Республиканцы: от Никсона к Рейгану

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

Последние два года президентства Ричарда Никсона проходили под мрачной тенью грандиозного политического скандала, который выявил многие ранее сокрытые пороки и противоречия американской системы управления. Малозначительный факт проникновения группы сотрудников комитета по переизбранию президента в штаб-квартиру демократической партии в гостинично-квартирно-театральном комплексе "Уотергейт" летом 1972 г., первоначально не доставивший республиканской партии особых неприятностей, впоследствии стал той искрой, из которой был раздут пожар острейшего общественно-политического кризиса. Его результатом явились отставка президента, вице-президента, множества высокопоставленных сотрудников Белого дома и министров, серьезная дискредитация всех звеньев государственного руководства и политических партий, в первую-очередь республиканской.

Но обо всем по порядку.

Избирательная кампания 1972 г., в ходе которой президент намеревался получить мандат на пребывание на этом посту еще на один срок, начиналась для Никсона не совсем удачно. В начале года популярность его была низкой, менее половины американцев одобряли его деятельность на посту президента. Экономическое положение страны в то время многие обозреватели сравнивали с периодом конца 20-х годов, когда надвигалась "великая депрессия". Большинство избирателей, как показывали опросы общественного мнения, были неудовлетворены результатами "новой экономической политики" и считали, что правительственный контроль над ценами должен быть более жестким. Кровопролитная война в Индокитае, несмотря на начавшуюся "вьетнамизацию" и постепенный вывод американских войск, была далека от своего завершения. "Администрация мало что могла преподнести в качестве конкретных результатов своей политики, — замечало Общество Рипона. — Реформа системы вспомоществования была остановлена.

"Новый федерализм" еще не был принят… Только в области внешней политики администрация могла похвастаться успехами"¹. Заявления Никсона о его намерениях посетить в 1972 г. Москву и Пекин вызвали положительный резонанс в США, однако многие другие внешнеполитические акции администрации, особенно агрессия в Юго-Восточной Азии, порождали у американцев серьезные сомнения относительно искренности стремлений президента улучшить международный климат.

В первые месяцы 1972 г. тревогу республиканским политикам внушала возросшая популярность оппозиционной партии и ее потенциальных кандидатов на президентский пост. В опросах общественного мнения Никсон лишь немного опережал сенатора-демократа Э. Маски. Вновь о своих президентских амбициях во весь голос заявил Дж. Уоллес, который намеревался, как и в 1968 г., возглавить на выборах ультраправую Американскую независимую партию. Подобная перспектива — ставила под вопрос возможность реализации "южной стратегии": Уоллес мог собрать голоса расистски настроенных белых южан, реакционеров всех мастей и тем самым отрезать от республиканской партии весомую долю электората из правой части политического спектра.

Но прежде чем вступить в непосредственную борьбу с демократами, Никсон должен был навести порядок в собственном, республиканском доме и добиться выдвижения своей кандидатуры на второй срок, учитывая, что недовольных его политикой в "великой старой партии" было немало.

Оппозицию Никсону справа стимулировал в первую — очередь ультраправый идеолог и издатель ультраконсервативного "Нэшнл ревью" У. Бакли. В июле 1971 г. Бакли заявил о прекращении поддержки Никсона и организовал специальную группу, которая должна была изучить возможности создания новой правой партии или конституционализации реакционной группировки внутри республиканской партии. Причины неудовлетворенности ультраконсерваторов политикой администрации суммировал журнал "Ньюсуик": "Несбалансированный бюджет, федеральный контроль над ценами и заработной платой, предложения о введении гарантированного ежегодного дохода для бедных, переговоры о разоружении с русскими, планируемый визит в Пекин — все это не то, что правоверные американские правые имели в виду в 1968 г., когда некоторые из них полагали, что страна избрала "их собственного" президента"².

Никсон явно опасался, что в борьбу с ним может вступить кто-нибудь из авторитетных предводителей ультраправых. Еще в мае 1971 г. он пригласил в свой особняк в Сан-Клементе Р. Рейгана и приложил все усилия, чтобы тот отказался от участия в избирательной кампании 1972 г. После этой встречи и последовала упоминавшаяся отставка из кабинета Финча. Осенью 1971 г. об отсутствии желания состязаться с президентом заявил и Б. Голдуотер, предупредивший правых республиканцев, что у них нет собственного альтернативного кандидата, который способен победить на всеобщих выборах. При недостаточно высокой популярности в стране Никсон пользовался тем не менее явным расположением избирателей-республиканцев, 80 % из которых одобряли его работу на президентском посту. Нейтрализовав угрозу своему переизбранию со стороны признанных ультра, Никсон уже не испытывал особого беспокойства, когда о выдвижении своей кандидатуры заявил правый конгрессмен из Огайо Джон Эшбрук. Его поддержал У. Бакли, некоторые мелкие реакционные группы и газетенки, тогда как Рейган и Голдуотер сочли претензии Эшбрука угрозой единству республиканской партии по всей стране.

Не получила большого размаха и кампания либерального кандидата Пола Макклоски, 44-летнего конгрессмена от Калифорнии. Макклоски построил свою борьбу с президентом практически вокруг одной проблемы — войны во Вьетнаме. В 1968 г. поверивший обещаниям Никсона добиться окончания войны и потому поддержавший его, он вскоре перешел в лагерь самых последовательных критиков президента в стенах конгресса. За Макклоски стояла небольшая группа либеральных республиканских политиков (менее 20 человек) во главе с Ч. Гуделлом, которая в мае 1971 г. оформилась в подобие внутрипартийного блока, провозгласившего своей целью изменение вьетнамской политики правительства.

Что касается основной массы республиканских либералов, включая и их лидера Н. Рокфеллера, то они не проявили никакого энтузиазма по поводу возможности помериться силами с Никсоном. Напротив, Рокфеллер посвятил немало времени выступлениям в его поддержку и еще до начала первичных выборов, которые должны были определить кандидата партии на пост президента, лично возглавил комитет по переизбранию Никсона в штате Нью-Йорк. "И на международной и на внутренней арене президент продемонстрировал способность порвать с прошлым и выдвинуть новые концепции, которые отражают чаяния и нужды народа"³, — не уставал повторять Рокфеллер. Единственное, что он конфиденциально просил у Никсона, так это не присылать в Нью-Йорк для выступлений от имени общенационального комитета по переизбранию президента ультраправых. Никсон охотно шел на такую уступку. "Ставки высоки в 1972 г., и битва будет тяжелой. И меня очень вдохновляет, что Вы и я будем бороться вместе, чтобы выиграть ее"⁴, — с благодарностью писал он в письме Рокфеллеру.

В таких условиях исход первичных выборов был предопределен еще до их начала. В штате Нью-Гэмпшир, где по традиции открывается сезон праймериз, Никсон лично даже не принимал участия в кампании, действуя через своих уполномоченных. Но это не помешало ему набрать там 60 % голосов против 20 % за Макклоски и 10 % за Эшбрука. Весьма красноречивые результаты начальных первичных выборов, показавшие призрачность надежд соперников Никсона на успех, заставили их вскоре прекратить борьбу. Последующие праймериз превратились в простую ратификацию избирателями свершившегося факта — выдвижения президента на второй срок кандидатом от республиканской партии, что официально должно было произойти только в конце лета 1972 г. на национальном партийном съезде. Поэтому Никсон был избавлен от хлопот внутрипартийной избирательной кампании, но мог практически ежедневно появляться на экранах телевизоров в качестве вершителя государственных дел и судеб страны, выжимая из этой ситуации максимальный пропагандистский эффект. События 1972 г., и в первую очередь встреча на высшем уровне в Москве, обеспечили важную и своевременную рекламу его руководящей деятельности. Люди из комитета по переизбранию президента во главе с министром юстиции Дж. Митчеллом спокойно занимались подготовкой к партийному конвенту и наблюдали (хотя они не были сторонними наблюдателями) за острыми столкновениями в лагере оппозиционной партии.

После поражения на выборах 1968 г. демократическая партия активно старалась восстановить свои доминирующие позиции в стране, нащупать контуры коалиции собственного избирательного большинства⁵. Она стояла перед дилеммой: ориентироваться на силы "новой политики" (участники движений протеста, прежде всего молодежь, расово-этнические меньшинства, женщины), в полный голос заявившие о себе в 60-е годы, или предпринять попытки воссоздания традиционного блока Юга, городских партийных машин и профсоюзов. Большинство руководства демократов (экс-кандидат партии на пост президента и экс-вице-президент Г. Хэмфри, сенатор Э. Маски) склонялось ко второму пути, что в переводе на язык реальной политики должно было означать сочетание либерального экономического курса с большей жесткостью в социальной политике и в отношении расовых и студенческих волнений в духе лозунга "закон и порядок". Однако республиканская администрация, воплотившая в жизнь многие из этих социально-экономических доктрин демократов, по существу лишала их основы для эффективной оппозиции.

Кризис традиционалистского (центристского) национального руководства демократической партии и растущий раскол между ним и диксикратами (чему немало способствовала "южная стратегия" Никсона) создавали предпосылки для роста влияния в ней левых сил, увидевших в этих условиях возможности для "либерального перерождения" партии и ее переориентации на силы "новой политики". Организационное воплощение курс левых либералов нашел в реформе структуры демократической партии, проведенной комиссией Макговерна — Фрезера в 1969–1971 гг. Предложенные ею более демократичные правила отбора делегатов, последствия принятия которых первоначально явно недооценивались центристами и диксикратами, привели к увеличению удельного веса в партии ранее мало представленных в 4 В. А. Никонов ней сил "новой политики", что в значительной степени предопределило успех во внутрипартийной борьбе и 1972 г. Джорджа Макговерна вопреки сопротивлению аппарата демократов. Его выдвижению способствовало и изменение внешнеполитического мышления многих либералов, которые начинали понимать возросшую несовместимость внутриполитического реформизма с интервенционистской политикой. Осознание пределов возможности американской военной мощи, негативных последствий гонки вооружений (отвлечение ресурсов, необходимых для смягчения внутренних напряжений, ухудшение экономического положения) подталкивало либералов в сторону признания важности политики разрядки, сокращения военных расходов и военного присутствия США за рубежом. В начале 70-х годов впервые, пожалуй, за послевоенный период закрепилась взаимосвязь внутриполитического либерализма с критическим отношением к целям и методам "холодной войны".

