак.

— Удачи с этим, — сказал он Мине, которая улыбнулась ему.

— Мне она понадобится, — согласилась она.

— Так ты Волк, — сказал Эдисон, входя, склонив голову набок.

— Я Волк, — согласился он.

— Эдисон, — сказал он, кивнув Волку.

— Тот самый Эдисон? — спросил Волк, заставляя нас с Миной переглянуться.

Из того, что мы смогли собрать после того, как узнали его полное имя и проверили его, он не был кем-то особенным. У него было несколько арестов, когда он был моложе, обычно связанных с его отцом-преступником и дядей, а затем за пьянство и драки, когда он стал взрослым. Кроме этого, ничего.

— Да, — сказал Эдисон, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.

— Приятно.

— Мы кое-что упустили, — тихо сказала Мина, когда разговор перешел на другое.

Мина — один год спустя

— Серьезно? — спросила я, сидя за очень большим круглым столом в столовой Мейз, вся поверхность которого была покрыта журналами и компьютерными распечатками.

— Я думала, мы закончили с этим, — заявила Алекс, качая головой. — Но нет, конечно, нет. Тебе же нужно было связаться и переспать с Приспешником и вступить в женский клуб.

— Это вы, ребята, все усложняете, — настаивала Саммер, покачивая Финна на бедре.

— Это сложно только потому, что все это нелепо, — настаивала Джейни.

— То, что ты хотела маленькую свадьбу, не значит, что все хотят, — упрекнула Ло.

Так… Я собиралась выйти замуж.

Это было естественное развитие событий, но я была шокирована, когда Ренни спросил меня.

И, конечно, он сделал это в истинном стиле Ренни.

Не было никакой глупой поездки в хороший ресторан, где он положил кольцо в кекс или что-то в этом роде.

О нет.

Он купил мне новую игру для моего ДС (прим. перев.: Nintendo DS — портативная игровая система), сказав, что это усовершенствованная копия какой-то игры, выход которой не запланирован еще на шесть месяцев, которую он попросил Джейни и Алекс найти для меня.

И, по аналогии с Покемон Гоу, это была игра в реальном времени, в реальной жизни, где я должна была преследовать не покемонов, а маленьких серийных убийц и пытаться посадить их в клетку, основываясь на некоторых подсказках, которые переводили меня с места на место.

Последнее из которых привела меня к кофейне «Она Где-то Рядом» и направилась прямо к столу, который был мне очень знаком.

Я не сразу сообразила.

На самом деле, я действительно была в неведении, слишком погруженная в свою новую игру, чтобы понять, что, возможно, местоположение было слишком подозрительным. Я села, уставшая от беготни все утро, и открыла маленький конвертик на экране, который должен был дать мне ключ к следующему лакомому кусочку моей разгадке.

Но это не было ключом к разгадке.

Это было требование уже оторвать взгляд от моего экрана.

Как будто он каким-то образом знал, что я буду слишком увлечена игрой, чтобы заметить что-то еще.

Я вскинула голову и увидела Ренни, стоящего на коленях рядом со столом, с мальчишеской улыбкой на лице, поднятой рукой, с бриллиантовым кольцом между пальцами.

Это была именно та форма кольца, которая, как он каким-то образом знал, мне бы точно понравилась, несмотря на то, что я никогда не носила колец, так что он не мог просто заметить мое предпочтение. Это был единственный бриллиант огранки «кушон» (прим. перев.: квадратная форма с округлыми углами) на тонком платиновом ободке — ничего ошеломительного или лишнего.

— Я не думал, что ты похожа на женщину идущую по тропе из лепестков роз, — сказал он, нарушив долгое молчание, когда я сидела там слишком ошеломленная, чтобы что-либо сказать.

— Значит, ты сделал для меня видеоигру? — наконец спросила я, когда обрела дар речи.

— У меня был только один шанс сделать это, и я решил, что могу сделать это правильно.

