Ревизор: возвращение в СССР 16

Глава 10

г. Москва. Приборостроительный завод.

Второй регулируемый комплект засунул в чемодан. Все необходимые отверстия Василий уже насверлил, по образу и подобию нашего первого чемодана, мне останется только всё скрутить.

Не успел я подойти к дому, как увидел у нашего подъезда знакомую «Волгу». Фирдаус уже ждёт меня. Во как у него предпринимательские инстинкты правильно работают!

Галия настояла, чтобы мы сначала пообедали, а уже потом второй чемодан собирали. Ей хотелось поскорее накормить нас и сбежать в гости. Оказывается, художники с пленэра вернулись. И Галия мучается от любопытства, что же они там за картины за такой длинный срок нарисовали? Отправили ее туда, сверкнула счастливо на прощание взглядом. Надо будет зайти к художникам попозже, как Фирдауса провожу. Всё-таки, люди деньги мне свои доверили, надо отметиться, узнать, всё ли в порядке. И вообще, давно не виделись. Удивился, что с нетерпением жду этой встречи. Эти соседи у нас, конечно, очень интересные люди.

Пообедали, Галия нас оставила, и мы с Фирдаусом собрали второй чемодан. Вернее, Фирдаус сам собирал под моим чутким руководством. Я специально на этом настоял. Чтобы, если в дороге, не дай бог, что-то случится, чтобы быстро сам смог всё исправить. Объяснил ему мотивы, он серьезно и уважительно закивал:

– Павел, тебе нужно самому бизнесом заниматься. Ты был бы успешным бизнесменом. Наперёд очень много вещей продумываешь.

Сам сказал, сам тут же вздохнул, признавая реалии СССР. А я только саркастически улыбнулся. Мой единственный бизнес в СССР – помогать людям наподобие Сатчана. Но об этом Фирдаусу я точно говорить не буду.

Правда, пришлось отвлечься на телефон. Позвонил-таки Румянцев.

– Мне доложили, что ты уже устроился на новое место работы, – сказал он. – Готов приступать к новым обязанностям?

– Всегда готов, – ответил я.

– Ну, тогда слушай. К следующему понедельнику нужна будет первая твоя официальная аналитическая записка. Прочувствовал торжественность момента? – хохотнул он.

– Прочувствовал. На какую тему?

– На твой взгляд, какая сейчас тема была бы самой актуальной?

– Внешнеэкономическая стратегия СССР, – выдал я, что первое в голову придёт. Нефть в цене поднимется, СССР на нефтегазовую трубу подсядет, вместо того, чтобы промышленность и технологии развивать. Уже мельком говорил об этом, надо усилить посыл. Может, Комитет кому мозги и вставит в правительстве…

– Почему бы и нет? – после небольшой паузы сказал Румянцев. По этой паузе я понял, что то ли тема, то ли ее формулировка его удивила.

– В понедельник записку до которого часа можно привезти? – начал я записывать себе в тетрадь-ежедневник.

– До конца рабочего дня. Она будет нужна с утра во вторник. Мы вечером просмотрим, а с самого утра по ней и выступишь.

– Хорошо, – ответил я, – Олег Петрович, а можно ваш номер телефона на всякий случай?

Он завис на несколько мгновений, но потом продиктовал. Видимо, решил, что никакого вреда в этом не будет. Мы попрощались.

Я вернулся к работе над чемоданом с Фирдаусом. По ходу сборки мы с ним обсудили, как можно ее упростить на поточном производстве. Ещё я ему посоветовал всю внутреннюю часть конструкции спрятать под подкладку чемодана. Сошлись на том, что ручку тоже надо как-то облагородить. Обсудили также, что третье колесо я ставлю, просто, для устойчивости, а можно было бы поставить две пластмассовых ножки по краям, будет устойчивее, дешевле и легче.

Потом мне пришла в голову мысль.

– А что, если разбить это изобретение на два патента? – предложил я. – Смотри, сделает кто-то хитрый одно колесо складное или выдвижное и нашу ручку и всё, у него совершенно другое изделие. Есть смысл, наверное, патентовать отдельно ручку и колёса с опорами. Короче, этот вариант тоже рассмотрите. Нужен совет кого-то, кто собаку на этих патентах съел.

– Поговорю с отцом, у него, наверняка, найдется такой человек, – заверил меня Фирдаус.