Характер социальных сил, на которые предполагал опереться Макговерн, потребовал выдвижения программы, выходившей за рамки привычного либерализма демократов и представлявшей собой ярко выраженную альтернативу позиции республиканской партии. В ней содержался план радикальной налоговой реформы, которая предусматривала обложение доходов крупного капитала по тем же правилам, что и доходов рядовых граждан. Это должно было решительно повысить долю средств в государственном бюджете, собираемых с "жирных котов", и не случайно министр финансов Дж. Шульц назвал этот план Макговерна "почти кон-фискаторским"⁶. Макговерн призывал также к немедленному и безоговорочному завершению вьетнамской войны и к объявлению амнистии уклонявшимся от военной службы, выступал за резкое (на 30 млрд долл.) сокращение военных расходов и переключение высвободившихся средств на внутренние нужды, обеспечение каждой семье реального гарантированного минимума доходов, требовал усиления антитрестовского законодательства и дробления монополий. Даже несмотря на то" что Макговерн был вынужден в ходе кампании, повинуясь логике борьбы за средние слои населения, сделать, свою платформу более "умеренной", она была значительно левее привычных стандартов американской двухпартийной политики и тех позиций, которые занимали все из свыше десятка его конкурентов в борьбе за звание кандидата на пост президента от демократической партии в 1972 г. И не случайно, что основная масса лидеров демократов заняла откровенно негативную позицию в отношении Макговерна.

Острые баталии, которые разворачивались в стане демократов, на несколько месяцев практически вытеснили из поля зрения избирателей деятельность комитета по переизбранию Никсона. Но в середине июня он неожиданным образом напомнил о своем существовании.

Ранним субботним утром 17 июня 1972 г. молодой негр Ф. Уиллс, сотрудник охраны комплекса "Уотергейт", проходя мимо двери номера, в котором размещалась штаб-квартира Национального комитета демократической партии, услыхал подозрительный шум. Уиллс вызвал наряд полиции, и вскоре пятеро взломщиков были арестованы. При них были найдены переговорные коротковолновые устройства, наборы отмычек, две фотокамеры, 40 катушек фотопленки, пистолеты со слезоточивым газом и другие атрибуты "рыцарей плаща и кинжала". Все они оказались бывшими сотрудниками ЦРУ, четверо из них — контрреволюционеры, которые эмигрировали с Кубы, участвовали в 1961 г. в позорно провалившейся операции в заливе Кочинос, пятый — Дж. Маккорд — работал в службе обеспечения безопасности комитета по переизбранию президента. Вскоре был арестован и шестой — Г. Хант, по рации руководивший "уотергейтской командой" из соседнего мотеля "Говард Джонсон".

Естественно, что эти события сразу были донесены до американцев средствами массовой информации, и, казалось, неминуем был громкий политический скандал. Но первая реакция на взлом штаб-квартиры демократов была далеко не яростной. В Соединенных Штатах настолько привыкли к фактам политического шпионажа, шантажа, подлога, подкупа и тому подобным вещам, что трудно было кого-либо чем-нибудь удивить. Поэтому "Уотергейт" поначалу вызывал по большей части иронические улыбки. Не проявлял особого беспокойства "по этому поводу и сам президент. В мемуарах он напишет: "Моя реакция на взлом в Уотергейте была полностью прагматической. Если она была еще и циничной, то этот цинизм был порожден моим опытом. Я очень-долго занимался политикой и видел все — от грязных приемов до фальсификации подсчета голосов. Поэтому установка подслушивающих устройств в политических целях не могла вызвать у меня морального возмущения" ⁷. Не встретил этот факт особого осуждения и у других республиканцев. Р. Рейган в интервью агентству ЮПИ заявил, что арестованные в "Уотергейте" в душе-своей не являются преступниками и все они "благонамеренные люди"⁸.

Однако закрыть глаза на возможные негативные последствия "Уотергейта" для судеб президентских и всех других выборов в 1972 г. республиканцы не могли. Уже 18 июня Дж. Митчелл заявил, что комитет по переизбранию президента не имел ни малейшего отношения к случившемуся, и взломщики действовали без какой-либо санкции сверху. Через четыре дня в полной своей непричастности к "Уотергейту" клялся сам Никсон. Но первые круги от скандала уже начали расходиться по воде. Председатель Национального комитета демократической партии Л. О’Брайен потребовал официального расследования. В конце июня — начале июля комитет по переизбранию президента один за другим без особого шума покинули: Г. Лидди, непосредственно отвечавший, как стало известно позднее, за "уотергейтскую" операцию, Дж. Митчел и X. Слоан — руководитель финансового отдела комитета. Все эти события, однако, практически никак не влияли на ход избирательной кампании, которая шла своим чередом. В июле состоялся съезд демократов, выдвинувший кандидатом партии Макговерна. К своему конвенту усиленно готовились и республиканцы.

Местом для проведения съезда "великая старая партия" избрала курортный центр Майами-Бич, где нет ни крупных предприятий, ни университетов, что должна было гарантировать республиканцев от неприятностей со стороны "нереспектабельной" публики. Но этот замысел не вполне сработал. Тысячи молодых американцев в дни работы съезда прибыли туда, чтобы протестовать против продолжения вьетнамской агрессии. Расположившихся в палаточных городках и просто под открытым небом участников антивоенного движения власти города приветили полицейскими дубинками, слезоточивым газом; по официальным отчетам, более 1100 молодых людей были брошены за решетку. А делегаты съезда отгородились от требований протестующей Америки стеной охраняемого зала заседаний конвента.

Выдвижение Никсона и Агню на второй срок было предрешено задолго до открытия съезда, который превратился в хорошо отрепетированную демонстрацию партийного единства. "На этот раз Рейган, — писал со съезда В. С. Зорин, — орудовал председательским молотком, внимательно наблюдая за тем, чтобы ни один делегат не выступил против партийного руководства, а Нельсон Рокфеллер, выпустивший в не столь отдаленном прошлом немало ядовитых стрел в Никсона, стал именно тем деятелем, который предложил делегатам съезда его кандидатуру на второй срок"⁹. И в то же время несогласные республиканцы, такие как П. Макклоски, вовсе не были допущены в зал заседаний. Зато на гостевых трибунах нашлось несколько тысяч мест для благовоспитанных молодых людей, в нужный момент скандировавших здравицы президенту. У специально подобранной "протестующей" молодежи, которую полицейские власти подпускали в поле зрения телекамер, установленных вблизи Ковеншн-холла, был подчеркнуто неопрятный внешний вид, что должно было показать американцам, какие подонки выступают против республиканской политики.

Платформа, принятая на съезде, состояла в основном из перечисления тех сдвигов, которые произошли в стране в год выборов. К 1972 г. циклический спад производства прекратился, начался подъем, и республиканцы не замедлили занести это в актив администрации Никсона. Непривычно большое место в ней занимали внешнеполитические проблемы, которым отводилась роль главной козырной карты в предвыборной колоде президента. Играя на естественной тяге американцев к достижению прочного мира, "великая старая партия" поставила себе в заслугу первые успехи на пути к разрядке. "В течение всего четырех лет мы разработали внешнюю политику, основанную на новом духе эффективных переговоров с нашими противниками и новом содержании настоящего партнерства с нашими союзниками. Очевидно, что сегодня перспективы для длительного мира лучше, чем когда-либо после второй мировой войны", — говорилось в программе республиканцев. Лейтмотивом ее, да и всей последующей кампании Никсона, стало противопоставление респектабельно-консервативных ценностей республиканской партии "экстремизму" Макговерна. Избирателей запугивали призраком "социализации" страны в случае прихода к власти кандидата демократов, который, однако, вовсе не посягал на основы буржуазного правопорядка. "В этом году предстоит выбирать между умеренными целями, которые на протяжении всей истории отстаивались ведущими партиями, и экстремистскими целями крайне левых. Соперничество разворачивается не между теми двумя великими партиями, которые американцы знали в прошлые годы. В 1972 г. демократическая партия захвачена радикальной кликой, которая презирает национальное прошлое и разобьет будущее"¹⁰, — стращали рядового американца авторы республиканской программы.

По части же выдвижения позитивных предложений в области руководства страной платформа "великой старой партии" была явно слаба. На это обращал внимание даже такой симпатизирующий ей журнал деловых кругов, как "Форчун": "Республиканская стратегия, проявившаяся в Майами-Бич и в первые недели осенней кампании, похоже, построена главным образом на общественном недоверии к оппозиции. Она предусматривает в основном обыгрывание негативных призывов: не увеличивать налоги, не сокращать военный бюджет, не возлагать тяготы расовой интеграции на школьников, не ослаблять борьбу с преступностью… Она, вероятно, позволит победить на выборах в этом году, но вряд ли сможет послужить прочной основой, на которой могло бы строиться будущее партии и страны"¹¹.

Ко всеобщим выборам кандидаты ведущих буржуазных партий подходили в явно неравных условиях. Опросы общественного мнения осенью 1972 г. показывали огромный перевес президента. Его поддерживали свыше 70 % американских ежедневных газет, тогда как Макговерна — около 5 %. Большая пресса вносила немалый вклад в раздувание тезиса об "экстремизме" и "левачестве" Макговерна, склоняя общественное мнение к поддержке Никсона. В комитет по переизбранию президента широким потоком лились денежные средства от крупных корпораций. Администрация еще задолго до выборов заключила целый ряд более чем сомнительных с точки зрения закона сделок с компаниями, производившими молочные продукты, монополиями "Интернэшнл Телеграф энд Телефон", "Эль-Пасо Нэчурэл Гэс" и другими о солидных пожертвованиях с их стороны в фонд избирательной кампании Никсона взамен на государственные субсидии и прочие привилегии. "Судебные иски государства против ведущих монополистических объединений и крупных компаний по поводу нарушения ими производственных стандартов, требований техники безопасности, антитрестовского законодательства отзывались администрацией из судов высших инстанций в случае получения от этих компаний обещания сделать крупный взнос в кассу республиканцев; с идентичной легкостью и на тех же условиях сговорчивым представителям деловых кругов давались экспортные и импортные лицензии, разрешалось повышение цен на выпускаемую продукцию, снижались федеральные налоги, оформлялись выгодные государственные заказы" ¹², — писал Э. А. Иванян. В ходе кампании 1972 г. лица, имевшие состояние более 150 млн долл., внесли в казну президента в 11 раз больше денег, чем в фонды Макговерна.

Макговерн остался практически в полной изоляции в своей собственной партии. Кандидата демократов отказалось поддерживать, что случилось впервые в его истории, профсоюзное объединение АФТ — КПП. Макговерна открыто атаковали многие признанные лидеры демократической партии. Хэмфри заявлял, что предложенное им сокращение военных расходов низведет США до положения "второразрядной державы", а планы установления для населения минимального гарантированного уровня расходов называл "безрассудными и непрактичными" 13.

