Ревизор: возвращение в СССР 26

Глава 18

Москва. Дом звукозаписи Гостелерадио.

На всю запись у нас ушло максимум двадцать-двадцать пять минут. Возможно, ещё и не всё в эфир пойдёт. Сказал-то я всё правильно, и антисоветчину мне тут не пришить при всём желании, но для всей записи в эфире может банально времени не хватить и придётся что-то вырезать… Ну, посмотрим. Провожая меня на выход, Латышева обещала позвонить накануне выхода моей записи в эфир. Пообещала также, что скоро будет готов мой пропуск и я буду сам ходить по этим коридорам.

На швейную фабрику пошёл не сразу, а сначала заглянул на обувную. Навестил директора. Поинтересовался, есть ли какие проблемы?

— Проблем нет, — поделился со мной директор. — Ждём расширения улучшенного ассортимента кож от Богородска, но это ещё неизвестно, сколько ждать, пока они свою модернизацию закончат…

— У них проблемы какие-то, не знаете? Или модернизация такая масштабная? — поинтересовался я. Богородск мы тоже, вроде, под себя взяли. Может пнуть где-то кого-то нужно, чтобы всё ускорилось?

— С очистными у них там загвоздка какая-то, — ответил Серов. — Производство-то вредное, отходы ядовитые.

— Понятно, — кивнул я. Так, надо не забыть в понедельник узнать на совещании, что там за загвоздка с очистными. Может, не так там все и сложно, просто время тянут по привычке. Солдат спит — а служба идет, это не только об армии…

У главного инженера Маркина вид был загнанный.

— Всё нормально, Михаил Дмитриевич? — спросил я, озабоченно глядя на него.

— Ничего нормального! — тут же вспылил он. — Оборудование пробили, что мы заказывали. А вот размещать его мне будет негде. Как и оборудование из котельной.

— Почему?

— Потому! Помещения не готовы. То бригада была, материалы задержали. Теперь материалы пришли, людей нет, цех ремонтировать некому.

— А куда люди делись?

— Дальше пошли работать, у них же тоже планы, графики… Кто меня будет ждать?

— А своего ремонтного цеха у вас нет?

— Нет, конечно. Есть один сотрудник АХО, толковый малый, всё умеет, но даже если я ему ещё двоих людей в помощь дам, что они мне, реконструкцию цеха за месяц проведут с заменой проводки и новыми полами? Это даже не смешно! Он у меня и так сейчас освещение там всё переделывает на новые светильники с нашими электриками.

— Так. А сколько вам надо людей?

— Чем больше, тем лучше.

— Хорошо. Какие работы и какие объёмы и сроки?

Мы с ним прикинули, что ему, чтобы уложиться в оставшийся месяц, нормальная бригада нужна, человек шесть-восемь. Обещал поговорить с нашим стройотрядом.

— Парни работают после занятий в университете, баклуши не бьют, не пьют, когда сроки горят, могут и в выходные выйти, — нахваливал я своих. — На наших объектах их уже хорошо знают и руководство охотно доплачивает им за оперативность и качество, даже объяснять никому ничего не надо будет.

Однако, видя, как Маркин заметно приободрился, поспешил добавить:

— Лишь бы парни согласились. А то вдруг, там, где они сейчас работают, тоже сроки горят.

— Если им наше общее начальство платит, то надо с ним и договариваться, — быстро сориентировался Маркин. — Пусть оно само решает, кому вперёд работы делать. Поговорите, а!..

— Ну, поговорю, конечно, — вынужден был согласиться я.

Раз сам внушил такую надежду, надо как-то соответствовать…

После главного инженера отправился к главбуху. У той всё было прекрасно, помощь никакая не требовалась. Только заметила словно между прочим, что Маркин затягивает с переводом «спецучастка», как она назвала подпольный цех, в производственный корпус.

Объяснил, что там объективно ещё не готовы помещения, но мы над этим работаем.

После обувной фабрики отправился на швейку. Обходить мне было лень, да и интересно было, заделали ли дыру в заборе между фабриками? Оказалось, что заделали. Добротно причем, пинком ноги новую дыру не пробьешь. Молодцы.

Так что выйти из одной проходной и тащиться в другую всё равно пришлось…

Москва. Дом звукозаписи Гостелерадио.

