Республиканцы: от Никсона к Рейгану

НИКСОН

В 1968 г. Никсону было 55 лет, и как политик он уже более 20 лет удерживался в самых высших эшелонах партии. Конгрессмен, сенатор, вице-президент, кандидат партии на пост президента, он был ведущей либо одной из ведущих фигур в республиканской партии и в ее избирательных кампаниях с конца 40-х годов.

Никсон родился в местечке Йорба Линда в 30 милях ют Лос-Анджелеса (штат Калифорния). Его предки по линии как отца, так и матери были выходцами из Ирландии, переселившимися в Новый Свет еще в XVIII в. Родители Никсона, владельцы небольшой цитрусовой плантации, являлись исключительно набожными квакерами: четырежды посещали они богослужения по воскресеньям и не пропускали всех других церковных служб. Юные годы Никсона были окрашены в религиозные тона, будущий президент начинал воспринимать мир через призму библейских сказаний, до конца учебы в колледже играл на церковном органе. Когда родители Никсона перебрались в городок Уиттиер и основали там продовольственный магазин, ему пришлось принимать участие в семейном бизнесе, заведовать овощным отделом, что не доставляло молодому человеку никакого удовольствия.

Со школьной скамьи Никсон испытывал большую тягу к гуманитарным знаниям и проявлял известные способности и трудолюбие в их освоении. В старших классах он всерьез увлекся ораторским искусством. Его товарищ по школьной скамье вспоминает: "Он был прекрасным дебатером, входил в команду по дебатам и завоевал много первых мест на этом поприще. Он был замечательным оратором"1. Никсон успешно окончил школу, и у него появилась даже возможность учиться в престижном Йельском университете в Коннектикуте, где ему была предложена стипендия. Но в годы "великой депрессии", когда финансовое положение семьи заметно ухудшилось, он не мог позволить себе путешествовать с Западного побережья США на Восточное и оплачивать проживание в стенах элитарного учебного заведения. Никсон остается в Уиттиере, где поступает в квакерский колледж, начинает изучать историю и оттачивать свое ораторское мастерство, участвуя в дебатах во всех Тихоокеанских штатах. Учился он хорошо, добиваясь высоких оценок умением логично анализировать факты, хотя преподаватели и отмечали его неспособность или нежелание подниматься до теоретических обобщений. "Он был прагматиком, — отмечал профессор колледжа П. Смит. — Его экзаменационные работы раздражали меня своей краткостью (в высших учебных заведениях США все экзамены сдаются письменно. — В. Н.). Он не был склонен философствовать, и, я думаю" это отличало его на протяжении всей жизни"². Закончив колледж, Никсон продолжает учебу в университете Дьюк в штате Северная Каролина и в 1937 г. с дипломом юриста возвращается в Уиттиер. Через год он уже совладелец юридической фирмы "Уингерт, Бьюли и Никсон" и одна из заметных фигур в кругах власть имущих в своем графстве. "К 1941 году я уже был достаточно хорошо устроен, — пишет Никсон в своих мемуарах. — Я был избран президентом Клуба 20–30 (туда входили молодые бизнесмены графства. — В. Н.), президентом ассоциации преподавателей и студентов колледжа Уиттиер, президентом ассоциации университета Дьюк в Калифорнии, президентом ассоциации городов графства Орандж и самым молодым членом совета попечителей колледжа Уиттиер"³. Перед ним открывались широкие возможности для начала политической карьеры на местном уровне: республиканские лидеры, зная его консервативные убеждения, предлагали выдвинуть его кандидатуру на выборах в законодательное собрание штата. Но рамки локальной политики уже тогда казались слишком узкими идущему в гору адвокату, его потянуло в Вашингтон. Весть о вступлении США во вторую мировую войну в декабре 1941 г. застала Никсона в столице, в управлении администрации цен, куда он попал по протекции одного из профессоров университета Дьюк. Он проработал младшим юристом в отделе, занимавшемся нормированием производства и закупок резины и автомобильных шин, лишь несколько недель, после чего подал заявление о своем желании служить в армии. Военных лавров он себе не снискал: лишь в течение 28 дней офицер военно-воздушного транспортного командования в южной части Тихого океана находился в зоне военных действий. В 1944 г. Никсон вернулся в США, но до конца войны оставался на военной службе, работал над свертыванием ставших ненужными контрактов министерства военно-морского флота.

"Приглашение" вступить в большую политику Никсон получил от владельца отделения Первого национального банка в Уиттиере Г. Перри, который от своего и от имени группы других крупных бизнесменов направил Никсону письмо с предложением баллотироваться от республиканской партии на выборах в палату представителей американского конгресса в 12-м избирательном округе штата. Не снимая военной формы, Никсон поспешил в Калифорнию, где предстал перед комитетом из 100 бизнесменов и политиков, оценивавших достоинства возможных кандидатов, и произвел на них самое благоприятное впечатление своими ораторскими способностями и исключительно консервативными взглядами. Поддержка республиканской партии и большого бизнеса была ему обеспечена. Никсон стал готовиться к своей первой политической схватке — с либеральным демократом Дж. Вурхисом. Конек для успеха на выборах подсказала сама послевоенная обстановка в Соединенных Штатах, где начинала нагнетаться истерия "холодной войны" и лозунги "коммунистической подрывной деятельности" активно входили в оборот. "Тема "коммунистической опасности" открывала в США в конце 40-х — начале 50-х годов широкие возможности перед кандидатами на всевозможные посты; и Ричард Никсон был далеко не единственным начинающим политическим деятелем США, решившим построить на ней свою будущую карьеру, — замечал Э. А. Иванян. — Но он был, несомненно, одним из наиболее изобретательных и удачливых"⁴. Никсон обвинил Вурхиса в связях с коммунистами, в качестве главного аргумента приведя факт поддержки его Комитетом политического действия Конгресса производственных профсоюзов, а также взвалил на демократическую партию и ее представителя всю ответственность за неблагополучное экономическое положение страны и нехватку некоторых продуктов, с чем США сталкивались в военные и первые послевоенные годы.

В 1947 г. 34-летний конгрессмен занимает место в Капитолии, а в конце того же года входит в состав комитета по расследованию антиамериканской деятельности палаты представителей, который занимался "разоблачением" коммунистических и "сочувствующих" им организаций. Первым законопроектом, который вышел из недр комитета, был билль Мундта — Никсона, предусматривавший объявление Компартии США "подрывной организацией" и регистрацию всех ее членов. Билль не был тогда принят, но он предвосхитил все положения известного антикоммунистического закона Маккарэна, который будет проведен в 1950 г. В 1947 г. Никсона назначают в комитет К. Гертера и отправляют в Западную Европу для подготовки доклада конгрессу по поводу оказания "помощи" ряду стран в рамках "плана Маршалла". Из этой поездки Никсон вынес одно главное убеждение: "Я увидел, что большая часть демократической (капиталистической. — В. Н.) Европы была лишена настоящего руководства или, того хуже, ее руководящие классы просто капитулировали перед коммунистами"⁵. Идеи американского лидерства, которое призвано "спасти" весь мир от "коммунистической угрозы", пронизывали теперь всю деятельность Никсона. Свой путь на верх партийной иерархии он связал исключительно с "разоблачениями" коммунистов, и атмосфера тех лет как нельзя лучше способствовала реализации его честолюбивых планов. Общенациональную известность, хотя и весьма скандальную, Никсон получил в результате расследования дела О. Хисса, известного юриста и дипломата, бывшего сотрудника госдепартамента, которому было предъявлено обвинение в принадлежности к коммунистической партии и шпионаже. Стараниями Никсона Хисс получил пять лет тюремного заключения, хотя было очевидно, что состряпанные против него обвинения были, мягко говоря, бездоказательными. "Дело Хисса" сыграло большую роль в дальнейшей политической карьере Никсона, снискав ему, с одной стороны, "признательность" в ультраправых кругах республиканской партии, репутацию 100-процентного антикоммуниста и вызвав ненависть многих либералов — с другой. В своих мемуарах Никсон напишет: "Хотя, вне всякого сомнения, моя репутация, приобретенная в результате дела Хисса, открыла мне дорогу к посту вице-президента, она также превратила меня из довольно популярного молодого конгрессмена, который получал пусть нечастые, но положительные отзывы прессы, в одну из наиболее противоречивых фигур в Вашингтоне, которую остро критиковали уважаемые и влиятельные либеральные журналисты и лидеры общественного мнения того времени"⁶.

"Слава" главного борца против "коммунистической подрывной деятельности" в США позволяла Никсону замахнуться уже на место в верхней палате конгресса. В 1950 г. он вступает в схватку за пост сенатора от Калифорнии с Хелен Дуглас, бывшей бродвейской эстрадной звездой. Лейтмотив избирательной кампании Никсона, которая получила широкий резонанс в стране, был незамысловат. "Никсон говорил, что она замужем за Мелвином Дугласом, который зарегистрирован в списке симпатизирующих коммунистам"⁷, — замечал участник кампании Р. Дэй. И вновь этого оказалось достаточно для успеха на выборах. Страна вступила в печально известный период маккартизма.

Стоит ли удивляться, что Джо Маккарти и Никсон, идейные близнецы, находили друг с другом общий язык? Никсон был без ума от Маккарти, и тот отвечал ему полной взаимностью. Это в немалой степени предопределило выдвижение начинающего калифорнийского сенатора на пост вице-президента в 1952 г., когда в роли кандидата партии на президентских выборах выступал Д. Эйзенхауэр, позиции которого казались ультраправым чрезмерно "либеральными" и нуждались, по их мнению, в корректировке в "истинно консервативном" духе. Эту корректировку и призван был обеспечить Никсон.

Заняв вице-президентское кресло, Никсон поначалу не думал смягчать свою антикоммунистическую позицию. Он призывал президента публично одобрить деятельность Маккарти, что Эйзенхауэр делать опасался; в преддверии промежуточных выборов в конгресс 1954 г. Никсон, разъезжая по стране, преподносил свои открытия о связях демократов с Компартией США. Однако, когда корабль Маккарти пошел ко дну, Никсон оказался в двусмысленном положении. Убежденный маккартист, он вынужден был принести свои принципы в жертву лояльности республиканской администрации, которая ополчилась на вконец зарвавшегося Маккарти. Сам Никсон не критиковал Маккарти и предпочел отмалчиваться. "Он не занял никакой позиции в отношении Маккарти, даже когда сенат обсуждал его поведение, — говорил сенатор П. Буш, отец нынешнего вице-президента США Джорджа Буша. — Я помню, когда мы после выборов (1954 г. — В. Н.) вернулись на специальную сессию, я спросил Никсона, скажет ли он хоть слово в его осуждение, но он отказался"⁸. Позднее, задним числом отвергая крайние, дискредитировавшие себя методы борьбы со всем прогрессивным, Никсон не ставил под сомнение целей маккартистской травли: "Намерения Маккарти были правильными, но его тактика настолько не соответствовала времени, что, возможно, принесла нашему делу больше вреда, чем пользы"9.

Чтобы не быть потопленным вместе с Маккарти, Никсон вынужден был уже сам сбалансировать свою позицию и сблизиться с умеренным курсом администрации.

Президент Эйзенхауэр, который не был профессиональным политиком, когда пришел в Белый дом, мало внимания уделял делам республиканской партии, стремясь оставаться выше внутрипартийных дрязг. И всеми вопросами, связанными собственно с партией, ведал Никсон. "Он всегда был человеком партии. Он всегда старался помочь, не вступая в конфликт с президентом, по всем вопросам патронажа и другим подобным проблемам" ¹⁰, — замечал сенатор Л. Солтонстолл. Никсон постоянно заботился о расширении своей опоры в организационной структуре партии, надеясь в скором времени возглавить ее на президентских выборах. "В течение семи лет, в любое время года, вице-президент колесил по всей стране, отдавая себя в распоряжение регулярных партийных организаций, помогая им на партийных банкетах и кампаниях. Он делал их рутинную работу"¹¹, — писал известный в США исследователь избирательных кампаний Т. Уайт. Эта деятельность приносила свои плоды. В 1960 г. Национальный комитет республиканцев в специальной резолюции поставил знак равенства между заслугами Никсона и самого Эйзенхауэра во всех "достижениях" администрации в 50-е годы.

К президентским выборам 1960 г., когда Эйзенхауэр уже не мог согласно 22-й поправке к конституции баллотироваться на третий срок, Никсон оказался во главе мощной правоцентристской группировки партии, отбивавшей атаки как справа, со стороны нового лидера республиканских ультра Б. Голдуотера, так и слева, где активизировались либералы во главе с Нельсоном Рокфеллером. Вице-президент выступил в роли главного связующего звена между противоборствовавшими флангами партии. Его безупречные антикоммунистические верительные грамоты импонировали правым, тогда как либералам рокфеллеровского склада всегда по душе были призывы Никсона к проведению более активной экспансионистской внешней политики.

Победив на партийных первичных выборах (праймериз), Никсон выступил на всеобщих выборах против кандидата демократов на пост президента Джона Кеннеди. В избирательной борьбе вице-президент проповедовал преемственность политического курса и призывал американцев не рисковать, вверяя кормило государственной власти "наивному молодому президенту, который никогда не знал, что такое быть бедным или как обращаться с коммунистами". В активе Никсона был его политический опыт, он воспринимался многими избирателями как умудренный государственный деятель, хотя был старше Кеннеди всего на четыре года. Его кредо импонировало еще далеко не окончательно порвавшей с маккартизмом Америке. Однако против него работал фактор экономического кризиса, разразившегося в канун выборов, последствия которого испытывали на себе большинство американцев, но для борьбы с которым администрация мало что предпринимала. На фоне обещаний Кеннеди стимулировать экономический рост и создать новые рабочие места, расширить социальные программы защита Никсоном экономической политики правительства звучала малоубедительно.

Кеннеди победил и в "соревновании личностей", выиграв у Никсона телевизионные дебаты между кандидатами, которые впервые были использованы в качестве средства предвыборной политики. Ораторские способности не спасли Никсона, Кеннеди лучше него умел нравиться публике, вызывать симпатии людей.

В 1960 г. Никсон потерпел первое в своей жизни поражение на выборах. Но оно оказалось не последним. Через два года республиканский комитет Калифорнии, который возглавлял тогда Каспар Уайнбергер (будущий министр обороны США), настоял на том, чтобы Никсон испробовал свои силы на выборах губернатора штата. И тот согласился, рассчитывая, что пост руководителя крупнейшего штата станет хорошим трамплином для повторной попытки завоевать Белый дом. Но кампания Никсона против Э. Брауна обернулась новым провалом. "Никсона рассматривали как человека, желающего сбросить действующего губернатора, который не сделал ничего плохого. А эту роль играть очень трудно"¹², — объяснял Уайнбергер причины неудачи Никсона. Формальный лидер республиканской партии, а Никсон продолжал им оставаться как ее кандидат на последних президентских выборах, стремительно терял популярность. Ее новый, неформальный предводитель Б. Голдуотер напишет, что в начале 60-х годов "Никсон имел незначительное влияние в республиканской партии" ¹³. Поражение в Калифорнии принесло Никсону репутацию деятеля, не способного одержать серьезные победы, а с такой репутацией политику в США чаще всего ничего другого не остается, как уйти на покой. Казалось, он так и поступил, покинув Калифорнию и перебравшись в Нью-Йорк, где вновь занялся юридической практикой. Потеряв политическую базу в своем родном штате, Никсон не мог рассчитывать на то, что добьется доминирующих позиций в партийной организации в Нью-Йорке, где господствовали либеральные политические традиции, а республиканскую машину контролировал Н. Рокфеллер, один из ведущих конкурентов Никсона во внутрипартийной борьбе. Но Никсон и не намерен был соперничать с Рокфеллером в его штате, как и не собирался расставаться с большой политикой. Он был не из тех людей, которые опускают руки после первых серьезных неудач. Его "уход" был временным и чисто внешним. Тактика Никсона была направлена теперь на то, чтобы возродить свой престиж политического лидера общенационального масштаба, поборника партийного единства, крупного дипломата и не ввязываться в избирательные кампании с непредсказуемыми итогами.