В создавшейся ситуации одной из немногих возможностей, которые оставались у Макговерна, чтобы переломить ход предвыборной борьбы, было привлечение внимания общественности к "уотергейтским" событиям. В октябре он неоднократно в своих выступлениях обращался к теме злоупотребления властью в никсоновском Белом доме. Он заявлял, что "Уотергейт" представлял собой "самую гнусную тайную операцию в истории американской политики", что страна сталкивается с "моральным и конституционным кризисом небывалых масштабов", полную ответственность за который несет администрация ¹⁴. Тогда же газета "Вашингтон пост" стала помещать просочившуюся из министерства юстиции и ФБР информацию о многих других фактах грязных махинаций, использовавшихся комитетом по переизбранию президента. Их список был весьма впечатляющим, и позднее, уже в ходе расследования "уотергейтского" скандала, он будет серьезно дополнен показаниями Д. Сергетти, который специально был нанят в 1971 г. сотрудниками аппарата Белого дома для "операций по насаждению раскола между кандидатами демократов, чтобы помешать объединению демократической партии вокруг одного кандидата" ¹⁵. С этой целью была установлена тотальная слежка за всеми видными демократами и даже членами их семей, сотрудники аппарата демократической партии становились для ФБР и налоговых служб объектом специального расследования, во многие организации демократов внедрялись осведомители. Сенатор-демократ В. Хартке, вспоминая обстановку начала 70-х годов, возмущался: "Происходили вещи, которые я тогда не мог объяснить. Я готовил речь, и еще до того, как я ее произносил, у республиканцев был готов на нее ответ. Мы тогда не подозревали, что они проникли во все наши штабы" ¹⁶. В конвертах за подписью Э. Маски в период праймериз избирателям-демократам рассылались письма с обвинениями его конкурентов Г. Джексона и Г. Хэмфри в аморальном поведении и алкоголизме. Тысячи американцев просыпались, разбуженные среди ночи телефонными звонками якобы сотрудников кампании того или иного демократического кандидата, их призывали за него голосовать. Специально нанятые провокаторы устраивали беспорядки на многих собраниях демократической партии, а часть их отменялась по телефону "шутниками" из комитета по переизбранию президента. На мероприятия, проводимые демократами, в тысячах экземплярах в типографиях республиканской партии печатались приглашения. По ним проходило множество "нежданных гостей", даже иностранных дипломатов, которые заказывали за счет демократов в огромных количествах еду и горячительные напитки, вводя их в крупные непредвиденные расходы. Изготовленные республиканцами значки с призывом голосовать за Макговерна распространялись среди бродяг и хиппи, один вид которых бросал в дрожь добропорядочных граждан.

Однако попытки Макговерна и части буржуазной прессы сделать "Уотергейт" и грязные махинации серьезным фактором в избирательной кампании 1972 г. успеха не имели. Никсон с самым невинным видом продолжал отрицать причастность кого-либо из официальных лиц к политическому шпионажу. Он назначил своего помощника Дж. Дина руководителем расследования этого, как он выразился, "экстравагантного инцидента". Дж. Дин в свою очередь, спешно уничтожив значительную часть явно компрометирующих администрацию документов, подтвердил правильность слов президента. Что же касается приведенных "Вашингтон пост" фактов "грязных трюков", то руководители комитета по переизбранию президента назвали их "коллекцией абсурдных измышлений". Президент не проявлял беспокойства по поводу "Уотергейта": его расследование велось под полным контролем администрации. Дин вспоминает: "15 сентября 1972 г. я совещался в Белом доме с президентом Никсоном и Бобом Холдеманом. Для нас было большим облегчением, что к этому дню только семеро обвиняемых в уотергейтском взломе (к шести первоначальным добавился Лидди. — В. Н.) были привлечены к ответственности, и все в Белом доме полагали, что "уотергейтская" проблема исчезнет с переизбранием Никсона. Приватные опросы общественного мнения, проводимые Белым домом, показывали, что "Уотергейт" не заботит никого, кроме партийных врагов, которые заткнутся после выборов. Расследование ФБР было закончено (президент дал специальные инструкции руководству ЦРУ направить его в ложное русло. — В. Н.), судебные иски Национального комитета демократов были под нашим контролем, а некоторые журналисты, которые продолжали копать, искали не на том поле" ¹⁷. На "том" поле "копал" банковский комитет палаты представителей, который пытался выявить источники поступления крупных сумм на счет одного из "уотергейтских" взломщиков — Баркера (а поступали они через третьи руки из незарегистрированных фондов Никсона). Но и это расследование удалось заблокировать усилиями прежде всего Джеральда Форда, мобилизовавшего для этого, согласно полученным из Белого дома инструкциям, все свое влияние лидера меньшинства в палате представителей.

Появлявшиеся в прессе упоминания "Уотергейта", фактов политической слежки, провокаций, финансовых нарушений и т. п. воспринимались американской общественностью по большей части как эпизоды традиционной предвыборной борьбы. Но не только этим объяснялась приглушенность "уотергейтских" дебатов в период выборов. "Дело было в том, — пишет советский исследователь А. А. Кокошин, — что многие представители верхушки правящего класса с недоверием относились к выдвинувшемуся в лидеры демократической партии либералу Дж. Макговерну, вокруг которого консолидировались почти все силы антивоенного движения, движения за гражданские права, активные сторонники изменения "национальных приоритетов" в пользу роста внутренних социальных программ и в ущерб военным расходам, многие организации и группы, выступавшие за ограничение всевластия монополий, и т. п. Нанесение смертельного удара Никсону в таких условиях означало бы победу Макговерна, что было явно нежелательным в глазах большей части правящей элиты США" ¹⁸.

Не добившись успеха в борьбе за подрыв авторитета президента в связи с "Уотергейтом", Макговерн в поисках путей усиления своих позиций обратился к тактике умиротворения оппозиции справа, не проявляя при этом какой-либо последовательности и твердости. Он заметался, пытаясь приспособить свою программу к привычным меркам двухпартийной политики, но в результате, не снискав расположения центристов и правых, породил известное разочарование в рядах своих сторонников, и прежде всего среди молодежи. Кроме того, в 1972 г. становилось очевидным, что волна социального протеста, который собирался использовать Макговерн в борьбе за президентское кресло, пошла на убыль. "Каким-то образом избиратели поверили, что страна вернулась к "нормальным временам", — замечал американский исследователь Р. Уэйд. — Конечно, все волнующие страну проблемы оставались — расовый вопрос, несправедливость, война, отчуждение нового поколения, — но каждодневные конфликты прошлых лет исчезли. Прилив, поднявшийся в 1968 г., спал, и за безобразными обломками, которые он оставил на берегу, большинство американцев предпочли видеть спокойное море" ¹⁹.

Что же касается Никсона, то он сумел весьма успешно провести последнюю стадию кампании и обернуть в свою пользу все имевшиеся козыри. В избирательных сражениях в США вопросы внешней политики редко оказываются решающими для определения предпочтений американцев, которые обычно больше озабочены экономическим положением внутри страны и своим собственным. Выборы 1972 г. в этом плане были исключением. "Нет сомнений в том, что шаги, предпринятые республиканским руководством в деле нормализации советско-американских отношений, стали важнейшим фактором избирательной кампании нынешнего года, существенным политическим капиталом президента Никсона"²⁰, — писал тогда В. С. Зорин. В ходе выборов главным аргументом Макговерна было обещание незамедлительно прекратить войну во Вьетнаме. Но и здесь Никсону удалось нейтрализовать воздействие призывов кандидата демократов на избирателей. Незадолго до того, как они пришли к урнам для голосования, администрация прибегла к усиленному маневрированию, стремясь создать впечатление, что война будет закончена если не сегодня, то завтра.

Выборы принесли значительный успех президенту. За него отдали голоса более 60 % избирателей, за Макговерна — 37,5 %. Особенно обнадеживали Никсона успехи в южных штатах, где его поддержал 71 % голосовавших. "Южная стратегия", казалось, начинала приносить реальные плоды. Но были ли достигнуты цели создания "нового республиканского большинства"? Американские обозреватели давали отрицательный ответ на этот вопрос. Если в борьбе за Белый дом "великая старая партия" одержала внушительную победу, то с задачей покончить со статусом партии меньшинства в конгрессе она явно не справилась. В сенате демократы даже несколько увеличили свое преимущество и сохранили прочный перевес в 47 мест в палате представителей. Во многом это объяснялось тем, что Никсон по крупному счету проигнорировал свою партию в 1972 г. "Республиканский президент собрал на нужды избирательной борьбы 45 млн долл, и отказался поделиться ими с другими республиканскими кандидатами"²¹, — констатировал журнал "Нэйшн". Вместе с тем, обеспечивая свои позиции в предстоявших новых столкновениях с конгрессом, Никсон проявлял заинтересованность в переизбрании туда многих влиятельных консервативных демократов Юга, от которых в немалой степени зависело прохождение законодательных предложений администрации, а многие южные республиканцы не дождались и намека на их поддержку Белым домом. Разрыв между администрацией и республиканским аппаратом продолжал увеличиваться, ослабляя ее позиции в преддверии тогда еще непредугадываемых "уотергейтских" баталий.

НИЗВЕРЖЕНИЕ

Успех Никсона на президентских выборах на какое-то время отодвинул размышления об "Уотергейте" на последние страницы американской прессы. Интерес к нему лишь эпизодически вспыхивал в связи с событиями на судебном процессе, который рассматривал дело по обвинению пяти взломщиков, а также Ханта и Лидди. В декабре 1972 г. в авиакатастрофе погибла супруга Ханта, и в ее сумочке была найдена крупная сумма денег 100-долларовыми купюрами. В средствах массовой информации начали высказываться подозрения, как мы сейчас знаем, совершенно обоснованные, что подсудимым и их семьям из секретных фондов выплачивались деньги за молчание. Эти подозрения еще больше усилились в январе 1973 г., когда неожиданно для всех пятеро обвиняемых, прекратив запирательство, признали себя виновными. Хотя судье Сирике, который вел процесс, не удалось добиться от "уотергейтских" взломщиков признания в том, что они получали соответствующее вознаграждение за отрицание своих связей с Белым домом, тема "затыкания им рта" правительственными чиновниками или даже самим президентом уже не сходила с газетных полос. Газета "Нью-Йорк таймс" в редакционной статье замечала, что в ходе следствия так и не был получен ответ на основной вопрос: "Кто нанял обвиняемых?"²² Сирика после вынесения приговора Маккорду и Лидди, которые виновными себя не признали, заявил, что "подлинные факты этого дела еще не раскопаны"²³.

Президент Никсон чувствовал себя пока в безопасности, готовясь вступить во второй срок своего президентства. В начале 1973 г. после подписания Парижского соглашения о прекращении войны во Вьетнаме его популярность достигла апогея. "В январе 1973 г. десятилетие острейших внутренних конфликтов, казалось, заканчивалось вместе с вьетнамской войной, — писал Г. Киссинджер. — Внушительный мандат избирателей, полученный в прошлом ноябре, давал Никсону возможность опереться на всех людей доброй воли и залечить раны нации"²⁴. Аппарат республиканской партии, формально не связанный с комитетом по переизбранию президента, а потому не подвергавшийся прямым атакам за "Уотергейт", начинал подготовку к следующим выборам, в конгресс. Уход сенатора Р. Доула, который возглавлял НК республиканцев с 1971 г., со своего поста породил слухи о его возможной причастности к "Уотергейту", но Никсон решительно их пресек, заявив, что назначение новым председателем Джорджа Буша (ранее представителя США в ООН) связано лишь со стремлением президента иметь во главе НК "освобожденного" председателя, тогда как Доул вынужден был много времени уделять своим обязанностям в сенате.

