Реванш у смерти

26 Живая разменная монета

(Огни)

Черный полутигр-полупантера — красивый, сильный возвышается напротив. Синие глаза гипнотизируют, впрочем, как всегда, крепкие лапы переминаются на свежей траве. Где мы? В лесу?

Вокруг буйство природы. Ярко-бирюзовые осколки неба виднеются сквозь раскидистые кроны деревьев, водопад хрустальным веером обрушивается в лазурную гладь озерца.

Густая, сочная трава щекочет икры.

Не узнаю место. Чем-то похоже на то, куда Тарелл привозил на ночной прогулке. Но не оно.

Птицы тщательно выводят трели чистыми голосами, перемежающимися с шепотом листвы, шуршанием зверьков в траве. Глухо бубнят пернатые с низким тембром. Пряно-сахарные запахи разбавляются кисловато-терпкими.

Вождь людоедов подходит, трется о щеку, лижет лицо. Знакомый огонь остается на коже, впитывается, рвется глубже, наполняя, согревая, рождая ощущение полета.

Что со мной?

Медленно опускаюсь на колени, выгибаюсь дугой, подобно кошке, неожиданно для себя самой проявляя немыслимую пластичность. Я далеко не коряга, но сейчас тело новое, потрясающе грациозное, налитое силой, изяществом.

Золотисто-матовый свет поднимается вокруг. Машинально шагаю к воде — обычное отражение окутывают очертания животного, поразительно схожего с каном. Только глаза цвета зрелого янтаря и сверкающие перепончатые крылья за спиной напоминают об аджагарах.

Ах, нет! Еще диадема рогов, выступающих из густой шерсти, вплоть до идеально очерченных ушей.

Ничего не понимаю. Но впечатление правильности, необходимости, восторга случившегося наполняет. Члены поют, радость, вроде бы покинувшая навсегда, выгнанная страданиями, льется через край. Как же хорошо!

Точно я опять ребенок, не ведающий жестокости потерь, неотвратимости ударов судьбы, открывающий для себя восхитительный мир вокруг, приветливый, ласковый, добрый.

Крылья сами собой расправляются, унося ввысь.

Не успеваю посмотреть вниз, Тарелл прыжком настигает в воздухе. Снова та самая улыбка довольного кота, заснувшего у камина, мерцающие зрачки цвета новорожденных сумерек.

Мы несемся вперед, не касаясь земли. Новый взмах моих крыльев, скачок людоеда, еще взмах, еще скачок. Опаляющее тепло спутника пронзает на расстоянии, даря легкость, гибкость, энергию.

Сердце восторженно колотится, уголки губ сами приподнимаются, воля дурманит. Кислород прочищает голову, неутомимость позволяет наслаждаться каждым рывком. Чудится — могу бежать до края Галактики, без устали, без печали…

— Огни? — далекий призыв вырывает из неги. Будто нож входит меж ребер, поворачивается, ввинчивается. Кажется — тепло уходит куда-то сквозь рану, слабость камнем тянет вниз. В груди взрывается каскад боли, неумолимыми щупальцами дергая за каждый нерв.

Падаю, падаю, падаю…

Свист ветра в ушах переходит в гул, вибрацию, порождающую жуткую мигрень.

— Огни! — высокий, звонкий возглас ударяет в мозг. Съежившись от нахлынувших мук, лбом едва не врезаюсь в громадный камень.

Но что-то горячее, знакомое, упругое в последнее мгновение втискивается между мной и валуном. Распластываюсь на Тарелле, смягчившим удар. Перекатываюсь, еле-еле встав на трясущиеся, неверные лапы, то и дело норовящие подогнуться.

— Мама… — соленая роса капает с подбородка, поливая буйно разросшийся подорожник, — Мама, — воздух осколками стекла режет грудь.

Мягкие нотки тихого голоса, немного грустные… Тающие в воздухе слова…

Слезы комом встают в горле, плечи каменеют, сердце замирает, холод обдает с ног до головы.