Едва обосновавшись в Нью-Йорке, он как частное лицо отправляется в длительное зарубежное турне. На экранах телевизоров и страницах газет снова появляется Никсон, беседующий с президентом де Голлем, генералиссимусом Франко, президентом Насером. В начале 1964 г. американцы могли видеть Никсона в обществе глав государств и правительств Ливана, Пакистана, Малайзии, Таиланда, Южного Вьетнама, Филиппин, Японии. Имидж Никсона-политика таким путем гораздо быстрее восстанавливался в сознании американцев, чем если бы он участвовал в кампаниях на уровне штата.

Вернувшись в США, Никсон "позволил" втянуть себя в водоворот президентской избирательной кампании. Нет, на сей раз он не посягал на кресло в Овальном кабинете Белого дома. Он прекрасно понимал, что Голдуотер уже завоевал прочные позиции в республиканском партийном аппарате и бороться с ним было бессмысленно. Проблематичны были и перспективы победы Никсона в качестве кандидата партии над президентом Л. Джонсоном, который занял этот пост после трагической гибели Дж. Кеннеди и пользовался в то время большой популярностью как продолжатель его дела и инициатор широковещательных планов создания "великого общества". В этих условиях Никсон берет на себя роль "верховного арбитра" в республиканской партии. Подыгрывая настроениям большинства центристов и либералов, недовольных чрезмерным экстремизмом Голдуотера, в июне 1964 г. на национальной конференции губернаторов в Кливленде он заявляет: "Для республиканской партии было бы трагедией не бросить вызов Голдуотеру и не отвергнуть его взгляды"14. Но когда выдвижение Голдуотера было уже окончательно предрешено, Никсон сам председательствовал на партийном конвенте, предложил его кандидатуру и выступил с призывом к партийному единству. После съезда даже большинство консерваторов, заботясь о собственном переизбрании, не рискнули связывать свое имя с поддержкой кандидата, обреченного на поражение, и не принимали какого-либо участия в избирательной кампании Голдуотера. Но Никсон занял особую позицию. Он сознавал обреченность кандидата партии и в своих мемуарах напишет: "Для меня было большим разочарованием наблюдать за тем, как столь неподходящий человек, как Голдуотер, вел кампанию за пост президента… С самого начала кампании я знал, что мы потерпим серьезное поражение"¹⁵. Но Никсон боролся за него до последнего, рассчитывая после выборов выступить в роли "лояльного республиканца", лучше других способного объединять все фракции расколотой партии.

Тактика Никсона сработала. После выборов он вновь превращается в наиболее популярную и влиятельную фигуру в партии. Он добивается смены проголдуотеровского руководства Национального комитета, входит в состав Республиканского координационного комитета, возглавляет Клуб Бустере, состоявший из крупных предпринимателей и созданный для пополнения партийной казны. "Никсон возник как основной источник силы, с которым в наибольшей степени считались республиканские лидеры, как человек, который контролирует средства, который определял судьбу партии в хорошие и плохие времена, который нёс полную ответственность за поддержание жизнеспособности партии" ¹⁶, — подчеркивал журналист Г. Спэлдинг.

В ходе избирательной кампании по выборам в конгресс в 1966 г. Никсон вновь путешествует по стране, выступая в поддержку республиканских кандидатов и заодно готовя почву для собственной президентской кампании в 1968 г. Почувствовав растущее недовольство внутренней и внешней политикой Джонсона, он становится одним из наиболее рьяных критиков администрации. С середины 60-х годов, когда начался заметный подъем массовых демократических движений, Никсон все более решительно обвинял Джонсона в том, что он якобы попустительствовал негритянским и молодежным бунтам и провоцировал их щедрой раздачей обещаний, выполнять которые правительство не собиралось. На первый план Никсон выдвинул лозунг "закон и порядок" и призвал к усилению репрессивных акций против движений протеста, что было по душе значительной части американских обывателей, уставших от гражданских беспорядков. Никсон активно выступал против политики администрации в Индокитае, настаивал на более решительном использовании вооруженных сил США для скорейшего завершения войны.

В 1967 г. Никсон создал в Вашингтоне штаб своей будущей избирательной кампании, но не спешил объявлять себя официальным кандидатом. Он предпринял новый вояж по странам мира и был принят премьер-министром Великобритании Г. Вильсоном, канцлером ФРГ К. Кизингером, премьер-министром Италии А. Моро, другими видными политическими деятелями. Постоянно находясь в центре внимания средств массовой информации, Никсон в то же время как частное лицо был избавлен от необходимости раскрывать свое политическое кредо и связывать себя какими-либо программными обязательствами. На его стороне были симпатии партийного аппарата. "Именно Никсон обладает поддержкой подавляющей части регулярной армии республиканцев, Никсон, который говорит их языком, Никсон, который всегда щедро расточал свое время и энергию для жизненно необходимого дела — пополнения партийных фондов"¹⁷, — писали популярные обозреватели Р. Эванс и Р. Новак. Его кампания была блестяще подготовлена как в финансовом отношении, так и организационно. "С технической точки зрения люди Никсона были великолепны, — писал Дж. Макджинис, специально изучавший деятельность машины Никсона. — Это была самая компетентная организация по проведению избирательной кампании в истории республиканской партии и, пожалуй, в истории всей страны" ¹⁸. На стороне Никсона находились большинство представителей крупного капитала, особенно "молодых денег" Юга и Запада США.

Выйдя победителем во внутрипартийной борьбе с Н. Рокфеллером и губернатором Калифорнии Р. Рейганом, Никсон на всеобщих выборах нанес поражение кандидатам демократов Г. Хэмфри и Американской независимой партии Дж. Уоллесу. Главной причиной, позволившей Никсону занять президентский пост, стало разочарование американцев в результатах либерального реформаторства демократов. "В течение пяти последних лет мы утонули в правительственных программах для безработных, программах для городов, программах для бедных, и, посеяв эти программы, мы собрали по всей стране ужасный урожай несбывшихся надежд, насилия и провалов… — возмущался Никсон. — Я не обещаю, что мы можем искоренить бедность, покончить с дискриминацией и устранить все опасности войны в течение четырех или даже восьми лет. Но я обещаю действовать" ¹⁹. Большую роль в его успехе сыграли заверения, пусть даже весьма расплывчатые, закончить войну во Вьетнаме. В программе Никсона, выдержанной в канонах классического антикоммунизма, имелся и ряд весьма реалистических положений. В ней, в частности, было зафиксировано: "Пришла пора осознать, что не каждый международный конфликт может быть решен с помощью американских наземных сил"²⁰. Это создавало впечатление о возможности проведения республиканцами внешней политики, в большей степени соответствовавшей интересам международной безопасности. В 1968 г. Никсону удалось убедить избирателей, что они голосуют не за прежнего фанатика-маккартиста, а за "нового Никсона", умеренного и респектабельного консерватора, наследника традиций Эйзенхауэра.

Победа Никсона на президентских выборах не была подкреплена успехами республиканской партии на выборах в конгресс. Несмотря на то, что она отвоевала у демократов пять мест в палате представителей и семь — в сенате, "великая старая партия" по-прежнему имела меньшинство в обеих палатах, что обещало острые межпартийные столкновения между главой исполнительной власти и конгрессом.

Разногласия сохранились и в самой республиканской партии, которая никогда не была идеологически монолитным организмом.

В ПОИСКАХ "НОВОГО БОЛЬШИНСТВА"

Когда Никсон пришел в Белый дом, в возглавлявшейся им партии существовало несколько фракций. Линии водоразделов между ними были, конечно, весьма подвижными. С известной условностью можно выделить три основные внутрипартийные группировки.

На левом фланге располагалась либеральная фракция, признанным лидером которой был губернатор Нью-Йорка Н. Рокфеллер, представитель могущественного финансово-промышленного клана. Либералы являлись самой малочисленной группой в высших партийных эшелонах и оказывали, пожалуй, наименьшее влияние на реальную политику национального руководства партии. Они олицетворяли собой "великую старую партию" в крупных индустриальных центрах страны, где преобладающую часть избирателей составляли рабочие, расовоэтнические меньшинства и другие категории населения, в наибольшей степени заинтересованные в активной социальной политике государства и с готовностью откликающиеся на лозунги социального реформаторства. В сенате к лагерю либералов относились Дж. Джавитс и Ч. Гуделл (Нью-Йорк), К. Кейс (Нью-Джерси), Ч. Перси (Иллинойс), М. Хэтфилд (Орегон), единственный негр в верхней палате конгресса — Э. Брук (Массачусетс). Их объединяющим центром в конгрессе был Клуб среды, еженедельно по средам собиравшийся для выработки совместного плана законодательной деятельности. Интеллектуальным ядром либерального республиканизма являлось Общество Рипона, созданное в начале 60-х годов на базе профессуры Гарвардского университета. Среди органов партийной иерархии либералы в наибольшей степени были представлены в ассоциации республиканских губернаторов, что было неудивительно. Губернаторы, несущие на себе всю полноту ответственности за поддержание общественной стабильности в своих штатах, вынуждены часто идти на большие уступки трудящимся, чем предписывается консервативной партийной догмой. Либеральные республиканцы завоевывали губернаторские посты не только в Нью-Йорке, но и в Пенсильвании (У. Скрэнтон, Р. Шэфер), Мичигане (Дж. Ромни), Массачусетсе (Ф. Сарджент), Иллинойсе (Р. Огилви), Вашингтоне (Д. Эванс). Ассоциацию губернаторов они рассматривали как силу, способную заставить всю республиканскую партию повернуть на более умеренные позиции. "Я уверен, что если все мы будем активно работать в своих штатах для расширения массовой базы партии, то мы сможем по-настоящему реформировать партию на национальном уровне"²¹, — писал Рокфеллеру Ф. Сарджент, подчеркивая растущее (что явно не соответствовало действительности) влияние ассоциации губернаторов в начале 70-х годов.

В период пребывания у власти администраций демократов в 60-е годы либеральные республиканцы поддерживали большинство планов "великого общества", с одобрением отзывались о политике наращивания военной мощи США. Однако, когда позорная агрессия во Вьетнаме обернулась сокрушительным провалом и порожденный ею стремительно растущий поток военных расходов похоронил значительную часть социальных программ, они перешли на позиции сторонников скорейшего прекращения войны в Индокитае и сохранения, насколько было возможно, в неприкосновенности программ помощи. Но левый фланг "великой старой партии" никогда не уподоблялся либеральным демократам, имел собственные нюансы в подходе ко многим проблемам, главным образом внутриполитическим. Республиканцы рокфеллеровского склада поддерживали активное государственное вмешательство, но в отличие от демократов только в тех формах, которые не затрагивали непосредственных прерогатив частного сектора. Они также в большей степени проявляли традиционную для всех республиканцев заботу об интересах аграрного бизнеса. И, как все другие их коллеги по партии, они считали предпочтительным государственное регулирование на уровне отдельных штатов, а не на федеральном.

Либеральное крыло республиканской партии представляло интересы в основном (но не только) промышленников и финансистов влиятельных кругов Северо-Востока США, которых часто объединяют понятием "восточный истэблишмент", или "Уолл-стрит". Это наиболее старая и рафинированная часть правящей элиты США, куда входят крупнейшие бизнесмены Нью-Йорка, Филадельфии, Бостона, Питтсбурга. Эти предприниматели, в большинстве своем чувствующие "особую ответственность" за сохранение устоев капиталистического строя в США и имеющие за плечами вековой опыт противоборства с организованным рабочим движением в старых индустриальных центрах, достаточно охотно соглашались с доктриной так называемой социальной ответственности бизнеса. Смысл ее заключался в том, что в условиях обострения социальных антагонизмов в стране, ухудшения отношения американцев к большому бизнесу последний должен брать на себя инициативу в решении наиболее острых проблем американского общества. "Восточный истэблишмент" был также не против концепций ограниченной социальной ответственности государства при условии, что правительство в своей деятельности не будет посягать на "священные права" частного предпринимательства и увлекаться уступками широким слоям трудящихся.

В центре "великой старой партии", но гораздо правее центра всего американского политического спектра, располагалась наиболее многочисленная и влиятельная фракция консерваторов, определявшая лицо партии. Представители этой фракции, по словам американского исследователя Дж. Ричли, "стремились заморозить социальную систему в форме, близкой к существующей. Но они не возражали против любых изменений. Они хотели, чтобы перемены происходили медленно и на основе накопленного опыта, а не в соответствии с абстрактными теориями. С начала нового курса в 30-е годы они возражали против каждого шага к созданию государства благосостояния, от социального страхования до медицинского страхования престарелых. Но после принятия всех этих мер они обычно просто отодвигали линию обороны на новые позиции, а не стремились восстановить прежний статус-кво"²².

Консервативные республиканцы представляли практически все регионы США: аграрные части крупных промышленных штатов Северо-Востока и Среднего Запада, малонаселенные штаты Западного побережья и некоторые районы Юга. Их социальную опору составляли бизнесмены всех рангов, верхушка служащих, крупное и среднее фермерство, зажиточная прослойка рабочего класса. Промышленно-финансовые группировки, готовые поддерживать республиканских консерваторов, имелись также во всех областях страны.

К моменту прихода Никсона к власти консерваторы твердо держали в своих руках руководство всем партийным аппаратом. Их лидером и непререкаемым кумиром был сам президент. Под контролем консерваторов находился Национальный комитет партии. Его председатель Р. Блисс, которому принадлежала немалая заслуга в восстановлении жизнедеятельности республиканской партийной организации после катастрофического провала Голдуотера, в 1968 г. осмелился негласно высказать свою поддержку Рокфеллеру, за что и был уволен президентом с этого поста уже в начале 1969 г. Новым главой НК стал последовательный приверженец никсоновской линии Р. Мортон. Одним из самых влиятельных консервативных республиканцев являлся их многолетний лидер в сенате Э. Дирксен. В 1969 г. он скончался, и ему на смену пришел X. Скотт, который хотя и был несколько либеральнее Дирксена, но тоже вполне вписывался в рамки консервативной фракции. К ней принадлежал и лидер республиканского меньшинства в палате представителей Дж. Форд, следующий президент США.

Наконец, правые в республиканской партии были представлены быстро набиравшей силу на протяжении 70-х годов ультраконсервативной группировкой. Она объединялась общими для ее членов стремлениями свести к минимуму любые формы государственного вмешательства в социально-экономические процессы, демонтировать здание государства "всеобщего благосостояния" путем отмены всех основных социальных завоеваний трудящихся, развязать механизм капиталистического нерегулируемого рынка для реализации социал-дарвинистских принципов ("в борьбе за существование в человеческом мире выживает сильнейший"). Наиболее подходящим средством социальной политики ультра считали полицейский кулак, обрушивающийся на всех протестующих против своего бесправного и бедственного положения. Для ультраконсерваторов альфой и омегой в подходе ко внешнеполитическим вопросам являлись обеспечение абсолютного военного превосходства США и культ силы. Любые попытки решения международных конфликтов мирными средствами с порога отвергались ими как "национальное предательство", а сама возможность каких-либо переговоров с социалистическими странами вызывала панический ужас, коль скоро эти переговоры могли наложить, пусть даже самые минимальные, ограничения на военную машину Соединенных Штатов.