Результаты выборов администрация Никсона истолковала однозначно — как отрицание либерализма и карт-бланш на проведение в жизнь консервативных политических принципов партии. Как правильно заметил Дж. Ричли, "Никсон начал свой второй срок с резкого поворота вправо"²⁵. Еще до своего вступления в должность он объявил о переходе к очередной фазе "новой экономической политики", которая предполагала отказ от контроля над ценами и заработной платой и перенесение акцентов на налоговые и монетаристские меры. В речи на церемонии его посвящения в президенты 20 января 1973 г. Никсон подчеркнул, что страна слишком долго "полагалась на несостоятельное мнение, будто государство может решить все проблемы", и это привело к "инфляции обещаний, сокращению индивидуальных усилий и разочарованию, которое подорвало доверие". Отсюда следовало предложение каждому американцу задаться вопросом: "Не что правительство может сделать для меня, а что я могу сделать для самого себя?"²⁶ Стране недвусмысленно давалось понять, что отныне ей не следует рассчитывать на увеличение регулирующей роли государства и его социальных функций. Реакционно-индивидуалистические мотивы усилились не только в риторике Никсона, но и в названных в числе первостепенных законодательных инициативах правительства. Они предусматривали дальнейший отход от прогрессивной шкалы налогообложения, что должно было снять значительную часть налогового бремени с имущих, и решительное сокращение государственного административного аппарата, регулирующих агентств под предлогом борьбы с бюрократизацией. Первой жертвой было намечено управление экономических возможностей (ведавшее, напомним, "войной с бедностью"), активный демонтаж которого начался вскоре после выборов 1972 г.

Крупный успех Никсона на выборах не облегчил проведение его инициатив через конгресс. Напротив, демократическая фракция в конгрессе, недовольная чрезмерным усилением прерогатив исполнительной власти, повела настоящую войну против президента. Первая сессия конгресса 93-го созыва открывалась необычно бурно. "Я не помню, чтобы конгресс когда-нибудь начинал свою работу в таком безобразном настроении"²⁷, — говорил ветеран республиканской партии сенатор Н. Коттон. Лидер демократического большинства М. Мэнсфилд заявлял с полной категоричностью: "Конгрессу необходимо стремиться к прекращению своего попустительства президенту"²⁸.

Особое возмущение законодателей вызывала широко использовавшаяся правительством Никсона практика удержаний — отказа исполнительной власти израсходовать на определенную цель сумму, ассигнованную конгрессом. Посредством удержаний Никсону удалось сэкономить за первые четыре года президентства около 40 млрд долл. (!) на различных внутренних, главным образом социальных, программах. "Практика удержаний означает полное презрение к роли конгресса в системе разделения властей. По конституции право казначея принадлежит исключительно конгрессу"²⁹, — подчеркивал влиятельный сенатор-демократ из Северной Каролины Сэм Эрвин. Лидеры демократической партии в конгрессе внесли в федеральные суды десятки исков с требованием "освобождения" удержанных средств и израсходования их на принятые конгрессом программы. И в подавляющем большинстве случаев решения судов были вынесены в пользу истцов, а не администрации. В конгресс один за другим вносились законопроекты, направленные против саботажа исполнительной властью его финансового законодательства.

Под угрозой полного срыва уже в первой половине 1973 г. оказалась вся законодательная программа президента. Конгресс довольно охотно шел навстречу ему по второстепенным вопросам, одобряя предложенные администрацией билли о строительстве газопровода на Аляске, об ассигнованиях на укрепление правоохранительных органов и строительство шоссейных дорог. Зато по основным пунктам законодательства противоречия между президентом и демократическим большинством конгресса были непримиримыми. В апреле демократы добиваются продления еще на год контроля за ценами и заработной платой. Их усилиями и вопреки сопротивлению Никсона были увеличены расходы на медицинское страхование, повышен минимум заработной платы для 7 млн рабочих и служащих. В мае палата представителей отказалась ассигновывать средства на продолжение бомбардировок Камбоджи. Принятие всех этих предложений либералов стало возможным во многом благодаря заметному ослаблению единства в стане республиканцев, которые под влиянием нараставшего вала "уотергейтских" разоблачений проявляли все меньше желания прислушиваться к голосу Белого дома. "Уотергейт ослабляет давление, которое испытывали на себе либеральные и прогрессивные республиканцы, — с удовлетворением замечал лидер демократов в палате представителей Т. О’Нил. — Это позволяет им голосовать согласно собственной воле"³⁰. Все чаще республиканцы в конгрессе присоединялись к своим оппонентам, голосуя против программы правительства.

К весне 1973 г. воздействие "Уотергейта" стало ощущаться во всех областях политической жизни США. С начала работы сессии конгресса демократы потребовали создания специального комитета для расследования этого дела. Еще 9 января Мэнсфилд в письме Сэму Эрвину сообщал: "Единогласным голосованием политический комитет демократов в сенате одобрил предложение, чтобы Вы возглавили полное и тщательное расследование так называемого уотергейтского взлома"³¹. Уже сам факт назначения председателя комитета партийным органом свидетельствовал о том, что демократы всерьез были намерены свести счеты с Никсоном. В феврале сенат проголосовал за создание комитета на двухпартийной основе, и он приступил к закрытым слушаниям. В марте судья Сирика предает гласности адресованное ему письмо Маккорда, который впервые признал участие самых высших должностных лиц в сокрытии фактов "Уотергейта", а также подтвердил предположение, что под давлением сверху занимался лжесвидетельством. Средства массовой информации требовали, чтобы ближайшие сподвижники президента предстали перед судом или дали показания в комитете Эрвина.

Однако Никсон, прикрываясь "привилегией исполнительной власти", до поры до времени не чувствовал необходимости выносить сор из избы, то бишь из Белого дома. Но сопротивляться нараставшей волне требований положить конец недомолвкам и "укрывательству преступников" под крылышком президента становилось все труднее. Под аршинными заголовками в газетах стали появляться новые сведения о "грязных трюках" комитета по переизбранию президента в 1972 г., о тотальной слежке, которая с санкции администрации была установлена за тысячами американцев, о роли ЦРУ во всех "уотергейтских" событиях. К апрелю "Уотергейт" впервые занял место в списке проблем, которые согласно опросам общественного мнения больше всего волновали американцев. Правда, тогда главной проблемой его называли только 16 % опрошенных, а инфляцию — 63 %;. но одновременно те же 63 % считали, что Никсон утаивает от страны важную информацию об "Уотергейте", и лишь 9 % не соглашались с этим. Нарастающее беспокойство стали проявлять и лидеры республиканской партии. "Республиканцы в сенате все более озабочены возможными политическими последствиями Уотергейта"³², — заявил в конце марта глава их фракции X. Скотт. Руководству партии явно не хотелось быть дискредитированным из-за махинаций, которые проделывали люди из президентского окружения. Особую настойчивость в стремлении заставить президента прекратить укрывательство преступных элементов за мантией "привилегии исполнительной власти" проявляли либеральные республиканцы, увидевшие в "Уотергейте" возможность нанести удар консервативным фракциям партии и тем самым укрепить свои собственные позиции. Сенаторы Р. Пэквуд и Ч. Метайес добивались от Никсона начала не зависимого от Белого дома расследования "уотергейтского" скандала и назначения для этой цели специального прокурора. Самым последовательным критиком злоупотребления властью исполнительными органами становится сенатор из Коннектикута Л. Уэй-кер, вошедший в состав комитета Эрвина от республиканской партии. Он прямо обвинил комитет по переизбранию президента в слежке за многими конгрессменами в 1972 г. и потребовал отставки правой руки президента, его помощника Холдемана, на которого возложил всю полноту ответственности за "широкий спектр шпионских операций" во время прошедшей кампании выборов.

В этих условиях инстинкт самосохранения подсказал президенту простейший путь к политическому выживанию: представить "Уотергейт" делом рук его нечистоплотных подчиненных, а самому продолжать отрицать какую-либо причастность к незаконным акциям. 17 апреля Никсон заявил, что все сотрудники аппарата Белого дома могут быть приглашены для дачи показаний в сенатский комитет.

В течение следующих двух недель события развивались с калейдоскопической быстротой. В отставку подают директор отдела в министерстве торговли Дж. Магрудер, который в 1972 г. занимал пост заместителя руководителя кампании по переизбранию Никсона, и исполнявший обязанности директора ЦРУ Л. Грей, обвиненный прессой в уничтожении документов, принадлежавших осужденному к тому времени Ханту (Грей подтвердил это на слушаниях в комитете Эрвина). 30 апреля Никсон объявляет об отставке своих ближайших помощников — Эрлихмана, Холдемана и Дина, министра юстиции Р. Клайндинста и члена совета президента по внутриполитическим проблемам Д. Янга. Если первых троих прямо обвинили в участии в "Уотергейте" и сокрытии его фактов, а Клайндинст признавал "тесные личные и профессиональные связи" с некоторыми непосредственными участниками скандала, то с Янгом случай был особый.

От него тянулись нити к "делу Эллсберга", о котором стали все чаще вспоминать в 1973 г. Начало ему было положено в июне 1971 г. публикацией в "Нью-Йорк таймс" секретных "документов Пентагона", которые проливали свет на всю ложь, лицемерие, жестокость политики США в Юго-Восточной Азии. Не сумев запретить в судебном порядке дальнейшее печатание документов, администрация принялась выяснять источник утечки информации и обнаружила, что таковым являлся сотрудник госдепартамента Д. Эллсберг. Эллсберга попытались представить сумасшедшим, специально подделавшим документы, но психиатр подтвердил его полное здравие Через несколько дней после обнародования "документов Пентагона" Никсон создал специальную группу, которая призвана была предотвращать любыми средствами дальнейшие утечки, за что и получила, то ли в целях конспирации, то ли в шутку, название "водопроводчики". Общее руководство ими осуществляли Эрлихман и Лидди, а также сотрудники аппарата Белого дома Э. Крог и Д. Янг. Начали свою деятельность "водопроводчики" с незаконного обыска дома Эллсберга и установки подслушивающих устройств у его психиатра, а завершили в "Уотергейте". В первых числах мая в отставку уходят Э. Крог, принявший на себя всю полноту ответственности за дело Эллсберга; сотрудник министерства сельского хозяйства Р. Одл, который в 1972 г. контролировал нелегальные денежные фонды комитета по переизбранию президента; представитель службы безопасности Белого дома Дж. Колфилд, лично-обещавший Маккорду, что президент вынесет решение о его помиловании, если Маккорд возьмет на себя всю ответственность за "Уотергейт".

После этой серии скандальных отставок отрицать незаконную деятельность комитета по переизбранию в 1972 г. становилось уже просто невозможно. Никсон поспешил выступить с заявлением, в котором, в частности, сказал: "Совершенно очевидно, что неэтичные и нелегальные действия имели место во время кампании". Но он тут же снял какую-либо ответственность с самого себя: "Ни одно из них не получило моего согласия, и ни об одном из них мне не было известно". Президент дал добро на проведение независимого расследования, но даже не упомянул о требованиях многих либералов и прессы назначить специального прокурора³³.

