Репрессированный ещё до зачатия

Дурь

Парторг Смирнова положила передо мной на стол записку «Слушали персональное дело Конищева».

– Какое?

– По пьяни полез на Маркову…

– Что он на ней забыл?

– Свою дурь! Полез, меланхолично мурлыча:

– Полез с кулаками?

– С колотушкой в штанах! И повод она сама подсунула. Приходит вчера на планёрку и радостно щебечет: «После проводов Нового года осталось много закуски. Не пропадать же! Давайте скинемся по дубику!» Скинулись. Колыхнули. Опять Маркова с цэушкой: после трёх разбегайсь по домам! Но никто никуда не побежал. Всё стаканили. К чему-то заговорили про город Орджоникидзе. Маркова и ляпни: «А-а, это такой маленький грузинский районный городок!» Вот тут Конищев и всплыви на дыбки: «Ка-ак маленький? Ка-ак районный? Ка-ак грузинский? Меня, бывшего преподавателя географии и директора школы, это глубоко взбесило. Не знать, что Орджоникидзе – столица Северной Осетии! Не знать, что в нём проживает до трёхсот тысяч человек! Не знать, что этот город вовсе не в Грузии, а в России!.. Уму недостижимо. Всего этого не знать после окончания Высшей партшколы ЦК КПСС в Ленинграде, святой колыбели нашей революции?! Это полная политическая слепота и темнота, и блевота! И с такими знаниями руководить областной молодёжной газетой? Ну, не-ет!!! Я, зав идеологическим отделом газеты, по политическим мотивам этого так не оставлю!» И, дождавшись, когда Ленка осталась одна в своём кабинете, свалил по политическим мотивам шкаф и разбежался на нём, опять же по принципиальным политическим мотивам, засигарить[81] Ленке. Редактрисе-то нашей! Она залезла под стол и завопила о помощи. Уборщица бабушка Нина как раз проходила по коридору мимо и заглянула в кабинет, когда услышала вульгарный шум легкомысленно безответственно упавшего шкафа и марковские вопли. Бабулька и спасла святую невинность горькой редактриске от притязаний этого дикого носорога Конищева. Ну и скандалюга! О как! И на редколлегии, и на партсобрании он выклянчивал прощения. Ленка ни в какую. Смертно оскорблена-с! Орёт в обиде: «Как это так!? Проститутку и ту уговаривают, говорят какие-то красивые к случаю слова. А тут никаких радостных слов! Как бешеный лоховитый жеребец! Безо всякой художественной увертюры! Прям ну сразу вот вам нате из-под кровати! Молча! Наглец! Не прощу! Совсем с головой не дружишь! Не слиняешь по-собственному, подам в суд. Вышибу из партии! Навечно загоню в камеру хранения!»[82] И навертел наш трусляйка Конь заявление: «Прошу освободить по собственному желанию от занимаемой должности». Маркова кинула на уголке резолюцию: «Освободить от занимаемой должности согласно поданного заявления». Вот такой у нас сладенький новогодний подарушка спёкся…

3 января 1967