Передал ему чертежи. Убрали нашу выдвижную ручку, он взял чемодан как обычно, за штатную и понёс в машину. Смотрел за ним в окно и думал, выгорит у нас это дело или нет? Столько нюансов, конечно, с первого раза всё точно не предусмотрим.

Он уехал, а я поспешил на первый этаж вслед за Галией поздороваться с художниками.

Они привезли множество работ, больших и маленьких и устроили для нас настоящую выставку. Первым делом поинтересовался у них, как добрались, нашли ли деньги за рамой. Они заверили меня, что всё прекрасно и я позволил себе переключиться на картины.

У Михаила Андреевича во всех пейзажах чувствовался размах, широта, простор. Только небо, только ветер, – вспомнились мне слова песни из детского кинофильма. Небо он пишет, конечно, невероятно реалистично.

А у Елены Яковлевны все работы домашние, с вниманием к деталям, если дерево, то одиночное и очень причудливое, если вид из окна, то в маленький уютный дворик. Просто, завис перед одной её небольшой работой. Вид из открытого окна, цветущая сирень с ещё непросохшими каплями после дождя. Мне показалось, что я чувствую запах сирени, настолько реалистично выписаны были ближние лепестки цветков и постепенно, по мере удаления, чёткость терялась в мазках, создавая иллюзию объёма.

Заметив мой интерес, Михаил Андреевич подошёл ко мне и, переглянувшись с женой, взял чёрный фломастер, эту работу и протянул жене. Елена Яковлевна с добрейшей улыбкой на лице подписала сзади что-то и протянула мне со словами:

– Это вам от нас подарок.

Взял картину и прочёл сзади: «Сирень. Куйбышев. Май 1972 год. Любимым соседям и друзьям на долгую память» и подпись художницы с сегодняшней датой.

Блин, неудобно-то как! Словно я выцыганил эту картину. Так на нее смотрел, как голодный на корочку хлеба, что они не выдержали и подарили ее. Но опыт уже научил, что предлагать деньги бесполезно. Только поссоримся.

– Спасибо, – только и смог сказать я. – Любимым соседям… Так приятно.

Передал «Сирень» Галие полюбоваться. Она радостно разахалась.

Потом женщины принесли чашки и мы пили чай с конфетами из Куйбышева. Художники делились впечатлениями о поездке. А мы им рассказали про новых соседей с восьмого этажа и про их новоселье на весь подъезд. Художники очень жалели, что пропустили такое событие.

– Хотела бы танец цыганки нарисовать, – сказала задумчиво Елена Яковлевна, – в «Ромэн» идти не очень удобно, вряд ли удастся раздобыть билет так близко к сцене. Нарисовать хочу в настоящей, кочевой одежде, как в таборе у них было. Но только на фоне природы. Чтобы одежда и дух не противоречили окружению. Ну какая страсть на фоне бетона и плитки?

Я запомнил про первый ряд на «Ромэн». Надо продумать, как добыть туда билетик и хоть как-то расплатиться за щедрый подарок…

Вернулись домой, а у нас телефон звонит, как межгород. Едва успел трубку схватить. Соединили со Святославлем. Оказалось, это Марат всё дозванивался.

Галия тут же отобрала у меня трубку и болтала с ним минут пять. Потом, положила, наконец, трубку и вышла ко мне в кухню, с довольным лицом.

– Марат в Москву едет! – обрадованно заявила она.

– Когда?

– У них в выходные соревнования, – ответила она. – Приедут в пятницу. А-аа, как здорово! Я остаюсь в Москве.

– Ну, подожди, дорогая, обещали же бабушкам и маме, что в деревню приедем сразу, как последний экзамен сдам. Давай, как и планировали, в четверг в деревню, ну, а в пятницу, тогда, вернёмся.

– Эх, не спросила Марата, когда он приедет, – расстроилась Галия.

– Ничего страшного, у соседей оставим ключ и предупредим, что твой брат приедет. А ему в дверях записку оставим, что вечером будем, ключ там-то.

– А если кто другой записку прочитает и ключ возьмет? Соседи же не знают, как мой брат выглядит.

Понял, что Галия все еще переживает из-за того, что соседей ограбили.

– Фотографию поищи брата в альбоме, там точно было несколько. Оставь соседям вместе с ключом.