Реакция республиканской партии на отставки из правительства и выступление президента была весьма противоречивой. Ее удачно выразил журнал "Ньюсуик": "Республиканские лидеры желают помочь извлечь Ричарда Никсона из-под развалин Уотергейта — если эта возможно и если он действительно пожелает быть президентом, которого заботят судьбы партии. Партийные лидеры хотели бы спасти Никсона, но они более не рассматривают это необходимым для их собственного выживания"³⁴.

Никсон продолжал пользоваться сильной поддержкой лишь консервативной фракции партии. Один из ее ведущих деятелей, лидер меньшинства в палате представителей Дж. Форд, не переставал подчеркивать: "Я полностью доверяю президенту и абсолютно уверен, что он не имеет никакого отношения ко всему этому кошмару"³⁵. С призывом сплотить партийные ряды на защиту Никсона и всей партии выступал Буш. "Инциденты, подобные Уотергейту, влекут за собой множество личных трагедий. Но для партии будет настоящей трагедией, если мы позволим Уотергейту затмить достижения не только администрации, но и республиканцев в конгрессе, в штатных и местных органах власти по всей Америке"³⁶, — писал он в циркулярном письме партийному руководству. Но стремление отделить партию от администрации становилось все более характерным и для консерваторов, являвших лицо "великой старой партии". Экс-председатель Национального комитета Р. Доул прямо говорил, что люди из "команды президента" "не представляли партии; не знали политику или людей, они признавали только власть и высокомерие"³⁷. В середине мая на свою конференцию в Чикаго съехались председатели комитетов партии всех штатов. В принятой ими резолюции было записано: "Мы уверены, что силу республиканской партии нельзя измерить деятельностью нескольких излишне фанатичных индивидуумов, которые не представляют партию и американский народ" ³⁸.

Что касается представителей либеральной и ультраконсервативной фракций, то они не только отмежевывались от правительства, но и настоятельно требовали от Никсона раскрытия всех деталей "Уотергейта", даже если это могло привести к полной дискредитации президента. Обе эти фракции, каждая по своим причинам недовольная многими аспектами внутренней и внешней политики администрации, были заинтересованы не столько в спасении Никсона, сколько в скорейшем прекращении скандала, в грязном облаке которого республиканцы чувствовали себя все более неуютно. "Пока американскому народу не будет ясно продемонстрировано, что последние туманные фрагменты этой трагедии извлечены на свет, что заданы все возможные вопросы и на них получены удовлетворительные ответы, над нашими правительственными институтами будет нависать грозовая туча" ³⁹, — заявил председатель республиканской конференции в палате представителей либерал Дж. Андерсон. Ему вторил и предводитель сенатских ультра Б. Голдуотер, не исключавший уже в мае 1973 г. применения к Никсону процедуры импичмента — отстранения от должности голосованием в сенате по предложению палаты представителей. "Если будет доказано, что президент знал обо всем этом, тогда ущерб будет велик, — говорил Голдуотер. — И если дело зайдет так далеко, я ожидаю процедуру импичмента"⁴⁰.

С середины мая над Никсоном уже нависла серьезная угроза. Комитет Эрвина сделал свои слушания открытыми, в зале его заседаний установили телекамеры, перед которыми один за другим возникали бывшие и еще находившиеся на службе у администрации приближенные президента. Тогда же министерство юстиции, которое после отставки Клайндинста возглавил Э. Ридардсон, назначило специального прокурора по всем рассматривавшимся в связи с "уотергейтским" скандалом делам — Арчибальда Кокса.

С этого времени и до своей отставки в августе 1974 г. Никсон вел ожесточенные арьергардные бои, ни в одном из них он уже не мог одержать победу. К лету 1973 г. расследование злоупотреблений чинов из Белого дома и комитета по переизбранию президента вели помимо комитета Эрвина четыре других комитета конгресса, ФБР, служба внутренних поступлений, большие жюри в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, во Флориде и Техасе.

25 июня в комитете Эрвина начал давать показания Джон Дин. Этот помощник президента по поручению Никсона держал в своих руках все нити обширной операции по сокрытию фактов "Уотергейта", поиску денежных средств из различных секретных источников для выплаты подзащитным и уже осужденным участникам скандала, и ему было что рассказать. Не желая становиться козлом отпущения и отбывать длительный срок в тюрьме, Дин счел за лучшее "чистосердечно раскаяться". В течение шести дней Америка, затаив дыхание, получала с экранов телевизоров порции сенсационных разоблачений. Из уст Дина страна впервые услышала о фактах, прямо изобличавших президента в укрывательстве "уотергейтских" взломщиков и всех стоявших за ними лиц. "Джон Дин был одним из самых замечательных свидетелей, которых я когда-либо слышал. Он был первым свидетелем, который обвинил президента в серии преступлений… — вспоминал член комитета Эрвина демократ Г. Толмэдж. — Но на основании слов одного Джона Уэсли Дина невозможно было ставить вопрос об импичменте"⁴¹. Теперь уже не только демократы в комитете, но и старший представитель республиканской партии в нем консервативный сенатор из Теннесси Г. Бейкер потребовали от Никсона ответа на выдвинутые Дином обвинения; Эрвин и другие демократы настаивали на явке президента в комитет для дачи показаний, Бейкер готов был удовлетвориться ответом "в любой форме". Попытки пригласить Никсона хотя бы на неофициальную встречу с членами комитета успехом не увенчались; на соответствующее письмо Эрвина он ответил, что не видит "ни одной заслуживающей внимания цели, достижению которой могла бы способствовать такая встреча в настоящее время"⁴².

16 июля 1973 г. вскрылся еще один факт, который, имел самые фатальные последствия для президента. Бывший помощник руководителя аппарата Белого дома А. Баттерфилд объявил, что с 1971 г. все разговоры в кабинете президента записывались на магнитофон с санкции самого Никсона. Это положило начало долгой тяжбе между президентом и органами, расследовавшими "Уотергейт". Комитет Эрвина и Кокс потребовал" от Никсона передачи им всех записей. Тот, ссылаясь на соображения "национальной безопасности", ответил отказом. Тогда судья Сирика предписал Никсону выдать пленки ему лично с тем, чтобы решить, нужно ли передавать их сенатскому комитету. Президент подал апелляцию на решение судьи. Но федеральный апелляционный суд принял сторону Сирики. Попав в почти безвыходное положение, президент согласился отдать не все, а часть магнитофонных лент, что удовлетворило комитет Эрвина, но не Кокса. Никсон дал указание министру юстиции Ричардсону уволить Кокса. Ричардсон счел за благо не брать на себя лишний груз ответственности и подал в отставку. Его примеру последовал и заместитель министра У. Ракелхауз. И лишь третий человек в иерархии министерства — Р. Борк, которого президент поспешил назначить исполняющим обязанности министра, — уволил Кокса. Последовал взрыв общественного возмущения, и Никсону ничего не оставалось, как назначить нового специального прокурора — Леона Джаворски — и передать в окружной суд пленки.

Однако быстро выяснилось, что были выданы далеко не все магнитофонные записи, и скандал разгорелся с новой силой. В начале ноября в конгрессе начали раздаваться голоса не только о теоретической возможности импичмента, но уже и о необходимости отставки президента.

Во второй половине 1973 г., как будто одного "Уотергейта" было мало, на администрацию обрушивается новый политический скандал. Еще 1 августа Ричардсон, тогда еще министр юстиции, направил письмо Агню, в котором конфиденциально уведомлял вице-президента, что в отношении того ведется расследование по обвинению в получении взяток, незаконном сговоре с корпорациями, вымогательстве и неуплате налогов. Но Агню уже не успел или не смог спрятать концы в воду. Вскоре достоянием гласности становятся и подробности дела. В свою бытность губернатором Мэриленда Агню получал деньги от крупных монополий за выделение им государственных подрядов и заказов; причем деньги продолжали поступать ему и после того, как он стал вторым человеком в политической иерархии страны. Оказавшись под следствием, 10 октября он подал в отставку с поста вице-президента. На место Агню Никсон через два дня предложил кандидатуру Джеральда Форда.

Но скандал вокруг Агню не затухал. Чтобы не оказаться за тюремной решеткой, он решил добровольно признаться в том, что утаивал от налоговых инспекторов часть своих доходов, получил срок (3 года) условно и был избавлен от дальнейшего судебного разбирательства по остальным пунктам обвинения. "В свое время Спиро Агню был изворотливым продавцом нефтепродуктов. Не все покупали его продукты, но почти каждый мог купить его самого"⁴³, — подводили итог "дела Агню" популярные в США публицисты Р. Коэн и Дж. Уитковер.

Защищать администрацию ее сторонникам становилось чем дальше, тем труднее. Летом 1973 г. республиканский Национальный комитет как будто вспоминает древнюю истину: лучшая защита — это нападение. Его председатель Буш, стремясь перенести фокус внимания на демократов, объявляет: "Республиканский Национальный комитет и некоторые официальные лица республиканской партии и ее кампании за пост президента были объектом шпионажа в 1960 г." Удивительно! В течение 13 лет республиканцы об этом и не вспоминали, а теперь в лице председателя НК требовали: "Элементарная справедливость диктует, чтоб" сохранялся какой-то баланс, ведь серьезные нарушения общественного доверия допускались и до Уотергейта, и изучать под микроскопом лишь одну кампанию и полностью игнорировать все, что происходило в ходе других, — это серьезное искажение истины"44. Впрочем, дальше благих пожеланий в интересах истины покопаться и в других кампаниях республиканцы не пошли. Ведь "раскопки", которые проводили в те дни журналисты и политологи, показывали, что "великая старая партия" отнюдь не могла похвастаться примерами чистоты и честности и в остальных предшествовавших "Уотергейту" предвыборных мероприятиях. Обнажать всю подноготную этой борьбы в США было не выгодно ни республиканцам, ни стоявшим за ними монополистическим кругам.

Изъявления поддержки президенту со стороны республиканских лидеров становились все более редкими, а последствия "Уотергейта" для партии все ощутимее. В начале ноября 1973 г. демократы с небывалым в истории перевесом одержали верх на выборах мэров Миннеаполиса и Филадельфии, в легислатуры штатов; Нью-Джерси, Коннектикута, Вирджинии. При этом, как отмечал журнал "Нэйшн", "победы были достигнуты довольно безликими демократами, выступавшими против широко известных и, казалось, непобедимых оппонентов" ⁴⁵. Не случайно, что именно в эти дни из республиканских рядов раздались первые конкретные призывы к отставке Никсона. Первоначально они шли из достаточно узкого круга либералов. Первым об этом заговорил сенатор от Массачусетса Э. Брук. 4 ноября на вопрос комментатора в телепередаче Эй-би-си, не думает ли он, что Никсону следует уйти в отставку, Брук ответил: "Хоть и неохотно, но я пришел именно к такому заключению. Я не думаю, что страна может переносить те травмы, которые на нее обрушились в последние месяцы. Все это как ночной кошмар, и я знаю, что Никсон не желает повредить стране или помешать отправлению правосудия"⁴⁸.