Как Юдин и просил, Николаев позвонил и пригласил его в аппаратную после записи программы с новеньким. Как же без контроля новичка, да еще и такого юного? К тому же Семен Ильич всем сердцем желал, чтобы там был полный завал, который нельзя выпускать в эфир. И тогда он сможет с полным основанием отказаться от этого наглого молодого человека, пришедшего по протекции к нему на подработку. Расскажет сокрушенно, что из-за того, что доверился этой рекомендации, чуть передачу не сорвали. Едва удалось найти нового гостя студии, не пускать же в эфир это убожество…

Это были бы мощные козыри. Протекция-протекцией, а выпускать в эфир на весь Союз откровенно слабый материал никто не разрешит… Чревато, кто бы там ни пропихивал этого Ивлева, а так может по голове получить, что не обрадуется…

— Ну вот, Семён Ильич, — придвинул ведущий второй стул, — послушайте…

Юдин начал слушать запись, и первая мысль у него была, что это какая-то ошибка. Голос хорошо поставлен, правильно построенные фразы, тембр приятный, паузы уместны, нет слов-паразитов… А содержание? Чёткие идеологические акценты. Говорит с чувством, с толком, с расстановкой, увлекательно, что очень важно для молодого поколения…

— Как это он так ловко по бумажке все прочитал? А то прямо-таки складывается ощущение, что смотрит в глаза и говорит, — спросил Юдин, останавливая воспроизведение записи и снимая наушники. С мыслью, что новичка удастся бортануть, он уже расстался. Любой, кто прослушает запись, скажет, что нет никаких оснований не давать ее в эфир.Все было сделано профессионально — а профессионализм Юдин уважал как в себе, так и в других.

— Нет, Семён Ильич, не было у него никаких бумажек при себе, — ответил Николаев, многозначительно глядя на него.

— То есть… Ты хочешь сказать… Столько времени… Вот так гладенько и без запинки? Сидел и говорил?

— Да, — кивнул ведущий. — Так всё и было… Нервы, похоже, стальные, и в себе уверен вот прям до невозможности. У меня тут академики, вы же знаете, мекают и бекают, да потеют от страха, что что-то не то скажут, и весь Союз услышит. Запинаются через слово. А этот пацан — раз — и вплоть до конца. Не остановить! Представьте, в каком я был шоке!

Юдин надел наушники и включил продолжение записи.

Н-да… Был не прав, — думал заведующий отделом учебных программ. — Не подвели товарищи, действительно предложили очень интересного парня… Плевать уже, чей он родственник, и что вначале отношения не сложились, в нем есть сумасшедший потенциал.

Главная проблема на радио вечна как мир. Одни гости студии умеют красиво говорить, но сказать им особо нечего, что в процессе беседы быстро выявляется. Другие полны интересной информации, но выбивать ее из них очень тяжело. Рассказать что-то так, чтобы не стыдно было пускать в эфир, им очень сложно. Часто потому, что боятся, что все сказанное услышат десятки миллионов людей. А чтобы и язык был подвешен, и заслушаешься слушать, и не боялся микрофона — это дорогого стоит…

Если так и дальше пойдёт, можно будет Ивлева на более серьёзные направления ставить…

Фабрика швейных изделий номер восемь встретила меня угрюмыми вахтёршами преклонного возраста. Позвонил по местному телефону заместителю директора фабрики Агеевой Екатерине Захаровне, и вскоре за мной пришла на проходную невысокая худощавая женщина средних лет, с короткой стрижкой и очках, сдвинутых на лоб. Мы познакомились, она очень стеснялась меня почему-то. В таком возрасте и с такой должностью — видимо, сугубо потому, что представляла, с каких верхов я к ней пришел. Ну да, Захаров и Бортко люди очень непростые… Попросил её сразу показать мне предприятие.

В двухэтажной проходной у них были расположены кадры, бюро пропусков, охрана, военно-учётный стол, кабинеты профорга и инженера по охране труда.

Меня интересовало всё. И помещения, и оборудование, и персонал… Первое знакомство с предприятием прошло у нас быстро. Помимо цехов и административного здания, на территории также разместился небольшой одноэтажный склад со всяким подсобным хламом. И одноэтажный клуб с актовым залом и библиотекой.

Сама фабрика тоже небольшая трёхэтажная, на первом этаже столовая, контора, медпункт и склады, на втором и третьем цеха и раздевалки для рабочих.

Стрёкот швейных машинок был слышен издали, ещё на лестнице. В просторном цеху стояли рядами десятки машинок, и женщины, склонив головы, работали, не слыша и не видя ничего вокруг.

