Республиканцы: от Никсона к Рейгану

НЕИЗБИРАВШИЙСЯ ПРЕЗИДЕНТ

Джеральд Форд может с бесспорностью утверждать, что он является единственным в своем роде президентом США. Действительно, ни до, ни после него главой исполнительной власти никогда не становился человек, за кандидатуру которого не голосовали на президентских выборах. Короткий срок пребывания у власти и невыразительность его личности и политики не позволили Форду оставить глубокий след в умах и сердцах американцев, и будущие историки вряд ли когда-нибудь отнесут его к числу великих президентов. Однако никто из его предшественников не может похвалиться тем, что через несколько лет после ухода из Белого дома их деятельность была канонизирована сооружением и персонального музея и архива-библиотеки. Президентские библиотеки и музеи, которые создаются в США для хранения документов всех глав государства, начиная с Г. Гувера, обычно объединяются в одном помещении. Для Форда власти штата Мичиган сделали исключение: в Гранд-Рапидсе сооружен музей, увековечивающий заслуги 38-го президента США, а в Анн-Арборе расположен огромный архив, куда редко ступает нога исследователя. Во всяком случае, в те дни лета 1985 г., когда автор этих строк изучал в нем документы, он был единственным посетителем президентского архива-библиотеки.

Лесли Линч Кинг родился в 1913 г. в Омахе (штат Небраска). Нет-нет, мы не оговорились, написав эти имя и фамилию. Джеральд Форд уникален среди американских президентов и тем, что вошел в историю не под тем именем, которое он получил при рождении. Его мать Дороти Гарднер Кинг через два года после появления сына на свет развелась с мужем, вернулась в свои родные места в Гранд-Рапидс и здесь вышла замуж за Джеральда Рудольфа Форда. Он усыновил мальчика, дал ему свое имя, и будущий президент вплоть до своего совершеннолетия даже не подозревал, что воспитывался у отчима. Как и большинство преуспевших политиков, Форд любил говорить о трудном детстве, о том, что с юных лет ему пришлось зарабатывать себе на учебу. Однако в воспоминаниях друзей его детства он предстает мальчиком из более чем обеспеченной семьи. Его отчим был владельцем фабрики по производству красителей, семья жила в трехэтажном особняке и отдыхала на фешенебельных курортах Флориды. "В небольшом и оживленном промышленном городе", столь характерном для начала XX века, социальное положение семьи Фордов было весьма высоким"1, — отмечал американский историк Э. Пессен. Однако в годы "великой депрессии", когда дела семьи пошли под гору, юному Джерри действительно пришлось поработать и на фабрике отчима, и в местном ресторане.

Судьбу Форда на многие годы вперед определило его увлечение американским футболом. Высокий, атлетически сложенный, он бросался в глаза еще в школьных командах, а позднее его качества были оценены руководством Мичиганского университета, выделившим: Форду за его спортивные заслуги специальную стипендию. Об отношении его к учебе хорошо говорит товарищ Форда по университету, а в дальнейшем коллега по юридической практике и сотрудник Белого дома Ф. Вьючен: "Он постоянно занимался различными видами спорта. Он любил кататься на лыжах, любил играть в теннис, любил плавать; он не мог долго сидеть на одном месте. Я не помню, чтобы он когда-нибудь уделял много времени чтению. Он учился, когда вынужден был это делать" ². Не отличаясь в науках, Форд прославился как капитан университетской футбольной команды и снискал репутацию одного из лучших футболистов страны.

После окончания Мичиганского университета Форд почти шесть лет работал в другом университете — йельском, где получил место тренера команд футболистов и боксеров. Там же он начал изучать право, в-1941 г. получил диплом юриста и вернулся в Гранд-Рапидс с грандиозными планами создания собственной адвокатской фирмы. Однако им не суждено было сбыться. Его юридическая практика так и не принесла ему больших доходов.

Весной 1942 г. Форд был призван на военную службу. Он служил в морской авиации на Тихом океане, принимал участие в боевых операциях, получил ряд военных наград. Демобилизовавшись в звании капитан-лейтенанта, Форд поступил на работу в солидную юридическую фирму и стал проявлять интерес к политике.

Далеко не последнюю роль в политической карьере. Джеральда Форда сыграло то обстоятельство, что его отчим занимал пост председателя комитета республиканской партии графства. Используя семейные каналы, а также поддержку влиятельнейшего сенатора А. Ванденберга, председателя комитета по иностранным делам и одного из архитекторов "холодной войны", Форд уже в 1948 г. замахнулся на кресло в американском конгрессе и, к удивлению многих, с первой же попытки добился своего. Популярность футбольной звезды и ветерана войны вкупе с мощной поддержкой партийного аппарата и финансовых бонз 5-го избирательного округа Мичигана привели Форда в вашингтонский Капитолий, а затем позволяли ему возвращаться туда на протяжении 25 лет.

Поначалу Форд был мало заметен в конгрессе. Выпускник двух из числа наиболее престижных американских университетов, где ему некогда было учиться, он не отличался могучим интеллектуальным потенциалом. Любому американцу хорошо была известна фраза, как-то брошенная в адрес Форда Линдоном Джонсоном: "Джерри слишком долго играл в американский футбол без шлема, и потому он не может делать одновременно два дела — ходить и при этом жевать резинку". Зато в трудолюбии и работоспособности начинающему конгрессмену трудно было отказать. Немного найдется в конгрессе США политиков, которые посетили более 90 % заседаний палаты представителей. Форд был одним из них. "Он был настоящей рабочей лошадкой, очень тщательным человеком, думающим о массе деталей"3, — вспоминал коллега Форда по конгрессу У. Айерс. Помимо этого у него прорезался неплохой политический инстинкт, позволявший ему почти безукоризненно ориентироваться в правилах запутанной закулисной игры в конгрессе, улавливать и предвидеть смену настроений в его республиканской фракции.

Впервые во весь голос о своих претензиях на руководящий пост в республиканской иерархии в палате представителей Форд заявил в начале 60-х годов. В это время партия стремительно дрейфовала вправо, равняясь на флагманский корабль — Б. Голдуотера. Объединенное республиканское руководство сената и палаты представителей во главе с Э. Дирксеном и Ч. Холлеком заняло позицию тотального неприятия любых программ "новых рубежей" Дж. Кеннеди, не предлагая ничего взамен. Эта обструкционистская политика превращалась в серьезную проблему для партии, негативизм конгрессовских лидеров не ускользал от внимания широкой общественности. Тогда-то Форд и возглавил мини-заговор группы конгрессменов, получившей название "младотурки". Позднее в своих мемуарах он напишет о том времени: "Мы просто не имели права все время кричать "нет, нет, нет!", пока мы сами не предложили бы лучшие решения имевшихся проблем. И никто из нас не сомневался, что проблемы были реальными"⁴. В начале 1963 г. "младотурки", не рискуя открыто выступить против Холлека, нанесли удар второму по значению лицу фракции — председателю республиканской конференции в палате представителей Хэвену — и добились его замены Фордом. В преодолении негативизма "младотурки мало преуспели и к тому же сами очень скоро скатились на ультраправые позиции. В стремлении разработать собственную альтернативу политике демократов Форд выступил одним из инициаторов издания сборника "Консервативные документы", который по существу явился идеологическим обоснованием ультраконсерватизма голдуотеровского толка.

Однако после провала Голдуотера Форд оказывается в первых рядах борцов за организационную и идейно-политическую переориентацию партии и перевод ее на позиции "просвещенного" консерватизма. Призывая к "серьезному хирургическому вмешательству в дела республиканской партии с тем, чтобы избежать подобных поражений в будущем"⁵, Форд вступает в открытую борьбу с Холлеком, который активно поддержал на выборах Голдуотера. В начале 1965 г. фракция республиканцев в палате представителей, большинству членов которой импонировало обещание Форда "развить и довести до всех имидж борющейся, дальновидной партии, ищущей ответственные и конструктивные решения национальных проблем"⁶, выбрала конгрессмена от Мичигана своим лидером.

С деятельностью Форда на посту лидера фракции связана заметная активизация всех звеньев партийной иерархии в палате представителей. Проявляя завидную энергичность и целеустремленность, Форд поощрял выработку альтернативных предложений многим законодательным инициативам демократов, участвовал в обсуждении политики республиканцев во всех постоянных комитетах, гальванизировал и повернул в более конструктивное русло деятельность политического комитета фракции, занимавшегося текущими проблемами законодательства. Было создано и новое звено в иерархии фракции — комитет по планированию и исследованиям, в обязанность которому Форд вменил поиск долгосрочных решений национальных проблем с целью выработки партийной программы к промежуточным выборам 1966 и президентским выборам 1968 г. Росту авторитета Форда в стране способствовали его регулярные выступления по национальному телевидению в дуэте с Дирксе-ном от имени Объединенного республиканского руководства в конгрессе.

В своих идейных воззрениях Форд неизменно занимал консервативные позиции, ориентированные на интересы крупного бизнеса. "Его конгрессовская карьера, которая включает в себя девять лет пребывания на посту лидера меньшинства палаты представителей, — писал его близкий друг и в дальнейшем пресс-секретарь Белого дома Дж. Терхорст, — свидетельствует, что Форд — ортодоксальный республиканец, чья философия неотделима от добродетелей системы свободного предпринимательства" ⁷. Он постоянно ратовал за сужение прерогатив федерального правительства, выступал против программ борьбы с бедностью, помощи городам, медицинского страхования, против законов о гражданских правах негров. За подъемом демократических движений 60-х годов Форд видел не реальные социальные проблемы, а лишь происки "экстремистских групп". Он с самого начала поддержал американскую агрессию во Вьетнаме и если позднее и позволял себе выражать несогласие с военной политикой Джонсона, то только с позиций критика справа. "Форд был суперястребом в вопросе о войне во Вьетнаме"⁸, — справедливо заметил его биограф Р. Ривс. Он призывал к активизации варварских бомбардировок ДРВ и требовал от администрации других решительных действий для достижения "военной победы над коммунистами" в Индокитае. "Я полагал, что мы должны более эффективно использовать наши военные силы, и возражал против периодических пауз в бомбардировках, — подчеркнет он в своих мемуарах. — Я говорил, что Джонсон был виновен в потрясающе плохом руководстве войной" ⁹.

Незаурядные организаторские способности и безупречные консервативные верительные грамоты резко подняли акции Форда на республиканской политической бирже. В 1968 г. он председательствовал на национальном съезде партии, его имя фигурировало в никсоновском списке возможных кандидатов в вице-президенты.

Должность лидера меньшинства в палате представителей, которую Форд продолжал занимать в годы администрации Никсона, не сулила честолюбивому конгрессмену возможности пробиться в самые высшие эшелоны политического руководства страны. Даже перспектива выдвинуться в спикеры палаты, которым становится лидер партии большинства, была призрачной, поскольку численный перевес демократов был огромным и мало менялся от выборов к выборам. В 1973 г. Форд принял решение к концу второго срока президентства Никсона, политику которого безоговорочно поддерживал, отойти от политической жизни. Однако отставка Агню и "Уотергейт" перевернули его планы.