– А, ну да! – обрадовалась Галия.

В среду с самого утра писал записки к изобретениям. Часам к четырём привёз их столько, чтобы общий объём не превысить, Пархоменко. Он, без особого восторга, принял их. Копии занёс на четвёртый этаж Воронцову.

– Привет, привет, рационализатор, – встретил меня тот.

Откуда он про чемодан уже знает? Блин, пугает даже…

– А хорошая идея – проверенных комсомольцев на помощь комитетам привлекать, – продолжил он свою мысль.

Ах, вот он о чём.

– Ребята хотят серьёзными делами заниматься, пользу приносить, – сказал я как о само собой разумеющемся. – А вы откуда уже об этом знаете?

– Так весь секретариат гудит, включая хорошо тебе известного Пархоменко, – усмехнулся Воронцов. – Ругается – почему только в Комитет по миру помощников берут?

– О, решили, значит, взять, – обрадовался я, – а что ж молчат?

– Да шут его знает, – пожал плечами Воронцов. – Может, не до конца ещё согласовали.

У меня с Пархоменко и так отношения неровные, а тут он, судя по намекам Воронцова, еще обиделся на меня из-за того, что я его секретариату эту инициативу не предложил, а сразу по прежнему месту работы пошел. Но в Комитете по миру реально людей не хватает, чего Пархоменко обзавидовался?

– Ну, они тоже там, в секретариате, чудные, – расстроенно заметил я. – Одно дело письма граждан разбирать, другое документы с информацией о делах государственной важности и всякие приказы на сотрудников Верховного Совета СССР. Как можно к этому студентов-внештатников допускать?

– Да никто и не разрешит, конечно, – зачем-то помахал у меня перед носом Воронцов моими записками. – По факту Комитет по миру единственный, куда можно вашу студенческую братию допускать без множества подписок. Так что кое-кто много хочет, да мало получит!

– Да уж… Когда у Межуева следующий доклад, через две недели? – уточнил я.

– Да, – кивнул он.

Мы попрощались, и я пошёл на первый этаж в Комитет по миру. Похоже, дело в том, что Пархоменко теперь, после того как Межуев ему напинал за излишнюю инициативу с моим трудоустройством, будет любую мою инициативу негативно рассматривать. Ничего с этим не поделать. То-то он смотрел на меня сегодня так странно.

Марк Анатольевич встретил меня с распростёртыми объятиями.

– Ильдар Ринатович, смотрите, кто пришёл, – прокричал он в соседний кабинет через открытую дверь. – Проходи, Павел, проходи.

Вышел глава комитета. Увидев меня, сразу улыбнулся, сделал шаг мне навстречу и протянул руку. Поздоровались с ним, потом я подошёл к Марку Анатольевичу.

– Слышал, у вас с Пархоменко из-за моего предложения война? – спросил я.

– Да какая война? – рассмеялся Ильдар, потирая руки с азартом. – Так, небольшое боестолкновение.

– Скажите, а на ребятах это не скажется? – забеспокоился я.

– А как это на них скажется?

– Ну, мало ли, – развёл я руками. – Паны дерутся, у холопов чубы трещат.

– Что ты, что ты! Мы своих ребят в обиду не дадим, – воскликнул Марк Анатольевич. – Вот же Пархоменко поднял шум на весь Кремль, – посмотрел он на Ильдара. – Из-за него мы сейчас без людей останемся. Ни себе, ни людям.

– Что есть, то есть, – задумчиво потёр подбородок Ильдар. – Давайте, все успокоимся. Чуть выждем и опять к этому вопросу вернёмся.

– Вы только поймите меня правильно, – поспешил объясниться я. – Если б дело только меня касалась. Мне-то фиолетово, кому там моё присутствие жить спокойно не даёт. Но ребята придут молодые, неопытные, но очень ответственно к работе относящиеся. Им очень трудно будет в конфликтной атмосфере работать. Они все косые взгляды на свой счёт принимать будут.

Марк Анатольевич и Ильдар многозначительно переглянулись.

– Вы поняли, Ильдар Ринатович, – сказал он, улыбаясь. – Ребята придут молодые и неопытные. А сам он, значит, уже взрослый и опытный. Волнуется за зеленую, необстрелянную молодежь.