Да и представители других фракций уже не желали разгребать "уотергейтский" жар собственными руками. Республиканские губернаторы, собравшись в ноябре на конференцию в Мемфисе, приняли резолюцию, где помимо традиционных восхвалений президента за "замечательные заслуги в международных и внутренних делах" содержался призыв "раскрыть народу все данные об Уотергейте" ⁴⁷.

Отражением глубокого кризиса, в котором оказалась не только администрация, но и вся партия, стал уже сам факт воссоздания Республиканского координационного комитета (РКК). Подобного рода комитеты с 50-х годов регулярно собирались обеими партиями, когда они находились в оппозиции, и служили своеобразным национальным мозговым центром и связующим звеном для партии, лишившейся президентского кресла. РКК был образован после поражения на выборах в 1964 г. и просуществовал до победы Никсона в 1968 г. Но никогда до этого координационный комитет не создавала правящая партия, естественным центром руководства которой был Белый дом. В конце 1973 г. республиканцы сочли положение тождественным ситуации после провала на президентских выборах. В перечне основных целей, провозглашенных при организации этого нового комитета, слово "Уотергейт" не упоминалось. РКК, по замыслу его творцов, должен был "вырабатывать позиции по вопросам национального интереса; служить представительным совещательным органом по вопросам партийной политики; помогать республиканским низовым и другим партийным работникам искать решения проблем внутри страны и за рубежом… в максимально возможной степени поощрять и укреплять единство республиканской партии"⁴⁸. Но этот представительный орган, который возглавил Буш и куда вошли бывшие кандидаты партии на пост президента, руководство республиканских фракций в конгрессе, представители ассоциаций губернаторов и членов легислатур штатов, сразу заявил о своем небезразличии к "Уотергейту". В принятой на первом же его заседании резолюции содержалось требование к Никсону "полностью раскрыть все факты, относящиеся к так называемому Уотергейту". Президент поспешил заверить координационный комитет, что будет действовать "в полном сотрудничестве" с ним, но это не вызвало энтузиазма у многих его членов. Они давали понять, что "группа должна утвердить свою независимость от Белого дома перед выборами 1974 г."⁴⁹. Таким образом, Республиканский координационный комитет становился не столько опорой администрации, сколько средством отмежевания партии от ее тонущего предводителя.

Во второй половине 1973 г. максимально обострились противоречия между исполнительной и законодательной ветвями власти. В августе Никсон попытался вновь перейти в атаку на конгресс. В своей речи он возложил на него всю ответственность за блокирование правительственной программы: "Мы достигли той точки, когда постоянная навязчивая идея "Уотергейта" заставляет страну игнорировать гораздо более важные вопросы… Законодательству, жизненно необходимому для нашего здорового процветания, не находится места в календаре конгресса"50. Через месяц президент обратился к конгрессу со вторым в течение года посланием "О положении страны", что еще не имело аналогов в американской истории. Никсон призвал к проведении" 50 законопроектов, обобщая содержание которых, журнал "Нью Репаблик" писал: "Президент стремится сократить прямые расходы на социальные программы при увеличении поддержки военному сектору, а конгресс, похоже, категорически настроен делать обратное"51. Судя по выступлениям представителей администрации, из 50 биллей приоритетными они считали три: о предоставлении президенту полномочий на введение новых внешнеторговых тарифов, о сокращении государственного регулирования добычи топлива и о военном бюджете. Но по всем этим направлениям конгресс не пошел навстречу Никсону. Внешнеторговый билль застрял в сенате, энергетическая программа была принята в сильно урезанном виде, несколько сокращенным" оказались и предложенные статьи военного бюджета. "Фактический затор (в прохождении правительственных программ. — В. Н.), судя по всему, продлится и на следующий год по целому ряду проблем, разделяющих президента и конгресс"⁵², — писал буржуазный журнал осенью 1973 г.

На это время приходится апогей борьбы демократического большинства в конгрессе за сужение военных полномочий президента, которая началась еще в 1970 г. в условиях явного нежелания Никсона прекратить военные действия в Индокитае. "Сейчас почти неограниченная власть президента в вопросах ведения войны превратилась не только в неограниченное право мудро защищать страну, но и ввергнуть ее в трясину Вьетнама или в термоядерную катастрофу" ⁵³, — говорил на слушаниях в комитете палаты представителей сенатор Джавите. Законопроекты многих либералов из обеих партий, предусматривавшие необходимость прекращения конгрессом военных действий, начатых президентом, наталкивались на противодействие Никсона и ультраправых республиканцев, которые считали эти предложения неконституционными и подрывающими обороноспособность страны. "По моему мнению, эти законопроекты, известные как билли о военных полномочиях, нереалистичны, неразумны и неконституционны, — защищал прерогативы президентской власти Б. Голдуотер. — Они не имеют смысла с точки зрения умного военного планирования. Они приведут к разрушению всей нашей системы безопасности, которая сейчас охраняет мировой порядок"⁵⁴. Для того чтобы отстоять "право" администрации на бесконтрольное вмешательство военными средствами в любые конфликтные ситуации в мире, ультраконсервативные республиканцы не стеснялись апеллировать к "славному прошлому" США, которое было наполнено примерами беззастенчивого использования кулака военной мощи. Так, Голдуотер говорил: "Всего в истории нашей республики было по крайней мере 204 вооруженных зарубежных столкновения, но лишь в пяти случаях объявлялась война. Ни разу конгресс не принял закона, который бы заблокировал или остановил хоть одно из них. Это демонстрирует последовательную практику, в соответствии с которой американские президенты отвечали на внешние угрозы всеми необходимыми и технически доступными в каждый конкретный момент силами"⁵⁵. Замечательная логика! Если правительства Соединенных Штатов ранее творили беззаконие, то это уже достаточное основание для будущих беззаконий!

Но к 1973 г., когда вера в "безгрешность" президентской власти была изрядно подорвана, подобная логика уже не устраивала большинство американских законодателей. В октябре конгресс принял сильно выхолощенный в многомесячных дебатах акт о военных полномочиях. Он предусматривал, что президент должен представлять в течение 48 часов доклад конгрессу во всех случаях, когда без объявления войны он вводит войска на театр военных действий; и обязан прекратить использование вооруженных сил США, если в течение 60 дней (президент может продлить своим решением этот срок до 90 дней) после доклада конгресс не объявит войну или не примет специального санкционирующего законодательства. Отмечая ограниченность акта о военных полномочиях, советский исследователь Ю. А. Иванов подчеркивал: "…хотя он и устанавливает некоторые формы информирования конгресса президентом и действий конгресса в связи с вооруженным конфликтом с участием США, все эти действия могут быть предприняты лишь после того, как вооруженные силы США по решению президента уже участвуют в конфликте" ⁵⁶. Но и на такой явно недалеко идущий билль Никсон наложил вето. Однако "уотергейтский" климат дал себя знать, и 7 ноября обе палаты большинством, превышающим необходимые 2/3 голосов, отклонили его. Принятие закона о военных полномочиях явилось, пожалуй, наиболее значительным проявлением наступления конгресса на исполнительную власть в условиях "Уотергейта".

1974 год оказался последним в активной политической биографии Никсона. Судебное расследование, которое вел Сирика, закончилось 1 марта вынесением обвинительных приговоров участникам "Уотергейта". К различным срокам тюремного заключения были приговорены Холдеман, Эрлихман, Митчелл, Чэпин, Магрудер, Дин и многие другие. Одновременно Сирика объявил, что он обладает всеми доказательствами участия Никсона в утаивании фактов "Уотергейта" и укрывательстве преступников. 18 марта судья передал документы в юридический комитет палаты представителей, который и должен был сформулировать обвинения Никсону для предстоявшей процедуры импичмента.

В эти дни президент остается практически в полном одиночестве среди республиканцев. Перспективы партиа на предстоящих промежуточных выборах представлялись катастрофическими. Во многих штатах республиканцы, даже те, чьи шансы на успех на выборах были велики, предпочитали вовсе не выдвигать свои кандидатуры, и кандидаты демократов не встречали оппозиции. Резко сократились поступления в казну "великой старой партии". Политический консультант Л. Нофзигер, обслуживавший некоторых республиканских кандидатов на выборах в конгресс, говорил, что в ответ на просьбы о пожертвованиях в партийные фонды он очень-часто слышал слова: "Получайте свои деньги от Никсона и Митчелла" ⁵⁷. Партия оказалась в весьма тяжелом положении. "Уотергейт окрасил отношение американского народа к республиканской партии, — говорил сенатор У. Брок. — Может быть, это и несправедливо, но он действительно нанес нам ущерб, и ущерб огромный"58.

Теперь уже все труднее было найти видных республиканцев, не считая официального руководства партии, которые бы не жаждали отставки Никсона. Большинство из них считали, что Никсону необходимо просто уйти из Белого дома и не доводить дело до импичмента и суда, которые могли нанести сокрушительный удар по престижу не только партии, но и всей политической системы США. "Президент почти наверняка будет подвергнут импичменту и суду, и, вне зависимости от решения суда, в проигрыше будут и он сам, и вся страна" ⁵⁹, — выражал настроение многих республиканцев губернатор Орегона Т. Маккол. Отдельные либералы (сенатор Р. Пэквуд, Н. Рокфеллер) утверждали, что полное "очищение" республиканской партии возможна только в результате суда над Никсоном, а не просто era отставки. Ультраконсерваторы были обеспокоены в первую очередь тем, чтобы крах президента не нанес урона реакционно-индивидуалистическим принципам, и поэтому старательно вычеркивали Никсона из списка "последовательных" консерваторов. "Я думаю, что если Уотергейт и оказал воздействие на позиции консерватизма, — вещал Дж. Хелмс, — то только в умах отдельных растерянных консерваторов, которые думают, будто Ричард Никсон — символ консерватизма, хотя он никогда им не являлся"60.

Когда в июле 1974 г. после 17 месяцев работы комитет Эрвина опубликовал свой отчет, НК республиканцев даже не обратил внимания на обвинения, высказанные в нем в адрес президента, зато с удовлетворением подчеркнул то место, где было написано: "Комитет отмечает, что он не получил свидетельств о каких-либо нарушениях со стороны Республиканского национального комитета… или его основных руководителей во время президентской кампании 1972 г." Реакция органа НК на отчет комитета была близкой к эйфорической, статья о нем была озаглавлена: "Честная репутация великой старой партии подтверждена"⁶¹. Судьба Никсона НК больше не волновала.

Летом 1974 г. еще два события ускорили низвержение Никсона.