Как считают многие исследователи, Никсон предложил на пост вице-президента именно Форда по весьма прагматическим соображениям. С одной стороны, Форд пользовался большим весом в республиканской партии и в конгрессе, где он неплохо умел находить общий язык с лидерами демократов. С другой — Никсон, над которым висел дамоклов меч импичмента, опасался сделать вице-президентом человека, который обладал бы ярким политическим лицом и был бы настолько популярным, что мог породить в стране желание видеть именно его, а не Никсона на посту главы государства. "Он не хотел кого-либо, чьи политические привлекательность и способности были настолько выдающимися, чтобы сделать его импичмент более приемлемым для конгресса, — писал о мотивациях Никсона обозреватель Дж. Уитковер. — Лояльный, малопривлекательный Джерри Форд как нельзя лучше подходил для этого" ¹⁰.

Если в чем Никсон и ошибся, то только не в расчетах на лояльность Форда. В самые тяжкие для президента дни "уотергейтского" расследования, когда большинство республиканцев сочли за лучшее благоразумно помалкивать и не принимать участия в операциях по его спасению, Форд был в первых рядах защитников Никсона и без устали колесил по стране, доказывая полную невиновность своего патрона. Но помочь Никсону не мог уже никто.

Вечером 9 августа 1974 г., просмотрев по телевидению выступление президента о его намерении на следующий день подать в отставку, Форд вышел на порог своего дома в пригороде Вашингтона — Александрии — и в свете телевизионных юпитеров заявил десяткам собравшихся журналистов о желании править "в духе сотрудничества" с конгрессом и народом. Через день Форд был приведен к присяге президента США.

ПРЕДЕЛЫ ЛАВИРОВАНИЯ

Время вступления Форда на пост президента было исключительно сложным в истории Соединенных Штатов. "Когда Джеральд Р. Форд стал президентом, он столкнулся с ситуацией, беспрецедентной в анналах американского руководства: разочарование, цинизм и даже боязнь собственного правительства; всемирная инфляция, кризис и растущая безработица; неуверенность в отношении настроений американского народа и способности правительства в условиях разделенного правления выполнять свои международные обязательства"11, — скажет о трудностях администрации вице-президент Н. Рокфеллер.

Задача восстановления общественного доверия к президентской власти и к республиканской партии выдвинулась в число первоочередных приоритетов правительства. Поначалу казалось, что решение ее будет несложным. Страна, уставшая от скандалов и потрясений "Уотергейта", восприняла уже сам факт появления "стабильного" президента в Белом доме как возвращение к "нормальным временам". Фигура Форда, который выступал с проповедями восстановления честности и справедливости в управлении государством, импонировала "средней Америке".

Однако "медовый месяц", как принято в США называть начальный период правления любого президента, когда эйфория американцев в отношении нового главы государства еще не прошла, продолжался для Форда очень недолго. 8 сентября 1974 г., используя свое конституционное право об объявлении амнистии, Форд даровал "полное и абсолютное помилование" Ричарду Никсону, освободив его от дальнейшего судебного преследования. Хотя президент доказывал, что этот акт поможет "уотергейтским ранам страны побыстрее затянуться", американцы в большинстве своем не одобрили выдачи индульгенции Никсону, которого они в массе своей по-прежнему считали преступником. "Прощение" Никсону, по словам публициста Я. Аарона, "вызвало споры и подняло вопрос о существовании сговора или сделки между мистером Никсоном и президентом"¹². Заявления средств массовой информации о том, что Никсон ушел в отставку, получив твердое обещание Форда оградить его от суда, нанесло сильнейший удар по репутации президента. Но политические издержки "Уотергейта" для президента и его партии на этом не кончились.

Приближались промежуточные выборы, которые рассматривались фактически как референдум по "уотергейтскому" скандалу. Республиканцы приложили немало усилий, чтобы хоть сохранить свои позиции в Капитолии. Их Национальный комитет проводил большую программу под названием "Корни травы’74", в ходе которой специально готовились руководители избирательной кампании на местном уровне. Сам Форд по просьбе республиканского комитета по выборам в конгресс позировал перед кино- и фотокамерами с каждым из кандидатов партии на избрание в сенат и палату представителей. Председатель НК республиканцев Дж. Буш незадолго до выборов с завидным оптимизмом доказывал: "Американский народ не станет взваливать на всю партию грехи отдельных ее представителей. Люди, добивающиеся избрания от великой старой партии, не имеют отношения к Уотергейту" ¹³. Но избиратели решили иначе, отказав республиканцам в вотуме доверия. Партия потеряла 48 мест в палате представителей и 3 — в сенате. Из 35 разыгрывавшихся губернаторских постов "великой старой партии" досталось лишь 7.

Катастрофические итоги промежуточных выборов заставили республиканцев форсировать проведение внутрипартийных организационных реформ. Работавшая с 1972 г. комиссия во главе с конгрессменом от Висконсина У. Стейгером в декабре 1974 г. обнародовала новый свод правил, который предусматривал расширение состава Национального комитета за счет включения в него большего числа женщин и представителей расовоэтнических меньшинств, установление его контроля над будущими избирательными кампаниями кандидатов партии на пост президента. Предложенные меры, официально утвержденные НК в марте следующего года, имели целью создать у избирателей впечатление, "что республиканская партия действительно является партией открытых дверей" ¹⁴ и что факты беззакония, чинимого в 1972 г. комитетом по переизбранию президента Никсона, никогда больше не повторятся. Расширению идейно-политического спектра партии должны были способствовать назначение на пост вице-президента признанного лидера республиканских либералов Н. Рокфеллера и решение об амнистии лицам, уклонявшимся от службы в армии в годы вьетнамской войны.

Президент Форд и НК, который вскоре после выборов возглавила Маргарет Смит, полагали, что "республиканская партия должна совершить прорыв в ряды демократов и независимых избирателей, если она хочет стать могущественной силой в американской политике" ¹⁵. Однако с помощью косметических организационных мер, которые к тому же, как показали последующие события, остались не более чем благими пожеланиями, расширить массовую опору партии было невозможно. Необходима была в первую очередь выработка действенной программы решения острейших социальноэкономических проблем, которая отвечала бы интересам широких слоев избирателей. Но такой программы так к не было предложено, хотя трудности в американской экономике стремительно нарастали.

Когда Форд занял кресло главы государства, экономический кризис продолжал углубляться. Индекс промышленного производства к 1975 г. снизился на 15 %, около трети производственных мощностей оказались омертвленными, инфляция к концу лета впервые с 40-х годов перевалила за 10-процентную отметку. "В результате американское правительство, — писал советский экономист Ю. Н. Бобраков, — оказалось вынужденным вести войну одновременно на "два фронта" — и против кризиса, и против инфляции — в обстановке, когда ни буржуазная экономическая наука, ни практический опыт прошлого не могут указать путь к решению этой двуединой проблемы"¹⁶. Однако первые шаги новой администрации свидетельствовали о том, что она опрометчиво не придавала фактору кризиса должного значения. "В августе 1974 г. большинство экономистов" предсказывали, что ожидаемый спад будет неглубоким" *⁷, — отмечал Дж. Ричли. Главную проблему-Форд видел в инфляции. "Инфляция — наш общественный враг номер один. Если она не будет остановлена, она разрушит нашу страну, наши дома, нашу свободу, наше процветание и, наконец, наше национальное достоинство, как хорошо вооруженная армия врага" 1⁸, — говорил он. Поскольку основной причиной роста цен президент считал чрезмерное увеличение федеральных расходов и бюджетного дефицита, уже 12 августа" 1974 г. он самоуверенно обещал сбалансировать бюджет к 1976 г. Антиинфляционная программа администрации-предусматривала введение 5-процентного дополнительного налога и сокращение правительственных расходов-(прежде всего социальных) на 4,4 млрд долл. Любому, мало-мальски знакомому с экономикой, понятно, что-подобные планы могли нанести не только удар по жизненным интересам малоимущих слоев населения, но и неизбежно должны были вызвать дальнейшее снижение экономической активности в стране, что было самоубийственно в период кризиса. И неудивительно, что уже в" последнем квартале 1974 г. американский ВНП сократился на 7,5 %, а безработица подскочила с 5 до 7,2 %. Известный американский экономист, председатель Совета экономических консультантов в начале 60-х годов У. Геллер, называя Форда "неандертальским президентом в Белом доме", справедливо заявлял, что при предложенной правительством динамике федеральных расходов выход экономики из стадии депрессии представляется весьма нескорым ¹⁹.

Другим экономическим приоритетом правительства являлось решение энергетической проблемы. Истоки дефицита топлива и роста цен на него Форд и его окружение усматривали не в своекорыстной практике американских нефтяных монополий, наживавшихся на во многом искусственно созданных энергетических трудностях, а исключительно в действиях стран ОПЕК, которые повысили цены на экспортируемую нефть, не желая мириться с империалистическим ограблением их национальных богатств. Отсюда вытекала и политика республиканцев: сократить объем импортируемой нефти и стимулировать расширение ее добычи в самих США. В качестве такого "стимулирующего" мероприятия была предложена отмена регулирования цен на топливо, что могло привести лишь к взвинчиванию монопольных цен на нефтепродукты. Естественно, что эти планы, находившиеся к тому же в вопиющем противоречии с антиинфляционной политикой самой администрации, встретили ожесточенное сопротивление либеральных сил.

Становилось все более очевидным, что проведение в жизнь консервативных принципов ограниченного государственного вмешательства и защита интересов крупного капитала были гораздо более важными целями Форда, чем осуществление антикризисных шагов. В то время, когда сама жизнь требовала расширения масштабов и арсенала методов государственного регулирования, правительство республиканцев делало обратное. "Чтобы повернуть вспять тенденцию к растущему регулированию, — заявил Форд на заседании Торговой палаты США, — моя администрация работает над тем, чтобы выявить и ликвидировать те регулирующие мероприятия, которые стоят больше, чем дают взамен"²⁰.

Однако не считаться с реальностями кризиса становилось невозможным. Форд приравнял вопрос о борьбе с экономическим спадом по его значению к проблема" инфляции и энергетики. Для противодействия кризису правительству пришлось отказаться от многих своих консервативных принципов, бюджетный дефицит нетолько не был ликвидирован, но и достиг в 1976 фин. г. рекордного размера — 51,9 млрд долл.

Существенные коррективы в социально-экономическую политику администрации вносила и исключительно неблагоприятная для республиканцев расстановка межпартийных сил в стране. В палате представителей-конгресса демократы имели более 2/3 голосов (а именно столько необходимо для отклонения вето президента), а в сенате — 60:39 в их пользу. Противоборство Форда с конгрессом превратилось в настоящую войну двух ветвей государственной власти. Демократы в большинстве своем не соглашались с изначальной посылкой президента, что ухудшение экономической ситуации вызвано расширением функций государства. "Если нация страдает от разрушительных безработицы и инфляции — винить в этом надо не неуклюжее государство, а. возглавляющих его людей"²¹, — говорил конгрессмен-демократ от Орегона Ульман. На конференции демократической партии в Канзас-сити в декабре 1974 г. былопринято открыто антифордовское заявление, выразившее полное неприятие внутренней политики правительства. "Перед лицом катастрофических экономических фактов новая республиканская администрация отказывается предпринять решительные меры для спасения страны, которые настоятельно необходимы и которые-американцы готовы поддержать, — негодовали демократы. — Вместо этого администрация Форда продолжает полагаться на пропагандистские кампании и на призывы к добровольным жертвам со стороны тех лиц, которые в наименьшей степени могут чем-то пожертвовать… Президент Форд предложил дополнительные сокращения программ, нацеленных на помощь бедным, престарелым и ветеранам, — медикейр и медикейд, продовольственных талонов, пособия ветеранам для получения образования и выплаты по вспомоществованию"²².