Мама… Два слога, в которых вложено так много невыразимо дорогого, бесценного, навеки утерянного… Четыре буквы, всегда обозначавшие весь мир, схлопнувшийся однажды до крохотной точки, кровоточащей под ключицей.

— У нас нет выхода, — бархатистый, грудной голос альфы канов осип. — Ненавижу себя и его за это! Но твои слезы выжигают нутро хуже ревности, злости… Придумаем как быть… Только не плачь… Это единственное, чего не вынесу. Думаешь, речь только о ревности, собственничестве? Да, я собственник, каких свет не видывал! Да, одна мысль об этом заставляет желать рвать его на куски, ждать, когда заживет и драть заново, шкрябая когтями о проклятые неистребимые кости! Но, клянусь, проблема сложнее! Это может убить тебя! Уничтожить в самом начале или после… Тогда… Придется на коленях умолять его оторвать мне башку! А ведь у проклятущего выродка сочувствия ни на грош…

Мы разговариваем в животном обличье, и это не смущает. Шевелятся ли губы Тарелла? Не уловила.

Кан прерывается на полуслове, задирая голову.

Свинцовые тучи заволокли небо, нависли, изменив мир до неузнаваемости.

Птицы тревожно окликали друг друга, точно предупреждая о чем-то, загудел ветер, перелистывая ветки. Аромат свежести боролся с запахом опасности, адреналина, прозрачная влага, дугой летящая с отвесной скалы, посерела, замутилась, потускнела. Не успела и глазом моргнуть, сверху обрушились студеные капли дождя.

Вода полилась отовсюду — наступала, пленила, обездвижила, впитывалась в плоть, обжигая стужей.

Нежданно-негаданно под ногами разверзлась воронка. Меня закрутило до тошноты, спазмами подкатывающей к горлу, ломоты в висках, перед глазами все плясало с невероятной скоростью, усиливая рвотные позывы. Торопливо зажмурилась что есть сил, едва удержавшись от желания поискать Тарелла.

Странно, но дыхание не затруднилось. Я абсолютно точно опустилась на дно какого-то водоема. Запахи пропали, на перепонки давило со всех сторон, веки чуть открывались. Вокруг мельтешили мелкие рыбешки всех цветов радуги, пестрые и одноцветные, огибая незваную гостью, изредка задевая плавниками или хвостами.

Резкий рывок вверх заставил опять что есть сил зажмуриться. Альфа канов зубами вытащил меня на берег. Однако, выныривая, отчетливо услышала:

— Либо как они, либо как мы. Ты не сможешь обращаться в разных существ, подобное не для полукровок. Один облик, одна сущность ауры на всю жизнь.

— Я что? — озиралась, краем глаза заметив взволнованное лицо Тарелла. Он уже человек?

— Аджагара в силах ненадолго принимать любую форму, — звук обрушился сверху, придавив к земле, руки вцепились в свежую траву, аромат мятного сока ударил в нос. Я тоже снова в человеческом теле?

— Не понимаю… — выдавила из саднящего горла, спешно откашливаясь.

— Нишати — своего рода оборотни, — методично цедил неведомый собеседник, — Сотканный из биополя образ осязаем, хотя и слегка прозрачен. Тебе подобные вольны выбрать звериную сущность. Любую. Но одну и на всю жизнь. Черты прародителей останутся — крылья, чтобы летать между Вселенными, рога, чтобы соединяться с энергооболочкой, видеть его, вытягивать факты, золото покрова для исцеления. Но в теле неящера попасть в миры творцов невозможно…

Голос стих, ливень, полосовавший, барабанящий по телу так, что, казалось, вся покроюсь синяками, резко закончился. Бесшабашные лучи прорезали знакомый лес канов, лентами ложась меж деревьев.

Видение и явь перемешались настолько, что лишь пробудившись, отличила первое от второго.

…

Нити знойных полуденных лучей, пробивались сквозь закрытое окно, оставляя на лице ненавязчивое тепло.