Основным источником силы ультраконсервативной фракции являлись "молодые деньги" американского "южного пояса", протянувшегося от Флориды до Калифорнии, где в послевоенные годы стремительно выросла по существу новая промышленная база. Природные богатства, обширные массивы неиспользуемых земель, самая дешевая в стране и наименее организованная в профсоюзы рабочая сила — все это обеспечило превращение Юга в важный центр экономической и политической жизни США. "В сознании представителей этих "молодых" кругов бизнеса их собственная и в значительной степени уникальная успешная карьера оказалась воспринятой и интерпретированной в качестве убедительного подтверждения жизненной силы "американской мечты", гарантирующей предпринимательский успех тем, кто идет на риск и соблюдает правила "свободной конкуренции", — замечал советский исследователь А. Ю. Мельвиль. — Для них их личный опыт предстал в виде универсальной общесоциологической модели, доказывающей непреходящее значение и истинность основополагающих принципов частнопредпринимательского капитализма свободной конкуренции. Именно поэтому господствующие тенденции развития американского общества, идущие от традиций рузвельтовского "нового курса", были расценены ими как злонамеренное извращение "американского пути", которое надлежит как можно скорее ликвидировать"²³. Представителям "молодых" монополистических групп, среди которых выделялись конгломераты, связанные с новейшими и наиболее прибыльными отраслями производства, военно-промышленные концерны, транснациональные корпорации, выкачивавшие баснословные прибыли за счет эксплуатации труда на всех континентах, были чужды идеи социальной ответственности бизнеса и государства, они видели в федеральном регулировании лишь ненужную преграду на пути к получению сверхприбылей.

На президентских выборах 1968 г. ультраконсервативное крыло в республиканской партии представлял губернатор Калифорнии Рональд Рейган. Но тогда его час еще не настал. Рейгану с его откровенно реакционной программой трудно было рассчитывать на успех, когда недовольство конкретными мероприятиями Джонсона не означало еще отказа избирателей от поддержки его политики социального лавирования и государственного регулирования экономики, а "вьетнамский синдром" менее всего благоприятствовал популярности ультраправой, интервенционистской внешнеполитической риторики. Многие ведущие ультраконсервативные республиканцы — Голдуотер, сенаторы С. Тэрмонд (Южная Каролина), Дж. Тауэр (Техас) — предпочли тогда кандидатуру Никсона. Но в то же время большим успехом правых в 1968 г. было выдвижение на пост вице-президента ультраконсерватора Спиро Агню.

Переход президентской власти после восьмилетнего правления демократов в руки "великой старой партии" был воспринят с большим воодушевлением представителями всех ее фракций. Перед ней, казалось, забрезжила наконец возможность перехватить статус партии большинства у демократов, которые обладали им с рузвельтовского "нового курса". К тому же многочисленные исследования общественного мнения показывали, что на выборах 1968 г. большая часть избирателей, проголосовавших за кандидата Американской независимой партии, реакционера и расиста Джорджа Уоллеса (он получил 13,5 % голосов), испытывала тягу к республиканцам, а не к демократам. Один из ведущих идеологов "нового республиканского большинства", молодой политолог К. Филлипс, доказывал: "Хотя большинство голосовавших за Уоллеса были демократами, а не республиканцами, они были консерваторами: южане, немцы, ирландские католики, которые еще до 1968 г. проявляли тенденцию к переходу в республиканскую партию"²⁴. "Новое большинство" виделось республиканцам как коалиция их традиционных приверженцев; разочаровавшихся демократов, которые в возраставшей степени начинали ставить "личную свободу" выше "диктата" государства благосостояния; белых южан, все дальше отходивших от поддержки демократической партии, недовольных ее позицией в расовом вопросе; черных бизнесменов и "молчаливого большинства" — людей, которые воспринимали подъем движений социального протеста как подрыв устоев американского общества и с готовностью откликались на республиканский лозунг "закон и порядок". "Мы собираемся покончить с 35-летним преобладанием демократического большинства, — самонадеянно заявлял вице-президент Агню, — и заменить его республиканским большинством, которое будет доминировать в последней трети века"²⁵.

Особенно большие надежды республиканцы связывали с "южной стратегией", нацеленной на расширение позиций партии на юге страны. Американские южные штаты всегда отличались исключительно консервативной политической культурой. Традиции однопартийности, засилье демократической партии в регионе сохранялись с периода гражданской войны XIX в., ведь именно эта партия возглавила южную Конфедерацию. После "нового курса", когда демократы открыто заявили о себе как о буржуазно-реформистской партии, приверженность им консервативного Юга рассматривалась как полная аномалия, дань инерции истории. Рост разочарований южных демократов (диксикратов) политикой национального руководства их партии, массовый приток выходцев из других штатов на быстро развивающийся в промышленном отношении Юг и "исход" негритянского населения оттуда в индустриальные центры Севера, усиление национализирующего воздействия средств массовой информации вызвали в политической модели южных штатов зримые перемены. "Общей тенденцией политического развития двухпартийной системы США является размывание демократической партии на Юге и расширение там влияния республиканцев"²⁶, — писал в начале 70-х годов советский историк И. А. Геевский. В 60-е годы республиканцы, ранее соперничавшие с демократами на Юге только на президентских выборах, начинают составлять им конкуренцию и на выборах губернаторов штатов и членов конгресса США. Доля республиканцев в числе представителей южных штатов в сенате к 1968 г. составила 25 %, тогда как еще в 1960 г. ни один из южных сенаторов не принадлежал к "великой старой партии". Если в 1952 г. лишь 8,8 % избирателей Юга регистрировались для участия в выборах как республиканцы, то в 1968 г. — около 23 %.

Республиканцы могли рассчитывать на завоевание Юга двумя путями: либо ориентируясь на либеральные силы региона и предлагая альтернативу слева диксикратам — отъявленным сегрегационистам и противникам государственного вмешательства в социально-экономические процессы, либо перехватывая лозунги диксикратов в надежде перещеголять последних в реакционности. Никсону и южным республиканцам по душе явно был второй путь. Джимми Картер, будущий президент США, а тогда губернатор Джорджии, говорил: "…южная стратегия Никсона имела в своей основе апелляцию к расистским предрассудкам на Юге"²⁷. Ему вторил сенатор-демократ Р. Ярборо, анализировавший положение в его родном южном штате — Техасе: "Республиканская партия и те люди, которые контролируют демократическую партию, исповедуют идентичную идеологию"²⁸. В справедливости этих замечаний мы еще убедимся, когда рассмотрим политику администрации Никсона в расовом вопросе. Пока же скажем, что первым осязаемым результатом "южной стратегии" стал переход в лоно республиканской партии самого, пожалуй, реакционного из диксикратов — сенатора из Северной Каролины Дж. Хелмса, который весьма органически влился в ряды ультраконсервативных республиканцев.

"Новое республиканское большинство" могло стать реальностью только в том случае, если партии удалось бы добиться на последующих выборах преобладающего числа мест в конгрессе США, на губернаторских постах и в легислатурах штатов. В достижении этой цели определенную помощь могла оказать активизация всех элементов партийной организационной структуры.

По организационному строению американские буржуазные партии, в том числе и республиканская, отличаются во многих отношениях от партий других капиталистических стран. Партии в США — весьма аморфные формирования. Большой автономией пользуются организации отдельных штатов и избирательных округов. В партиях отсутствуют сколь-либо жесткая дисциплина, в том числе и парламентская, индивидуальное членство или членские взносы. Так, республиканцем считается любой гражданин, который на прошедших выборах зарегистрировался на избирательном участке как сторонник этой партии. Единственным общенациональным органом партии является ее Национальный комитет, куда помимо председателя и постоянного контингента сотрудников входят по два представителя от каждого штата. Функции НК весьма ограничены. Вот как определял их новый его председатель Р. Мортон: "Продолжать создавать и совершенствовать активную, конкурентоспособную организацию в штатах с привлечением всех слоев общества… повышать ее способность оказывать помощь для победы на выборах… поддерживать администрацию перед лицом народа и партии… добиваться собственного признания и поддержки партии администрацией… координировать свою деятельность с комитетами по выборам в палату представителей и в сенат… вести подготовку к конвенту 1972 г… поощрять организацию молодых республиканцев, республиканскую федерацию женщин и другие автономные группы в партии эффективно сотрудничать с НК и партией в целом… собирать необходимые средства"²⁹. Из этого перечня ясно, что НК даже не претендовал на выработку партийной политики, а был больше озабочен тем, чтобы президент и его окружение не забыли о его существовании.

Основания для подобных опасений были, поскольку, как правило, когда партия приходит к власти, она начинает уделять собственным организационным судьбам гораздо меньше внимания, чем в период пребывания в оппозиции. Казалось, что в связи с задачами создания "нового большинства" Никсон не позволит НК ослабить свою работу. Но президент позволил. Точнее, он практически просто игнорировал этот орган, с самого начала взяв курс на то, чтобы поставить аппарат Белого дома над партией и превратить Национальный комитет в слепого пропагандиста всех политических шагов администрации. Количество рабочих подразделений НК сократилось с 21 до 5. Единственным его новым органом, созданным после выборов 1968 г., стало управление по связям с конгрессом. Финансовое положение НК катилось под гору, систематически недобирал запланированных средств Клуб Бустерс. Национальный комитет при Никсоне достаточно эффективно осуществлял лишь функцию патронажа — распределение доходных местечек в государственных учреждениях в отдельных штатах. "Я прошу, чтобы политическое руководство в каждом штате организовало комитет по патронажу, чтобы помочь нам сделать правильный выбор. Я бы также попросил, чтобы в каждом штате было достигнуто согласие по вопросу, кто будет тем лицом, с которым мы будем поддерживать контакты… — конфиденциально разъяснял ведущим республиканским лидерам Мортон в июне 1969 г. их задачи. — В течение ближайших дней мы дадим вам информацию о всех вакансиях в ваших штатах"³⁰. Отношение Никсона к НК особенно отчетливо проявится в ходе избирательной кампании 1972 г., когда последнему не найдется места в кампании по переизбранию президента.

В партии намечался позднее дорого стоивший Никсону разрыв между ее лидерами в Белом доме и остальными звеньями партийного аппарата. Это было следствием все более отчетливой и целенаправленной концентрации процесса принятия решений непосредственно в руках самого правительства в условиях, которые известный либеральный политолог А. Шлезингер-младший назвал "имперским президентством". Сенатор-республиканец из Теннеси У. Брок вспоминал: "Я помню разочарование начала 70-х годов, когда я впервые попал в сенат. "Они против нас" — таковы были настроения многих людей, окружавших президента. В Белом доме было чувство, близкое к паранойе. Не было желания доверять людям и разрешать другим участвовать в принятии решений"³¹. Стараниями прежде всего самой администрации республиканская партия в конце 60-х — начале 70-х годов так и не смогла существенно окрепнуть организационно и превратиться в более или менее монолитное образование.

Но даже и без крепкой организации республиканцы могли рассчитывать на успех их стратегии "нового большинства", если бы они были в состоянии предло-жить сколько-нибудь действенную программу решения кардинальных проблем американского общества. "Администрация не сможет построить долговременную коалицию великой старой партии до тех пор, пока она не выработает позитивную философию и программу взамен либерализма, провалившегося в удовлетворении нужд средней Америки" ³², — доказывал помощник Никсона по внутриполитическим вопросам Дж. Эрлихман.

Однако реализация этой задачи оказалась делом чрезвычайно непростым. Никсон унаследовал от своих предшественников незавидный набор нерешенных проблем. "Вместо "великого общества" мы имеем общество, в котором недовольство, нигилизм, цинизм и политическая индифферентность характеризуют общественные настроения; мы имеем страну, экономика которой расстроена, безработица соседствует с инфляцией, где растущее число людей и даже гигантских корпораций существуют за счет государственных пособий; страну, где две расы продолжают физически и социально изолироваться друг от друга; страну, основные политические институты которой пользуются все меньшим доверием граждан, а системы образования, транспорта, охраны правопорядка, здравоохранения далеко не выполняют свои функции; страну, чьи крупнейшие города близки к тому, чтобы стать неуправляемыми и необитаемыми; страну, оказавшуюся не в состоянии примирить свои международные обязательства с нерешенными внутренними проблемами"³³, — подводил итог 60-м годам политический обозреватель Д. Броудер. Весь этот клубок проблем был весьма на руку Никсону, когда он являлся кандидатом в президенты и мог свалить ответственность за них на Джонсона. Теперь же их разрешение ложилось на его плечи.

Логика консервативного политического мышления приводила Никсона и его приближенных к выводам о том, что причины разочарования и цинизма жителей США коренились в недовольстве "среднего американца" раздутыми в 60-е годы социальными программами, чрезмерным "попустительством" правительства нарушителям "законности и порядка" и "ненужным" государственным регулированием. Таким образом, ведущей предпосылкой создания коалиции "нового республиканского большинства" рассматривалось разочарование американцев в возможностях либерального реформаторства в стиле "великого общества". Исходя из этого, в первые годы пребывания у власти администрации Никсона республиканцы старались делать упор в своей политике на развязывание инициативы частного сектора, децентрализацию государственного управления, урезание отдельных статей социальных расходов, усиление репрессивных мер против участников демократических движений, отказ от расширения законодательства в области гражданских прав негров.

В чистом виде, однако, и Никсону очень скоро пришлось в этом убедиться, данная программа при всем его желании не могла быть проведена в жизнь. Тому препятствовало множество обстоятельств, с которыми правительство вынуждено было считаться. Во-первых, объективные закономерности развития современного американского общества таковы, что без правительственных подпорок, без достаточно разветвленной системы госрегулирования, без важнейших социальных программ оно не может существовать, не подвергаясь неизбежному риску полного расстройства хозяйственного механизма и мощных взрывов недовольства низов общества. Во-вторых, в стране все еще сохранялась взрывоопасная обстановка, продолжали бушевать волны движений общественного протеста. В-третьих, Никсону пришлось столкнуться с серьезной оппозицией в конгрессе в лице демократов, подправивших в либеральном ключе или похоронивших многие из начинаний президента. "Не потребовалось много времени, чтобы обнаружить, что мои энтузиазм и решительность не смогли преодолеть реальность, которая заключалась в том, что я был первым президентом за последние 120 лет, который начинал свой срок, имея обе палаты конгресса под контролем оппозиционной партии, — жаловался Никсон. — Я направил более сорока внутриполитических предложений в конгресс в течение своего первого года… Только два из этих предложений были приняты"³⁴. Наконец, администрация не могла не считаться с реальной экономической обстановкой в стране.

Уже относительно неглубокий экономический кризис 1969–1971 гг. подорвал основу республиканской стратегии — догмат о необходимости серьезного ограничения государственного вмешательства в социально-экономические процессы. Рост диспропорций капиталистического хозяйства, переплетение падения производства с высоким уровнем инфляции и массовой безработицы резко сузили возможности применения традиционных методов регулирования и толкали республиканцев на поиски выхода из создавшегося положения. Первоначально в экономической политике Никсона факторы кризиса и роста безработицы просто игнорировались. Отдавая приоритет борьбе с инфляцией, правительство стремилось прежде всего снизить хозяйственную активность и "охладить" перегретую экономику. В своих выступлениях перед бизнесменами Никсон призывал их "затянуть пояса и подготовить себя к неприятной экономической паузе" ³⁵. Сам факт ослабления экономической активности республиканцы пытались представить как желательный противовес инфляции, а рост безработицы — как якобы неизбежные издержки сдерживания дороговизны.

Обещанные администрацией после прихода к власти "устойчивое процветание", "прогресс без инфляции" обернулись спадом, дальнейшим ростом инфляции на 5–6 % в год, 5-процентной безработицей (в начале правления Никсона она достигла 3,3 %). Столь же быстро лопнули ее надежды на обеспечение положительного сальдо федерального бюджета. В результате кризиса и снижения промышленного производства вместо намечавшегося превышения доходов над расходами уже в 1971 фин. г. в бюджете образовался дефицит в 23 млрд долл. Для борьбы с ним правительство Никсона предложило провести налоговую реформу, которая позволила бы увеличить поступления в казну. Однако в сенате многие либеральные демократы настаивали на сокращении непомерно возросших налогов. Лишь угроза президента наложить вето на любой неугодный администрации законопроект заставила конгресс пойти на компромисс. Согласно закону, принятому в конце 1969 г., отменялась 7-процентная скидка с налогов на новые капиталовложения корпораций, введенная при президенте Кеннеди; облагались налогом вклады в благотворительные фонды; несколько повышался уровень доходов, не облагаемых налогом; снижена была с 10 до 5 % надбавка к подоходному налогу, принятая годом ранее для финансирования вьетнамской войны. Все эти меры свидетельствовали бы об известной демократизации налоговой системы, если бы не одно "но". Одновременно были значительно снижены ставки налога для лиц с размером доходов более 100 тыс. долл. в год, т. е. для самых привилегированных слоев общества, которые и получили львиную долю средств от сокращения налогов. "С одной стороны, она представляет собой вынужденную частичную уступку настойчивым требованиям широких общественных слоев, с другой стороны, реформа не устраняет дискриминационной структуры налогообложения и сохраняет все атрибуты государственно-монополистической машины налоговой эксплуатации трудящихся" ³⁶, — писал о никсоновской налоговой реформе советский исследователь А. С. Богданов. Робкая и непоследовательная, она не могла серьезно повлиять на экономическую конъюнктуру в стране.