Во-первых, юридический комитет палаты представителей, проанализировав имевшиеся в его распоряжении материалы, пришел к неутешительному для президента выводу: "Ричард М. Никсон действовал в противоречии с тем доверием, которое ему оказано как президенту, и подрывал конституционное управление, нанес ущерб делу законности и правосудия и очевидный вред народу Соединенных Штатов. Поэтому своим поведением Ричард М. Никсон заслуживает импичмента, суда и отстранения от должности"⁶². Палата представителей предъявила Никсону обвинения по трем пунктам: противодействие отправлению правосудия (сокрытие материалов, ложные заявления, вмешательство в расследование ФБР, министерства юстиции, специальных прокуроров, конгресса, нелегальная выплата денег подсудимым и свидетелям); злоупотребление президентской властью, что выразилось в установке подслушивающих устройств, использовании ЦРУ, ФБР и налогового управления для травли американских граждан; отказ предоставить магнитофонные пленки конгрессу.

Во-вторых, после тяжбы со специальным прокурором Л. Джаворски президент вынужден был 5 августа передать ему все магнитофонные ленты с записями разговоров в Белом доме. Публикация содержания даже части их произвела поистине шокирующее воздействие на общественное мнение. И дело было даже не только в том, что американцы смогли убедиться в полной виновности Никсона в совершении уголовно наказуемых деяний, но и в предельном цинизме главы администрации и его приближенных, которые к тому же изъяснялись между собой с помощью, мягко говоря, далеко не парламентских выражений.

Импичмент Никсона стал вопросом времени. Единственное, что могло предотвратить его, это либо добровольная отставка, либо защита президента представителями его партии в сенате, без которых невозможно было набрать большинство в 2/3 голосов, необходимое для импичмента. Но позицию республиканских сенаторов никак нельзя было назвать пропрезидентской. О том, какую роль лидеры партии сыграли в последнем акте криминальной драмы (или фарса?), приведшей к отставке Никсона, хорошее представление дает интервью у лидера республиканцев в сенате Хью Скотта, запись которого хранится в библиотеке конгресса США. Приведем пространную выдержку из него. "Постепенно республиканские сенаторы все больше склонялись к выводу, что положение президента было очень серьезным; и большинство из нас испытывали неприятное чувство: нам не говорили всю правду, хотя мы до самого конца оставались лояльными. Во всяком случае, пока у меня были войска, пока нас поддерживало общественное-мнение и мои республиканские коллеги, я не мог повернуться на 180° и обвинить администрацию.

В конце июля или в первую неделю августа на обеде, где обсуждались вопросы республиканской политики, возобладало мнение, что президент должен уйти в отставку. Это привело нас к заключению, что на следующий день мы должны что-то предпринять, чтобы предупредить президента об отсутствии у него поддержки на Капитолийском холме…

Через день или два на совещании в моем офисе… мы договорились, что к президенту пойдет сенатор Голдуотер и скажет ему, что, кроме отставки, у него нет другого выхода… Но 6 или 7 августа Билл Тиммонс (сотрудник аппарата Белого дома. — В. Н.) позвонил мне и сказал, что президент приглашает к себе Голдуотера, конгрессмена Родса (он возглавлял фракцию республиканцев в палате представителей после перемещения Форда на пост вице-президента. — В. Н.) и меня.

И мы отправились к президенту. Он поприветствовал нас, сидя в весьма расслабленной позе, закинув ноги на свой стол в Овальном кабинете.

Он сказал: "Что же, я не знаю, кто из вас хочет говорить первым. Я знаю, джентльмены, зачем вы пришли сюда и почему вы хотели меня видеть". Тогда Голдуотер прервал молчание и произнес: "Господин президент, Вы позвали нас, и мы считаем своим долгом сказать Вам всю правду. Я не думаю, что Вы можете рассчитывать более чем на дюжину или даже на девять голосов".

Затем президент сказал Родсу: "Джонни, я знаю ваше мнение". Накануне Джон заявил, что президент должен уйти в отставку. Джон ответил: "Да, господин президент, все слишком плохо, и я вынужден был это сказать".

Никсон повернулся ко мне и спросил: "Хью, сколько голосов у меня есть?" Я сказал: "Я думаю, Барри прав: может быть двенадцать, может тринадцать. Это очень плохо, это — трагедия. Ситуация зловещая".

"Она чертовски зловещая", — сказал президент. И продолжил: "Ну что же, джентльмены, я собираюсь подумать, и скоро вы узнаете о моем решении" ⁶³.

Решения Никсона действительно не пришлось ждать долго. 9 августа он передал бразды правления страной Джеральду Форду.

За калейдоскопом "уотергейтских" событий и сенсационных разоблачений из поля зрения американской общественности ускользали важные вопросы, без ответа на которые "Уотергейт" предстает просто уголовной хроникой. А именно: почему столь незначительный по американским меркам эпизод, как проникновение в штаб-квартиру оппозиционной партии, привел к столь серьезным политическим последствиям и какие силы в американском правящем классе были заинтересованы в низвержении президента? Ответить на эти вопросы сложнее, чем разобраться в чисто фактических хитросплетениях "Уотергейта".

В Соединенных Штатах существует немало концепций относительно зарождения и развития "уотергейтского" скандала, свое слово сказали и советские авторы.

Одна из наиболее популярных трактовок "Уотергейта" объясняет его как ловушку, подстроенную для Никсона руководством демократической партии. Конечно, демократы были в известной степени заинтересованы в дискредитации своих политических оппонентов. Имеются данные, полученные в ходе расследования комитетом Эрвина, что председатель НК демократической партии Л. О’Брайен заранее знал о планировавшемся вторжении в его штаб-квартиру. Но в то же время нельзя упускать из виду, что противоречия между американскими буржуазными партиями отнюдь не антагонистические, каждая из них верно служит господствующему классу, и одна не может существовать без другой. Поэтому демократы на деле не могли желать установления "полной истины" и решительного ослабления партнера по двухпартийной комбинации, поскольку последовательное разоблачение явных злоупотреблений власти на уровне высших эшелонов американского руководства ударяло по авторитету всей партийно-политической системы. "Я не верю, что демократическая партия может с легким сердцем надеяться извлечь выгоду из уотергейтского дела, — писал в личном письме Сэм Эрвин. — Выдвигающиеся обвинения и открывающиеся свидетельства преступлений бросают черную тень недоверия на все общество. Наше общество не знает, кому верить, и многие приходят к выводу, что весь процесс управления настолько скомпрометирован, что честное руководство оказывается невозможным"⁶⁴. И не случайно, что те обвинения, которые демократы в комитете Эрвина и юридическом комитете палаты представителей выдвигали против Никсона, "на глазах канализировались, — по меткому замечанию Н. Н. Яковлева, — в направление, не слишком опасное для строя, существующего в США"⁶⁵.

Не меньшей популярностью пользуется версия о ловушке со стороны ЦРУ. Хорошо известно, что связи с ЦРУ, формальные и неформальные, существовали у многих действующих лиц "Уотергейта". "ЦРУ имело все основания подстроить ловушку Никсону, чтобы потом использовать возникший скандал в своей борьбе с президентом, — пишет А. А. Кокошин. — Руководители ЦРУ небезосновательно опасались, что Никсон постарается установить над их деятельностью жесткий политический контроль"⁶⁶. Решительное стремление ограничить роль этой организации созрело у президента после-победы на выборах 1968 г. "Никсон считал настоятельной необходимостью исключить ЦРУ из формулирования политики"⁶⁷, — вспоминал Киссинджер беседу с Никсоном незадолго до вступления того на президентский пост. Президент с подозрительностью относился к политическим настроениям сотрудников ЦРУ. Он считал, что подавляющее их большинство стоит на либеральных позициях "восточного истэблишмента".

Мнение о том, что в раздувании "уотергейтского" скандала открыто принимало участие руководство демократической партии и тайно — ЦРУ, подтверждает в своих мемуарах такой осведомленный "герой" описываемых событий, как Холдеман. Но он явно опровергает версию о "ловушке", доказывая, что Никсон самостоятельно дал команду "водопроводчикам" проникнуть в штаб-квартиру демократов для сбора компрометирующих материалов на О’Брайена, хотя позднее полностью отрицал даже перед ближайшими сотрудниками свою роль в этой "абсурдной акции".

Были и другие влиятельные силы, заинтересованные в превращении "Уотергейта" в крупнейший политический скандал, прежде всего государственная бюрократия и пресса.

Планы реорганизации и сокращения аппарата федеральных учреждений, названные Никсоном в числе-первоочередных задач администрации, рисовали перед огромной армией чиновников мрачную перспективу предстоявших увольнений. Кроме того, между бюрократической верхушкой, сформировавшейся в основном в 60-е годы, в период правления демократов, и президентом возникали и идейные противоречия. "При Никсоне-обычные трения между администрацией в Белом доме, избранной голосованием населения, и постоянным штатом сотрудников гражданской службы были усилены идеологическими разногласиями"⁶⁸, — подтверждает эту мысль Дж. Ричли. Определенная часть высокопоставленных федеральных чиновников подлежит увольнению в соответствии с принципами патронажа после смены партии у власти. Как показали исследованиям американских авторов, в числе "политических назначенцев" Никсона 66 % были республиканцами. Но среди постоянной части бюрократического аппарата, по самым оптимистическим подсчетам, к приверженцам правящей партии относили себя не более 17 % чиновников. Особое усердие в борьбе с Никсоном обнаружила служба внутренних поступлений, предъявившая ему в разгар "Уотергейта" иск за неуплату подоходного налога в 1970–1972 гг." и президент вынужден был задним числом выплатить около полумиллиона долларов. Налоговая служба сыграла решающую роль и в отставке Агню.

"Немаловажную роль в ходе "уотергейтского кризиса" сыграла никогда не питавшая особых симпатий к президенту и многим из окружающих его лиц буржуазная печать, — заметил Э. А. Иванян. — Не упустили возможности выступить в роли блюстителей справедливости и закона магнаты американской прессы, давно претендующей на титул "четвертого органа государственной власти" в США, призванного-де осуществлять "общественный контроль" за деятельностью трех других (исполнительной, законодательной, судебной. — .В. Я.)"⁶⁹. Отношения между Никсоном и представителями средств массовой информации были весьма натянутыми. И хотя обычно пресса в основном поддерживает республиканскую партию, администрация сделала буквально все, чтобы настроить средства информации против себя.

Журналисты и телекомментаторы сидели на "голодном пайке", получая минимум информации из Белого лома, поскольку Никсон очень неохотно проводил пресс-конференции. Со стороны федеральной комиссии по средствам массовой информации, руководителем которой Никсон назначил Д. Берча (в 1964 г. был выдвинут Голдуотером на пост руководителя Национального комитета республиканцев), постоянно раздавались грубые окрики в адрес телекомпаний, которые, по мнению Берча, "несправедливо" толковали политику администрации, а также "слишком много" телевизионного времени предоставляли демократам. Известный американский карикатурист Г. Блок изобразил Берча сидящим на фоне мониторов, по которым транслируются выступления Никсона и Агню, и плаката с надписью: "Новая доктрина справедливости: все, что против администрации, — несправедливо".