Открыв глаза, внимательно огляделась.

Сперва не поняла, где нахожусь — события развивались так стремительно, что психика не успевала подстроиться. Бежевые окрашенные стены и паркет-елочка на полу. Вместо привычных занавесок или жалюзи ставни из ярко-желтого дерева с крупным узором, вроде множества косичек.

Потянулась к защелке. Она на удивление легко поддалась, издав негромкий металлический звон.

Первое, что бросилось в глаза за окном — статуи гигантских кошек, охраняющие двери — я насчитала шесть.

Сладко потянулась, задев что-то на краю постели. Что такое?

Перекатившись на бок, пораженно уставилась на аккуратную стопку одежды. Заказ Индире! Привычка канов бесцеремонно вламываться в любое время суток, голая ты или одетая, спишь или бодрствуешь, моешься или вытираешься, уже не шокировала.

Наконец-то вещи по фигуре и размеру! Мешковатые балахоны, спортивные костюмы «на большого Ивана» изрядно поднадоели. Все-таки женщина и в Африке женщина. Недавно была убеждена — страдания давным-давно уничтожили стремление прихорошиться, модничать, флиртовать, нравиться. Полагала, все это ушло за границы моей Вселенной, наполненной глухим боем сердца, опустошающим пламенем вины, заставляюших корчиться от почти физической боли, одиночества, от которого хотелось выть на луну.

Я словно оживала, неторопливо, мучительно и сладостно. Подобно розовому кусту, поверженного заморозками, невниманием садовника, который получив удобрения, живительную влагу, обласканный нежным весенним солнцем, вопреки ненастьям воспрял, ринулся в рост.

Тарелл дал толчок к воскрешению? Ничего себе! Альфа людоедов последний, кого представляла в роли врачевателя душевных ран… Скорее уж наоборот…

Взгляд уперся в венчавшие аккуратный штабель одежды брюки морковного цвета и топик из диковинной ткани. Тончайшей, невесомой, однако совершенно непрозрачной. Гладкая, нежная, ласкающая, она одним касанием доставляла больше удовольствия, нежели поглаживание шелка. Приподняв вещи, обнаружила под ними… шафрановые сапожки из мягкой кожи, больше похожие на чулки с жесткой подошвой.

Жажда поскорее примерить обновки заставила стремглав броситься в ванную и поспешно совершить утренний моцион.

Не зря — кофточка и брюки отлично сели, точно шились специально на меня. Костюм подчеркивал талию, стройность ног, но не облегал полностью. Сапожки покорили. Удобные, легкие, еле ощутимые. С наслаждением прошлась взад-вперед. Прежде не встречала подобной обуви. А жаль! Сколько мозолей можно было бы избежать!

Тарелл прав — его подданный умелец, каких поискать.

Вздрогнув от резко приблизившихся к дому шума, галдежа, высунулась в окно.

Толпа людоедов окружила главу поселения и… мерзавца-гента, похитившего меня. Почему он тут? Догадки судорожно заметались в голове, спровоцировав приступ паники. На шею будто удавку накинули, жадно глотая воздух, постаралась успокоиться… Вдох-выдох… Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Немного получше, но зашкаливающий пульс и внутреннее дребезжание, отдающееся слабостью в каждой мышце, сподвигали поскорее выяснить — что происходит.

Вчера сверхи договорились связаться с Уорлом и Неллехом. Но сделать это должен был Беарн. Тогда что тут забыл проклятый король?

Настенные часы сообщали, что мои внутренние не ошиблись при пробуждении — без двадцати час. Вербер планировал еще утром заняться «гентским вопросом». К данному моменту все рассчитывали узнать время и место встречи, на случай, если лесные монархи заартачатся, настояв на своих.

В какой-то лихорадочной суматохе выскочила наружу. Толпа канов немедля расступилась — Индира была права — во мне узнавали потенциальную пару вождя и относились соответственно.

— А вот и она! — прыснул Уорл.