Кризис неизбежно подтачивал популярность республиканской администрации. Опрос Гэллапа летом 1970 г. зафиксировал, что 44 % американцев отдавали предпочтение демократам при ответе на вопрос о том, какая из партий лучше справится с экономическими трудностями, и лишь 29 % — республиканцам. В этих условиях лидеры "великой старой партии" немало потрудились над тем, чтобы свалить ответственность за спад и инфляцию на оппозицию, которая не давала сокращать "несущественные" расходы (к ним республиканцы неизменно относили социальные программы и никогда — военные ассигнования) и "провоцировала" тем самым бюджетные дефициты. "Наша политика находится перед лицом критической угрозы — не со стороны профсоюзов, управляющих или потребителей. Правда заключается в том, что наши неимоверные усилия подрываются безответственным расточительством в сенате Соединенных Штатов"³⁷, — негодовал Агню. В ответ лидер демократической партии в палате представителей К. Альберт назвал атаку правительства на конгресс "еще одной попыткой закамуфлировать провал экономической политики администрации"³⁸.

Нарастание трудностей в капиталистическом хозяйстве США, падение престижа правительства заставили республиканское руководство пойти на активизацию-экономической политики. В 1971 г. Никсон провозглашает "новую экономическую политику", которая включала в себя такие беспрецедентные для практики республиканцев шаги, как регулирование цен и заработной платы. Конечно, предприниматели достаточно легко могли обходить ограничения на потолок цен, тогда как замораживание заработной платы всегда осуществлялось с большой эффективностью. Однако остается фактом", что в начале 70-х годов республиканская партия по существу взяла на вооружение многие из отвергавшихся ею ранее методов из арсенала правительств демократов. "Глубинной причиной повышения гибкости экономической политики Никсона являлась, похоже, его боязнь того, что строгое следование консервативным подходам приведет к политической катастрофе"³⁹, — справедливо замечал Дж. Ричли. Никсон не стал "либералом" в экономических вопросах, а лишь еще раз продемонстрировал свой прагматизм.

Если в реализации своей ведущей философской установки — на сокращение государственного регулирования экономики — республиканская администрация! мало преуспела, то в передаче значительной части федеральных средств в руки правительств штатов она достигла большего. Республиканцы стремились предоставить штатам федеральные субсидии без всяких условий и ограничений в их расходовании, чем сопровождались традиционные программы помощи, чтобы добиться децентрализации государственного управления и переложить ответственность за многие социальные программы на штаты. Демократы с большим недоверием отнеслись к идее передачи многих социальных мероприятий на откуп законодательным собраниям штатов, где нередко доминировали консервативные силы. "Большие города всегда чувствуют себя сиротами-попрошайками перед легислатурами: легислатуры возлагают на них дополнительную ответственность, определяют источники финансирования, но никогда не дают им достаточно денег" ⁴⁰, — объяснял озабоченность демократов конгрессмен У. Миллс.

Лишь в 1972 г. была принята программа никсоновского "нового федерализма", в соответствии с которой в 1972–1976 гг. 30 млрд долл, были переданы в виде субсидий штатам и местным администрациям без какой-либо регламентации их использования. Но чтобы добиться ее одобрения, правительство вынуждено было пойти на известные уступки демократам, предусмотрев, в частности, передачу 2/3 суммы субсидий городам и лишь 1/3 — штатам. В целом сама практика "нового федерализма" подтвердила обоснованность недоверия к нему демократов: по стране лишь около 25 % ассигнований, полученных штатами, тратились на проведение каких-либо реальных мероприятий, основная их часть шла на покрытие бюджетных дефицитов и уменьшение местного налогообложения.

Социальная политика никсоновского руководства в целом была весьма противоречивой. Республиканцы оказались не в состоянии добиться сокращения социальных расходов, да это было и невозможно в условиях, когда они рассматривались американским правящим классом в качестве важнейшего инструмента поддержания общественной стабильности. За годы деятельности правительства Никсона увеличивались размеры пенсий, пособий, выплачиваемых в связи с потерей трудоспособности или кормильца. Было предоставлено право на получение пособий по безработице еще 4,8 млн рабочих и служащих, увеличены их размеры. В рамках системы вспомоществования бедноте вчетверо возросло число получателей продовольственных талонов, а всего к середине 70-х годов пользовались различными формами государственной помощи уже 33 млн человек. Если в первый год проведения программ "великого общества" Джонсона федеральное правительство израсходовало на социальные нужды 37 млрд долл., то в 1970 г. эта сумма составила 77 млрд, а к концу пребывания Никсона в Белом доме — 137 млрд долл.

Но при этом усиление консервативных элементов в социальной политике все же было налицо. "Внутренние расходы были не ниже в годы Никсона, чем при предыдущих администрациях, и республиканский Белый дом использовал бюджетные дефициты так же, как и его демократические предшественники, — замечал американский политолог П. Гальперин. — Однако расходы осуществлялись не на те программы, которые были нужны представителям коалиции нового курса и администраторам великого общества, и не в тех количествах, которые ассигновывал конгресс" ⁴¹.

Действительно, Никсон не упускал случая, чтобы торпедировать предложения демократического большинства в конгрессе о выделении денег на социальные нужды. Только в 1970 г. правительство заморозило около 13 млрд долл. из средств, отпущенных конгрессом на осуществление внутренних программ. А в 1971 фин. г. было заморожено около 192 млн долл, на городское жилищное строительство, 200 млн — на реконструкцию городов, 200 млн — на водоснабжение и улучшение санитарной системы. В июне 1971 г. президент наложил вето на законопроект об ассигновании 5,7 млрд долл. на общественные работы. В августе 1972 г. Никсон вновь использовал вето при утверждении законопроекта о выделении 30,5 млрд долл, на нужды министерства здравоохранения, образования и социального вспомоществования. Сокращение ассигнований на эти программы неизменно подавалось как мера по борьбе с инфляцией.

С первых дней пребывания у власти администрация взяла курс на демонтаж мероприятий "войны с бедностью", проводившихся, пусть и в очень ограниченных размерах, демократами в 60-е годы. "Войной с бедностью" ведало управление экономических возможностей, созданию которого республиканская партия противилась еще в 1964 г. Никсон сразу поспешил заявить, что его конечной целью является ликвидация управления. Для начала же многие из проводимых им программ отменялись, другие передавались в ведение различных министерств, а само управление с сильно подрезанным бюджетом превращалось "в источник экспериментальных программ" ⁴².

Центральным моментом своей политики по реорганизации социальных программ Никсон сделал реформу системы вспомоществования, рассчитанной на помощь беднейшим слоям населения. Тот факт, что данная система, построенная на основе разрозненных программ для различных категорий населения, переживала глу-бокий кризис, был общепризнан в США. С этим соглашались и либералы и правые. Либеральные политики выражали свою озабоченность постоянным увеличением числа получателей пособий в условиях непрекращающегося роста нищеты в стране, неспособностью системы вспомоществования обеспечить действенную помощь оказавшимся в нужде и ее неадекватностью реальным потребностям беднейших слоев населения. Консерваторы негодовали по поводу разрастания бюрократического аппарата, ведающего программами помощи, "разбазаривания" средств десятками дублирующих друг друга агентств, что в известной мере отражало реальное положение дел, но в первую очередь эта критика маскировала их стремление добиться свертывания социальных мероприятий. "Расточительство Пентагона вызывает национальное возмущение. Расточительство в программах вспомоществования и борьбы с бедностью никто предпочитает не замечать" ⁴³, — фарисейски заявлял Агню.

Зажатый между требованиями либерального крыла в конгрессе увеличить размеры вспомоществования и призывами правых к "наведению порядка" в соответствующей системе, Никсон предложил полностью ее перестроить. Его проект получил название "План помощи семьям", и без всякого намека на скромность президент объявил его "самым важным законодательным предложением, рассматриваемым конгрессом за последние тридцать пять лет. Это один из дюжины или полудюжины наиболее важных внутриполитических законопроектов в американской истории вообще"⁴⁴. Суть "Плана" сводилась к унификации всех программ помощи, ликвидации различий между ее уровнями в штатах и установлению в общенациональном масштабе единого уровня пособий для семьи из четырех человек в размере 1600 долл. в год. Следует заметить, что эти изменения, которые администрация преподносила как "революционные", предлагались еще в 60-е годы под названием "негативного подоходного налога" ультраконсервативным экономистом М. Фридманом и с тревогой уже тогда воспринимались многими либералами в качестве пути к свертыванию программ помощи. Журнал "Нью-Йорк таймс мэгэзин" в 1968 г. писал" что план "негативного подоходного налога предложит свободу выбора только в одном: как распорядиться нехваткой денег"⁴⁵. Действительно, даже после того, как Никсон под давлением общественного недовольства его "Планом" согласился на увеличение суммы пособия до 2400 долл. в год, его размер оставался почти вдвое ниже официально установленного уровня нищеты.

Нетрудно было предсказать, что мизерный уровень пособия вызовет недовольство либеральных демократов. Но "План помощи семьям" встретил и ожесточенную оппозицию ультраконсерваторов, поскольку не предусматривал сокращения общей суммы ассигнований на вспомоществование. "Как и ожидалось, консерваторы отвергли план как "супервспомоществование" и левацкую схему"⁴⁶, — скорбел Никсон. Оппозицию никсоновскому "Плану" в сенатском комитете по финансам возглавили ультраправый республиканец из Делавэра Дж. Уильямс и южный демократ Р. Лонг. "Пришло время, когда мы должны прекратить программы, которые вознаграждают безделие и лишают стимула тех, кто сам в состоянии себя обеспечить"⁴⁷, — заявлял Уильямс. Ультраконсерваторы требовали установления жестких условий включения в списки лиц, получающих пособия. В частности, они отвергали предложение администрации зачислять в них все нуждающиеся семьи, вне зависимости от того, работает ли кто-либо из их членов или нет, и настаивали на предоставлении пособий только семьям с детьми до 6 лет, в которых родители нетрудоспособны. Либеральные демократы в свою очередь склонялись к поддержке билля сенатора А. Рибикова об увеличении размера пособия до 3000 долл., что, конечно, также было далеко от нижней границы уровня нищеты.

Администрация не пожелала идти на компромиссы, и "План помощи семьям", вокруг которого в течение нескольких лет шла острейшая борьба, так и не стал законом. Смертный приговор ему вынес сенат, где либеральные демократы объединились в несколько непривычном альянсе с диксикратами и ультраконсервативными республиканцами.

В годы правления Никсона заметно замедлились темпы десегрегации в стране. "Администрация Никсона не была откровенно расистской, — писал историк М. Виорст. — Она просто дала понять, что сторонники расового равенства не могут больше рассчитывать на федеральное правительство" ⁴⁸. Конечно, трудно оценить глубину расовых предрассудков всех членов администрации, но, безусловно, ее глава расистом был. Прямое свидетельство этому приводит в своих мемуарах Дж. Эрлихман: "Дважды, объясняя мне эти вопросы, Никсон говорил, что, по его мнению, черные в Америке могут извлечь минимальную выгоду из федеральных программ, поскольку черные генетически неполноценны в сравнении с белыми. Федеральные деньги и программы, которые могли бы быть разработаны, по его мнению, не в состоянии изменить этого факта. "Черные никогда не смогут достичь равенства в интеллекте, экономическом успехе или в социальных качествах", — говорил он" ⁴⁹. Само собой разумеется, что принародно Никсон всегда заявлял о своем извечном стремлении к расовому равенству, но поступал он все-таки в соответствии со своими истинными убеждениями.

Вскоре после вступления в должность президент встретился с сенатором С. Тэрмондом и другими южными республиканцами и обсудил с ними основные направления своей политики в расовом вопросе, которая, в соответствии с постулатами "южной стратегии", должна была прекратить насаждение расового равенства федеральным правительством. Результатов этой политики не пришлось долго ждать.

Уже в апреле 1969 г. подает в отставку председатель комиссии по равным возможностям в области занятости (она должна была бороться с фактами расовой дискриминации при найме на работу), заявив, что комиссия "потеряла работоспособность из-за отсутствия поддержки администрации"⁵⁰. Тогда же Никсон обратился с запросом к конгрессу об изъятии из бюджета 4 млн долл., предназначенных на проведение в жизнь закона 1968 г. о запрете дискриминации при аренде жилья.

В июне министерство юстиции выступило против продления действия закона об избирательных правах 1965 г. до тех пор, пока из него не будут исключены статьи о федеральном контроле за их соблюдением в южных штатах. К осени 1969 г. федеральные суды приняли решения о десегрегации 33 школьных округов в оплоте расизма — штате Миссисипи, но с прямой санкции министра юстиции Митчелла они открыто саботировались. Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН), крупнейшая негритянская организация США, апеллировала к Верховному суду, который единогласно подтвердил правильность решений судов низшей инстанции. В ответ президент не постеснялся публично высказать свое несогласие с мнением Верховного суда. Против сотрудников министерства юстиции и министерства здравоохранения, образования и социального вспомоществования, которые, не уловив настроения в Белом доме, добивались исполнения законов о гражданских правах негров, применялись жесткие санкции, вплоть до увольнения. В марте 1970 г. Никсон выступил с речью, где заявил, что десегрегация школ должна быть заботой местных органов власти, а не федерального правительства. После этого на какое-то время все федеральные ведомства прекратили работу в данном направлении, а те школьные округа на Юге, которые не имели в течение ряда лет федеральной помощи из-за отказа покончить с "чисто белыми" школами, ее получили.

Особое недовольство Никсона вызывала система басинга, которая в соответствии с судебными решениями использовалась в стране для преодоления расизма в школьной системе. Дело в том, что белая и негритянская общины в США обособлены друг от друга: черные, как правило, живут в гетто, а зажиточные белые — в богатых пригородах. Естественно, что в таких условиях неизбежны не только огромные различия в качестве образования, но и существование школ, где расовый баланс не соблюден. Поэтому Верховный суд под влиянием подъема борьбы негритянского населения за свое равноправие признал законными перевозки детей на автобусах из черных кварталов в школы для белых и наоборот (басинг). Но такое положение дел не устраивало республиканских консерваторов и ультра. "Насильственный басинг — это дискриминация наоборот. Приписывание детей к школе на другом конце города для достижения некоего "расового баланса" — это принесение их в жертву прихотям и капризам какого-то бюрократа, судьи или обоих вместе"⁵¹, — возмущался Дж. Хелмс, в расизме которого в США никто и никогда еще не усомнился. Никсон вновь вступает в откровенную полемику с Верховным судом, требует от конгресса принять закон о запрете басинга. Не добившись взаимопонимания с большинством законодателей, он в 1972 г. предлагает "немедленно прекратить новые судебные предписания по поводу басинга, ввести мораторий на новый басинг"⁵². Этот запрос успешно прошел палату представителей, но в сенате либеральные демократы прибегли к тактике обструкции, бесконечного затягивания дебатов, и басинг был спасен.