– Да, ладно вам, Марк Анатольевич, – возразил ему Ильдар. – Вы же сами говорили: светлая голова.

– Это да, что правда, то правда, – согласился Марк.

– Вы как, всё-таки, решите молодёжь привлечь, – сказал я, – звоните. Мой номер есть?

– Есть, есть, – протянул мне руку Ильдар, заметив, что я собрался уходить.

Попрощались со всеми, и я ушёл от них, решив, что, возможно, не так и плохо, что Пархоменко принялся палки в колеса моему предложению вставлять. Я и не думал, что в Верховном Совете могут так быстро вопрос с комсомольской помощью решить положительно. Ребята в стройотряде работают, им сейчас, всё равно, не до этого. А за лето Пархоменко, надеюсь, перебесится и успокоится.

Вернувшись домой, засел за конспект, завтра последний экзамен этой сессии. Галия пропадала второй день у художников, что-то им помогала, демонстрировала свои наработки за последний месяц. Жена очень воодушевилась живописью, особенно, когда узнала, сколько можно зарабатывать рисованием.

Вечером заходили Брагин с невестой. Как раз вернувшаяся домой Галия очень характерно отреагировала. Сначала, когда Брагин первый вошел, явно обрадовалась, а потом, когда в нашу квартиру вступила Женечка, напряглась. И в самом начале беседы снова к соседям слиняла, извинившись перед гостями, что якобы договаривалась.

Меня как свидетеля попросили связаться со свидетельницей и поговорить о выкупе. Костя радостно рассказал, что саму свадьбу будет вести артист из театра «Ромэн». Их артисты будут и выступать на свадьбе.

– О, так вы договорились-таки с ними? – обрадовался я. – А ты молчишь, – посмотрел я на Костю, – я подумал, родители цыган не одобрили.

– Это я не одобрила, – надулась Женечка, – а родители, как раз, были в восторге.

– А тебе не нравятся их выступления? – удивился я. – Мы с женой ходили к ним на новоселье, там, похоже, весь театр гулял. Нам очень понравилось, как они выступали.

– Ну, не знаю, – фыркнула Женечка. – Видела я по телевизору как-то. Топанье, крики какие-то животные. Краски яркие слишком. И так и мельтешат перед глазами...

– Ну, а кого бы ты хотела видеть на своей свадьбе? – спросил я, начиная уставать от её пренебрежительного тона в отношении реально хорошего ансамбля.

– Полно хороших музыкантов! – взглянула она на меня как на дурака и начала перечислять популярные зарубежные коллективы. От «Pink Floyd» до «Christie». Хорошо, хоть Битлз не назвала, и то, наверное, потому, что знала, что коллектив уже распался.

Смотрел на неё и думал, она так прикалывается, что ли? Смотрю дальше – нет, не прикалывается. Просто, похоже, вообще не ориентируется в жизни.

– Жень, ты, вообще, представляешь, сколько стоит выступление этих музыкантов? – спросил, наконец, я, видя, что надо вмешаться, пока она не выставила себя где-нибудь полной дурой, ведя такие разговоры, и не подставила этим Костяна. – Эти иностранные коллективы, что ты назвала, потребуют за выступление на свадьбе сотни тысяч долларов. Ты действительно считаешь, что у твоих родителей есть такие деньги?

– Ну, нет, – первый раз на моей памяти стушевалась она.

– Откуда у них, вообще, валюта? – усмехнулся Костян.

– Вот и заказывают вам на свадьбу, тех, кого могут себе позволить, – в заключении сказал я. – И уверяю вас, это очень недешёвые артисты по меркам СССР.

– Да, родители размахнулись, конечно, – покачал головой друг. – Была б моя воля, я б как вы с Галиёй отметил свадьбу.

– А как вы отмечали? – поинтересовалась Женя.

– Ой, наши ребята договорились в столовке в нашей общаге, – начал вспоминать я. – Нам там нарезали горы разных бутербродов, горами лежали пирожки, пирожные слоёные и песочные, было море вина, газировки, компотов. Столы убрали, сделали огромную танцплощадку. Вот там крутили только самую модную музыку. По-моему, вся общага гуляла. Да? – взглянул я на Костю.

– Что ты! Твою свадьбу до сих пор вспоминают.

– И обошлась она мне всего в двести рублей, если мне память не изменяет, остальное вы сами собрали и оплатили.