— На третьем этаже у нас такое же помещение, — повысив голос, чтобы перекричать гул, сообщила Екатерина Захаровна.

Мы прошлись по центральному проходу вдоль всего цеха. В конце у них располагалось ОТК и упаковка. Поразило, что у них не было вообще этикеток. На готовые изделия ставили штампы прямо на ткань.

«Фабрика швейных изделий № 8 УСП Мосгорисполкома», — прочёл я.

— А как расшифровывается УСП? — поинтересовался я.

— Управление швейных изделий, — пояснила Екатерина Захаровна.

— Как это? — не понял я. — Управление… швейных изделий… УШИ? УШИ Мосгорисполкома?

Начал смеяться сам, и она впервые улыбнулась.

— Вот поэтому и УСП.

Мы прошлись по третьему этажу, он был точной копией второго. Дальше она повела меня на первый этаж знакомиться с директором. Скворцова Валерия Демьяновна оказалась тоже невысокой, или мне так показалось с высоты своего роста, чуть полнее своего заместителя. Шустрая, подвижная, взгляд внимательный.

— Здравствуйте, Ивлев, Павел, — представился я в ответ. — Рад знакомству.

Женщины уселись поудобнее и приготовились меня внимательно слушать. Нашли, блин, сказочника. Екатерина Захаровна, вон, даже — блокнот приготовила. Работать по-новому, как мне сказал Сатчан, они готовы обе.

— Вам какие-то задачи уже поставили? — спросил я, чтобы хоть с чего-то начать.

— Нет. Сказали, вы придёте, и определитесь, что нам делать, — ответила директор.

— Так. Хорошо… Что мы выпускаем на данный момент?

— Простыни, пелёнки, наволочки, — начала перечислять замдиректора.

— Скудноватый ассортимент, — озадаченно произнёс я. — На таком сильно не развернёшься. Кому вы поставляете свою продукцию?

— Министерству здравоохранения, — ответила директор.

— Так. Значит, в розницу ничего не попадает?

— Нет, наверное, — посмотрела она на своего заместителя.

— Точно нет, — подтвердила она.

— Плохо, — улыбнулся я. — План выполняете?

— Да, стараемся.

— А бывает, что перевыполняете?

— Бывает, но оставляем на складе, — ответила Екатерина Захаровна. — Мало ли что. Запас должен быть. А то знаете, как бывает, сгорит какой-нибудь трансформатор и будет вся фабрика стоять две недели, а то и месяц.

— Это да, — кивнул я. — Ну, а представим, у вас уже большой запас и вам больше не надо. Куда пойдут излишки сверх плана?

— Не знаю, это в управлении будут решать, — пожала плечами директор Валерия Демьяновна.

— Ага! Управление Мосгорисполкома… Так. Наша с вами задача добиться появления в рознице нашей продукции. Значит, нам с вами надо выйти на Управление с запросом, мол, фабрика перевыполняет план и остаются излишки продукции, что с ними делать? При этом обязательно укажете, что готовы поставлять излишки в розницу.

— А если они решат излишки министерству здравоохранения тоже отдать? — спросила Валерия Демьяновна.

— Вот! Чтобы они так не решили, мы должны провернуть эту операцию в связке, сработать одновременно с разных направлений. Вы отправите запрос, а мы уже через свои связи сделаем так, чтобы вам дали положительный ответ.

— А потом?

— А потом начнём шить товары народного потребления. Простыни, наволочки, пододеяльники, комплекты детские, полуторные, двуспальные. Даже в план на следующую пятилетку включим эти позиции.

— И всё? — удивлённо спросила Екатерина Захаровна, переглянувшись со своей директрисой. — А в чём, тогда, весь интерес?

— Весь интерес в количестве продукции, — многозначительно посмотрел я на них. — Точнее, в разнице между официальным выпуском и фактическим.

Женщины напряжённо осмысливали мои слова.

— А зачем нам, вообще, тогда розница? — с недоумением спросила Валерия Демьяновна.

— Ну, а куда вы думаете будет идти та самая разница?

— В розницу? — предположила замдиректора.

— Конечно. Не по домам же мы будем её растаскивать. А как объяснить наличие нашей продукции в магазинах, если мы работаем исключительно на Министерство здравоохранения?

— Я поняла! — дошло наконец до директрисы. — Официальные поставки будут продаваться вперемешку с неофициальными.