Была ли у республиканской партии позитивная программа в негритянском вопросе? Была, и называлась она "черный капитализм". Смысл ее заключался в том, чтобы поддерживать программы обучения и даже финансовой помощи, которые позволили бы представителям расово-этнических меньшинств изучить деловые операции и стать владельцами и управляющими мелких предприятий в районах гетто. Поощряя развитие "черного капитализма", республиканцы стремились укрепить буржуазную прослойку среди негритянского населения, удержать его протест в рамках существующего строя, усилить среди негров влияние частнособственнических идеологии и ценностей. Этот план использовался администрацией также в качестве своеобразной альтернативы лозунгу "власть черных", выдвинутому во второй половине 60-х годов некоторыми радикальными негритянскими организациями. Никсон еще в ходе своей избирательной кампании говорил: "Черная собственность порождает гордость черных, работу для черных, возможности для черных и, значит, власть черных в лучшем, конструктивном смысле этого часто неправильно употребляемого термина"⁵³.

Вскоре после прихода к власти правительство республиканцев объявило о выделении 500 млн долл. на помощь черным бизнесменам и призвало частные корпорации подключиться к усилиям администрации. Но уже через месяц руководитель программы помощи расовым меньшинствам в администрации по делам мелкого бизнеса подал в отставку, заявив перед уходом: "В правительстве было много риторики по поводу помощи неграм, но поступления денег не предвидится"⁵⁴. Таким образом, и планы "черного капитализма" остались по большей части на бумаге и в высказываниях президента. "Впервые со времени Вудро Вильсона мы имеем национальную администрацию, которую можно прямо охарактеризовать как антинегритянскую" ⁵⁵, — с полным основанием констатировал председатель НАСПЦН. В январе 1971 г. 13 конгрессменов-негров в знак протеста против политики правительства покинули совместное заседание сената и палаты представителей, на котором президент выступал с посланием "О положении страны". В мае того же года в Чикаго состоялось закрытое заседание лидеров 37 негритянских организаций, где обсуждался вопрос о методах противодействия политике Никсона и борьбе против его переизбрания в 1972 г. Республиканцы почти полностью лишились поддержки черных избирателей.

Неутешительно для администрации складывались ее отношения и с организованным рабочим движением. В первые два года пребывания Никсона у власти руководство американской профбюрократии воздерживалось от критики президента. Но это объяснялось не столько удовлетворением профсоюзов деятельностью Никсона, сколько давними дружескими связями председателя крупнейшего профсоюзного объединения АФТ— КПП Дж. Мини с министром труда, бывшим деканом школы бизнеса в Чикагском университете, а ныне государственным секретарем США — Джорджем Шульцем. Но когда место Шульца занял бывший управляющий корпорации "Локхид" Дж. Ходжсон, "личная уния" разрушилась и профсоюзы стали выражать свое несогласие с правительством.

В центре их критики была экономическая политика Никсона, в результате которой число безработных в стране увеличилось на 2 млн человек, тогда как американские предприниматели в 1971 г. впервые в истории получили общую прибыль в размере более 100 млрд долл. Замораживание цен и заработной платы в период "новой экономической политики" профсоюзы назвали "открытой дискриминацией против тех, кто находится в самых сложных экономических условиях, — в угоду большому бизнесу". Предоставив корпорациям эффективное право на замораживание зарплаты, администрация добивалась сдерживания роста цен лишь путем… телефонных переговоров с бизнесменами правительственных чиновников, которые выражали "пожелание" президента "проявить сознательность". Уже через четыре дня после объявления "новой экономической политики" исполнительный комитет АФТ — КПП заявил, что он "не доверяет способности президента управлять экономикой страны" ⁵⁶. Для "умиротворения" профсоюзов Никсон ввел пять их представителей во главе с Мини в правительственные советы по ценам и заработной плате. Но вскоре профбоссы демонстративно покинули совет по зарплате, ибо он принял решение о сокращении размеров ставок, завоеванных докерами Западного побережья страны в ходе переговоров с предпринимателями. Недовольство организованного рабочего движения вызывали также многие аспекты социальной политики республиканцев, и в первую очередь явное нежелание Белого дома принимать экстренные меры для рассасывания безработицы — выделять средства на организацию общественных работ.

Если на многих социальных программах администрация Никсона при каждом удобном случае старалась экономить, то для мероприятий по водворению "закона и порядка" в стране денег она никогда не жалела. В своем послании "О положении страны" в январе 1970 г. президент говорил: "Я предлагал бюджетные сокращения, но есть одна область, где я распорядился увеличить, а не урезать расходы. Это запрос о финансировании агентств, несущих ответственность за поддержание законности. В 60-е годы мы были по горло сыты риторикой, в которой, пожалуй, слишком часто звучало слово "война". Война с бедностью, война с нищетой, война со спадом, война с голодом. Но есть одна область, где это слово уместно, — это война с преступностью" ⁵⁷. Растоптав одной фразой надежды неимущих американцев на решение правительством проблем нищеты и голода, Никсон обещал расправиться с преступностью в стране.

Задача сама по себе благородная, если бы президент действительно имел в виду искоренение организованной преступности, пресечение деятельности мафии, держащей под своим контролем многих политиков и ворочающей многомиллионными средствами, борьбу с подпольным бизнесом разврата, миром рэкета. Но ни о чем подобном Никсон не помышлял. Напротив, в том же 1970 г. сенатор-демократ Дж. Тайдингс прямо заявил: "В настоящее время действия федерального правительства по борьбе с организованной преступностью лишены руководства, адекватной организационной структуры или постоянного фундамента, на который могли бы опереться долговременные и концентрированные усилия" ⁵⁸. Карающую десницу американского правосудия правительство намеревалось обрушить не на мафию, а на представителей негритянских, студенческих и других демократических организаций, а также на всякого рода "либералов", якобы мешавших принятию решительных мер по устранению "беспорядков" и "бунтов", как в кругах республиканцев принято было называть массовые движения общественного протеста. Спекулируя на растущем страхе обывателя перед угрожающими масштабами преступности, наркомании и насилия, республиканское руководство старалось изобразить это делом рук "радикальных смутьянов", не желающих признавать "ценности" американского буржуазного общества.

Демократические движения протеста в США в конце 60-х — начале 70-х годов достигли своего апогея. Их центр все больше перемещался в университетские городки, студенты все активнее выступали против продолжения позорной агрессии в Индокитае и произвола властей. Часты были столкновения в негритянских кварталах, где полиция репрессивными методами усмиряла всех протестующих против расизма. "По мере того как вьетнамская война затягивалась, а расовое напряжение сохранялось, конец 60-х — начало 70-х годов становились периодом почти непрекращающегося протеста в Америке, — замечал публицист Дж. Лукас. — Беспорядки в кампусах, усиливавшиеся на протяжении десятилетия, достигли пика в 1969–1970 гг., когда произошло около 1800 демонстраций, многие из которых сопровождались взрывами бомб и другими проявлениями насилия"⁵⁹. Для выяснения причин студенческих волнений и определения путей их прекращения была создана специальная президентская комиссия во главе с бывшим губернатором Пенсильвании Скрэнтоном, в 1970 г. опубликовавшая свой доклад. В нем, в частности, говорилось: "Действия и бездействие правительства на всех уровнях внесли свой вклад в студенческие беспорядки. Их помогли раздуть слова некоторых политических лидеров. Официальные лица, ответственные за поддержание порядка, слишком часто реагировали неправильно или слишком рьяно. В некоторых случаях их действия выливались в бесконтрольное насилие.

Страна слишком медленно решает проблемы прекращения войны и расовую, что углубляет раскол в американском обществе и ведет к нарастанию студенческого протеста и беспорядков". На основании этих достаточно взвешенных выводов комиссия давала Никсону рекомендации: "Мы советуем президенту, чтобы он убедил официальных лиц и протестующих, что конфронтационная и оскорбительная риторика опасна… Ничто не сравнится по своей важности с прекращением войны в Индокитае… Мы призываем президента возобновить усилия по достижению полной социальной справедливости, учитывая растущие обвинения в усилении репрессий. Мы рекомендуем ему предпринять шаги, призванные доказать, что слова и дела администрации не соответствуют этим обвинениям"⁶⁰. Однако этот доклад, в котором каждое слово дышит заботой о стабилизации устоев капиталистического строя, по существу был проигнорирован администрацией. Республиканское правительство взяло курс не на искоренение подмеченных комиссией, пусть даже самых поверхностных, причин студенческих волнений, а на чисто полицейские меры. Как писал И. А. Геевский, "правительство в еще больших масштабах, чем предыдущее, использует военно-полицейские силы для подавления массовых выступлений протеста и наказания его участников. Развернута целенаправленная кампания судебных преследований руководителей и активистов демократических движений, с тем чтобы обезглавить массовые организации и запугать их участников" ⁶¹. Риторические выпады самого президента, его ближайшего окружения против "смутьянов" и "подрывных элементов" не прекращались. Полицейские расправы над участниками демократических движений нередко приводили к кровопролитию, гибели ни в чем не повинных людей.

Администрация была не одинокой в своей "войне" с массовыми выступлениями протеста. Ее усилия поддержали многие республиканские деятели на местах. Особенно прославился своей бесцеремонностью и жестокостью в расправах со студентами губернатор Калифорнии Рональд Рейган. Перед "сочувствующими" аудиториями он позволял себе призывы к организации "кровавой бани" для участников студенческих волнений. И действия его вполне отвечали этой установке. "Губернатор смог, по крайней мере в Калифорнии, добиться фактического объявления состояния войны против демонстрантов, — писал либеральный публицист У. Тэрнер. — В соответствии с его планами чрезвычайного положения демонстрация в народном парке Беркли (здесь находится крупнейшее отделение Калифорнийского университета. — В. Н.) в мае 1969 г. была встречена действиями, похожими на военные акции во Вьетнаме. Когда полиция загородила путь маршу, в нее полетели камни, что стало удобным поводом для репрессий. Тактическое подразделение, состоявшее из помощников шерифов, неистовствовало на улицах Беркли, убив одного человека, ослепив другого и ранив сотни прохожих" ⁶². В мае 1970 г. всю страну потрясли известия о бессмысленных убийствах студентов в университетах Кент и Джексона, после чего в знак протеста прекратили работу 440 колледжей и университетов.

"Крикливо призывая наводнить города полицией, послать больше агентов ФБР в университетские городки, вооружаться для достижения глобального военного превосходства, продолжая войну в Юго-Восточной Азии и войну против молодежи, мы вплотную подходим к упреждающему применению насилия как инструмента национальной политики" ⁶³, — выражал тревогу многих: трезвомыслящих представителей либеральной интеллигенции У. Тэрнер. Но эта озабоченность вызывала лишь неприкрытое раздражение у республиканских лидеров, которые разворачивали настоящую травлю либеральной профессуры. "В стране возобладали настроения национального мазохизма, созданные безответственной группой наглых снобов, которые называют себя интеллектуалами, — обрушивался на думающих о судьбах страны людей Агню. — Среди нас есть бойкие, активные элементы, которые заявляют, что наши ценности ложны, и я называю их наглыми… Ни один настоящий интеллектуал, ни один действительно образованный человек не может так презирать наши демократические институты" ⁶⁴.

Трудно найти пример большего лицемерия в американской политике, чем кампания в защиту "закона и порядка" в годы президентства Никсона. Топя в крови демократические движения и преследуя их участников, правительство закрывало глаза не только на организованную преступность, но и на многочисленные факты злоупотреблений и преступлений, творимых в самой администрации и в различных правительственных органах. Прикрываясь ширмой "привилегии исполнительной власти", тайные противозаконные операции проводили ЦРУ и ФБР, люди из окружения президента. Да и сам Никсон вскоре столкнулся с перспективой сесть на скамью подсудимых. Но в начале 70-х годов лозунг "закон и порядок" был важнейшей козырной картой в республиканской политической колоде, под этим лозунгом, в частности, "великая старая партия" рассчитывала одержать решительную победу на промежуточных выборах в 1970 г.

Однако выборы обернулись достаточно серьезным провалом администрации. Республиканцы не только не добились создания "нового большинства", но и не преуспели в изменении в свою пользу баланса сил в конгрессе. Они получили два дополнительных места в сенате, но потеряли девять в палате представителей. Катастрофически для партии закончились выборы губернаторов. В 11 штатах республиканцы были отстранены от руководства, и партия контролировала теперь исполнительную власть в 21 штате. Но Никсон был удовлетворен исходом выборов, и в первую очередь тем, что "некоторые крайние либералы были среди тех сенаторов, которым избиратели отказали в доверии" ⁶⁵.

Президент имел в виду в первую очередь поражение своего главного критика в рядах республиканской партии сенатора из Нью-Йорка Ч. Гуделла, который уступил пользовавшемуся поддержкой администрации ультраправому кандидату Дж. Бакли. Гуделл был одним из тех немногих республиканских либералов, кто позволял себе выражать прямое несогласие с внутриполитическим курсом правительства. "Я видел, что администрация Никсона делала много вещей, вызывавших у меня тревогу… пренебрегала основными правами человека в стране, осуществляла южную стратегию, назначения в Верховный суд (куда Никсон не без труда сумел провести отъявленных консерваторов. — В. Н.), стремилась не реорганизовать программы помощи обездоленным и голодным, а отменить их" ⁶⁶, — скажет Гуделл.

Однако в целом в период первой администрации Никсона его социально-экономическая программа пользовалась достаточно стабильной, хотя и не безоговорочной поддержкой всех фракций его партии. Большинство республиканцев расценивали "новую экономическую политику" как меру временную, полезную в чрезвычайной экономической обстановке и даже помогающую проводить наступление на права профсоюзов и рабочего класса. Одобрения заслужил реакционный политический курс администрации в отношении массовых движений протеста. В расовом вопросе республиканская партия поддерживала акции президента по насаждению "черного капитализма" и приостановку в десегрегации. Лидеры партии находили немало точек соприкосновения и когда речь заходила о претворении в жизнь разработанных "великой старой партией" в прежние годы планов "перераспределения доходов" в форме "нового федерализма", а также идей "негативного подоходного налога", лежавших в основе проектов реформы вспомоществования. Даже Рокфеллер, выражая свое отношение к "Плану помощи семьям" и "новому федерализму", говорил, что президент продемонстрировал "озабоченность реализацией основных человеческих ценностей, глубокое понимание федеральной системы управления, веру в наши способности как нации осуществлять радикальные перемены в нашей системе, которые необходимы для удовлетворения человеческих потребностей в быстро меняющиеся времена"⁶⁷. Безусловно, что подобная позиция Рокфеллера, усиленно игравшего в тот период роль лояльного "своему" правительству республиканца, помогала удерживать либералов, коллег по партии, в кильватере правительственной политики.

Взаимоотношения Никсона с ультраконсервативными республиканцами складывались, пожалуй, даже менее гладко, чем с либералами. "Он выступил с предложениями, которые традиционно отвергались республиканцами. Он отмежевал настоящих консерваторов от прагматиков"68, — объяснял рост оппозиции Никсону справа один из признанных лидеров современных ультраконсерваторов П. Уэйрич. Правые проявляли, как уже отмечалось, растущее недовольство по поводу правительственных мер в области социального обеспечения и образования, особенно "Плана помощи семьям". "Постепенно конфликт достиг таких масштабов, что президенту Никсону пришлось принести в жертву своего давнего друга, министра здравоохранения, образования и социального обеспечения Р. Финча, который навлек на себя гнев правых. В вашингтонских политических кругах в это время ходили упорные слухи о том, что удаление Финча из состава кабинета было одним из условий соглашения между Р. Никсоном и Р. Рейганом, согласно которому губернатор Калифорнии обещал не выставлять своей кандидатуры на пост президента в 1972 г." ⁶⁹

Но в целом расхождения в республиканской партии по внутриполитическим проблемам в первые четыре года правления Никсона не были глубокими и не грозили ей расколом. Более серьезные разногласия вызывала внешняя политика Никсона, где попытки выйти из плена политических стереотипов "холодной войны", реалистического подхода сочетались с продолжением гонки вооружений и агрессивной войны в Юго-Восточной Азии.