Не случайно, что лишь 57,7 % законодательных инициатив Форда получили поддержку большинства конгресса. Худших показателей не имел ни один президент в послевоенные годы. В борьбе с демократическим большинством Форд побил все рекорды в использовании права вето на законы, выходившие из недр конгресса, а конгресс — в аннулировании вето. Если Никсон за 5 с половиной лет пребывания у власти прибегал к вето 43 раза и 5 раз оно было отклонено, то его преемник за 2 с половиной года налагал вето 66 раз, и в 12 случаях конгресс смог их обойти.

Весьма симптоматично, что главную опору президента в стенах Капитолия составляли ультраправые республиканцы, а никак не представители центристского ядра партии. В список наиболее ярых приверженцев Форда в сенате, подготовленный его помощником М. Фридерсдорфом, входили Голдуотер, Кэртис, Макклюр, Фэннин, Хансен, Хелмс, Хруска ²³. Эти сенаторы готовы были использовать любую тактику для отражения натиска демократов и сокращения "несущественных" ассигнований, к которым они неизменно относили в первую очередь все социальные расходы. "Если первые дни работы 94-го конгресса показательны для перспектив последующей борьбы, — откровенно советовал в начале 1975 г. Форду ультраконсерватор из Айдахо Дж. Макклюр, — то для вас существуют обширные возможности использовать вето, а для ваших сторонников в сенате — защищать администрацию с использованием обструкции"²⁴.

Не было ни одного существенного вопроса социально-экономической политики, по которому бы позиции Форда не сталкивались с противодействием конгресса. Двухлетняя борьба вокруг билля о дерегулировании цен на топливо завершилась в сентябре 1976 г., когда в сенате не хватило голосов для отмены вето президента на принятый конгрессом закон о продлении в этой области контроля над ценами.

Принятия срочных правительственных мер требовал стремительный рост безработицы, уровень которой к лету 1975 г. приблизился к 9 %. Демократическая фракция в конгрессе при поддержке части либеральных и умеренно консервативных республиканцев в спешном порядке приняла закон о выделении 5,3 млрд долл. для создания миллиона новых рабочих мест. Но и эта паллиативная мера, которая могла улучшить положение лишь части многомиллионной армии безработных, натолкнулась на вето Форда, объявившего ее дорогостоящей, чреватой ростом инфляции и ненужной в условиях ожидавшегося администрацией экономического подъема ²⁵. Затем президент, правительственные лоббисты, предпринимательские организации повели усиленную обработку конгрессменов, абсолютное большинство которых выступало за спасение закона. Интенсивнейшая кампания принесла свои плоды: около 30 республиканцев изменили свою первоначальную позицию, и вето Форда осталось в силе. В ответ на поздравление с успешным завершением операции по торпедированию помощи безработным, полученное от президента Торговой палаты США Р. Лешера, президент написал: "Это, безусловно, была победа каждого американца, который озабочен проблемой инфляции. Я также хочу воспользоваться случаем и поблагодарить членов палаты за очень эффективное сотрудничество в этом и множестве других важных для нашей нации вопросов" ²⁶.

Через год аналогичный закон, в котором сумма ассигнований была уже снижена до 4 млрд долл., вновь был отвергнут Фордом, но на сей раз в конгрессе нашлось необходимое большинство для отклонения президентского вето.

В подходе к сокращению безработицы в США Форд, как и большинство республиканцев, следовал святой заповеди консерваторов, которую четко сформулировал тогда президент одной из крупнейших компаний резиновых изделий Ч. Гейтс: "Увеличение занятости — это функция бизнеса, а не правительства"²⁷. Поэтому понятно тотальное неприятие "великой старой партией" ключевого законодательного предложения демократов — закона Хэмфри — Хокинса, впервые в американской истории предлагавшего зафиксировать ответственность федерального правительства за достижение в стране полной занятости, под которой понималось доведение уровня безработицы до 3 %. "По существу он колоссально расширит функции экономического планирования правительства США, приведет практически к установлению государственного социализма и потребует огромного увеличения общественных ассигнований… — возмущался по поводу билля Хэмфри — Хокинса орган НК республиканцев. — Нынешний однобоко демократический конгресс вполне может и принять его, но он никогда не станет законом, пока республиканский президент сидит в Белом доме" ²⁸.

В 1975–1976 гг. жертвами вето Форда пали законопроекты о выделении дополнительных средств министерству здравоохранения, образования и социального обеспечения, отдельные законы об общественной службе здравоохранения и об ассигнованиях на нужды образования. Объяснения президента во всех случаях были однотипными — нельзя перегружать федеральный бюджет "несущественными" затратами. Иначе как верхом цинизма нельзя назвать вето президента Форда на поправки 1975 г. к закону о школьных завтраках и питании детей, ибо он (закон) "распространит федеральные субсидии на детей из тех семей, которые в них не нуждаются".

В период кризиса затрещала по всем швам система социального страхования, не справлявшаяся с выплата-пи пособий растущему числу потерявших работу, которые к тому же перестали вносить деньги в фонды страхования. "Существует серьезная финансовая проблема в программе социального страхования… Нынешний высокий уровень инфляции, сопровождавшийся спадом, вызвал большое и непредвиденное сокращение поступлений и увеличение выплат"²⁹, — с тревогой сообщал Форду министр здравоохранения, образования и социального обеспечения Каспар Уайнбергер. Выход из создавшегося положения глава администрации увидел в установлении 5-процентного потолка на размер ежегодного увеличения суммы пособий. Этот план в условиях, когда индекс роста цен перевалил за 10 %, приводил к падению реальных доходов и жизненного уровня пенсионеров и безработных американцев. Либеральный сенатор Г. Хэмфри справедливо назвал фордовский проект "аморальным, дешевым, непростительным, неприемлемым и бессовестным" ³⁰.

В тех случаях, когда демократам в конгрессе удавалось, преодолевая вето президента, добиваться увеличения ассигнований на те или иные социальные программы, это отнюдь еще не служило гарантией того, что исполнительная власть будет проводить данную меру в жизнь. Лидер демократического большинства в конгрессе М. Мэнсфилд сокрушался в начале 1976 г.: "В последние месяцы администрация обращалась к нам за санкцией на отмену или отсрочку в расходовании тех средств, которые были выделены сверх ее запросов. Это приводило к задержке в финансировании программ и требовало дополнительного внимания конгресса"³¹.

Борьба вокруг внутриполитических программ республиканской администрации приводила к отчетливой поляризации политических и социальных сил в стране. Последовательная забота Форда об интересах и прерогативах большого бизнеса снискала ему поддержку многих руководителей крупнейших промышленных и торгово-финансовых корпораций. И столь же единодушным было, но уже в оппозиции президенту, организованное рабочее движение страны.

Отношения между администрацией и профсоюзами были испорчены окончательно в конце 1975 г., когда Форд наложил вето на законопроект, который был призван устранить ограничения права профсоюзов строительной индустрии на пикетирование. После этого в отставку вынужден был уйти министр труда Дж. Данлоп" клявшийся профсоюзам, что закон будет поддержан правительством. "Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы предотвратить переизбрание Форда"³², — заверял президент профсоюза строителей Р. Джордан. Негодование профсоюзного руководства, как отмечал на 11-м съезде АФТ-КПП ее президент Дж. Мини, вызывал и тот факт, что правительство "не проявило озабоченности проблемой безработицы" ³³ и отвергало билль Хэмфри — Хокинса.

Форд не побоялся испортить свои и без того натянутые отношения с фермерскими организациями и наложил вето на закон 1975 г. о чрезвычайной помощи фермерам, поскольку, по его мнению, закон "мог добавить 1,8 млрд долл. к федеральному дефициту" и "привести к расширению программ субсидий фермерам в последующие годы". Взрыв негодования фермерского населения вызвало решение хозяина Белого дома о введении эмбарго на продажу зерна Советскому Союзу. Даже Американская федерация фермерских бюро — организация крупного сельскохозяйственного бизнеса, которая всегда тяготела к республиканской партии, — обвинила Форда в "капитуляции перед политическим шантажом" ультраправых ³⁴.

Всячески подыгрывая ультраконсерваторам, опираясь на них в своем противоборстве с конгрессом, Форд оттолкнул от администрации либеральные силы в стране и в партии, но при этом, как это ни парадоксально, не сумел завоевать полного доверия правых. Пределы политического маневра президента — между Сциллой ультра и Харибдой конгресса — оказались весьма узкими. "Зажатый между партией, основное ядро которой было исключительно консервативным, и либерально-активистским демократическим конгрессом, президент Форд получал удары внутри партии и от консерваторов, и от умеренных и либеральных республиканцев" ^3S, — отмечали американские политологи.

Причины недовольства либеральных республиканцев понять нетрудно. Их настроения удачно выразил составитель многих речей президента Дж. Кессерли, написавший в своем дневнике: "Моя неудовлетворенность политикой республиканской партии вызвана тем, что она не демонстрирует достаточную озабоченность положением работающих людей… Президент произнес мало речей для черных. Он редко появляется в их среде, как и в среде рабочих, которые в наибольшей степени пострадали от кризиса… Президент Форд должен показать, что он заботится о них, но вместо этого американцы вновь и вновь видят его играющим в гольф с лоббистами корпораций, самыми жирными котами страны"³⁶. Сенаторы Дж. Джавитс, Ч. Перси, К. Кейс от имени Клуба среды безуспешно пытались убедить Форда "не игнорировать либеральные позиции некоторых членов партии" и продемонстрировать реальное сочувствие жертвам экономического кризиса³⁷. Вице-президент Н. Рокфеллер, либерал, фактически был отстранен от решения важнейших политических вопросов, в конце 1974 г. он жаловался в письме Форду: "Я думаю, что с вице-президентом и его людьми надо обращаться как со своими, а не как с посторонними"³⁸. Впоследствии Рокфеллер еще больше потерпел от президента, когда вознамерился полностью опубликовать доклад возглавляемой им комиссии по расследованию злоупотреблений в деятельности ЦРУ.

Разочарование ультраконсерваторов в Форде объяснить несколько сложнее. Казалось, трудно было найти мероприятия президента, которые могли бы вызвать их отрицательную реакцию. Но они искали и находили. Робкие попытки расширения идейно-политического спектра партии и отдельные чрезвычайные антикризисные меры администрации воспринимались ультраправыми республиканцами как подрыв основ "подлинной" консервативной идеологии. "Я знал, что наиболее консервативные члены нашей партии были весьма мною недовольны, — писал Форд в своих воспоминаниях. — Мое решение даровать амнистию увиливавшим от призыва и дезертирам во вьетнамской войне, назначение Рокфеллера на пост вице-президента и беспрецедентный дефицит федерального бюджета — все это бесило их"³⁹. Республиканский исследовательский комитет, средоточие ультраправых в палате представителей, требовал от президента официальной поддержки своих позиций по ©сем вопросам, но так ее и не дождался, поскольку Форд опасался этим лишь еще больше связать себе руки в и без того нелегком политическом маневрировании между различными идейными группировками. В результате члены комитета откровенно жаловались на "слабые связи между Фордом и республиканскими консерваторами, которые приводят к недостатку взаимопонимания" ⁴⁰.