Тарелл заметно напрягся, иссиня-черная грива вздыбилась — явный признак возбуждения, насколько успела понять. Одним шагом альфа закрыл меня широкой спиной.

— Ты бы хоть принарядился при даме! — хмыкнул гент, кивая на лимонные льняные брюки главного людоеда. Как всегда мешковатые, полупрозрачные, явно демонстрирующие отсутствие у владельца нижнего белья, еле державшиеся чуть выше лобка.

— Пошел ты! — выплюнул Тарелл. Он не очень-то церемонился. Так незваному гостю и надо! Поймала себя на странном восхищении альфой людоедов, смешанным с радостью от небрежного, даже хамского обращения с ненавистным Уорлом.

— Хм… А вы забавно смотритесь рядом, — гент расстегнул рукава свободной шелковой рубахи изумрудного оттенка, оправил ремень из крокодиловой кожи на темно-зеленых брюках из той же ткани. — Слушай! Тебе все это ни к чему! Подумай сам! Случись война, разве канам не проще уйти в сторону, дав нам разобраться между собой. Мне требуется всего-навсего свидетель преступления выродка Неллеха, лучше два. Тогда брошу перчатку, и ни один из других государей пикнуть не решится. А Ледлеи… да черт с ними! Не верю, что ты заботишься о проклятой семейке живоедов!

Это слово не приходило ко мне даже через информационную оболочку, но за последние сутки успело порядком надоесть. Было в нем что-то принижающее… отвратительное…

— Пошел ты! — повторил Тарелл. — Сам не уйдешь, покажу дорогу! Еще раз по башке получить хочешь? Без сотрясения мозги совсем не работают?

— Да мне нужно-то грамм двести ее крови, чуток энергии. Целехонькой верну, королевское слово, даже под залог собственной жизни. Я только утром, очухавшись понял, почему так быстро восстановился! Частицу ее ауры хлебнул, пока тащил! Не знаю что она такое, но явно в родне с аджагарами! Тебе, людоеду невдомек, что существует такая раса! Никто не знает про могущественнейших сверхов!

Испугаться не успела, вождь канов загоготал так, что вздрогнула. Тотчас большая горячая ладонь прикоснулась к бедру, успокаивающе поглаживая.

— Она моя! Пока не отвергла предложение стать альфа-самкой, эта женщина принадлежит мне! — прорычал Тарелл. — И ты, гентское отродье, пальцем ее не тронешь! Иначе я у тебя самого откачаю все, что можно и все, что нельзя! Уразумел? Или помочь кулаком по темечку?

Уорл звонко хихикнул еще раз.

— Ты всерьез надеешься, что она станет парой коту? Господи! У канов слабоумие, как минимум! Она же родич аджагар! Хотя куда тебе знать…

— Заткнись! — легким движением руки, вождь людоедов схватил гента за шею — тот захрипел, кашляя, натружено дыша. — Моя или нет, я не дам тебе ни капли ее крови, ни грамма ее энергии! Уяснил? — последнюю фразу глава поселения чеканил по слогам, делая ударение на каждом.

— Могучий Тарелл, третий среди вождей ночных живоедов пал жертвой чар прелестницы! Как это бана… — Уорл беззвучно открывал рот, как мим из плохого кино, судорожно пытаясь сделать вдох… Из его горла уже не вырывался даже скрипучий шепот.

— Твое мнение, гентское отродье меня интересует в последнюю очередь. После мнения сурков, крыс, тараканов, блох! — сзади было отчетливо видно, как натянулись скулы и шея вожака людоедов. — Пошел вон! На встречу, назначенную Беарном, явлюсь! Но обсуждать будем только наше дело! Ваши идиотские придворные интриги… А сейчас прочь с моей территории! Или пожалеешь! Уверен, ты отлично осведомлен, что здесь я волен тебя пришибить за вторжение без приглашения и буйное поведение! А я тебя не звал!