— Мы так не говорим «неофициальные», — улыбнулся я. — Мы говорим «дополнительные» или «специальные», как вам больше нравится. Мало ли кто услышит… Запомните — безопасность превыше всего!

— Понятно, — тут же кивнули обе.

— По поводу расширения ассортимента мы с вами начнём думать после того, как пробьём разрешение на продажу сверхплановой продукции через Мосторг. А пока подумайте насчёт оборудования, требуется ли его обновление или замена? Подумайте ещё, как и за счёт чего можно увеличить производственные площади?

— А как их увеличить? У нас площадей больше нет, — растерянно посмотрела на меня Валерия Демьяновна.

— У вас склады на первом этаже, — припомнил я. — А что у вас в подвале?

— Тоже склады, — переглянулись женщины. — Оборудование, запчасти какие-то… Станки.

— А кто у вас главный инженер? — спросил я.

— Чернов… Роберт Маркович, — ответила, немного замявшись, директриса, — он грамотный специалист, но характер сложный…

— И манера общения своеобразная, — добавила замдиректора. — Но он тоже высказал интерес дополнительно заработать. Внукам хочет кооперативные квартиры построить.

Так… Значит, главный инженер тоже в курсе всех наших планов. Это уже трое. Ещё главбух… Что-то многовато народу набирается на такой маленький коллективчик…

— Ничего, разберёмся, — улыбнулся я.

Мы попрощались с директрисой, и я в сопровождении Екатерины Захаровны отправился знакомиться с их главным инженером со сложным характером.

Чернов оказался высоким, худощавым, на вид уже за шестьдесят. Резкий в движениях, взгляд из-под седых мохнатых бровей колючий. Он встретил нас с недовольным видом, мол, ходят тут всякие, от работы отвлекают.

— Роберт Маркович, познакомьтесь, это наш куратор из райкома, — представила меня Екатерина Захаровна.

— Павел Тарасович, — протянул я ему руку. — Очень приятно. Хотел бы обсудить с вами, Роберт Маркович, положение дел с оборудованием.

— А что его обсуждать? — кинул он на меня снисходительный взгляд. — Тут серьёзные люди собрались, мы тут не в бирюльки играем. У нас успешный завод, серьёзное предприятие. Умные люди годами этого успеха добивались…

— Это всё прекрасно, — усмехнулся я про себя. Хорошо, что меня заранее предупредили о его манере общения, а то сразу захотелось объяснить, что я думаю насчёт «серьезного предприятия» на восемьдесят швейных машинок. — Но меня интересуют возможности расширения производства.

— Для чего? — спросил он, демонстративно скорчив гримасу усталости на лице.

— Для увеличения выпуска продукции, — всё ещё терпеливо ответил я.

— Какой?

— Какой надо будет для тех целей, с которыми вы уже согласились, — напомнил я ему, на что он подписался.

— Что значит, какой надо будет? — опёрся он о стол обеими руками, приподнялся и уставился на меня. — Мы сами знаем, что нам на нашем заводе делать!

— Да-да… Но делать все же будете то, что вам скажут, — многозначительно посмотрел я на него. — И скажут вам это через меня. Так что, нравится вам это или нет, а выслушать мои предложения вам придётся.

— Изложи письменно свои предложения, — отрезал он. — А мы их рассмотрим.

Ну это уже настоящее хамство… уже и тыкать мне начал… ничего, я хамов обламывать умею…

— Роберт Маркович, видимо, я неправильно понял вашу заинтересованность в нашем общем деле. Мне сказали, вы внукам хотите справить кооперативные квартиры, да и в целом лет через пять выйти на пенсию зажиточным человеком. Но это случится только в том случае, если мы сработаемся. Работать мы будем с директором, и теми, кого директор назначит на те или иные позиции по согласованию с нами. Улавливаете мою мысль? И совсем неважно, что я выгляжу молодо. Аркадий Гайдар в семнадцать лет уже полком командовал. А я в моем возрасте уже успешно провел модернизацию двух столичных предприятий, работаю над модернизацией еще двух. Мои статьи в газете «Труд» выходят, в том числе и по экономической тематике. И самое главное — я здесь по воле тех людей, что хотят дать дополнительные возможности на этой фабрике тем людям, что что-то готовы менять. И другого такого помимо меня — у них нет. Так что давайте так сделаем — мы сейчас с замдиректором уйдем минут на пять, погуляем, а вы за это время решайте — с нами вы или нет.

Чернов опешил и удивлённо поднял брови, переваривая мои слова.