Активизация ультраконсервативных сил вылилась в правых кругах республиканской партии в открытое обсуждение вопроса о необходимости "новой третьей партии… которая была бы более консервативной, чем современная республиканская партия" ⁴¹. По мысли одного из ведущих идеологов ультраконсервативного движения, редактора журнала "Нэшнл ревью" У. Рашера, новая партия должна была возникнуть на основе "коалиции, которая сложилась для поддержки Голдуотера в 1964 г. и Рейгана в 1968 г."⁴². В середине 70-х годов с потрясающей быстротой начали плодиться и крепнуть ультраконсервативные группировки, составившие ядро движения "новых правых". Это и Консервативный кокус во

главе с Г. Филлипсом, и Американский консервативный союз М. Стэнтона Эванса, и основанный П. Уэйричем при финансовой поддержке "пивного короля" Дж. Курса Комитет за выживание свободного конгресса, и "Группа святого Михаила", в которую вошли сторонники сенатора Дж. Бакли, и управляемый из офиса республиканского сенатора Дж. Хелмса Комитет по выработке-консервативных альтернатив и многие другие. В полный голос "новые правые" заявят о себе позднее, и поэтому речь об их кредо пойдет ниже. В период же администрации Форда они начинали поиски идейно-организационного сплочения, объединенные общим настроением, суть которого выразил Г. Филлипс: "Хуже того, что сделал Форд, не мог бы сделать для страны ни один либеральный демократ"⁴³.

В начале 1975 г. руководимые Г. Филлипсом "Молодые республиканцы за свободу" и Американский консервативный союз при участии правых республиканцев организуют конференцию за консервативное политическое действие с целью создания третьей партии. Был уже-найден и кандидат — губернатор Калифорнии Р. Рейган, который, по авторитетному свидетельству У. Рашера, не имел конкурентов в борьбе за титул ведущего политического представителя правых консерваторов⁴⁴. Однако Рейган не спешил покинуть лоно "великой старой партии", сознавая всю бесперспективность борьбы за президентское кресло вне рамок испытанного двухпартийного механизма и возлагая большие надежды на захват командных высот в республиканской партии. Рейган и его предтеча и духовный наставник Б. Голдуотер доказывали, что возникновение третьей партии "практически обеспечит разрушение" республиканской партии и что "следует продолжать работать внутри системы"⁴⁵. В итоге конференция завершилась лишь образованием комитета во главе с Хелмсом для изучения возможности создания консервативной партии.

Было бы глубоко ошибочно полагать, что натиск ультраконсервативных сил был порожден исключительна отдельными "ошибками" администрации Форда. Начало* сдвига вправо отражало прежде всего заметное ужесточение с середины 70-х годов позиций правящего класса США. Монополистическая олигархия в условиях спада волны демократических движений и "буксования" традиционных с времен "нового курса" методов государственно-монополистического вмешательства в предпринимательскую деятельность и социальную сферу все решительнее выступала против любых форм государственного регулирования и усматривала выход из внутренних трудностей в более откровенном курсе на поддержку интересов корпораций, в усилении антидемократической практики, наступлении на права трудящихся. Естественно, что основные надежды на поворот руля государственной машины вправо правящий класс связывал с республиканской партией. При этом традиционная консервативная линия партии, в которую вполне вписывалась деятельность администраций Никсона и Форда и которая, хоть и со множеством оговорок, признавала неизбежность государственного вмешательства, не устраивала те круги буржуазии (особенно на Юге и Западе США), которые всегда стояли или становились на реакционно-индивидуалистические позиции.

"Республиканцы не сумели превратиться в партию консерватизма, — негодовал в 1975 г. журнал предпринимательских кругов "Нэйшнз бизнес". — Произойдет одно из двух. Или республиканцы откажутся от имиджа дряблого умиротворителя демократов и будут бороться за то, чтобы стать истинно консервативной партией, или будет изобретена новая консервативная партия"⁴⁶.

Тенденция к сдвигу вправо стала проявляться и в настроениях значительной части американского "среднего класса", убежденного буржуазными средствами пропаганды в том, что именно расширение программ помощи неимущим, а никак не военные расходы ведет к увеличению налогов, что именно государственные расходы и "чрезмерные" требования профсоюзов об увеличении заработной платы, а не монополистическая практика взвинчивания цен влекут за собой инфляцию. Индивидуалистические настроения в стране усиливались и как реакция на реальный провал столь широко разрекламированных демократами в 60-е годы методов либерального реформаторства, которые не помогли решению острейших социально-экономических проблем.

В то же время объяснение наметившегося дрейфа США вправо невозможно и без уяснения тех изменений, которые происходили в этот период на международной арене, во внешнеполитических концепциях американского правящего истэблишмента, и прежде всего в подходе к проблеме разрядки международной напряженности.

"ДВУХКОЛЕЙНАЯ" ПОЛИТИКА

По мере углубления процесса разрядки и падения авторитета республиканского руководства в результате "уотергейтского" скандала набирала обороты оппозиция внешнеполитическому курсу администрации. Представители наиболее консервативной, шовинистической части американского правящего класса, которые с неприкрытой агрессивностью реагировали на утрату Соединенными Штатами "мирового лидерства" и рассматривали разрядку как временную передышку в конфронтации с СССР, вновь во весь голос заявили о себе. "Сила прошлого, привычного, эта поистине вторая натура влиятельных кругов американского правящего класса, при малейшей возможности вновь выходит на авансцену, — подчеркивал академик Г. А. Арбатов. — Что же касается очень могущественных групп, традиционно отстаивающих самую реакционную, милитаристскую и безответственную политику, то они сопротивлялись повороту к разрядке с самого начала, отчаянно старались его предотвратить. Когда же этого сделать не удалось, они не пожалели усилий для того, чтобы повернуть события вспять"⁴⁷. Консервативно-милитаристские группировки усиленно начали доказывать, что именно политика разрядки явилась главной причиной крупных внешнеполитических провалов Соединенных Штатов в середине 70-х годов. А их было предостаточно.

Правительство республиканцев оказалось перед лицом стремительного ослабления позиций США и краха их союзнической системы в Юго-Восточной Азии. Вскоре после вступления в должность Форд направил сайгонскому диктатору Тхиеу конфиденциальное письмо с уверением, что поддержка США "останется адекватной"⁴⁸. И до последнего момента республиканская администрация пыталась спасти марионеточные режимы в Сайгоне и Пномпене. В январе 1975 г. Форд потребовал от конгресса 522 млн долл. для оказания экстренной военной помощи южновьетнамскому и камбоджийскому режимам, трещавшим по всем швам под ударами патриотических сил. Демократическая фракция воспротивилась этому. Нажим на конгресс, который Киссинджер объявил "единственным виновником катастрофы в Юго-Восточной Азии" ⁴⁹, привел к некоторому изменению его позиций. Но в апреле, когда голосами республиканской фракции в палате представителей и части демократов был принят закон об использовании американских вооруженных сил в Индокитае для защиты жизней спешно эвакуировавшихся американских граждан и о выделении 150 млн долл. в виде "гуманитарной помощи", проамериканские режимы уже перестали существовать. 17 апреля капитулировали ставленники США в Камбодже; 30 апреля пал Сайгон и власть перешла к Временному революционному правительству Южного Вьетнама. В декабре 1975 г. народно-демократической республикой был провозглашен Лаос. В сентябре 1975 г. совет СЕАТО принял решение о ликвидации аппарата блока. Правящие круги США поспешили возложить ответственность за поражение в Индокитае на правительство республиканцев. Как подчеркивает советский историк И. Севостьянов, "администрация Форда не могла уйти от фундаментального факта — она оказалась последней в ряду пяти американских правительств, которые с 50-х годов безуспешно пытались силой расправиться с социалистическим государством, раздавить национально-освободительное движение. На республиканцев при Форде и легла ответственность за крах этой попытки — самой крупной после второй мировой войны" ⁵⁰.

Стремление правительства сохранить в руках США стратегически важные позиции и источники сырья на юге Африканского континента обернулось еще одним провалом — в Анголе. Тайные операции ЦРУ в этой стране, открытая американская помощь контрреволюционным группировкам, поощрение вооруженной интервенции ЮАР и Заира — все делалось администрацией Форда, чтобы помешать приходу к власти правительства Народного движения за освобождение Анголы. Только в 1975 г. ЦРУ израсходовало более 32 млн долл, на подрывные операции в Анголе, включая поставку вооружений противникам МПЛА, вербовку белых наемников, организацию клеветнических пропагандистских кампаний. Отвечавший за африканскую политику в госдепартаменте США Н. Дэвис, который доказывал, что американское вмешательство "не может иметь успеха, поскольку Соединенные Штаты просто не в состоянии контролировать революционные события в Африке", натолкнулся на решимость Форда продолжать активное вмешательство в ангольские дела и вынужден был подать в отставку⁵¹. Героический отпор ангольских патриотов, поддержка СССР, Кубы и других социалистических стран помогли отстоять завоевания революции от всех форм вмешательства извне. В конце 1975 — начале 1976 г. конгресс, памятуя о горьком вьетнамском опыте, отказался выделять средства на бесперспективную кампанию против Анголы.

В 1975 г. серьезные кризисные явления наблюдались и на южном фланге НАТО. В августе последовало решение Греции о выходе из военной организации блока. Углублялись трудности, испытываемые Соединенными Штатами в связи с апрельской (1974 г.) революцией в Португалии и обострением греко-турецкого конфликта. В ответ на решение конгресса США прекратить военную помощь Турции после оккупации ею части территории Кипра Анкара расторгла военное соглашение с США. Со смертью в ноябре 1975 г. генерала Франко исчезла определенность в будущем американо-испанских отношений. На фоне продолжавшегося ослабления позиций американского империализма шовинистические круги буржуазии США с гораздо большей тревогой, чем раньше, воспринимали рост международного влияния СССР и других стран социалистического содружества, успехи коммунистического, рабочего и национально-освободительного движений. Беспокойство по поводу падения роли США на международной арене развязывало руки представителям военно-промышленного комплекса, сионистским и другим реакционным группировкам — всем сторонникам безоговорочной ставки на силу.

Внешнеполитические трудности, сужение американских возможностей влиять на положение дел в мире создавали благоприятные условия для проникновения демагогии правых в идеологию широких общественных слоев, десятилетиями приучаемых к иллюзии о всемогуществе США и болезненно воспринимающих любые факты ослабления "американского величия".