– Это был наш свадебный подарок, – улыбнулся воспоминаниям Костя. – Вот это была свадьба. Витька Макаров у отца водителя с «Чайкой» выпросил…

– Я тоже «Чайку» хочу, – заявила, вдруг, Женечка.

– Ну, там вовсе не «Чайка» главной темой была, – рассмеялся я. – Помнишь, как вы невесту выкупили, а мне Галию выдали в халате, бигудях и тапочках? И до ЗАГСа время в обрез, представляешь? – посмотрел я на Женьку.

– И как же она в бигудях и халате замуж выходила? – ошарашено смотрела она на меня.

– Да нет, конечно, не в бигудях. Это девчонки розыгрыш такой устроили.

– Я бы ни за что не вышла к людям в бигудях, халате и тапках, – недовольно повела она плечиком.

– Ну, надо же как-то было гостей развлекать. Там весь Горный институт за выкупом невесты наблюдал. Тоже до сих пор нашу свадьбу вспоминают.

– Это же моя свадьба, причём тут, вообще, гости? – с недоумением посмотрела Женечка на меня.

– Так если людей не порадовать, то в чем смысл вообще, свадьбы? – не выдержал я. – Можно просто в Загсе расписаться, да в ресторане покушать вдвоем, или с родителями. Нафига гостей звать? Короче, ребята, вы хотели, чтобы я с вашей свидетельницей пообщался насчёт выкупа? Давайте телефон. А то экзамен завтра…

Она продиктовала номер и они ушли, немного офигевшие от того, что я так неожиданно свернул разговор. А я едва сдержался, чтобы Женечке что-то более жесткое не сказать. Одно остановило – Костян бы обиделся. Да, правильно Галия всё про Женьку поняла. Пуп земли, блин, а не Женечка. Амбиций море, знаний о жизни почти ноль. «Pink Floyd» ей подавай… Прям не дочка районного прокурора, а олигарха из девяностых… Вот как такое чудо можно было воспитать???

В четверг в университете Брагин подошёл ко мне, поздоровался и молча стоял рядом, слушая разговоры наших парней. Через некоторое время он спросил меня, звонил ли я свидетельнице.

– Нет ещё, давай сначала экзамен сдадим, – попросил я. – Сегодня надо ещё в деревню ехать, завтра брат жены приезжает, надо Галию домой вернуть. А потом он в воскресенье уедет, и мне надо будет её на неделю до твоей свадьбы обратно в деревню отвезти.

– Вот ты – Фигаро здесь, Фигаро там, – удивился Брагин.

– Такова семейная жизнь, – развёл руками я. – Знаешь, скажу тебе сейчас один умный вещь, – произнес я с деланным грузинским акцентом, заставив его усмехнуться. И, избавившись от акцента, продолжил. – Я счастлив, когда вокруг меня много друзей и родственников. Ради хорошей компании можно и побегать с утра до вечера. Плохо, когда некуда и не к кому бежать…

– Давайте, я свидетельнице позвоню, – предложил Ираклий. – Что нужно сказать?

– Да девчонки Женькины там что-то выдумывают, – виновато проговорил Костян. – Хотят время согласовать и всё такое.

– А, понятно, – махнул рукой Ираклий. – Ерунда, я позвоню. Давайте телефон.

Я взглянул на Брагина с надеждой. Он кивнул и продиктовал номер.

– Спасибо, – сказал я ему, – а то вот, ну совсем… Не разорваться же мне?

– Да я всё понимаю, – ответил Костян и тут пришёл Булатов из деканата и нас начали запускать на сдачу.

Пока мы решали, кто будет звонить свидетельнице, на сдачу экзамена выстроилась очередь. Зашёл в кабинет только во второй пятёрке и сдал на «отлично». Пока отвечал на первый вопрос билета, периодически взывая к авторитету классиков марксизма-ленинизма, остальные весь билет бы уже ответили. Барановский устал меня слушать, перед вторым вопросом остановил и поставил пять. Видимо, я посмотрел на него с явным разочарованием, настроился же уже отвечать, потому что он мне сказал:

– Иди, Ивлев, я знаю, что ты знаешь. Тебя же на семинарах тоже было не остановить.

Ну, я и пошёл. Не настаивать же на продолжении экзамена.