— На это, должно быть, ушли месяцы.

— Допустим, я попросил Джейни свести меня с некоторыми людьми, как только ты переехала в комплекс. Я не хотел какой-то дрянной игры низшего уровня.

Сразу после того, как я переехала в комплекс? Он знал, что собирается жениться на мне год назад? Черт возьми, год назад я не была уверена, что смогу продержаться неделю, когда он никогда не мог повесить мокрое полотенце на место. Не говоря уже о том, чтобы провести с ним всю оставшуюся жизнь.

— Ну же, — сказал он, снова прорываясь сквозь мои кружащиеся мысли, — готова провести остаток своей жизни, имея дело со мной, когда я облажаюсь, а?

Сбитая с толку, может быть, ожидая, в конце концов, немного слез, но довольная тем, что он выбрал не этот маршрут, я рассмеялась. — Ну, до сих пор я довольно хорошо справлялась с тобой, — сказала я, протягивая ему руку.

Он надел кольцо, и я почувствовала, как слезы защипали мне глаза, когда он наклонился и поцеловал его, прежде чем подойти и накрыть мои губы своими.

Это был важный момент для меня.

Не только потому, что он любил меня. Он любил меня какое-то время. Но потому, что он говорил мне, что никогда не собирался останавливаться. И, будучи человеком, у которого никогда раньше не было такого обещания, это значило многое.

Но… Я переосмысливала свое согласие на весь этот брак.

Не потому, что я передумала насчет Ренни.

О, нет.

Давайте просто скажем… Я была совершенно не готова к посещению женского клуба.

Видите ли, они были хитрыми. Они подходили ко мне медленно, одна за одной или две за двумя, никогда не давая мне увидеть, как именно это было, когда они собирались все вместе.

Для меня Джейни, Ло, Алекс, Мейз, Саммер и Пенни были старыми новостями. Но с Джейни, Ло, Алекс, Мейз, Саммер и Пенни… пришли остальные члены женского клуба. Они официально представили меня Амелии, жене Шотера, и Элси, жене Пейна.

Я сидела за столом, заваленным свадебными журналами, полными свадебных платьев, украшений, мест, цветочных композиций и различных шрифтов для приглашений и пекарен, где можно было попробовать тестовые торты.

Но проблема была не в них. О, нет. Я все это поняла менее чем за двадцать минут.

В чем же была проблема?

Проблема была в том, что Алекс и Джейни не хотели носить платья. А Элси и Ло действительно предпочитали не ходить на каблуках. Но, с другой стороны, Пенни хотела бы иметь самые высокие каблуки, учитывая, что она была практически размером с ребенка. Затем нам пришлось учесть строение фигуры. Потому что Амелия предпочла бы что-то, что отвлекало бы внимание от ее бедер, а Ло хотела, чтобы что-то подчеркивало ее грудь, а Элси и Мейз, ну, они были поклонниками своих ног.

Действительно, список соображений по поводу платьев подружек невесты начинал заставлять меня искренне думать, что, эй, прыгнуть в самолет и пожениться в Вегасе с Элвисом было не так уж и глупо, верно?

Мой взгляд переместился на Эшли, которая сидела там совершенно спокойно, наблюдая за происходящим с немалым весельем. Она повернулась и пожала плечами. — Я бы сказала, что ты перенесешь всю эту вечеринку на пляж и, если они не перестанут ныть, заставишь каждого из них надеть бикини со стрингами.

Это эффективно прекратило большую часть разговора, взгляд Джейни переместился на меня. — Ты бы не стала.

— А я бы не стала? — спросила я с легкой улыбкой.

— Почему бы просто не упростить ситуацию и не сказать… все носят что-то черное, в чем они будут выглядит горячими, как ад? — подсказала Алекс, всегда более нетерпеливая и уравновешенная из женского клуба.