Распространение антиразрядочных тенденций объяснялось в немалой степени и неизбежным крахом тех иллюзий, которые значительная часть правящего класса США связывала с нормализацией советско-американских отношений. Одна из причин довольно спокойного на первых порах ее отношения к разрядке заключалась в том, что лидеры республиканских администраций успешно внушали народу, будто разрядка помимо всего прочего означает некое согласие СССР поддерживать статус-кво в мире. Именно на этой почве возникла американская "теория" о том, что любое проявление солидарности Советского Союза с борьбой других народов за свободу и социальный прогресс является якобы "нарушением кодекса разрядки". Поэтому не случайно, что в ходе дискуссии в США по вопросам разрядки с середины 70-х годов все сильнее зазвучали нотки разочарования. "Особое недовольство, прежде всего со стороны правых кругов США, вызывал тот факт, что Советский Союз не отказывается от поддержки демократических движений, от идеологической борьбы"⁵², — замечал П. Т. Подлесный. Конечно, надежды этих кругов, что разрядка затормозит объективные социальные перемены в мире и затруднит Советскому Союзу проявление классовой солидарности с революционными движениями, были беспочвенными. Как писал советский исследователь Ю. Молчанов, "успехи и победы мирового освободительного процесса последнего периода отнюдь не являлись порождением разрядки, хотя, понятно, ее атмосфера способствовала созданию благоприятных внешних условий для борьбы народов за свободу, независимость и социальный прогресс, затрудняя империалистическое вмешательство извне, экспорт контрреволюции. Национально-освободительные и социальные революции происходили в период разрядки, неизбежны они и в будущем" ⁵³.

Менявшиеся настроения буржуазии в полной мере отразились во внешней и военной политике администрации Форда. С одной стороны, видя важность политики разрядки в ослаблении угрозы ядерной войны, президент стремился сохранить структуру переговоров по этой ключевой проблеме советско-американских отношений, с другой — республиканская администрация уже предпринимала очевидную попытку скорректировать подход США к разрядке с консервативных позиций. Поэтому политику правительства Форда в отношении СССР часто называли "двухколейной".

Политический диалог между СССР и США продолжался. Большое позитивное значение для поиска мер по устранению угрозы войны и прекращению гонки вооружений имела Владивостокская встреча на высшем уровне в ноябре 1974 г. В подписанном совместном советско-американском заявлении было подтверждено намерение сторон до конца 1975 г. подготовить новое соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-2). Стороны конкретно договорились, что СССР и США будут иметь по 2400 носителей стратегического оружия, включая МБР наземного базирования, БРПЛ, баллистические ракеты "воздух— земля", стратегические бомбардировщики, крылатые ракеты. Было согласовано также, что из общего числа носителей стратегического оружия СССР и США будут иметь по 1320 ракет с РГЧ индивидуального наведения^м.

Поиск взаимоприемлемых решений шел и по другим аспектам разоружения. В марте 1975 г. в силу вступила Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления бактериологического (токсичного) оружия и об уничтожении уже имевшихся запасов. Обсуждались вопросы, связанные со взаимным сокращением вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе, проблемой нераспространения ядерного оружия. 28 мая 1976 г. был подписан Договор между СССР и США о подземных ядерных взрывах в мирных целях и протокол к нему, дополнившие советско-американский Договор о подземных испытаниях ядерного оружия от 3 июля 1974 г.

Ярким свидетельством возможностей сотрудничества между двумя странами в решении сложнейших научно-технических задач явился совместный космический полет и стыковка кораблей "Союз" и "Аполлон" в июле 1975 г.

Важный вклад в дело европейской безопасности внесли контакты между СССР и США, способствовавшие прогрессу Общеевропейского совещания и его завершению на высшем уровне в Хельсинки в 1975 г.

Однако и нарастание негативных тенденций в советско-американских отношениях было уже налицо. Приспосабливаясь к усилению давления справа, со стороны республиканских ультра и внепартийных антиразрядочных групп и организаций, представители администрации, включая и Г. Киссинджера, стали наряду с оправданием политики Никсона — Форда высказывать "разочарование в разрядке". При этом они ссылались на мнимые нарушения ее "правил" Советским Союзом, на вступление его в некую стадию "глобальной империалистической экспансии". В апреле 1975 г. Форд вводит в лексикон администрации тезис о "недопустимости односторонней разрядки", дающей якобы явные преимущества Советскому Союзу.

В республиканской партии стремительно сужался круг политиков, выступавших за взаимовыгодное и конструктивное сотрудничество с СССР. В сенате последовательными сторонниками разрядки оставались по существу лишь Ч. Метайес и Ч. Перси.

В условиях когда само правительство США лило воду на мельницу ультраконсерваторов, невозможно было удержать последних от фронтального наступления на политику разрядки международной напряженности.

Первый удар был нанесен по нормализации торгово-экономических отношений. Конгресс в 1974 г. по инициативе ведущего "ястреба" "сенатора от Боинга" — Г. Джексона принимает поправку, которая обусловливала предоставление СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле и кредитах по государственной линии изменением советской эмиграционной практики. У администрации Форда хватило здравого смысла, чтобы понять всю пагубность этого беспрецедентного по наглости и бесперспективного требования для оздоровления международной обстановки. "Режим наибольшего благоприятствования не означает предоставления специальных привилегий СССР, у нас есть подобные соглашения более чем с сотней стран, — справедливо подчеркивал Г. Киссинджер. — Ввести его — это значит устранить дискриминационные барьеры времен холодной войны… Прибыли от торговли — это не улица с односторонним движением. Либо действуют законы взаимной выгоды в торговле, либо торговли вообще не будет"⁵⁵. Многие республиканцы, памятуя опыт истории, осознавали, что дискриминационные меры в торговле с СССР никогда и никому не приносили и не принесут политической выгоды. "Мы не можем позволить себе роскошь заблуждаться, будто мы в состоянии изолировать Советский Союз от торговли с крупнейшими государствами мира и посредством этого вынудить его отказаться от идеологического единоборства. Советский Союз… может спокойно обойтись и без нас"⁵⁶.

Летом 1975 г. республиканская администрация предприняла попытку подтолкнуть конгресс к пересмотру антисоветских положений торгового законодательства. Однако, несмотря на поддержку лидеров большинства (М. Мэнсфилда) и меньшинства (X. Скотта) в сенате, она не получила одобрения. Напротив, усилился нажим правых республиканцев во главе с Б. Голдуотером, которые в феврале 1976 г. выступили за резкое свертывание торговых отношений между СССР и США, и в частности за прекращение поставок зерна в СССР под фарисейским предлогом "наказания" его за помощь правительству А. Нето в Анголе. Администрация Форда последовала за ультра, пойдя на введение эмбарго на поставки зерна и неправомерную "увязку" решения вопроса о предоставлении режима наибольшего благоприятствования с проблемой поддержки СССР справедливого дела патриотов Анголы.

Серьезное столкновение Форда с правыми группировками в республиканской партии произошло в связи с участием США в Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе. Правительство Форда явно не испытывало симпатии к самой идее такого форума. Однако диктовавшаяся из Вашингтона политика, имевшая целью "переиграть" с позиции силы итоги второй мировой войны, заводила в тупик внешнюю политику его западноевропейских партнеров, которым пришлось пойти на "размораживание" отношений с социалистическими странами. В этих условиях у Форда практически не оставалось другого выбора, кроме как подписаться под принципами Заключительного акта, большинство из которых уже в конце 60-х — начале 70-х годов вошли в договоры и двусторонние соглашения Франции, Великобритании, ФРГ, США с социалистическими странами.

Однако у республиканских ультраконсерваторов инерция мышления категориями "холодной войны" явно перевешивала все возможные доводы в пользу ослабления напряженности в Европе. В своих мемуарах Форд достаточно подробно описывает то противодействие справа, которое он испытывал, отправляясь в Хельсинки: "Ни один из моих визитов в годы президентства не вызывал такого широкого непонимания. "Не езди, Джерри", — умоляла "Уолл стрит джорнэл", и "Нью-Йорк таймс" назвал визит "вводящим в заблуждение и пустым"… А Рональд Рейган сказал: "Я против Хельсинкской конференции, и я думаю, что все американцы должны быть против нее"⁵⁷. Форд всячески успокаивал правых, доказывая, что им движет отнюдь не стремление признать послевоенные реальности в Европе, а исключительно желание заставить "лидеров закрытых и контролируемых стран разрешить свободу передвижения граждан и более свободный поток информации и идей"⁵⁸ — как будто бы культурный обмен постоянно не торпедировался именно американской стороной. Однако ультраконсерваторы все равно поспешили объявить позицию администрации предательством интересов Америки и "порабощенных народов" Европы и обвинить Форда в капитуляции перед "мягкотелым" Киссинджером. "Разумеется, для противников разрядки международной напряженности успех совещания оборачивается потерями. И, видимо, этим в значительной мере объясняется та шумная кампания, которая была поднята ими в США с целью принизить историческое значение Совещания по безопасности и сотрудничеству, ставшего поворотным пунктом международных отношений в Европе"5⁹, — замечал историк Ю. П. Давыдов.

Правые республиканцы приложили огромные усилия и для того, чтобы сорвать подготовку и подписание договора ОСВ-2. Борьба вокруг него, начавшаяся в США сразу после Владивостокской встречи, выявила острейшие разногласия между реалистически мыслящими представителями администрации и ультраконсерваторами, которые противились любым соглашениям об ограничении вооружений.

Необходимость заключения сбалансированного соглашения по ОСВ продолжал отстаивать Г. Киссинджер. На слушаниях в конгрессе по проблемам разрядки он обоснованно доказывал бессмысленность любых попыток США сломать сложившийся военно-стратегический паритет: "Перспектива решающего военного превосходства, даже если предположить, что она возможна, нетерпима политически; ни одна из сторон не позволит серьезных изменений в ядерном балансе. Таким образом, возможным исходом всех последующих раундов соперничества будет восстановление стратегического равенства, но уже при значительно более высоком и сложном уровне сил" ⁶⁰.

Позиция Киссинджера, однако, вызывала решительное несогласие сторонников имперского, силового подхода к отношениям с СССР. Прекрасно сознавая, что в основе советско-американских соглашений лежит прежде всего военное равновесие сил, они главное внимание стали уделять его подрыву. В самой администрации серьезное сопротивление прогрессу в области ОСВ оказывали министр обороны Дж. Шлесинджер и Объединенный комитет начальников штабов. Еще на заседании Совета национальной безопасности 18 октября 1974 г., где обсуждалась возможная позиция США во Владивостоке, как писал глава американской делегации на переговорах по ОСВ А. Джонсон, "Шлесинджер выдвинул экстремистское и нереалистическое предложение об ограничении забрасываемого веса стратегических сил СССР, которое заставило бы его отказаться от имевшихся программ и полностью перестроить структуру вооружений"⁶¹. В последующем Шлесинджер и ОКНШ ухватились за идею достичь военного преимущества над СССР за счет массированного развертывания крылатых ракет, возможность использования которых для слома паритета военно-стратегическая мысль правых теоретиков в США стала открывать для себя в середине 70-х годов. Самонадеянно полагая, что за счет "технологического превосходства" США им удастся добиться решающего перевеса в этом новом компоненте вооружений, правые противились включению пункта об ограничениях на крылатые ракеты в договор ОСВ-2, как это было договорено во Владивостоке. Эта точка зрения красной нитью проходила через все послания, которыми забрасывали Форда республиканские сенаторы и конгрессмены правого толка. "Мы испытываем серьезную озабоченность по поводу судьбы американских крылатых ракет в результате переговоров по ОСВ, — писали президенту республиканские члены комитета по иностранным делам палаты представителей. — По нашему мнению, долговременная военная ценность этой системы представляется высокой. И в то же время может оказаться невозможным даже серьезное изучение этой системы, если ОСВ строго ограничит радиус их действия или количество" ⁶². Сенаторы-республиканцы из комитета по вооруженным силам доказывали Форду: "Такие системы вооружений, как стратегические крылатые ракеты, назначение и дальность действия которых трудно определить без постоянной проверки каждой пусковой установки, не должны быть ограничены" ⁶³.