ОТ ЭРЫ КОНФРОНТАЦИИ…

Конец 60-х — начало 70-х годов были переломным периодом во внешней политике Соединенных Штатов, переходом от эры конфронтации к эре переговоров. "Переход от "холодной войны", от взрывоопасной конфронтации двух миров к разрядке напряженности был связан прежде всего с изменениями в соотношении сил на мировой арене, — отмечалось в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду партии. — Но потребовались большие усилия, чтобы люди — и особенно те, кто руководит политикой государств, — стали привыкать к мысли, что естественным делом является не балансирование на грани войны, а переговоры по спорным вопросам, не конфронтация, а мирное сотрудничество" ⁷⁰. Этот поворот был в решающей степени обусловлен укреплением экономического и оборонного могущества СССР и всего социалистического содружества, их активной и целеустремленной внешней политикой, которая отвечает коренным интересам народов не только социалистических стран, но и всего человечества и потому пользуется широкой поддержкой прогрессивных сил.

В то же время накапливавшиеся в течение послевоенных десятилетий просчеты и провалы силовой империалистической политики США к концу 60-х годов стали настолько очевидными, что господствующие круги страны уже не могли их игнорировать. Явный крах потерпели послевоенные планы "сдерживания", а тем более "отбрасывания коммунизма", экономического изматывания и международной изоляции СССР, развала социалистического содружества, установления американского мирового господства. Основополагающие ценности антикоммунизма, "балансирования на грани войны", политики "с позиции силы" были в значительной степени дискредитированы.

Большое значение имело растущее понимание республиканской администрацией того, что в военной области между Советским Союзом и США установилось состояние паритета, при котором наша страна располагает примерно равными с Соединенными Штатами ракетно-ядерными силами стратегического назначения и готова ответить сокрушительным ударом в случае развязывания войны против нее.

Обладание ядерным оружием не предотвратило серьезных провалов США на международной арене. Попытки использовать его как средство политического шантажа или давления не дали желаемых результатов в отношениях ни с социалистическими государствами, ни с развивающимися странами, ни с основными западными союзниками. Отражая широкое, разочарование в ядерной оружии как внешнеполитическом инструменте, помощник президента Никсона по национальной безопасности, а затем государственный секретарь Генри Киссинджер в своей книге "Американская внешняя политика" вынужден был признать, что на современном этапе ядерная мощь не может быть прямо трансформирована в политические дивиденды для американских интересов ⁷¹.

Еще до своего вступления на пост президента Никсон поручил Киссинджеру исследовать состояние и перспективы в соотношении стратегических сил СССР и США. Основные оценки недвусмысленно показали, что никакие стратегические программы не могут предоставить США такое превосходство, какое они имели даже в начале 60-х годов. Поэтому правительство Никсона вынуждено было отказаться от идеи достижения "безоговорочного превосходства". "Классическая концепция баланса сил включала в себя постоянные маневры для достижения ограниченных преимуществ над другими. В ядерный век это и нереалистично и опасно. Это нереалистично потому, что когда обе стороны обладают такой огромной мощью, небольшие добавления не могут быть переведены в осязаемое превосходство или даже в употреби-мую политическую силу. И это опасно потому, что попытки добиться тактических преимуществ могут привести к конфронтации, которая может обернуться катастрофой" ⁷², — подчеркивал президент.

В пользу реалистического пересмотра многих постулатов американской внешней политики действовали и факторы изменения в соотношении сил между Соединенными Штатами и их главными капиталистическими, конкурентами — западноевропейскими странами и Японией — в экономической сфере, что приводило к дальнейшему ослаблению позиций США на международной арене. В дипломатической области эти государства, оставаясь в рамках военно-политических блоков империализма, стали все чаще проводить во многих международных вопросах курс, не зависимый от Вашингтона, Западноевропейские партнеры — соперники США неоднократно стремились отмежеваться от их позиции в периоды международных кризисов, все более решительно выступали за нормализацию отношений на Европейском континенте между странами, принадлежащими к различным общественно-политическим системам.

После краха колониальной системы, несмотря на активнейшее противодействие Соединенных Штатов, значительная часть развивающихся стран встала на путь независимой внешней политики, неприсоединения, самостоятельного социально-экономического развития и в ряде случаев — по некапиталистическому пути.

Кроме того, США, взяв на себя роль "мирового полицейского", считающего своим долгом предпринимать постоянные усилия, чтобы противодействовать мировому революционному процессу, поддерживать военное превосходство над СССР, явно "перенапрягли" при этом свою собственную экономику. "Поражение милитаризма в политике привело к потерям и для милитаристов в экономике, сложившийся баланс интересов в правящем классе был направлен против роста военных расходов, за высвобождение средств для гражданских отраслей"⁷³, — отмечали советские исследователи. Министр обороны в администрации Джонсона Кларк Клиффорд, обосновывая бюджетные приоритеты Пентагона, говорил незадолго до отставки правительства демократов: "При выработке наших рекомендаций президенту по поводу программ на 1970–1974 фин. гг. и бюджета на 1970 фин. г. мы в первую очередь имели в виду чрезвычайно сложную финансовую ситуацию, с которой нация сталкивается как внутри страны, так и за рубежом" ⁷⁴.

Серьезнейшим катализатором изменений в американском внешнеполитическом курсе стали провалы военщины США в Индокитае. Многострадальная земля Вьетнама была превращена в полигон для испытания не только новейшей боевой техники, но и новых методов политики. Во Вьетнаме прошли проверку и обнаружили свое банкротство и доктрина "локальной" войны, и "открытия" в области противоповстанческой деятельности, и пресловутая концепция "эскалации", и попытки вести игру на разногласиях в социалистическом лагере. В результате в глазах правящих кругов США происходила известная девальвация военно-силовых подходов к решению международных конфликтов — разочарование в возможностях обеспечения американских внешнеполитических интересов чисто военными методами. Конечно, Соединенным Штатам и прежде доводилось совершать военные авантюры, которые заканчивались провалом. "Но по меньшей мере в одном отношении значение неудач, которые постигли американский империализм во Вьетнаме, выходит за рамки всего, с чем ему приходилось сталкиваться раньше: на сей раз выяснилась несостоятельность не только планов очередной "локальной" авантюры, но и всей "глобальной" политической стратегии Вашингтона.

Основой этой стратегии всегда была ставка на военную силу. Война во Вьетнаме показала, что одна военная мощь уже не может принести США победу не только в борьбе против "главного" противника, но и на периферии, в борьбе против такого противника, которого по всем традиционным канонам военного искусства можно было бы оценить как намного уступающего Соединенным Штатам. Выяснилось, что даже огромная военная мощь, созданная США, имеет свои пределы, причем пределы эти являются более узкими, чем того требуют политические планы Вашингтона"⁷⁵, — писал академик Г. А. Арбатов.

Агрессия в Юго-Восточной Азии стала одной из важнейших причин роста оппозиции правительственному курсу, все более глубокого раскола в самом американском обществе. Война размывала внутренние устои, которые уже не удавалось цементировать с помощью ура-патриотизма. Миллионам граждан становилось очевидно, что обострение хронических социальных и экономических антагонизмов, таких как расовые конфликты, рост преступности, безработица, инфляция и другие, в немалой степени было порождено интервенционистским внешнеполитическим курсом. "Впервые не только узким прослойкам, скажем, мелких бизнесменов, фермеров, провинциальных политиков, но и более широким общественным кругам, включающим университетскую интеллигенцию, студенчество и даже определенную часть крупной буржуазии, внешняя политика стала казаться слишком дорогой, неэффективной, лишенной здравого смысла"⁷⁶. Усилилось недовольство либеральных политиков сокращением необходимых для поддержания внутренней стабильности социальных программ, которые нередко приносились в жертву машине агрессии. Представители крупного бизнеса начали проявлять беспокойство перенапряжением экономики, ростом инфляции и бюджетного дефицита в результате эскалации военных расходов, подъемом антивоенного движения в стране, а также высказывать озабоченность в связи с критикой американской политики во Вьетнаме ведущими деятелями иностранных, в том числе союзных США, государств. Сенатор Дж. Джавитс, выражая настроения либерального крыла республиканской партии и значительной части "восточного истэблишмента", говорил: "Разве наша страна может выиграть во Вьетнаме что-нибудь такое, что стоило бы разрушения и раскола — экономического, социального, морального, — в которые эта война ввергает нашу нацию? Приведу лишь несколько примеров. Вьетнамская война ослабила международное доверие к доллару настолько, что наше финансовое положение в мире находится в серьезной опасности. Она настолько подорвала стимулы к труду американских рабочих, что наше промышленное и технологическое превосходство — наша величайшая сила — под угрозой. Она вызвала такой ужас американской молодежи, что значительная ее часть потеряла веру в эффективность, порядочность и гуманизм нашей системы, в ее культуру, в возможность нам доверять. Она привела к такому напряжению наших ресурсов, что результатом явилась инфляция и опасная эрозия доверия к нашей экономике из-за серьезной безработицы" ⁷⁷.

В Соединенных Штатах в условиях набиравшего силу "вьетнамского синдрома" все более широко распространялись антиинтервенционистские настроения, Пентагон и военно-промышленные круги становились объектом острой критики не только со стороны левых группировок, но и значительной части членов конгресса, буржуазных средств массовой информации. Как признавал сам Никсон, "некоторые американцы, похоже, желают возвращения к основной философии 30-х годов и сопротивляются вмешательству США в мировые дела. Консенсус, который поддерживал нашу национальную приверженность американскому военному могуществу в послевоенные годы, больше не существует" ⁷⁸. В этот период, как никогда после второй мировой войны, оказался подорванным престиж наиболее реакционных, экспансионистских сил в стране.

К концу 60-х годов многие влиятельные деятели в республиканской партии стали все больше утверждаться во мнении, что надежды с помощью агрессивной политики укрепить свои международные позиции и одновременно ослабить влияние СССР, других социалистических стран, сил социального прогресса в мире оказались несостоятельными. Правительство Никсона вынуждено было считаться с реальной ситуацией внутри страны и за рубежом и занялось поисками новой внешнеполитической стратегии, отвечавшей изменившимся возможностям американского капитализма. Однако следует учитывать, как подчеркивал Анат. А. Громыко, что "при этом оно не отказывалось от многих старых политических целей и к тому же все время находилось под давлением ультрареакционных сил, не одобряющих какой бы то ни было положительный сдвиг в американской внешней политике в сторону реализма" ⁷⁹.

На съезде республиканской партии 1968 г. Никсон заявил в своей речи по поводу его выдвижения на пост президента: "После эры конфронтации пришло время для эры переговоров". Однако он тут же дал понять, что главным элементом его политики, направленной на обеспечение международных позиций Соединенных Штатов, станет опора на силу, прежде всего военную: "Поскольку мы вступаем в период переговоров, мы восстановим силу Америки настолько, чтобы всегда вести переговоры с позиции силы и никогда с позиции слабости" ⁸⁰. Эту же мысль Никсон подтвердил и в своем инагурационном выступлении.

Никсон определил три столпа, на которых республиканское руководство собиралось строить свою военнополитическую стратегию, — партнерство (в рамках руководимых США военных блоков), сила и переговоры. Включение переговоров с "потенциальным противником" в число равноправных элементов стратегии наряду с традиционными ее компонентами — силой и партнерством — явилось новым обстоятельством, свидетельствовавшим о повороте в какой-то мере к реализму во внешней политике США. Генеральной целью военно-политической стратегии объявлялось уже не приобретение абсолютно доминирующих позиций в мире, а сохранение "динамичного статус-кво" путем поддержания "равновесия сил". Однако это не означало, что администрация Никсона собиралась сдать в архив теорию и практику американской силы, она задавалась целью перестройки внешней политики на прежних военно-силовых основах, но более приспособленных к новым мировым реальностям. При этом правительство ставило перед собой, как отмечал советский историк Ю. М. Мельников, задачи "некоторого "видимого" отступления США при сохранении их "невидимого" присутствия, влияния и силы (так называемая политика низкого профиля), поддержания на достаточно высоком уровне и, более того, по возможности дальнейшего наращивания военного потенциала и силы США при более осторожном, выборочном отношении к вопросу об ее прямом применении… использования в более широких масштабах военного потенциала и силы союзников США и "невоенных" элементов их собственной силы для достижения своих внешнеполитических целей, игры на балансе сил между "другими мировыми центрами силы". — СССР, КНР, Западная Европа, Япония — при проведении дипломатических переговоров… заключения соглашений для обеспечения военно-стратегических, экономических и политических интересов США с другими государствами, для предотвращения вовлечения Америки в местные конфликты" ⁸¹.

Признавая факт стратегического паритета между СССР и США и набрасывая покров туманности на основные принципы американского военного строительства, администрация Никсона взамен концепции "превосходства" выдвинула концепцию "достаточности". Уже на одной из своих первых пресс-конференций президент заявил: "Мне кажется, достаточность была бы лучшим термином, нежели превосходство и паритет" ⁸². Позднее он прямо скажет: "Доктрина достаточности представляет собой открытое признание изменившихся обстоятельств, которые мы застали в сфере стратегических сил. Соединенные Штаты и Советский Союз достигли сейчас такого рубежа, где небольшие военные преимущества в стратегических силах имеют малое военное значение"⁸³. Такое публичное признание примерного военного равновесия между СССР и США явилось одной из важнейших перемен в сфере формирования американского внешнеполитического курса.

Основным политическим документом, определившим контуры новой военно-политической стратегии республиканской администрации, явилась "доктрина Никсона", или "гуамская доктрина". (Во время поездки по странам Азии в июле 1969 г. Никсон использовал посадку самолета для дозаправки на острове Гуам для часовой пресс-конференции, в ходе которой и была обнародована эта доктрина.) Объясняя ее суть конгрессу США, Никсон говорил: "Ее центральный тезис заключается в том, что Соединенные Штаты будут участвовать в защите и способствовать развитию своих союзников и друзей, но что Америка не может и не будет замышлять все планы, разрабатывать все программы, принимать все решения и брать на себя во всем объеме оборону всех свободных стран мира. Мы будем оказывать помощь в тех случаях, когда в этом есть реальная необходимость и когда это будет отвечать нашим интересам"⁸⁴. Президент давал понять своим союзникам, что обязательства США по военным договорам отныне будут выполняться не автоматически, а в зависимости от обстоятельств и заинтересованности в этом самих Соединенных Штатов. Тем самым республиканская администрация обеспечивала себе большую свободу маневра. Обещание президента, выраженное в "гуамской доктрине", не вовлекаться больше в ситуации, подобные вьетнамской, не только было призвано успокоить общественное мнение, но и отражало известное осознание в высших республиканских эшелонах опасности дальнейших военных авантюр. При этом в развитие "доктрины Никсона" правительство осуществляло ряд шагов к распределению "бремени" ответственности за сохранение устоев капитализма между США и их союзниками. "Правительство Никсона стремилось снять с США основное бремя и свести в будущем к минимуму их непосредственное участие, особенно сухопутными войсками, во "внутренних" и "локальных" конфликтах, в войнах против революционных, освободительных сил, прогрессивных режимов. Оно ставило целью проведение в новых условиях излюбленной политики империалистов — воевать и загребать жар чужими руками"⁸⁵, — удачно охарактеризовал суть "доктрины Никсона" Ю. М. Мельников.