Я посмотрела на свои заметки, вычеркивая цвета темы, для которых я выбрала белый (очевидный) и зеленый, а вместо этого написала черный. — Хорошо. Значит, таков наш план. Наденьте черное. И ради Бога, я больше не хочу слышать ни слова о подолах или вырезах.

Я бы поклялась, что, даже дав им всем разрешение одеваться так, как они предпочитают, в группе все еще было некоторое расстройство.

У меня было ощущение, что, возможно, так быстро сдавшись (хотя казалось, что спор длился несколько дней), я каким-то образом разрушила традицию среди женщин.

Но я надеялась, что ради всех будущих членов женского клуба я облегчу эту традицию.

Ренни — полтора года спустя

— Я больше не буду завязывать эту чертову штуку, — сказал Шотер, когда я в пятый раз за этот день потянул за галстук.

Я не носил галстука с тех пор, как был подростком. Мне каким-то образом удавалось обходиться одним костюмом на всех других свадьбах, которые мне приходилось посещать на протяжении многих лет. Никто никогда не обращал на меня такого пристального внимания.

Хотя этого нельзя было сказать о дне моей свадьбы.

В целом я никогда не был нервным человеком.

Но, стоя в комнате дальше по коридору от того места, где я собирался жениться на Мине, да, я немного волновался.

Не потому, что я не был уверен, что люблю ее и буду продолжать любить. Я никогда в жизни ни в чем не был так уверен.

Это было нечто более глубокое, чем это, более давно похороненное, чем это. Это были какие-то старые демоны, поднявшие свои уродливые головы.

— Ренни, — позвал голос Рива, заставив мою голову вскинуться, чтобы обнаружить его стоящим в открытом дверном проеме.

— Что?

— Мина хочет тебя видеть, — сказал он, кивнув головой в сторону коридора.

Мина и Рив, казалось, образовали определенную связь после того дня, когда она бросила меня полтора года назад. И после того, как она, наконец, узнала его историю, потому что однажды ночью он доверился ей достаточно, чтобы рассказать ей, задолго до того, как кто-либо из нас узнал, это стало еще более глубокой связью.

Таким образом, было почти уместно, что именно он проводил меня в ее комнату, что он на самом деле собирался выдать ее, так как ни в коем случае, черт возьми, мы не хотели, чтобы ее настоящий отец сделал это или даже был приглашен на свадьбу.

— С ней все в порядке? — спросил я, когда мы подошли ближе к ее двери.

Рив остановился прямо перед ней, окинув меня долгим взглядом. — Нет, — заявил он, но сделал это с ухмылкой, прежде чем положить руку мне на плечо и отойти.

Заинтригованный, я потянулся к ручке и вошел внутрь. Услышав этот звук, Мина резко повернулась с того места, где сидела, лицом к тройному туалетному зеркалу.

— Брак — это глупо, — заявила она резким голосом.

— Хорошо, — сказал я, кивая, стараясь не улыбаться.

Трусиха.

Она была трусихой.

Это было так не похоже на нее, что мне захотелось рассмеяться.

— Серьезно. Я имею в виду… посмотри на своих родителей. Посмотри на моих. О чем мы только думаем? Если и есть где-нибудь два человека, которые могли бы по-королевски облажаться в таких вещах, так это мы. У нас буквально не было хороших примеров счастливых и успешных браков в детстве.

Это не было неправдой.

Я медленно выдохнул и подошел к ней, опустился на колени перед ее маленьким деревянным сиденьем и положил руки ей на колени. — Верно, но это не значит, что у нас нет хороших примеров, на которые можно было бы обратить внимание. Черт возьми, у нас есть Рейн, и Саммер, Кэш, и Ло, Волк, и Джейни, Репо, и Мейз, Дюк, и Пенни, и, если мы хотим копнуть немного глубже, есть Брейкер, и Алекс, Шотер, и Амелия, Пейн, и Элси. Мы чертовски окружены успешными и счастливыми браками, Мина.