Тарелл швырнул Уорла через головы сородичей. Нежеланный гость пролетел над толпой, рухнув на землю, как мешок с картошкой. Вот что значит гент! Человек бы половину костей переломал, а то и шею свернул. Лесной монарх медленно поднялся, отряхивая дорогую одежду, одновременно быстро пятясь назад. Выглядел он почти невредимым, разве что мелкие синяки остались.

— Мое предложение в силе! — крикнул, отбежав подальше.

Альфа смачно плюнул на землю и повернулся ко мне.

— Позавтракала? — вопрос, совершенно не вяжущийся с происходившем минуту назад, застал врасплох. Взгляд Тарелла неспешно скользнул по мне, уголки губ приподнялись, синие зрачки довольно просияли:

— Тебе идет, — мурлыкающие нотки в голосе вождя замечательно иллюстрировали изменение его эмоций. — Хотя я и не поклонник тряпок на теле. Но выглядишь… хм… отлично…

Не могла удержаться от ошарашенного наблюдения за уносящим ноги Уорлом.

В мозгу, точно штормовые волны о прибрежные камни, бились отчаянные мысли. Откуда он узнал обо мне? Неужели это настолько очевидно? Кто еще в курсе? Собирается ли гент обнародовать открытие? Страшно представить, как все его сородичи ринутся забирать у меня кровь, энергию и еще бог знает что… Господи! Я влипла… Как никогда еще на чужой планете! Под силу ли знакомым-сверхам защитить меня от искателей «сокровищ аджагар»? Если и так, вдруг «мальчики одуванчики» озвучат свои открытия правительству?

Бежать домой? Но даже если откажусь от плана — цели всей моей жизни, сил на переход не хватит… Что же делать?

— Не бойся, — жаркие руки альфы легли на талию, Тарелл притянул к себе, а у меня не хватало сил противиться. Удивительно! Присутствие доброй половины людоедов, по крайней мере, мужчин, нимало не смущало главу стаи. — Никто тебя не тронет. Ни здесь, ни где бы то ни было в нашем мире. — обещание прозвучало настолько буднично, спокойно, просто, словно речь шла о куске хлеба или прогулке по лесу.

— Он хотел мою кровь и энергию? — вопрос рвался сам, тревога бетонной плитой навалилась на грудь. Рваный бой сердца отдавался в висках, голова опустела, ноги подкашивались от ужаса…

— Да, — равнодушно подтвердил Тарелл, — И ты слышала ответ. Забей! Генты редкие мрази! Используют кровь и разные другие части сверхов для своих магических фокусов, эликсиров, заклятий. Пока я жив, тебе нечего бояться. В племени достаточно воинов и неслабых самок, чтобы ни одно гентское войско не сунулось. Они могут зачаровать ледяных днем, смертных, других оборотней, только не нас. А мроркские кинжалы — большая редкость. Говорят, отлить их можно только в момент смерти одного из благородных гентов. Конечно, если Уорл или кто другой из его братии попытается еще раз до тебя добраться, такого оружия сразу станет гораздо больше. Но не настолько, чтобы проклятые лесные дряни укокошили целое поселение канов. Не говоря уже о том, что, если потребуется, я вправе призвать другие стаи для подмоги. Хоть всех бойцов канов. Вторжение на мою территорию, угрозы — достаточное основание.

Пока Тарелл объяснял, раскрывая новые грани жизни своей расы, меня и впрямь наполняла уверенность в завтрашнем дне.

Все в нем умиротворяло — глубокий, утробный голос, мощные ладони на моем поясе, лицо, на котором не было ни грамма сомнений, убаюкивающий жар, дарящий все новые и новые прежде недоступные ощущения, силу.

Инстинктивно чувствовала себя в безопасности, рядом с малознакомым оборотнем, чьи предки, а возможно и он сам, рвали людей на части, поедая их плоть и внутренности. По неведомой причине, я доверяла Тареллу безоговорочно, ни секунды не усомнившись.

— Ну, ты успокоилась? — вожак канов пытливо всмотрелся в лицо.

— Вполне, — подкрепила слова кивком.