Настоящую войну против средств массовой информации вел вице-президент Агню. Он обвинял их и в "драматизации ужасов войны", и в "чрезмерном увлечении вопросами охраны окружающей среды", и в "возвеличении организаторов беспорядков", и во многих других "грехах". Договорился он до того, что объявил телестудии в Нью-Йорке единственным источником "кризиса доверия". Конечно, американские телекомпании заслуживают критики, они искажают и препарируют в интересах правящего класса информацию, которую затем получает многомиллионная зрительская аудитория. Но респектабельные буржуазные средства массовой информации не намерены были терпеть принародные поучения и наставления со стороны политиканов. "Агню атаковал не только телевидение в целом, но и его комментаторов, — писал биограф вице-президента Дж. Лукас. — А эти люди к подобному не привыкли. Как и Агню, они вознеслись до статуса национальных героев. Большинство из них имели зарплату, выражавшуюся шестизначным числом, многие были миллионерами, некоторые получали 5 тыс. долл, за одно появление на экране. Вице-президент прямо бил по их кошельку"⁷⁰. В одном из своих выступлений директор Си-би-эс Стэнтон заявлял: "По-моему, весь тон, все содержание и все приемы правительственного вмешательства в содержание и методы телепередач, по существу всей журналистики имеют самые негативные последствия"⁷¹. Поэтому неудивительно, что пресса, поймав администрацию на крючок "Уотергейта", не упустила возможности для контрудара.

Таким образом, все перечисленные выше силы — демократическая партия, ЦРУ, бюрократия, пресса — были не удовлетворены многими аспектами политики исполнительной власти и, безусловно, постарались, чтобы о неблаговидных делах в Белом доме стало известно стране (в безопасных для социальной системы дозах), причем не спустя многие годы, как это обычно делается в США, а когда участники "Уотергейта" играли в ней активную политическую роль. Особенно были недовольны антиниксоновские силы в правящей элите широким использованием государственного аппарата президентом и его приближенными в своих узкокорыстных интересах. "По мнению влиятельных кругов правящего класса, Никсон нарушил традиционные "правила игры", которой следует придерживаться в политической жизни, — справедливо подчеркивал И. А. Геевский. — Он стал в широких масштабах использовать карательно-репрессивные органы… для борьбы против своих политических противников из числа буржуазных деятелей… Политические круги, добивавшиеся широкого расследования "уотергейтского" дела и отставки Никсона, хотели обезопасить себя" ⁷².

В этих условиях в США оказалось немного политических сил, на которые Никсон реально мог опереться. Преследования борцов за мир и социальную справедливость, отбрасывание многих традиционных принципов буржуазной демократии оттолкнули от Белого дома представителей либеральной части политического спектра. Поддержка Никсона в стране стала еще больше сокращаться по мере осознания широкими общественными кругами и значительной частью монополистической олигархии несостоятельности применявшихся правительством методов государственно-монополистического регулирования экономики. С 1973 г. в США разворачивался, как потом оказалось, самый глубокий в послевоенные годы экономический кризис. Промышленное производство стремительно сокращалось, уровень инфляции к моменту отставки президента приближался к 10 %, безработица возросла до 5 %. Администрация не смогла обеспечить стране обещанного экономического процветания, и за это пришлось расплачиваться. "Возвышение" аппарата Белого дома над республиканским партийным механизмом приводило к усилению изоляции правительства от собственной партии, которая в решающий момент не проявила готовности бороться за опасение своего лидера. Наконец, правые силы в республиканской партии и в стране в целом были серьезно раздражены политикой отдельных (пусть вынужденных и робких) социальных уступок администрации трудящимся и сдвигами в ее позиции к разрядке международной напряженности.

Не вызывает сомнения тот факт, что "Уотергейт" был использован многочисленными противниками политики разрядки, увидевшими возможность устранить вместе с Никсоном от кормила власти те круги правящей элиты, которые, хоть и непоследовательно и со множеством оговорок, выступали за ослабление международной напряженности. "Чем дальше развертывалось уотергейтское дело, тем все отчетливее создавалось впечатление, что наряду с коррупцией проведение курса на улучшение советско-американских отношений становилось важнейшим обвинением против президента Р. Никсона, — подчеркивает Ю. М. Мельников. — При этом для многих "антиниксоновцев" вопросы подрыва этой политики представлялись более важными, чем восстановление "справедливости", "честности", "непорочности американской демократии""⁷³.

В период "Уотергейта" позитивный импульс в развитии советско-американских отношений сохранял свою силу, но представители ультраконсервативных группировок, военно-промышленного и разведывательного комплекса уже переходили в наступление на политику разрядки. В своих мемуарах Никсон писал: "В течение года между первой и второй советско-американскими встречами на высшем уровне произошло объединение сил с противоположных концов политического спектра в любопытную коалицию. Киссинджер позднее сказал, что такое объединение столь же редко, как полное солнечное затмение. С одной стороны были либералы (типа Г. Джексона и Д. Мойнихена, исповедовавших идеалы "холодной войны". — В. И.) и американские сионисты, которые решили, что пришла пора добиваться изменений в советской иммиграционной политике… С другой стороны находились консерваторы, которые традиционно выступали против разрядки, поскольку она противоречила их идеологической оппозиции любым контактам с коммунистическими странами. Мой запрос конгрессу в апреле 1973 г. о предоставлении Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствия в торговле объединил эти две группы"⁷⁴.

Новая советско-американская встреча на высшем уровне, состоявшаяся в США 18–25 июня 1973 г., стала по существу единственным событием в том году, которое на какое-то время снизило остроту "уотергейтских" дебатов.

После Московской встречи 1972 г., которая положила начало позитивному развитию взаимоотношений двух государств, Советский Союз стремился превратить разрядку в постоянный фактор международной жизни и дальше продвинуть советско-американское сотрудничество в главном вопросе совпадения интересов: о предотвращении мировой ядерной войны. В ходе визита Генерального секретаря ЦК КПСС в Соединенные Штаты были подписаны десять новых соглашений и документов. Наибольшее значение имело Соглашение о предотвращении ядерной войны, где было зафиксировано, что стороны будут действовать так, чтобы не допустить ситуаций, способных вызвать опасное обострение их отношений, чтобы избегать военных конфронтаций и исключить возможность возникновения ядерной войны. Были также подписаны Основные принципы переговоров о дальнейшем ограничении стратегических наступательных вооружений, которые предусматривали продолжение активных двухсторонних переговоров об ОСВ. В ходе советско-американского диалога было отмечено, что начавшийся процесс оздоровления мировой обстановки открывает новые благоприятные возможности для уменьшения напряженности, урегулирования нерешенных международных проблем и создания структуры прочного мира.

Но в дальнейшем правительству республиканцев уже явно не хватило политической воли для серьезного углубления советско-американского диалога. Отбиваясь от атак не только в связи с "Уотергейтом", но и на свою внешнюю политику, администрация стала проявлять определенную непоследовательность и нерешительность в развитии отношений с СССР. Глава делегации США на переговорах об ОСВ А. Джонсон в своих мемуарах жаловался, что после подписания Основных принципов он в течение многих месяцев не мог добиться из Вашингтона четких инструкций о позиции американской стороны на переговорах, что затормаживало процесс выработки ОСВ-2. Воспользовавшись усилением кампании за "ужесточение" политики США в отношении СССР, ослаблением авторитета президента, противники разрядки активизировались в рядах самой администрации. "Министерство обороны и Объединенный комитет начальников штабов старались добиться аннулирования инструкций, которые предусматривали замораживание числа ракет с разделяющимися головными частями… — писал А. Джонсон. — Начальники штабов не хотели такого договора ОСВ, о котором возможно было договориться… Без активной позиции Белого дома подход правительства к ОСВ вылился в перебранку между министерствами. У меня вызывало горькие чувства полностью негативное отношение к ОСВ Пентагона, но у меня не было средств повлиять на него"⁷⁵.

В январе 1974 г. шеф Пентагона Дж. Шлесинджер выдвинул новую военно-стратегическую концепцию, которая была окрещена доктриной "ограниченной" ядерной войны и предусматривала перенацеливание американского стратегического вооружения с гражданских на военные объекты в СССР. Конечно, военное руководство США заботилось не о судьбах гражданского населения. Как справедливо замечали советские авторы, "контрсиловой удар по военным силам другой стороны имеет смысл лишь в качестве первого — обезоруживающего — удара. Имеет смысл бить по ракетам и бомбардировщикам другой стороны, пока они еще не запущены на цели; наносить же ответный удар по пустым шахтам и аэродромам вряд ли целесообразно. Стало быть, официально выдвигая концепцию контрсиловой стратегической войны, американское руководство хотело не только легализовать стратегическую ядерную войну, но и фактически повысить стратегическую ядерную угрозу СССР в условиях мирного времени"⁷⁶. Само обсуждение проблемы "стратегического ядерного обмена", затеянное Пентагоном в то время, когда начались переговоры об ОСВ-2, было призвано "охладить" разрядку, показать, что США отнюдь не торопятся идти вперед в деле улучшения советско-американских отношений. А уже в июне 1974 г. Шлесинджер предложил Никсону взять на встречу на высшем уровне, которая должна была состояться в Москве, "пакет предложений", отвергавший фактически принцип равенства и одинаковой безопасности сторон. Проект Пентагона, по словам Никсона, "сводился к бескомпромиссной жесткой линии против любого соглашения об ОСВ, которое не обеспечило бы подавляющее американское превосходство. Это было предложение, которое Советская сторона отвергла бы с порога" ⁷⁷. Именно его, чтобы умиротворить "ястребов" в министерстве обороны, президент привез в Москву, и это лишь задержало переговоры по ОСВ-2.

Настойчивая и последовательная миролюбивая политика Советского Союза, нацеленная на улучшение советско-американских отношений, не позволила противникам разрядки сорвать или сделать безрезультатным визит Никсона в Москву 27 июня — 3 июля 1974 г. Был заключен Договор об ограничении подземных испытаний ядерного оружия и подписан протокол к нему. Стороны обязались начиная с 31 марта 1976 г. запретить, предотвращать и не производить любые подземные испытания ядерного оружия мощностью свыше 150 килотонн, продолжить переговоры с целью решения проблемы прекращения всех подземных испытаний ядерного оружия. Стороны подписали протокол к Договору об ограничении систем противоракетной обороны от 26 мая 1972 г. В соответствии с протоколом СССР и США согласились иметь лишь по одному району размещения систем противоракетной обороны вместо двух, предусмотренных Договором 1972 г.

Однако после визита Никсона в Москву, который состоялся лишь за месяц до его вынужденной отставки, ультраправые силы в США, и особенно в республиканской партии, развернули кипучую деятельность против заключенных во время встречи на высшем уровне соглашений, против улучшения советско-американских отношений вообще. Это означало, что для политики разрядки наступали тяжелые времена.