— Конечно, но если когда-нибудь найдутся два человека, которые побьют идеальный послужной список…

— Мина, — сказал я, выждав долгую секунду, прежде чем ее идеальные, блядь, карие глаза остановились на моих. Затем я почувствовал, как моя улыбка немного заиграла. — Ты знаешь, в чем проблема?

Ее брови слегка сошлись на переносице, когда она покачала головой. — Нет.

— Видишь ли, клуб девочек увез тебя прошлой ночью и не вернул… — Я остановился, пальцы скользнули вверх по ее бедрам. — Никто из нас не позавтракал, — добавил я со злой улыбкой и начал раздвигать концы ее короткого шелкового халата, наблюдая, как ее глаза немного потеплели. — Я тоже был немного раздражен этим утром. Думаю, может быть, это потому, что я голоден, — добавил я, потянув за пояс, и халат раздвинулся в стороны. — На самом деле я чертовски проголодался.

— Ты знаешь, — сказала она, ее дыхание стало тяжелее, когда я наклонился и начал целовать ее бедро. — Я думаю, ты прав. Должно быть, так оно и есть. Мы должны… о Боже мой, — простонала она, когда мой рот втянул ее клитор через ее красивые маленькие шелковистые белые трусики, которые, я знал, должны были стать для меня сюрпризом позже.

Я потянулся вверх, схватив ее за талию по бокам и слегка отступив назад, стягивая материал с ее бедер и ног, а затем с ее ступней. Ее руки протянулись, ловко развязывая чертов галстук и заставляя меня, наконец, снова дышать, прежде чем ее руки начали расстегивать пуговицы на моей рубашке.

— Знаешь, — сказала она, стягивая с моих плеч рубашку и пиджак, — я думаю, что мы должны подождать, пока не поженимся, чтобы завершить это.

Я засмеялся, расстегивая штаны и притягивая ее к себе на колени, протягивая руку между нами, чтобы соединить мой член с ее горячей, влажной киской. — К черту это. Я хочу тебя прямо сейчас, что бы мой член был внутри тебя, — заявил я, опуская ее бедра вниз, так что мой член скользнул в ее тугую киску. — Это может быть нашим маленьким секретом, — добавил я, когда она начала двигаться на мне, сначала медленно и сладко, но кончила жестко, грубо и безумно, испортив прическу и макияж и сделав это так, чтобы девочки точно не узнали, что я сделал, чтобы успокоить ее, когда они вернулись, чтобы закончить ее подготовку.

— Увидимся там, внизу, верно? — спросил я, когда она снова завязала пояс, ее лицо после секса порозовело, все тело стало более расслабленным, чем двадцать минут назад.

— Не хотела бы быть где-нибудь еще, — сказала она с такой уверенностью, что я понял, что, помимо всего прочего, ушла ее трусость.

Когда я шел обратно по коридору в свою комнату, я тоже был чертовски спокойнее. И когда я в шестой раз завязал галстук, я без сомнения знал, что мы не станем исключением из правила.

Мы не были обречены повторять ошибки наших родителей.

Мы не могли не любить, потому что нас никогда не любили.

И не было никого, черт возьми, никого в мире, кто мог бы любить Мину, больше, чем я.

И я был чертовски уверен, что никто никогда не захочет любить меня так, как она.

У нас все будет хорошо.

Мина — четыре года спустя

— Чистый листик, — заявил Ренни, забираясь ко мне в кровать и откидывая одеяло с ее маленького розового личика.

— Я все еще не могу решить, хорошо это или нет, — призналась я, зная, что это не то, что вы должны были сказать, держа на руках своего ребенка сразу после того, как он родился, но предпочитая быть честной.

Я вытащила имплантат из руки почти за два года до того, как забеременела. Его действие закончилось, а я просто… так и не заменила его. У нас были преданные отношения, и мы поняли, что бы ни случилось, это случится. Мы не собирались этого планировать, но, если бы это случилось, мы бы приветствовали это.