Для срыва переговоров по ОСВ-2 правые республиканцы искусственно раздували проблему, связанную с советским средним бомбардировщиком, получившим в США название "Бэкфайер"; противники соглашения объявляли его стратегическим и требовали засчитывать его в общий стратегический баланс.

За возражениями ультраправых республиканцев против отдельных аспектов переговоров по ОСВ скрывалось не только их желание оставить США лазейки для качественного наращивания своих вооружений, но и принципиальное несогласие с заключением соглашения, основанного на принципе равенства и одинаковой безопасности сторон. Конгрессмен от Нью-Йорка Дж. Кемп, чья популярность стремительно росла в ультраконсервативных кругах "великой старой партии", откровенно писал Форду: "Поскольку существуют ясные и обширные свидетельства того, что ОСВ до сих пор не установил значимые пределы для советских военных средств (о потолках на вооружения США и слова нет! — В, Н.), я серьезно озабочен по поводу постоянных оптимистических заявлений, исходящих от Киссинджера. Оптимистическая риторика в отношении ОСВ и разрядки не поддерживает ни реалистической позиции на переговорах (позицию силы. — В. Н.), ни предложения об увеличении стратегических усилий с нашей стороны. Наши усилия в области обороны сдерживаются нашей собственной риторикой" ⁶⁴.

Сопротивление Форда натиску правых было исключительно пассивным. Зато руководство республиканской администрации все активнее солидаризировалось с попытками сторонников опоры на силу создать искусственный "кризис американской безопасности". Еще одним плодом военно-стратегического "гения" Дж. Шлесиндже-ра стала теория "перцепции", или восприятия. "Существо этой теории, которая замышлялась как инструмент оправдания дальнейшего наращивания вооружений, заключается в том, что решения и действия государства определяются не реальным положением в стране, а тем, как оно воспринимается теми кругами, которые принимают решения" ⁶⁵.

В полном соответствии с этими установками "кризис американской безопасности", существовавший лишь в воспаленном мозгу ультраправых и высших эшелонов военщины, был уже достаточным предлогом для развязывания нового тура гонки вооружений. Объектом их яростных нападок явилось даже ЦРУ, поставлявшее в Белый дом более или менее взвешенные данные о существующем балансе между СССР и США в области вооружений. Форд не нашел ничего лучшего, как назначить весной 1976 г. специальную комиссию (команда "В") во главе с отъявленными антисоветчиками Р. Пайпсом и П. Нитце для проверки правильности оценок ЦРУ.

Отчет этой команды "В", содержание которого можно было легко предсказать, сообщал, что "все предыдущие оценки национальной разведки были неправильными, что Советы предприняли массированный рывок в военном строительстве для оказания давления па Запад и необходим был решительный ответ США" ⁶⁶.

В сентябре 1975 г. руководство республиканской фракции в палате представителей во главе с давним коллегой Форда по конгрессу Дж. Родсом встретилось с президентом, чтобы изложить ему основные пункты законодательной программы, где главное внимание уделялось наращиванию военной мощи. Она была одобрена Фордом и отослана сотрудниками СНБ, которые после тщательного анализа вынесли заключение: "Мы удовлетворены упором программы на поддержание сильных оборонных возможностей США и на развенчание существующих настроений о том, что военный бюджет — это готовый источник для финансирования внутренних программ". Высказывалось лишь сожаление, что в предложениях республиканской фракции не упоминалось о "роли США как мирового лидера" ⁶⁷.

В начале 1976 г. Киссинджер объявил, что он возрождает провозглашенную за 30 лет до этого политику "сдерживания" СССР, но "в более активной форме"⁶⁸. В марте 1976 г. Форд, уступая ультраконсерваторам, отказался от употребления термина "разрядка", заявив, что отныне США будут "проводить политику мира, опираясь на силу"⁶⁹. Не случайно, что под занавес правления Форда военные расходы поползли вверх. Администрация выдвигала программу перехода к новому этапу гонки вооружений: на 1977/78 фин. г. увеличение ассигнований на военные нужды составляло в ней 6 % (с учетом инфляции).

Тактика умиротворения правых явно не принесла Форду политических дивидендов. Его воинствующий курс шел вразрез со все еще широко распространенными в США послевьетнамскими настроениями и при этом не снискал ему признательности ультраконсерваторов, уже в 1976 г. делавших ставку на Рейгана.

УЛЬТРА БРОСАЮТ ВЫЗОВ

Президент США может позволить себе не вести активной кампании за собственное переизбрание. Решая важнейшие политические вопросы, выступая с посланиями, он уже в своеобразной форме участвует в ней. На сей раз Форд, осознавая шаткость своего политического положения, развернул энергичную кампанию очень рано.

Главной его целью было не допустить вступления в предвыборную гонку его основного конкурента — Р. Рейгана. Летом 1975 г. Форд объездил многие штаты Запада, трижды побывал в Калифорнии, демонстрируя популярность, которой он пользовался в родном штате Рейгана. Уже в 1975 г. президенту удалось заручиться поддержкой руководителей организаций республиканцев в большинстве штатов, в том числе председателя комитета республиканской партии Калифорнии П. Херла. Все опросы общественного мнения показывали, что Форду отдавали предпочтение почти вдвое больше избирателей-республиканцев, чем бывшему губернатору. В сентябре известный политический комментатор Дж. Рестон писал: "Мнение о том, что Рональд Рейган, а не Форд может быть выдвинут на пост президента от республиканской партии, просто наивно, если вы не подозреваете республиканцев в намерении покончить жизнь самоубийством" ⁷⁰. Положение президента постарался укрепить и Н. Рокфеллер. Прекрасно понимая, что его собственное имя действует на ультраправых, как красная тряпка на быка, Рокфеллер, дабы не причинить вреда Форду, отказался выставлять свою кандидатуру на выборах 1976 г. "После долгих раздумий я решил, что я не желаю, чтобы Вы рассматривали мое имя в списке возможных кандидатов на пост вице-президента на предстоящих выборах" ⁷¹, — с облегчением прочел Форд в письме от Рокфеллера, датированном 3 ноября 1975 г.

Но Рейгана уже вряд ли что могло остановить. Он принял твердое решение бросить вызов президенту, хотя вплоть до дня официального выдвижения своей кандидатуры он и отрицал наличие у него таких планов. Вступление Рейгана в борьбу за президентский пост первоначально мало беспокоило окружение Форда. Один из сотрудников Белого дома, Дж. Шуман, писал даже, что участие Рейгана в кампании является "благом" для президента: "Он заставит подтянуться в своей работе наш штаб… он будет критиковать демократов более резко, чем мы это можем себе позволить, и тем самым ослабит демократов на всеобщих выборах; его общее невежество в национальных проблемах позволит президенту Форду с каждым днем выглядеть все лучше и лучше" ⁷².

Избирательный штаб Форда действительно подтянулся, заметно активизировал свою работу. Руководитель его кампании Б. Каллоуэй присылал президенту еженедельные отчеты, где говорилось о все возраставшей поддержке Форда в различных звеньях "великой старой партии". О своих симпатиях Форду заявила конференция республиканских губернаторов, 80 % республиканских мэров городов, 75 % участников конференции партийных лидеров Среднего Запада. Даже форум "Молодых республиканцев", которые ранее всегда склонялись к ультраправым позициям, вылился "в профордовское собрание благодаря в основном огромным усилиям групп добровольцев, которые поддержали действия комитета президента Форда"⁷³. После встречи с Фордом в Белом доме о полной поддержке президента объявили все 12 к тому времени еще живых бывших председателей Национального комитета партии.

Но Рейгана отнюдь не смущали ни скептицизм прессы в отношении его шансов, ни отсутствие опоры в официальной структуре республиканской партии. Он надеялся на собственную организацию, поддержку юго-западных монополистических групп, которые обеспечивали мощную финансовую базу его кампании, на активное использование средств массовой информации и помощь всего ультраконсервативного движения в стране. И его расчеты были небезосновательны. На конференции за консервативное политическое действие, проходившей в феврале 1976 г. в Вашингтоне, 78 % делегатов проголосовали за сплочение всех ультраправых сил вокруг Рейгана. В его поддержку выступили Консервативный кокус, Комитет граждан в защиту права носить оружие (Рейган решительно отстаивал это право), "Американцы против контроля со стороны правительства", "Молодые американцы за свободу". У него с избытком хватало денег, чтобы покупать телевизионное время и заказывать до 150 радиопередач еженедельно в большинстве штатов. Его рекламные ролики не отличались большим разнообразием, о содержании одного, наиболее типичного из них, докладывал Форду его сотрудник: "Появляется комментатор и говорит: "Вчера в Манчестере один гражданин спросил Рейгана". Далее следует вопрос, затем 30-секундный ответ и продолжительные аплодисменты. После этого комментатор заявляет, что "Рональд Рейган обеспечит стране недостающее ей сильное руководство". В основном все эти ролики очень хорошо сделаны"⁷⁴. Главным в рекламных передачах Рейгана была их форма, умелая подача кандидата. Бывший киноактер, Рейган прекрасно чувствовал и мастерски вел себя перед телекамерами и микрофонами радиостанций.

Программа же, которую выносил на суд избирателей бывший калифорнийский губернатор, была набором традиционных реакционно-индивидуалистических и антикоммунистических клише. Краеугольным ее камнем Рейган сделал мысль о необходимости решительного уменьшения роли федерального правительства во всех сферах общественной жизни. "Отсутствие пользы от правительства на всех уровнях, тревожный рост инфляции, похоронный звон безработицы — все это имеет один источник, и этот источник — вера в то, что правительство, и именно федеральное правительство, может излечить все наши болезни"⁷⁵, — заявил Рейган. Он предлагал сократить на 90 млрд долл. федеральные расходы на программы социального вспомоществования, жилищного строительства, образования, медицинского страхования, развития общин. Власти штатов, желавшие проводить эти программы, согласно плану Рейгана могли получать средства (конечно, в значительно меньшем объеме) за счет увеличения налогов на уровне штатов и местных органов управления. Решение проблемы безработицы он связывал в первую очередь со снижением темпов инфляции, которая якобы не давала частному сектору расширять производство и тем самым повышать занятость. Основное же средство борьбы с инфляцией он видел в сбалансированном бюджете, достижению которого и должно было способствовать сокращение федеральных расходов. Таким образом, Рейган фактически предлагал полностью снять социальные программы с плеч федерального правительства и возложить ответственность за экономическое процветание и благосостояние людей исключительно на частный сектор. Но, как показывает опыт американской истории, бизнесу никогда не было дела до неимущих граждан. Федеральное вспомоществование Рейган призывал вовсе изъять из компетенции Вашингтона и передать в ведение местных властей, у которых и так никогда не хватало средств. Он выступал практически за полный демонтаж системы медицинского страхования, которое хоть как-то помогало американцам покрывать астрономически растущую стоимость медицинских услуг. "В Америке нет необходимости в медицинском страховании. Все проблемы, которые вызваны повышением цен на медицинское обслуживание, проистекают из-за вмешательства правительства в область здравоохранения" ⁷⁶, — заявил Рейган.