Для реализации этой доктрины была разработана и в 1971 г. обнародована министром обороны М. Лэйрдом новая военно-политическая стратегия "реалистического сдерживания". В соответствии с ней правительство Никсона потребовало от своих союзников опоры не на сухопутные войска США, а на их собственные военные силы. И это относилось не только к партнерам Соединенных Штатов в Азии, где в рамках программ "вьетнамизации", "кореизации" и т. д. стала осуществляться замена американских вооруженных сил местными, но и к союзникам по блоку НАТО. "Мы не собираемся оставаться мировым жандармом, — пояснял Лэйрд. — Многие из наших союзников уже достаточно преуспевают, другие приближаются к этому состоянию. Поэтому будет реалистично и более эффективно, если наши союзники и друзья более полно разделят бремя по защите мира и свободы. Мы стремимся к созданию такой структуры мира, в которой свободные нации (капиталистические страны. — В. Я.) поддерживают друг друга против общей угрозы в соответствии с их силой и ресурсами, при этом каждая из них несет основную ответственность за собственную оборону" ⁸⁶. Свою же миссию США стали рассматривать прежде всего в улучшении качества основного ядра вооруженных сил — ракетно-ядерного оружия стратегического назначения — при одновременном совершенствовании обычных вооружений. "Наши стратегические силы останутся краеугольным камнем сдерживания ядерного нападения и должны быть достаточны для выполнения этой роли, — говорил министр обороны. — Обеспечивая адекватное сдерживание на уровне стратегического и тактического ядерного оружия, нам и нашим союзникам необходимо также поддерживать сильные обычные вооружения"⁸⁷.

Согласно новой стратегии правительство Никсона объявило, что в военном строительстве будет ориентироваться на обеспечение способности США вести не две с половиной, как прежде (большие войны в Европе и в Азии и малую войну в любом регионе земного шара), а полторы войны. При этом не делалось секрета, что речь шла об отказе Соединенных Штатов вести "большую азиатскую войну", т. е. против Китая. "И хотя на деле США никогда не имели способности к ведению "двух с половиной войн" (даже "половинная", с точки зрения Вашингтона, война во Вьетнаме потребовала использования значительной части вооруженных сил США), это декларированное изменение доктринальных установок явилось недвусмысленным сигналом Вашингтона о намерении существенно уменьшить военную угрозу Китаю со стороны США, — подчеркивал Г. А. Трофименко. — Этот шаг Вашингтона, безусловно, подтолкнул КНР на улучшение отношений с Соединенными Штатами"⁸⁸.

В этой связи перед вооруженными силами США ставились более узкие боевые задачи, изменялся критерий численности и районы дислокации американских соединений. В 1969 г. началась частичная эвакуация гарнизонов из-за границы. Наибольшая часть сокращений пришлась на районы Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии. Снижалась (с 76 % в 1968 г. до 58 % в 1975 г.) доля военного бюджета страны в общих военных расходах НАТО. С учетом огромной инфляции, т. е. в реальном исчислении, военные расходы США в 1969–1976 гг. сократились на 35 %, хотя размер ассигнований на военные нужды постоянно повышался в текущих ценах. Эти изменения, которые дали пищу для развертывания ультраправыми кругами кампании об "отставании" США от СССР, на деле не были столь уже разительными. Они в первую очередь коснулись сил, не предназначенных для использования против Советского Союза. Кроме того, военные расходы сокращались по сравнению с уровнем 60-х годов, когда при администрациях Кеннеди и Джонсона был предпринят беспрецедентный рывок в гонке вооружений, и периодом агрессии в Индокитае. "Наконец, нельзя сбрасывать со счетов, что сокращение военной мощи в количественном отношении Пентагон стремился компенсировать качественным путем, то есть посредством реорганизации военной машины, внедрения более совершенных образцов оружия и техники, повышения огневой мощи и мобильности войск"⁸⁹, — замечал советский историк А. Г. Арбатов.

В 1969–1970 гг. республиканская администрация проявляла еще явную осторожность в процессе улучшения отношений с Советским Союзом, был достигнут самый незначительный успех в плане вовлечения в двусторонний диалог крупных спорных вопросов. Ведущая причина отсутствия на первых порах президентства Никсона прогресса в отношениях между двумя странами заключалась прежде всего в продолжении агрессивного внешнеполитического курса Вашингтона, который не только не прекращал военных действий во Вьетнаме, но, напротив, расширял зону военных операций в Индокитае.

Обещания закончить войну во Вьетнаме были одной из важных причин, по которой американцы в 1968 г. отдавали свои голоса за Никсона. Но обещания эти никогда не были конкретными, Никсон не оговаривал ни сроков, ни путей прекращения военных действий. "Он не расшифровывал содержания своей политической программы главным образом потому, что у него ее не было, — иронизировал по поводу выступлений Никсона в избирательной кампании по вьетнамской проблеме популярный в США политический публицист Д. Хэлберстам. — Он удовлетворялся тем, что говорил различным аудиториям, будто у него есть план прекращения войны, даже трогал свой нагрудный карман, как будто план был у него именно там, в пиджаке, намекая, что его оглашение может нарушить секретность. Но правда заключалась в том, что никакого плана он не имел" ⁹⁰. Хэлберстам заблуждался, на самом деле план существовал, и об этом поведал в своих мемуарах помощник президента по внешнеполитическим вопросам Боб Холдеман. Он сообщил, что Никсон в соответствии с этим планом откровенно угрожал правительству ДРВ и ее союзникам, что пойдет на такую эскалацию войны, которая будет включать использование ядерного оружия⁹¹. Но устрашения, раздававшиеся из Белого дома, массированные бомбардировки, напалм, карательные экспедиции не сломили стойкости вьетнамских патриотов. Советский Союз, другие социалистические страны и все прогрессивные силы мира оказывали вьетнамскому народу огромную материальную и моральную помощь.

Упорная приверженность республиканского правительства старым методам империалистической политики в Индокитае на долгое время обрекла на неудачу все попытки сдвинуть с мертвой точки Парижские мирные переговоры между представителями США и ДРВ. Один из руководителей американской делегации на переговорах опытнейший дипломат А. Гарриман говорил в июне 1969 г.: "Нам удалось добиться того, что он (Никсон) публично называл поездом мира, стоящим на рельсах под полными парами. 18 января мы пришли к соглашению по всем процедурным вопросам, но в течение пяти месяцев после этого президент Никсон так ничего и не сделал. Пар вышел. Вся ситуация осложнилась"92.

В течение первых месяцев после вступления Никсона в Белый дом многие политики — сторонники скорейшего вывода американских войск из Вьетнама — воздерживались от критики президента, надеясь, что тот начнет реализацию своих предвыборных обещаний. Когда в апреле 1969 г. либеральные конгрессмены-республиканцы П. Макклоски из Калифорнии и Д. Ригль из Мичигана испросили аудиенцию у Киссинджера и поинтересовались, собирается ли администрация выполнить предвыборные заверения, последовал ответ: "Будьте терпеливы. Дайте нам еще 60 или 90 дней. Пожалуйста, пока молчите"⁹³. Но на деле, прикрываясь словами о приверженности идее прекращения войны путем переговоров, правительство осуществляло одну за другой самые жестокие военные акции, рассчитанные на навязывание народам Индокитая силой американских условий.

К лету в Соединенных Штатах возобновились протесты против продолжения войны. Либеральные, круги в политическом истэблишменте, средствах массовой информации все более решительно обвиняли Никсона в фактическом следовании политике эскалации его предшественника Линдона Джонсона, в поддержке прогнившей антинародной клики в Сайгоне, в нежелании добиваться мирного урегулирования. Серьезное беспокойство либералов, в том числе и в республиканской партии, вызвал новый всплеск массовых движений протеста в самих США против вьетнамской агрессии и растущее обособление участников антивоенного движения от правящей элиты. "На той стадии положение вещей почти полностью вышло из-под контроля истэблишмента… — вспоминал сенатор Гуделл об антивоенном движении в 1969 г. — Любой человек на выборной должности был частью истэблишмента и потому врагом (для движения. — В. Н.). Только после тяжелых переговоров антивоенные группы все-таки разрешили (леволиберальному сенатору-демократу) Джорджу Макговерну и мне участвовать в марше по Пенсильвания-авеню"⁹⁴. Американские потери во Вьетнаме стремительно нарастали. Из 55 тыс. военнослужащих США, погибших в ходе вьетнамской авантюры, 10 тыс. сложили свои головы в 1969 г.

В июне Никсон счел необходимым дать отповедь своим "безответственным критикам" в конгрессе⁹⁵. Президента поддержали "ястребы" в рядах республиканцев. Ультраконсервативный сенатор из Небраски К. Кэртис потребовал от своих коллег проявлять сдержанность в осуждении президента, чтобы дать ему шанс успешно закончить Парижские переговоры. Но многие республиканские лидеры не вняли этому призыву, прекрасно сознавая, что все разглагольствования о переговорах — чистый блеф.

С программой мирного завершения вьетнамской агрессии выступил сенатор Джавите. В октябре 1969 г. законопроект с требованием вывода всех американских войск из Вьетнама до 1 декабря 1970 г. внес Ч. Гуделл. "Я был убежден, что план Никсона был именно таким, каким он оказался на самом деле: оставаться там, сократить призыв в армию в самих США и разбомбить их к черту, используя все возможные виды оружия; сократить американские потери, но значительно увеличить там число жертв среди ни в чем не повинного гражданского населения"⁹⁶, — объяснял он причины своей оппозиции Никсону по вопросу о войне в Индокитае. Против предложения Гуделла решительно выступил Лэйрд, заявив, что его принятие будет означать "капитуляцию Соединенных Штатов". Во многом благодаря стараниям лидера республиканцев в сенате X. Скотта законопроект Гуделла был провален. Опасаясь возможного расширения географии военных действий в Юго-Восточной Азии, либеральные сенаторы Дж. Купер (республиканец от Кентукки) и Ф. Черч (демократ от Айдахо) предложили законопроект о запрещении выделения средств на возможное использование американских сухопутных сил против Лаоса и Таиланда. Поправка Купера — Черча к закону об ассигнованиях министерству обороны была принята конгрессом подавляющим большинством голосов, но она не помешала США перенести военные действия на территорию соседних с Вьетнамом государств.

29 апреля 1970 г. по приказу Никсона американские и южновьетнамские войска вступили в Камбоджу.

Военные действия против Камбоджи по существу начались еще за год до этого, хотя в США мало кто знал об этом. Лишь в 1973 г. правительство официально признало, что систематические бомбардировки ее территории начались 18 марта 1969 г. Эта военная операция планировалась и осуществлялась в глубокой тайне от американского народа и даже конгресса. Для того чтобы правда о масштабах американских варварских бомбардировок никогда не стала достоянием гласности, администрация Никсона потребовала от всех лиц, принимавших в них участие, — от пилотов до командования ВВС — фальсифицировать даже официальные отчеты о боевых вылетах в Камбоджу. Но и в таком виде они доходили лишь до самого узкого круга официальной верхушки Пентагона и до самого президента. "Для сохранения военной и дипломатической секретности, чего требовали высшие гражданские власти страны, был создан специальный канал, по которому информация после бомбовых ударов поступала только тем, кому она была абсолютно необходима по всей цепочке командования"⁹⁷, — свидетельствовал в 1973 г. на слушаниях в сенатском комитете по вооружениям начальник штаба американских ВВС Дж. Райан.

Решение о бомбардировках Камбоджи якобы для ликвидации "убежищ" национально-освободительных сил, "угрожающих" американским частям в Южном Вьетнаме, Никсон принял вопреки прямой оппозиции даже со стороны Лэйрда и государственного секретаря У. Роджерса. Бомбардировок требовали командование войск США в Юго-Восточной Азии и Объединенный комитет начальников штабов. В самом кабинете Никсона "суперястребы" получали полную поддержку и со стороны вице-президента Агню. "Мне было грустно наблюдать Никсона на заседаниях Совета национальной безопасности, сидящего за одним массивным столом для совещаний с голубями по обе стороны — Билом Роджерсом по правую руку и Мелом Лэйрдом — по левую, — напишет он в своих мемуарах. — Роджерс… и Лэйрд оба были способными и патриотичными американцами, но они полагали, что война уже проиграна и идеей фикс обоих было убраться из Вьетнама как можно скорее"⁹⁸. Но Никсон последовательно проводил линию "ястребов". Один из них, генерал Б. Палмер, выражая свой восторг по поводу решения президента перенести бомбардировки на территорию Камбоджи, сожалел лишь о том, что администрация не проявила достаточного вкуса и бомбовые удары под общим кодовым названием "меню" получали неблагозвучные наименования: "завтрак", "десерт", "закуска" и т. д." Воистину, американским ястребам в цинизме не откажешь.

Впервые информация о секретных бомбардировках Камбоджи была предана гласности корреспондентом "Нью-Йорк таймс" У. Бичером в мае 1969 г. Тогда она не вызвала какого-либо общественного резонанса: сведения Бичера были настолько чудовищными, что американцы отказались в них верить. Но Никсон и Киссинджер сразу отдали приказ директору ФБР Э. Гуверу установить подслушивающие устройства в телефонах четырех журналистов и 13 чиновников Пентагона, и госдепартамента, чтобы выявить источник "утечки" секретных данных. Киссинджер обещал "уничтожить этого, человека, кем бы он ни был"¹⁰⁰. Волна тотальной внутренней слежки, многие факты которой всплывут в ходе разбирательства "уотергейтского" скандала, набирала силу. Позднее сенатор Дж. Макговерн напишет: "Секретные, неконституционные бомбардировки этой страны" были явным основанием для импичмента Никсона. Это было более серьезным преступлением, чем Уотергейт… Сотни тысяч камбоджийцев были убиты. Воздушные бомбардировки, более интенсивные, чем рейды против Германии и Японии в период второй мировой войны, обрушивались на нищую сельскохозяйственную страну, где не было даже никакой — системы противовоздушной обороны"¹⁰¹.

Вторжение вооруженных сил США и сайгонских войск в Камбоджу в апреле 1970 г. было логическим развитием военно-силовой политики администрации республиканцев. США рассчитывали в первую очередь воспользоваться ситуацией, которая сложилась там после свержения принца Сианука, и быстро поставить под свой контроль эту стратегически важную страну в Юго-Восточной Азии. "Организаторы интервенции в Камбодже преследовали также цели, связанные непосредственно с осуществлением политики Соединенных Штатов во Вьетнаме, — отмечал В. В. Журкин. — В частности, она должна была послужить демонстрацией силы в этом районе мира, посредством чего предполагалось уравновесить начатое в 1969 г. сокращение численности войск в Индокитае. Вынесение фронта за пределы Южного Вьетнама призвано было обеспечить более благоприятные условия для осуществления в самом Южном Вьетнаме политики "вьетнамизации" и установить, насколько боеспособными стали в результате осуществления этой программы сайгонские вооруженные силы"^102. Но, несмотря на введение на территорию Камбоджи около 40 тыс. солдат, в том числе 16 тыс. американских, вторжение обернулось серьезной неудачей. Решительное предупреждение, сделанное Советским правительством, заявления других социалистических стран сочетались с активными протестами всех миролюбивых сил планеты. Героический отпор патриотов Камбоджи вскоре остановил продвижение войск интервентов, а в середине мая патриотические силы перешли в контрнаступление.

В самих Соединенных Штатах прокатилась волна многотысячных демонстраций протеста, центром которых стали университетские городки. Агрессия в Камбодже вызвала резкое осуждение ее либеральными силами в конгрессе. "Многие из нас восприняли вторжение в Камбоджу не только как серьезную военную и политическую ошибку, но и как плевок в лицо конгрессу, который неоднократно официально и неофициальна требовал, чтобы наши военные операции по крайней мере были ограничены Южным Вьетнамом"¹⁰³, — выражал свое негодование сенатор-демократ Т. Иглтон.

В сенате быстро родилась новая поправка Купера — Черча, которая предусматривала вывод всех американских войск из Камбоджи до 1 июля 1970 г. и дальнейшее невмешательство военными средствами в дела этой страны. Но на сей раз Никсон готов был пойти на все, чтобы не допустить ее принятия. Сотрудники Белого дома получили от президента недвусмысленные инструкции в отношении способов борьбы с критиками администрации в конгрессе: "Если мы вынули меч, его надо не опускать, а твердо держать в руке… Выпустите им все кишки. Никакой оборонительной позиции"¹⁰⁴. С помощью ультраконсервативных и многих консервативных республиканских сенаторов ими была организована кампания обструкции, затягивания дебатов по поправке Купера — Черча до окончания американских военных операций в Камбодже.