— Тише-тише, парень, не горячись, не надо никуда уходить! — наконец, проговорил он, сообразив, что дело уверенно движется к его увольнению. По лицу Агеевой было видно, что она не ожидала от него такое услышать. — Наверное, мы неправильно начали наш разговор…

— Наверное, — кивнул я и многозначительно посмотрел на него. — Вернёмся к работе. Итак, меня интересуют возможности расширения производства.

Дальше мы совершенно в рабочей атмосфере провели совещание, обсудили содержимое подвальных складов. Главный инженер переобулся моментально, едва понял, что хамства я терпеть не буду, а он может остаться за бортом…

— Нам много-то дополнительных мощностей не надо, — объяснил я. — Дополнительный участок на десять-пятнадцать машинок, который обеспечит объём продукции, необходимый для легализации розницы и собственно дополнительного выпуска. Сейчас, как я понял, обеспечить этот объём вам нечем. У вас уже и так все рабочие места заняты.

— Может, уплотнить оборудование в цехах? — предложила Екатерина Захаровна.

— Тесно будет, если четвёртую машинку в ряд запихнуть, — ответил Чернов.

Вспомнил эти ряды машинок… По три с каждой стороны от центрального прохода…

— Ну, подождите, — задумался я. — Это если с каждой стороны по четвёртой машинке впихнуть. А если только с одной? Центральный проход немного сместить. Будет не совсем посередине.

— И что? Из дверей будешь в машинки упираться? — спросил главный инженер.

— Ну и что? — недоумённо посмотрел я на него. — Сделал от двери в сторону пару шагов, вот тебе и проход. Зато не надо помещение ещё одно искать. Сколько там сейчас рядов по шесть машинок?

— Семь, — ответил Чернов.

— На цех семь машин, а цеха два на втором этаже и на третьем… Вот вам и четырнадцать машинок! — посчитал я.

— Это кто-то должен будет спиной сидеть прямо к двери? — с сомнением посмотрела на меня замдиректора. — На сквозняке? Это у нас сплошные больничные будут.

— Вот это вы правильно подняли вопрос. Охрана труда нам очень важна. Тогда предлагаю дверь перенести, чтобы никому не пришлось сидеть на сквозняке, — внес я новое предложение. — Не вижу проблем. Это намного проще, чем ещё один цех на первом этаже организовывать на половину этажа, а перед этим переносить склад в подвал…

— Не получится склад в подвал перенести, грузовой подъёмник только до первого этажа, — добавил Чернов. — Он в подвал не спускается.

— Тем более, — развёл я руками. — Значит, над этим моим предложением и подумайте… Далее. Нам нужны излишки продукции, с которыми мы могли бы выйти на ваше Управление с вопросом, куда их деть? Мы со своей стороны сделаем так, чтобы в Управлении приняли решение передавать все излишки в розничную торговлю. Значит, вам надо дополнительное оборудование и дополнительный объём ткани для официальных излишков. Так ведь? У вас продукция примитивная, на раскрое тут не сэкономить… За счёт чего вы больше продукции будете выпускать? Есть возможность официально закупать чуть больше ткани?

— Это сложно, — наморщила лоб Екатерина Захаровна. — Мы получаем ткань заранее, в текущем квартале на следующий. У нас всегда есть переходящий остаток, но слишком много излишков из него нашить не получится, иначе на плановую продукцию не останется.

— Значит надо ещё и с официальным обеспечением поработать, — сделал я себе пометку в ежедневнике. — Увеличить, на сколько получится. Прикиньте, сколько ткани будет нужно, чтобы загрузить четырнадцать дополнительных рабочих мест. А мы прикинем потом, сколько из них будут шить из официальной ткани, а сколько из дополнительной…

На этом мы с Черновым вполне доброжелательно попрощались и покинули с Екатериной Захаровной его кабинет. Он оказался борзой, но не тупой. Попытался подмять молодого пацана, не прокатило, так тут же сдал назад. Представил, наверное, как на пенсии будет скучать, цветы поливать и вспоминать, как человеку нагрубил, которого на фабрику прислали люди уж точно не глупее его. А внукам своим что скажет? Сами себе квартиры стройте, я пас? Как пообещал помочь, так и заберу свое обещание?

Это хорошо. Окажись он тупым, лучше было бы ради общей безопасности его на пенсию все же отправить… У нас уже есть тупой Ганин, еще одного такого же нам точно не надо… Ну да, тупой — кто же у своих-то ворует?