— Тогда пошли есть. У тебя глюкоза в крови понизилась… — людоед развернул меня к своему коттеджу. Группа канов мгновенно раздвоилась, уступая дорогу.

— Тарелл? — будь голос побасистей, решила бы, что кто-то записал альфу людоедов и разыгрывает меня. Интонация, выговор, тембр — все напоминало главу поселения.

Тарелл, не оглядываясь, ступил на порог дома, ведя меня следом. Он, что решил проигнорировать зов? У самых дверей спутник остановился, крутанувшись в своей манере, увлекая меня за собой.

Ничего себе! С трудом сдержав изумленный возглас, приоткрыв рот, изучала людоеда, переминавшегося с ноги на ногу у ступеней здания.

Не знай я, что у Тарелла есть брат, поняла бы сейчас. Тет представлял собой чуть уменьшенную, сглаженную, если можно так выразиться, копию старшего родственника. Разрез глаз немного менее миндалевидный, волосы чуть менее волнистые, линия рта аккуратней, нежнее, лоб еле уловимо ниже, атлетическая фигура слегка изящней.

Следующие несколько минут я участвовала в немой сцене. Хозяин дома не спешил начать диалог, его младший родственник заметно нервничал, но не проронил ни слова. Теребил завязки голубоватых холщевых штанов, забавно хмурился, походя на мальчишку, получившего ремня за проделки соседского хулигана. То и дело шагал на месте, будто пытался вмять в почву хилые остатки травы.

— Слушаю, — Тарелл сильнее обхватил мою талию, — Только побыстрее, я должен накормить свою гостью.

Тет помедлил, тяжело вздохнул и сдался:

— Это я передал Стеллу Беарну. О положенном наказании знаю, приму от тебя с благодарностью, — губы парня трогательно поджались, чуть заметно вздрогнули. Он медленно опустился на колени, подставив шею.

Тарелл громко выпустил воздух из груди, неожиданно развернул нас еще раз, подтолкнув меня внутрь здания.

— Закрой дверь, — тоном, не терпящим возражений, скомандовал альфа канов входящему брату. Тот повиновался.

Информационное поле засыпало фактами. Если двери жилища вождя плотно захлопнуты, никто не вправе его побеспокоить, даже не приглашенные родственники или другие альфы. Если хоть капельку приоткрыты — заглядывай, по необходимости, кто хочет.

Тарелл жестом указал Тету на кресло, вчера облюбованное мной для общения со сверхами. Пришлось сесть на диван. Альфа тотчас опустился рядом, касаясь моей ноги своею. Отодвинуться не было ни малейшего желания — от зноя кана, близости радость теплом разливалась внутри.

— В курсе, — проронил людоед, выдержав еще одну паузу, — Легенда такова. Тебя, а затем меня шантажировал Беарн, грозя рассказать властям про Чарса и его идиотское лесное злоключение. В обмен на сохранность тайны, мы отдали Стеллу. Я поручил это тебе, как своему доверенному лицу и бете. Но полиция докопалась до сути без чужой помощи, так что глупец еще под ударом. Велес клянется предоставить мне судить Чарса, если каны помогут с расследованием убийства Праллара. Будем надеяться, вопрос разрешится ко всеобщему удовольствию. Я пока не дал ответа, чтобы не выказать заинтересованность, попутно выбив сутки для беседы с гентами.

Когда Тарелл начал, брови Тета взлетели к вискам, смурное лицо прояснилось, на долю секунды улыбка приоткрыла ровный прикус.

Только речь зашла о встрече с Уорлом, с каждым словом брат вождя все больше хмурился.

— Я с тобой! — воскликнул горячо, едва последняя фраза слетела с уст Тарелла.

— Нет! — отрезал альфа канов, — Ты охраняешь Огни, — кивнул в мою сторону, — Отвечаешь за нее головой! Пожар, потоп, ураган, нашествие гентов — твоя задача, чтобы к моему возвращению Огни была цела и невредима. Ясно?