Свою внешнеполитическую программу Рейган выдержал в соответствии с классической риторикой "холодной войны", не упуская случая покритиковать Форда за "предательство национальных интересов" страны и "готовность капитулировать перед русскими". В феврале 1976 г. он произнес нашумевшую речь о разрядке, в которой, в частности, заявил: "Начиная с 1970 г. баланс сил постепенно изменяется в пользу Советского Союза. И этот процесс продолжился в годы так называемой разрядки. Мы должны обладать вооруженными силами, достаточно мощными, чтобы отбить у потенциального агрессора охоту напасть на нас"⁷⁷. Причем собственных агрессивных намерений Рейган и не думал скрывать.

К началу первичных выборов в республиканской партии пресса уже не столь скептически расценивала шансы калифорнийца. И весь ход праймериз показал, что ультраправым силам впервые с 1964 г. оказалось по плечу фактически на равных соперничать с респектабельными консерваторами. Не вдаваясь в детали напряженного марафона республиканских первичных выборов и кокусов, который длился в течение шести месяцев — с февраля по июль 1976 г., скажем только, что он проходил с переменным успехом и ни Форду, ни Рейгану не удалось заручиться поддержкой необходимого для победы на съезде большинства в ИЗО голосов делегатов.

Многие американцы задавали себе вопрос: каким образом кумир ультра смог составить столь серьезную конкуренцию действующему президенту США, который обычно достаточно спокойно может рассчитывать на выдвижение его кандидатуры на второй срок еще до начала избирательной кампании?

Основные свои силы движение Рейгана черпало из обострившегося в середине 70-х годов недовольства правительственными институтами, порожденного кризисом методов государственного регулирования социально-экономических процессов и "Уотергейтом". Настроения недоверия к официальному Вашингтону, институтам власти, известным политикам оказались на руку Рейгану. "Атаковать Вашингтон и не принадлежать к нему — вот что требовалось от Рейгана для ведения успешной общенациональной кампании"⁷⁸, — писал публицист Р. Ривс.

Некоторые американские обозреватели отмечали, что одной из главных причин слабости президента явилось то, что он "принял бой на условиях Рейгана", предоставив ему инициативу в постановке вопросов, по которым велись дискуссии в ходе кампании. О ненадежности такого курса предупреждал Форда, в частности, сенатор Ч. Метайес: "В ходе диалога между Фордом и Рейганом в погоне за голосами консерваторов игнорируются интересы не только избирателей-демократов, но и сотен тысяч республиканцев. Если кандидаты думают, что этих людей можно вернуть неожиданной переменой риторики в период между конвентом и выборами, то их ждет горькое разочарование в ноябре"⁷⁹.

В пользу Рейгана оказались новые нормы представительства делегатов от штатов на национальный съезд, согласно которым около трети делегатских мест отдавалось в качестве "премии" тем штатам, где в 1972 г. особенно много избирателей голосовало за кандидата республиканской партии на пост президента, где были избраны губернатор или сенатор республиканцы. В результате в 1976 г. на съезде партии возросло число делегатов от штатов Юга и Дальнего Запада, в которых позиции ультраправых были особенно прочными, в ущерб делегациям от штатов Северо-Востока и Среднего Запада. По подсчетам дотошных американских политологов, по старому принципу представительства сторонники Форда имели бы на конвенте 56,5 % голосов, и он уже задолго до начала съезда обеспечил бы свою победу. А так вопрос о том, кто будет представлять республиканскую партию на всеобщих выборах, оставался открытым до начала голосования на съезде в Канзас-сити.

Последние недели и даже дни перед съездом были отмечены многочисленными тактическими маневрами Форда и Рейгана, которые охотились за голосами каждого делегата, который еще не сделал своего выбора. Уверенный в незыблемости опоры справа, Рейган решился на реверанс в адрес либеральных сил и назвал своим напарником, кандидатом на пост вице-президента сенатора Р. Швейкера из Пенсильвании. Этим Рейган рассчитывал перетянуть на свою сторону часть сторонников Форда и заручиться поддержкой делегации Пенсильвании, большая часть которой не была связана обязательством голосовать за кого-либо из кандидатов. Но своей цели калифорниец не достиг: делегация Пенсильвании почти единодушно голосовала на съезде за Форда, да и либералы не поддались на маневр Рейгана. Зато в ультраправом лагере произошло явное замешательство. Глава делегации Миссисипи К. Рид, давний сторонник Рейгана, заявил, что станет голосовать за Форда. Организация "Объединенные республиканцы Калифорнии" обвинила своего земляка в измене консервативным принципам. Из сената раздавались голоса Хелмса и Тэрмонда, призывавших к мобилизации всех ультраконсервативных сил, чтобы "сбросить Швейкера". Недовольные выбором их предводителем напарника и сознавая, что изменить что-либо уже нельзя, правые республиканцы требовали от Рейгана не идти больше ни на какие тактические уступки, особенно при составлении партийной платформы. "Рейган только что получил письмо от Фила Крейна, Джесси Хелмса и двух других, в котором говорится, что (из-за Швейкера) вопросом первостепенной важности является борьба за платформу, основанную на консервативных принципах" ⁸⁰, — информировал президента сотрудник аппарата Белого дома М. Дювал. Становилось очевидным, что по программным вопросам идеологических столкновений, по крайней мере за кулисами съезда, не избежать.

Съезд партии открылся в похожем на квадратного белого паука спортивном зале "Кемпер Арена" в Канзас-сити 18 августа 1976 г. Расклад делегатов, проводившиеся среди них опросы зарегистрировали заметный сдвиг вправо настроений республиканской партийной элиты. Лишь 6 % присутствующих в "Кемпер Арена" считали себя либералами (13 % в 1972 г.), и либеральное крыло не могло рассчитывать даже на подобие самостоятельного действия на съезде. "Если бы они выставили своего кандидата, то Рейган победил бы при первом голосовании"⁸¹, — резонно замечал политический обозреватель Р. Ровер. Рисковать либералы не желали и робко жались к Форду. Он и одержал победу в первом туре голосования, получив 1187 голосов против 1070 за Рейгана. В 1976 г. в противоборстве консервативного и ультраправого течений в республиканской партии верх взяло первое, хотя перевес его был уже минимальным. При этом нельзя не учитывать, что предпочтение многих делегатов определялось интересами последующего соперничества с кандидатом демократов, а не идеологическими симпатиями. Опрос института Гэллапа показал, что Форд уступал кандидату оппозиционной партии Джеймсу Картеру в соотношении 4: 5, в то время как Рейган — 2:7. Победа партии в ноябре представлялась более важным делом, чем выдвижение "идеологически чистого" ультраконсерватора, который все больше импонировал республиканской элите.

Правые во многом предопределили и выбор Фордом нового кандидата на пост вице-президента. Им был назван сенатор Доул, что породило поначалу массу недоумений: ведь он принадлежал практически к тому же политическому спектру, что и президент, и происходил из того же географического региона — Среднего Запада, тогда как обычно кандидат на президентский пост выбором напарника стремится расширить политически и географически свою привлекательность. Ясность внес журнал "Нэшнл ревью": "Форд не мог выбрать в напарники либерала или умеренного консерватора, не вызвав при этом открытого мятежа в лагере Рейгана"⁸². Кандидатура Доула была удостоена "особой похвалы" Рейгана.

Противоречия между консервативными республиканцами, шедшими за Фордом, и рейгановскими ультра со всей отчетливостью проявились в принятой на съезде платформе, которая эклектично объединила установки обеих группировок.

Из переписки между сотрудниками избирательной команды президента видно, что больше всего они опасались перенесения полемики кандидатов по программным вопросам на подмостки "Кемпер Арена". А эта полемика была острой, и противоречия — значительными. М. Дювал даже составил внушительную таблицу, где прослеживались разногласия Форда и Рейгана по внешнеполитическим проблемам, которую мы частично приводим ниже.

Конечно, Дювал преувеличивал степень разногласий между Фордом и Рейганом. Как мы знаем, многие "за" президента сопровождались ворохом оговорок и прямо противоречили его реальной политике. Как, скажем, можно считать выступавшим за разрядку человека, который к тому времени отказался даже от употребления данного термина?! Но различия в подходах двух кандидатов, в нюансировке действительно существовали в вопросах как внешней, так и внутренней политики. Расхождение между кандидатами в ключевой сфере внутриполитической проблематики — о роли и месте государства в регулировании общественно-экономических процессов — четко подметила газета "Чикаго трибьюн": "Как и Рейган, президент не верит, что федеральный механизм может творить чудеса. Но в отличие от Рейгана мистер Фоод признает его существование как реальность и считает, что он не может быть разобран, не вызвав при этом катастрофы"⁸⁴. Форд решительно возражал против плана Рейгана сократить федеральные расходы на социальным нужды на 90 млрд долл. В то же время он высказывался за передачу этих средств (в духе концепции "перераспределения доходов") штатным и местным администрациям. Форд предлагал также несколько уменьшить выплаты по вспомоществованию, чтобы "стимулировать поиски работы" хроническими получателями пособий.

Комитет по составлению платформы усиленно лавировал между двумя позициями, хотя постоянные угрозы Рейгана выступить против программы партии на съезде накладывали отпечаток на всю его деятельность. "Мы вовсю работаем, чтобы избежать публичной схватки по платформе, — сообщал М. Дювал президенту. — Но мы ничего не сможем сделать, если Рейган сочтет, что драка в его интересах. Пока же мы установили хорошие взаимоотношения с людьми Рейгана по вопросам составления платформы" ⁸⁵. Через два дня после этого, 5 августа, Рейган присылает в комитет по подготовке программы обширный список своих предложений. Стало ясно, что он готов пойти на уступки Форду по большинству внутриполитических проблем, но ни на йоту не собирался жертвовать своими внешнеполитическими принципами. "Платформа должна призывать к проведению программ, которые обеспечат нашим силам обороны первое место в мире. Наши международные обязательства, наше военное планирование и наши финансовые усилия должны осуществляться на таком уровне, чтобы мы могли повернуть вспять тенденцию к советскому превосходству"⁸⁶, — писал Рейган. Конечно, никаких фактов о мнимом "советском превосходстве" Рейган не приводил, да и не мог привести, но комитет тем не менее склонен был прислушаться к требованиям лидера ультраправых. Рейган не желал идти ни на какие компромиссы и жаждал внесения всех его предложений по внешней политике в платформу, что могло придать ей существенный налет экстремизма и отпугнуть избирателей. В самый канун открытия съезда партии Дювал в письме помощнику президента Р. Чени издал буквально крик отчаяния: "Пожалуйста, позвони сенатору Тэрмонду и попроси его помочь достичь компромисса по внешнеполитическим поправкам к платформе, предложенным силами Рейгана"⁸⁷. Результаты "посреднической" миссии южного ультраконсерватора предвидеть было нетрудно. Все рейгановские требования в платформу прошли, за исключением резко негативной оценки Хельсинкского Заключительного акта.

