Наш школьный директор по прозвищу Кошка кликнул меня с урока к себе в холодную яму[18] и ну метать мне красную икру баночками. Сильно наш вождь осерчал, что я не был в городе на демонстрации 7 Ноября. Наша русская средняя школа шла отдельной колонной, и в той колонне я не был замечен. Кошка велел привести мать. Это я-то поведу к нему на ковёр свою мамушку?
На следующий день с первого же урока Кошка выпроводил меня домой.
Со скуки меланхолично забрёл я в калечную.[19]
И наткнулся на Ёську. Одноклассника и по совместительству отпетого прогульщика-лентяя.
– Ты чего здесь токуешь? – спрашиваю.
– Ха в квадрате! У меня всезаконный французский отпуск![20]
– И что тут поделывает наш парижский отпускник?
Он наклонился к моему уху:
– Готовлюсь, утюжок, к штурму родной Бастилии! – и, сияя, кивает на молодку за кассой. – Только вчера пришнурился к ней и уже такой царский клё-ёв… Все мы истинные наследники Суворова. Любил он брать крепости. Цапнем и мы свою!.. Довожу лалару до радостных кондиций… Запасся уже тремя будёновками…[21] Ну а ты, гофрированный гасило,[22] чего не в нашей бурсе?
Я выхлюпал ему в жилетку своё горе, и он качнулся мне помочь:
– Задвинутый! Сейчас же на пуле дуй в поликлинику. Прикинься ах жалкеньким да ах разнесчастненьким. Таких там любят. Скажи, вчерняк гриппом болел!
Я бегом в поликлинику и таки добыл липовую справку, которой и обломил Кошкин гнев.
11 ноября 1957.