Под давлением явных военных провалов, широких протестов мировой и американской общественности правительство в конце июня было вынуждено вывести войска США из Камбоджи. Действия же сайгонских войск, поддерживаемых американской авиацией, продолжались. В ходе дебатов в конгрессе США по поправке Купера — Черча ее содержание во многом было выхолощено, и даже после ее принятия администрация сохранила себе свободу рук для продолжения бомбардировок Камбоджи. "Никсон и Киссинджер могли продолжать отдавать приказы о бомбардировках в Камбодже… не потому, что конгресс дал согласие на проведение такой-политики, а потому что конгресс не запретил этого"¹⁰⁵, — констатировал внешнеполитический эксперт П. Хейли.

Летом 1970 г. для "умиротворения" оппозиции внутри страны Никсон неожиданно объявил о своем желании отменить "тонкинскую резолюцию" 1964 г., дававшую администрации полномочия на ведение военных действий во Вьетнаме. Либералам поначалу даже показалось, что тем самым президент согласился немедленно вывести все войска из Индокитая. Но правительство вскоре дало понять, что это не так. Разъясняя позицию администрации, сенатор-республиканец из Канзаса Р. Доул заявил, что президент "не нуждается в резолюции, которая позволяла ему вести военные действия во Вьетнаме, поскольку эти действия сейчас сопровождаются постепенным выводом войск, и президент, в соответствии со своими конституционными полномочиями главнокомандующего, имеет полное право заботиться о безопасности этих войск" ¹⁰⁶. Иными словами, пребывание войск во Вьетнаме теперь оправдывалось необходимостью защиты выводимых оттуда частей.

Начав постепенно эвакуировать свои сухопутные силы из Индокитая, правительство Никсона перекладывало ответственность за продолжавшиеся боевые операции на плечи южновьетнамского режима в рамках программы "вьетнамизации". Но эта политика все больше демонстрировала свою несостоятельность. "Вьетнамизация не превратила Южный Вьетнам в могущественную в военном отношении силу, — замечали американские авторы. — Хотя американские корабли, самолеты, вертолеты, автоматы и миллионы долларов направлялись в Южный Вьетнам, пагубные последствия этого перевешивали позитивные. Южный Вьетнам стал полностью зависим от продолжения американской помощи для поддержания своей прожорливой армии на полях сражений… Американская помощь… обогатила пресловутый коррумпированный режим генерала Тхиеу" ¹⁰⁷. Явным провалом политики "вьетнамизации" явилась американо-сайгонская агрессия в Лаосе в феврале 1971 г. Как подчеркивал В. В. Журкин, "ей отводилась особенно большая роль в деле проверки боеспособности сайгонской армии, которая была переоснащена и переобучена в рамках программы "вьетнамизации"¹⁰⁸. Вторжение в Лаос осуществлялось силами сухопутных войск южновьетнамского режима при активной американской поддержке с воздуха. Но в течение месяца интервенты были сломлены, и к 24 марта их остатки выброшены из Лаоса.

Несмотря на растущий протест в Соединенных Штатах против продолжения войны, когда 60 против 26 % американцев в 1971 г. считали необходимым немедленно вывести американские войска и 58 против 29 % полагали, что война во Вьетнаме была неоправданной с моральной точки зрения, администрация не прекращала военные операции. Выдвигавшиеся Никсоном "мирные" инициативы были заведомо неприемлемы для патриотических сил Вьетнама. Широко разрекламированный в начале 1972 г. "мирный план из 8 пунктов" не предусматривал конкретной даты вывода американских войск, имел целью заставить южновьетнамский народ примириться с существованием проамериканского марионеточного режима в Сайгоне.

В мае 1972 г. президент отдал приказ об установлении полной военно-морской блокады Северного Вьетнама и начале новой серии бомбардировок его территории, в ходе которой за семь месяцев на землю ДРВ упало более 155 тыс. тонн бомб. "День за днем мы превращаемся в монстров, — писал осенью 1972 г. журнал "Нью-Йоркер". — По сотне причин, а на деле — безо всяких причин — мы взрываем нашими бомбами мужчин, женщин и детей"¹⁰⁹. 18 декабря США начали "рождественские" бомбардировки ДРВ, которые даже помощник Киссинджера назвал "преднамеренным варварством" ¹¹⁰.

Курс на "вьетнамизацию" и непрекращавшиеся бомбардировки не могли остановить ход истории. Боевые наступательные операции вьетнамских патриотов сорвали все усилия США стабилизировать положение марионеточного правительства в Южном Вьетнаме и вынудили их пойти на мирное урегулирование, которое давно уже предлагалось ДРВ и Временным революционным правительством РЮВ.

Соглашение о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме было подписано 27 января 1973 г. Оно явилось огромной победой вьетнамского народа, достигнутой при поддержке Советского Союза, всех сил социализма и национального освобождения.

Проводившийся администрацией Никсона внешнеполитический курс отражал стремление в максимальновозможной степени сохранить позиции и интересы американского империализма, "упорядочить" свое отступление там, где это оказывалось неизбежным, и готовить "ситуацию силы" для начала рано или поздно перехода к "эре переговоров". Намереваясь вести переговоры с СССР "с позиции силы", Вашингтон очень задерживал начало и ход советско-американского диалога по жизненно важным для всего человечества проблемам.

В качестве эффективного, хотя и дорогостоящего инструмента манипулирования силой в советско-американских отношениях правительство США рассматривало-систему противоракетной обороны "Сейфгард". В 1969 г. многомесячные дебаты вокруг программы ее создания едва не закончились поражением администрации. Голосование в сенате по поправке Купера — Харта к бюджету на 1970 фин. г., предлагавшей изъять ассигнования на строительство первых комплексов ПРО, раскололо законодателей поровну — 50 против 50, и лишь голос вице-президента Агню, формально председателя сената, решил вопрос в пользу Белого дома. Другой важнейшей военно-стратегической программой явилось создание разделяющихся головных частей с боеголовками индивидуального назначения (РГЧ, или "МИРВ" — по американской терминологии). "Руководство Соединенных Штатов, — указывал А. Г. Арбатов, — пришло к выводу о необходимости поддерживать в будущем по ряду параметров преимущество ядерного потенциала США над другой стороной. В условиях примерного количественного равновесия между СССР и Соединенными Штатами по носителям главным путем к поддержанию такого опережения было избрано наращивание боеголовок типа "МИРВ" в стратегических силах США"¹¹¹.

Переход советско-американских переговоров в первую очередь по ограничению стратегических вооружений в конструктивную стадию сдерживался также выдвинутой правительством США концепцией "увязки", когда решение одного из вопросов ставилось в зависимость от положения с другим. "В период между моим избранием в 1968 г. и первой инагурацией в 1969 г. Генри Киссинджер и я разработали то, что сейчас хорошо известно как концепция увязки, — писал Никсон. — Мы решили, что те вещи, которые Советы хотели, — хорошие отношения, обеспечиваемые встречами на высшем уровне, экономическое сотрудничество и соглашения о контроле над стратегическими вооружениями (как будто все эти позитивные изменения не отвечали интересам самих США! — В. Н.) — они не получат без выполнения ряда предварительных условий"¹¹².

Тем не менее республиканское руководство сознавало существование объективных факторов, диктующих необходимость конструктивного диалога с Советским Союзом, — стратегического паритета, невозможности перевести военное превосходство в политические дивиденды, экономические трудности в самих Соединенных Штатах.

Выдвинутая на XXIV съезде КПСС историческая Программа мира предусматривала в числе важнейших задач урегулирование советско-американских отношений. Последовательная деятельность советской дипломатии по претворению ее в жизнь привела к развитию связей Советского Союза со многими капиталистическими государствами, к существенным сдвигам в направлении безопасности и сотрудничества в Европе. Под воздействием этого ускорился и процесс перехода во внешней политике республиканской администрации США от конфронтации к переговорам.

Позитивные изменения в советско-американских отношениях нашли свое выражение не только в оздоровлении политической атмосферы, но и в выработке нескольких десятков конкретных договоров и соглашений, схватывающих ключевые сферы взаимоотношений между двумя странами. В ходе официального визита в Советский Союз президента Никсона 22–30 мая 1972 г. был принят ряд важнейших документов, и прежде всего "Основы взаимоотношений между СССР и США", где впервые за послевоенные годы американское руководство признавало, что краеугольным камнем отношений двух государств должны стать принципы мирного сосуществования. Стороны заявили, что они будут делать все возможное, чтобы избежать военных конфронтаций и предотвратить возникновение ядерной войны, разрешать разногласия за столом переговоров. В документе подчеркивалось, что необходимыми предпосылками для поддержания и укрепления между СССР и США отношений мира являются признание интересов безопасности сторон, основывающейся на принципе равенства, и отказ от применения силы или угрозы ее применения.

Были сделаны первые серьезные шаги по сдерживанию гонки оборонительных и наступательных стратегических вооружений. Подписанный Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) обязывал обе стороны не развертывать такие системы противоракетной обороны, которые прикрывали бы всю территорию страны или ее отдельные районы, за исключением двух — в пределах одного района радиусом в 150 км вокруг столицы и в пределах одного района радиусом в 150 км, где расположены шахтные пусковые установки межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Каждая из сторон могла иметь в сумме не более 200 противоракет и 200 пусковых установок. СССР и США договаривались не создавать системы ПРО морского, воздушного, космического или наземно-мобильного базирования. Временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1) обязывало стороны в период действия соглашения, подписанного сроком на 5 лет, не начинать строительства дополнительных стационарных пусковых установок МБР, ограничить общее число пусковых установок баллистических ракет на подводных лодках (БРПЛ) и современных подводных лодок с такими ракетами на борту.

Кроме перечисленных документов в ходе визита Никсона в Москву были подписаны соглашения о сотрудничестве в области охраны окружающей среды, в области медицинской науки и здравоохранения, в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях, о сотрудничестве в области науки и техники. Была утверждена советско-американская комиссия по вопросам торговли.

Встреча в Москве наглядно продемонстрировала, что, несмотря на глубокие различия в общественном строе и идеологии двух стран, разногласия и даже противоположность их позиций в отдельных вопросах мировой политики, улучшение отношений между СССР и США возможно и необходимо в интересах обеспечения прочного мира.

Итоги советско-американской встречи 1972 г. на высшем уровне получили широкий положительный резонанс во всем мире. Они с воодушевлением приветствовались подавляющим большинством американской общественности. Необходимость приспособления политики. США к изменившимся мировым реалиям была настолько очевидной, что в то время сколько-нибудь существенной борьбы вокруг этого вопроса в американском правящем классе не было. "Одной из особенностей формирования курса США в отношении СССР в рассматриваемый период было то, что его осуществление на первых порах не вызывало открытого сопротивления со стороны многих консервативных группировок, составляющих политическую базу президента-республиканца Никсона, — отмечают советские авторы. — В большинстве своем эти консервативные силы рассматривали нормализацию отношений с СССР как вынужденную временную передышку в конфронтации, необходимую для перегруппировки сил США в ходе их приспособления к новой мировой ситуации"113. В августе 1972 г. сенат ратифицировал Договор об ограничении систем ПРО (против него голосовали только ультраправые Дж. Бакли и Р. Аллен), в сентябре — ОСВ-1.

Рассматривая американскую внешнюю политику начала 70-х годов, нетрудно поддаться соблазну отнести ее положительные итоги к полной переоценке республиканским руководством взглядов времен "холодной войны", а ее негативные проявления — к пережиткам прошлого. Безусловно, последние реально воздействовали на политику администрации. Но правительство Никсона располагало целым рядом собственных концепций, которые по многим параметрам значительно расходились с целями мирного сосуществования, присущими политике Советского Союза, и недалеко отстояли от доктрин "холодной войны".

Многие американские обозреватели и исследователи справедливо заметили, что внешнеполитическое мышление самого президента мало изменилось по сравнению с тем временем, когда он находился в первых рядах кампании "охоты на ведьм". Вашингтонский корреспондент Ф. Вандерлинден подчеркивал: "Никсон по-прежнему остается ястребом в душе и придерживается прежнего убеждения, что мир может быть обеспечен только силой, мужеством и железной волей"¹¹⁴. Даже Киссинджер в своих мемуарах написал, что Никсон "был твердым приверженцем переговоров с позиции силы; он был, короче говоря, классическим воином холодной войны"¹¹⁵.

Открытый антикоммунизм, концепция "сдерживания", составлявшие основу внешнеполитического курса США в послевоенные годы, отнюдь не были сданы правительством республиканцев в архив. "Никсон и Киссинджер, выступая за разрядку, за мирную планету независимых людей, — замечал профессор Калифорнийского университета Р. Даллек, — одновременно исповедовали знакомый глобализм и сдерживание советской: мощи и настаивали на существовании всемирной коммунистической угрозы, требующей решительного ответа Соединенных Штатов" Говоря словами самого Никсона, Америка лишь перемещала акценты, переходила "от сдерживания путем конфронтации к сдерживании" путем переговоров" 1¹⁷.

Уже в ходе обсуждения в сенатском комитете по иностранным делам подписанных в Москве договоров об ограничении оборонительных и наступательных стратегических вооружений отчетливо выявилось стремление представителей администрации добиваться значительного увеличения военных расходов с тем, чтобы создавать "ситуацию силы" на последующих переговорах с Советским Союзом. Государственный секретарь Роджерс, в частности, заявлял: "Одна из причин, по которой мы смогли достичь эти соглашения, заключалась в том, что мы поддерживали нашу силу, развивали систему ПРО и могли вести переговоры с позиции силы… Мы должны продолжать увеличивать мощь нашей обороны, которая обеспечивает нашу национальную безопасность. Мы полагаем, что любые изменения в этом курсе осложнят переговоры на второй фазе ОСВ"¹¹⁸. Эта позиция правительства была решительно осуждена либеральными демократами, которые (как и любые люди, наделенные хоть каплей здравого смысла) не могли найти логики в стремлении администрации, с одной стороны, добиваться ограничения вооружений, а с другой — требовать увеличения ассигнований на создание тех же самых или новых вооружений. Председатель комитета сенатор-демократ Фулбрайт прямо заявил: "Если соглашение (ОСВ-1) будет использовано для оправдания ускоренной гонки вооружений, то у меня возникает сомнение, серьезно ли мы относимся к этому соглашению" ¹¹⁹. "Это совершенная бессмыслица, когда президент возвращается из Москвы с договором об ограничении вооружений и тут же просит конгресс добавить еще 4 млрд долл, на военные расходы" ¹²°, — выражал возмущение многих либералов Дж. Макговерн.

Но правительство республиканцев вовсе не собиралось отказываться от реализации планов, нацеленных на достижение в перспективе военно-стратегического превосходства над Советским Союзом. Именно в начале 70-х годов было начато осуществление тех программ создания стратегических вооружений, которые дали реальный результат в форме новых их видов в конце 70-х — начале 80-х годов. "После подписания ОСВ-1 наш военный бюджет вырос, — констатировал Киссинджер, — и администрации Никсона и Форда провели программы создания стратегических вооружений (ракет MX, бомбардировщика Б-1, крылатых ракет, подводных лодок "Трайдент" и более совершенных боеголовок), которые и десятилетие спустя составляют костяк программ обороны и которые блокировались конгрессом до начала ослабления напряженности с Москвой" ¹²¹.

Администрация Никсона не проявляла заинтересованности в подлинном ослаблении напряженности. Ее концепция разрядки, в которой словесное признание необходимости сохранения стратегического паритета сочеталось с реальным наращиванием вооружений, с иллюзорными надеждами на "перерождение" СССР, его отказ от поддержки национально-освободительных движений, была данью прошлому. Республиканская внешнеполитическая мысль не выработала нового мировоззрения, философии разрядки и в значительной мере осталась в плену прежних идеологических стереотипов.