В итоге принятая на съезде платформа имела куда более консервативный характер, чем аналогичный документ 1972 г., причем не только в области внешней политики. "Сердцем и душой" экономического раздела программы Форд назвал сокращение федеральных расходов. При условии установления контроля над "бюджетным кутежом" в конгрессе он считал возможным урезать налоги для лиц со средним уровнем доходов и для крупного бизнеса. План повышения занятости, предложенный Фордом, состоял в том, чтобы обеспечить "свободу" частному сектору (за счет налоговых скидок, сокращения числа регулирующих мероприятий, снижения минимума заработной платы для молодых рабочих и т. п.), который и возьмет на себя заботу об уменьшении безработицы. В платформе республиканцев был зафиксирован категорический отказ от программ общественных работ за счет федерального правительства, выражалось резко негативное отношение к законопроекту Хэмфри — Хокинса.

Съезд в Канзас-сити закончился, и Форд, изрядно измотанный в боях с Рейганом, мог начинать кампанию против кандидата демократической партии Дж. Картера.

Надо сказать, что путь бывшего губернатора Джорджии — Картера к лидирующим позициям в демократической партии тоже был нелегким; он выдержал конкуренцию с доброй дюжиной кандидатов, хотя еще за год до выборов на вопрос, кто такой Джимми Картер, могли ответить не более 2 % американцев. Его выдвижение, как и успехи Рейгана в 1976 г., с полным основанием можно считать следствием разочарования в политических институтах, которое охватило избирателей после "Уотергейта". Он первым, еще в декабре 1974 г., объявил о своем намерении добиваться выдвижения в президенты и попытался преподнести себя ведущим борцом за "честное правительство", критикуя направо и налево "продажных политиканов" в национальном руководстве обеих партий. "Уже на первых этапах кампании, верно уловив настроения разочарования, недовольства столичной бюрократией, подогретые уотергейтским и другими политическими скандалами, Картер больше всего упирал на то, что не связан с коррумпированными политиками из Вашингтона, является "аутсайдером" в столичном политическом мире… — подчеркивал советский исследователь В. П. Золотухин. — Другой стороной этой тактики была резкая критика республиканцев — их партии и их правительства. И опять-таки в свете Вьетнама и Уотергейта критика сработала неплохо" ⁸⁸.

Картер, особенно на начальных этапах предвыборной борьбы, явно не стремился к конкретизации своей программы. Его даже сравнивали с Чеширским котом из "Алисы в стране чудес", у которого была заметна одна улыбка, тогда как туловище оставалось невидимым. Соперники и пресса обвиняли его в отсутствии собственного лица, но Картера это нимало не смущало: его тактика позволяла заручиться поддержкой широких слоев избирателей, тогда как его конкуренты, обладавшие сложившейся идеологической репутацией, неизбежно отталкивали от себя какие-то группы населения. Когда же наконец выяснилось, что Картер — типичный умеренный консерватор, правее которого во всей обойме кандидатов от демократической партии находился, пожалуй, лишь Джордж Уоллес, бывший губернатор Джорджии успел солидно вырваться вперед на праймериз.

Не последнюю роль в успехах Картера играл тот факт, что он являлся выходцем из глубокого Юга, который не поставлял США президентов со времен гражданской войны XIX в. Быстро росшая и рвавшаяся к политической власти буржуазия южных штатов увидела в нем перспективного выразителя ее непосредственных интересов и обеспечила солидную финансовую базу его энергичной двухлетней избирательной кампании.

Популярность Картера быстро увеличивалась, и после съезда демократической партии в июле 1976 г. его перевес над Фордом в опросах общественного мнения составлял 33 %. В лагере президента началась явная паника. "Мы не можем больше тянуть с началом атаки на Картера, он слишком сильно вырывается вперед и начинает выглядеть, если брать опросы, как Ф. Д. Рузвельт, — было записано в разработанном командой Форда в июле 1976 г. стратегическом плане кампании. — Успех Картера объясняется в основном тремя факторами: драматической кампанией за национальное обновление, в которой обходятся проблемы; в сравнении с другими кандидатами он просто великолепен, и его воспринимают как победителя; он прекрасный политик и очень умен"⁸⁹. Однако вскоре перевес Картера начал стремительно таять и эпитеты в превосходной форме в его адрес, которые, мягко говоря, не совсем соответствовали действительности, стали уступать место резким суждениям. К 20 августа, когда завершился съезд республиканской партии, Форд проигрывал Картеру на опросах уже 9 %, и разрыв продолжал сокращаться вплоть до ноября.

Что же помогло президенту сохранять полную конкурентоспособность до самого дня голосования? Главным плюсом Форда был факт его пребывания на посту президента. В отличие от кандидата демократов он имел возможность повышать свой авторитет инициативами в области конкретной политики. На это и была направлена послесъездовская тактика Форда, разработанная штабом его избирательной кампании: "Наилучшим шансом для президента победить в ноябре было бы заявить после съезда республиканской партии, что он не ведет активной кампании за пост президента… Ему необходимо большую часть времени уделить исполнению своих президентских обязанностей, что может оказать чрезвычайно благоприятное воздействие на исход выборов"⁹⁰. Форду благоприятствовала и экономическая конъюнктура. Он мог поставить себе в заслугу, что к середине 1976 г. объем промышленного производства достиг предкризисного уровня, а темпы роста ВНП согласно прогнозу административно-бюджетного управления должны были в том году оцениваться в 6,8 %. Снизился уровень безработицы: он колебался во второй половине 1976 г. от 7,3 до 7,9 %, тогда как в 1975 г. составлял в среднем 8,5 %.

Несомненным козырем Форда были вновь прорезавшиеся после победы над Рейганом симпатии к нему в высших кругах американского бизнеса по всей стране, тогда как Картера поддержали по существу только южные финансово-промышленные группировки. Опрос руководителей 500 крупнейших промышленных и 50 торгово-финансовых компаний осенью 1976 г. показал, что 85,2 % из них одобряли кандидатуру Форда. Их общим мнением было: "Экономическая программа Форда надежна, а его кандидатура вполне респектабельна"⁹¹.

На завершающей стадии кампании оказалось, что программа Картера не предлагала ярко выраженной альтернативы платформе президента, хотя и была заметно либеральнее республиканской. Если сравнить программы демократов 1976 г. и 60-х — начала 70-х годов, то нельзя не заметить, что в документе 1976 г. значительно меньше было уверенности в спасительности экономического роста, "большого правительства" и активного государственного вмешательства. Позиции же самого Картера по целому ряду вопросов, например о государственном контроле над ценами, о басинге и другим, носили даже более консервативный характер, чем пункты партийной платформы. Картер, принадлежавший практически к той же части политического спектра, что и президент, не мог рассчитывать на внушительный перевес на выборах.

К тому же Картер, "аутсайдер" на национальной политической арене, в значительной мере оставался им в собственной партии. Барри Голдуотер, комментировавший съезд демократов для телекомпании Эй-би-си, докладывал о своих впечатлениях Форду: "Из того, что я почерпнул из бесед с делегатами в моем отеле и в других отелях, на улице, я понял, то их мнение сводится к одному вопросу: "Кто такой Картер?" Насколько я мог разглядеть за овациями последнего заседания, многие, многие люди, демократы, покинули конвент с серьезными сомнениями в отношении способностей Картера и, мне неприятно это говорить, его честности"⁹². Партийный аппарат демократов не был настроен выкладываться до последнего, чтобы гарантировать победу своему кандидату, не столь уже популярному среди их функционеров и элиты.

Но Картер все же выиграл на выборах, за него проголосовали 51 % избирателей, Форда поддержали 48 %. Действующий президент впервые с 1932 г., когда Ф. Рузвельт выбил из седла Г. Гувера, потерпел поражение.

Форду не удалось сделать то, в чем преуспел Никсон, — привлечь на свою сторону значительную часть сил, составляющих основу избирательной коалиции демократической партии. На редкость сплоченными в оппозиции президенту оказались профсоюзы, недовольные множеством аспектов его социально-экономической политики. Президент АФТ — КПП Дж. Мини, сравнивая платформу республиканцев с предложениями профсоюзного руководства обеим партиям, заметил: "В республиканской платформе мы находим полную оппозицию нам по всем вопросам"⁹³.

За Форда практически не голосовали представители расово-этнических меньшинств, что было неудивительно. Как отмечали негритянские исследователи, его деятельность на посту президента "мало улучшила имидж республиканской партии в глазах сторонников гражданских прав негров"⁹⁴. Советник избирательной команды Форда по вопросам привлечения избирателей из расово-этнических меньшинств Б. Куропас жаловался на полное игнорирование этих проблем окружением президента и приводил немало тому примеров: "Именно это объясняет решение распустить совет группы наследия (он ведал расовыми вопросами. — В. Н.) в республиканском Национальном комитете… отказ комитета президента Форда организовать у себя отдел по этническим проблемам, отсутствие назначений представителей этнических меньшинств президентом Фордом на значимые посты… явно недостаточное их представительство на съезде республиканцев… малое внимание, уделенное этим вопросам в речах и президента Форда, и сенатора Доула"⁹⁵. Не дождавшись от кандидата "великой старой партии" слов в поддержку закона о полной занятости, о решении жилищной проблемы и помощи городам, о расовой интеграции школ, расовые меньшинства проголосовали в соответствии со своей традиционной партийной лояльностью.

В 1976 г., когда соперником Форда был южанин Картер, полностью неприемлемой оказалась "южная стратегия". Республиканская партия выступила на Юге значительно слабее, чем в других районах страны.

Большую роль в определении предпочтений избирателей сыграли прошедшие перед выборами телевизионные дебаты между двумя кандидатами. Как известно, Форд никогда не был хорошим оратором, и многие видные республиканцы советовали ему не искушать судьбу в непосредственном столкновении перед многомиллионной аудиторией с Картером, который изрядно поднаторел в демагогии. "Форд очень плохой дебатер, — говорил его давний соратник по палате представителей и бывший министр обороны М. Лэйрд. — Он не может быстро соображать с ходу, когда ему бросают вызов"⁹⁶. Неудивительно, что этот поединок он выиграть не смог, в то время как Картер смотрелся вполне "по-президентски".

Победа демократов на выборах показала, что правившей партии не прошли даром ни провалы в экономической политике, ни "Уотергейт" с последовавшим кризисом доверия. Экономические потрясения и неспособность администрации бороться с новым клубком противоречий в капиталистическом хозяйстве вызвали в правящих кругах поиски альтернативы как курсу правительства, так и неоправдавшим себя концепциям государственно-монополистического регулирования. Программа демократов, хоть и не дала ее, но все же в большей степени, чем республиканская, отвечала этому стремлению к новым методам управления американским обществом.

Вполне объяснимо было желание избирателей увидеть у кормила власти новые лица, способные восстановить пошатнувшееся доверие к политическим институтам США, чтобы навсегда избавиться от тени "Уотергейта", навсегда забыть о политических скандалах и разоблачениях.