Однако месяц, в течение которого у меня не было месячных, был одним из самых напряженных в моей жизни. Внезапно стало неважно, как далеко мы с Ренни зашли, как сильно мы раскрыли и обнажили наши раны, чтобы позволить им зажить. Не имело значения, что мы были стабильны, и Ренни очень редко, если вообще когда-либо, впадал в свои состояния. Каким-то образом, столкнувшись с надвигающимся материнством, каждый мой маленький недостаток усилился, стал непреодолимым. И я не могла не волноваться, что возьму наш маленький чистый лист и привью ей свои собственные недостатки.

— Мина, посмотри, — сказал Ренни, наклоняясь и целуя ее маленький сморщенный лобик. — И у нас все получилось хорошо. У нас все будет в порядке.

Я не хотела быть в порядке. Я хотела иметь возможность дать ей все преимущества, каждую каплю поддержки, каждую каплю любви, которую ни Ренни, ни я не получили.

— Я надеюсь, — сказала я, улыбаясь ей в лицо, когда она начала морщиться, извиваться и открывать рот, чтобы заплакать.

Тогда я еще не понимала, что по неосторожности назвала нашу дочь.

Потому что с того момента мы знали, что больше всего у нас было, наряду с любовью, в которую никто из нас не верил, что мы найдем, и лучшими намерениями, была надежда.

Надежда, что мы сможем добиться большего, чем наши родители.

Надежда, что мы извлекли уроки из всех наших ошибок.

Надежда, что мы сможем разорвать этот порочный круг.

Надежда.

— О, я забыл, — сказал Ренни, слезая с кровати, когда я расположила Хоуп (прим. перев.: Hope — надежда) для кормления. Он подошел к подоконнику, где у него была небольшая сумка для переноски, и вытащил очень маленький, очень знакомый прямоугольный сверток.

Я знала, что это было.

Для любого большого события — дня рождения, юбилея, Рождества, наряду с обычным подарком, у меня всегда был мой маленький сверток. Я также получала его каждый раз, когда он за что-то извинялся.

У меня была такая коллекция носков, на которую посмотрел бы даже кладовщик, и сказал бы мне, что мне нужно немного ее проредить.

Но каждая пара представляла собой момент, веху, время, когда он думал обо мне и традициях, которые мы начали все эти годы назад.

Так что мне было все равно, что это были «просто» носки.

Каждая пара была лучшим подарком, который я когда-либо получала.

Он вернулся к кровати, сел на край и, держа пакет, надорвал его для меня, чтобы я могла одной рукой оторвать остальную бумагу, а другой прижимая Хоуп к груди.

Я вытащила пластиковый футляр и нашла пару очень розовых носков с принтом по всей поверхности: Мама № 1.

Я посмотрела на него снизу-вверх, и это был примерно тот момент, когда я наконец поверила в это. Я поверила, что смогу это сделать. Мы могли бы это сделать.

Я потянулась к нему, потянула его вниз, пока он не лег рядом со мной на кровать, его рука обхватила мой живот, и покоилась на нашей дочери.

— Видишь? — спросил он, глядя на меня. — Разве ты не рада, что я тебя добился? — сказал он, одарив меня мальчишеской улыбкой, к которой я так привыкла, к которой так привязалась.

И я была.

Я была так невероятно счастлива, что он не сдался, независимо от того, сколько раз я сбивала его с ног, независимо от того, сколько раз я боролась со своим собственным влечением, независимо от того, как я пыталась оттолкнуть его.

Потому что, если бы он был любым другим парнем, он бы не стал бороться и завоевывать меня.

И никто из нас не знал бы, каково это — быть по-настоящему, безоговорочно любимым, а затем принять решение поделиться этой любовью с новым поколением.

— Да, — согласилась я, одарив его улыбкой. — Теперь все, о чем нам нужно беспокоиться, это переезд из лагеря. Там становится немного безумно из-за новой крови…