— Но…

— Я спросил — тебе ясно? — под нажимом главного людоеда я сдалась бы давно. Однако Тет, похоже, куда более закаленный в спорах с Тареллом, уже было открыл рот для возражений.

— Прекрати истерику! — осадил его старший родственник, — Я возьму Нарра, Айрра и Крекатта… Беарн с Алом тоже в деле и наверняка притащат свои команды поддержки.

Судя по сжатым кулакам Тета, втянутым щекам и стиснутым до хруста челюстям, грядущее предприятие крайне опасно.

Прежде думала — речь об обычных переговорах «на высшем уровне», чего-то типа Саммита нечисти… Значит, Тарелл сильно рискует?

Меня обдало холодом, казалось, иглы вонзились в позвоночник, сердце замерло, изредка ударяя по вискам. Судорожно вцепившись ладонью в колено альфы канов, встретилась с взглядом чистых-чистых синих зрачков.

— Ты… это очень опасно? — еле выдавила из себя…

Мысль о потере Тарелла приводила в неописуемый ужас. Вот уж не ожидала! Огни, да ты симпатизируешь ему гораздо сильнее, чем предполагала!

— Хм, — вожак людоедов потерся щекой о мою, негромко урча, зарылся лицом в волосы, смакуя их запах так шумно, что смущение обожгло кожу. — Приятно, что волнуешься за меня, — шепнул, ни грамма не тушуясь великолепного слуха брата.

Не смея произнести ни звука, прикрыла глаза, уронив голову на богатырскую грудь Тарелла.

Этот мужчина… никто для меня, по сути, недавний знакомец, как выяснилось, безумно важен, нужен… Дорог?

— Да ничего со мной не случится! — хозяин жилища провел ладонью по моим волосам, еще раз и еще. — Вернусь, чтобы снова почувствовать твое беспокойство, неравнодушие. Еще вчера у меня не было особой надежды, что ответишь на… чувства… Думал — решишь свои задачи и пошлешь на все четыре стороны… А сейчас… Как можно после этого бездарно сгинуть? И думать забудь.

Отвечаешь за нее головой! — без перехода обратился Тарелл к брату, — За каждый волосок, каждую царапину, каждую каплю крови спрошу вдесятеро. Понял?

— Конечно, — с готовностью поддакнул Тет.

— Иди уже, спаситель верберолюбок, — хихикнул вожак. Ручка двери щелкнула: один раз, два…

Все еще не в силах распахнуть веки, прижималась к Тареллу, бережно поглаживающему по голове.

Сколько мы так просидели не знаю. По членам разливался блаженный жар, прильнув к крепкому телу людоеда, впервые за последние годы ощутила … счастье. Мурашки, стремящиеся пощекотать затылок и поясницу, мотыльков, бесшабашно порхающих в животе, детский восторг, звенящий внутри.

Могла ли я вообразить, что снова испытаю подобное… Такое привычное, мелодичное урчание вибрировало в каждой клетке, перебивая мощный, быстрый пульс, громыхающий в ухе…

Сбивчивое пыхтение, напряжение тела, местами практически окаменевшего, выдавало настроение кана. Но на сей раз он не предпринимал ничего, выходящего за рамки родственной ласки.

Благодарность за то, что позволил наслаждаться ею, не смешивая с плотским вожделением, преумножала упоение моментом.

— Ладно, Индира накормит тебя, пойду собираться на встречу, — людоед решительно поднялся, ободряюще улыбаясь, — Иначе с таким-то настроем только и смогу, что спеть оду Уорлу… Да мурлыкать ему диферамбы! Сейчас даже проклятые лесные мстители выглядят привлекательней…

— Удачи, — слова давались титаническими усилиями.

— Я же сказал — не переживай! И не бери пример с моего слюнявого братика! Ничего со мной не случится! Слово вождя канов! — подмигнув мне как-то по-особенному, хитровато, лукаво, Тарелл мгновенно скрылся в коридоре, противоположном ведущему в мою комнату.