Глава 8

Больно и хочется пить. Монах доминиканец поит нас водой только по вечерам, еды нам не положено, мы назидание для всех врагов алжирского дея. И воду-то нам дают, только для того, чтобы мы промучились подольше. Рук я уже почти не чувствую, конечности, растянутые в стороны, адски болят, боль пропадает только в краткие моменты, когда я впадаю в беспамятство, но это бывает редко. Мой тренированный организм сопротивляется, не желая принимать неизбежное. Я схожу с ума, кажется ещё немного и всё — обратного пути уже не будет. Днём солнце нещадно жарит голую кожу, порывая тела волдырями, а ночью наступает царство москитов, от которых нет спасения. Повязка на голове ссохлась от запёкшейся крови, сдавливая череп и вырывая волосы, раны воспалились. Да ещё этот монах, который беспрерывно бубнит молитвы, стоя на коленях возле наших крестов…

Крестов всего двенадцать, и на двух из них уже гниющие трупы. Я завидую Сидору, который редко бывает в сознании. Его крест рядом. Большой, деревянный косой крест, установленный на крепостной стене (что бы всем было хорошо видно), к которому привязан израненный казацкий сотник. Мы повторяем судьбу Андрея, который и дал название этому орудию пыток.

Наш последний бой дорого дался пиратам. Зажать нас смогли только на галеасе. Первая галера была очищена от мавров в рекордные сроки. Никто из моего экипажа не праздновал труса, все бились, понимая, что живым не уйдёт никто. Оттого и была наша внезапная атака такой жестокой. Моряки падали один за другим, забирая с собой на тот свет всех, до кого смогут дотянуться. Мы переступали через их тела и шли дальше. Не ожидавшие такого сопротивления, берберийские пираты растерялись на какое-то мгновение, и этого нам хватило, чтобы завладеть инициативой. Но бой только начинался. На вторую галеру мы ворвались уже беспорядочной толпой из команды «Шторма» и освобождённых рабов. За нашей спиной огонь начинал пожирать захваченную галеру, становясь погребальным костром для наших павших товарищей. В этот раз нам было куда как сложнее. К борту второй вражеской галеры успели пристать уцелевшие тартаны, и враги были готовы к нашему натеску.

Мавров было больше, один к трём расклад получался, не меньше. Видя, что случилось с первой галерой, мавры предприняли превентивные меры. Все гребцы были безжалостно убиты ещё до того, как мы смогли ворваться на гребную палубу. На скамьях лежали только истекающие кровью трупы. Пополнить наши ряды было некому, нас становилось всё меньше. И всё же мы справилась! Тяжёлый бой, который на вскидку длился больше часа, закончился тем, что в живых на сцепке из трёх кораблей осталось только пятнадцать человек. Самые сильные и удачливые пережили эту бойню. Двенадцать абордажников во главе с Сидором, я и два моряка из моей команды. Бывшие невольники легли все как один. Мы все были ранены и едва стояли на ногах, а к борту подходил последний пиратский корабль…

— Где Ван? — обратился я к Сидору, облокотившись на мачту. Ноги меня почти не держали, из многочисленных порезов текла кровь. Сегодня мною бы гордился Филипп, я сделал всё, что было в моих силах и даже больше. То, что я до сих пор почти цел, было чудо. Кафтан прострелян в нескольких местах, пулей же с меня сбило и треуголку, оставив кровавую борозду на голове. В меня сегодня стреляли раз пять, не меньше, но бог меня миловал. Орудуя саблей и пистолетом, я сражался почти в первых рядах, и до сих пор жив!

— Вана сбросили за борт — поведал мне тяжело дышавший сотник — багром столкнули, в самом начале боя. Утонул, наверное.

— Жаль… — искренне огорчился я. Сегодня погибли многие из тех, кого я знал, и кто был мне близок, но Вана было особенно жалко — есть порох? Мою сумку срезало, хрен теперь найдёшь.

— Этого добра хватает — усмехнулся Сидор, глядя как галеас без единого выстрела приближается к сцепке из кораблей — поджигаем?

— Да — кивнул я — нет смысла ждать. Пока ещё разгорится… Приготовьте факелы, последнюю сволочь надо будет поджечь сразу. Не думаю, что нам там дадут много времени на раскачку. Максимум пару минут и нас уже не будет.

— Согласен — кивнул Сидор — с галеасом нам не справиться.

Когда галеас подошёл к борту галеры, мы не стали ждать, и собрав последние силы сразу же бросились на его палубу и неожиданно не встретили сопротивления.

Я растеряно остановился, не понимая, что тут происходит, и тут в нас полетели стрелы. Именно стрелы, с тупыми наконечниками. Каким-то чудом я и два моряка остались на ногах после первого залпа, и я не стал терять времени.

— Факелы бросай! — заорал я, и швырнул свой в косой парус.

Град ударов обрушился на меня, как минимум одна стрела угодила в голову и сознание покинуло меня.

Когда я пришёл в себя, то мы были уже связаны по рукам и ногам, а в живых нас оставалось всего двенадцать. Мавры шустро тушили очаги пожара и отходили на безопасное расстояние от огромного костра, в который превратились пять сцепившихся кораблей. «Шторм» дорого продал свою жизнь, забрав с собой почти всех своих обидчиков. Разложив нас на палубе, несколько мавров, очевидно когда-то бывших у меня в плену, быстро опознали меня и Сидора. Я не понимал о чём они говорят, но общую суть уловил. Кто-то предлагал покончить с нами прямо на месте, а другие настаивали на том, что такую ценную добычу надо презентовать дею. Конец спору положил пиратский капитан, который пристально посмотрев мне в глаза, уверенно отдал несколько распоряжений.

Нас бережно подняли, и как величайшую ценность перенесли в кормовую надстройку, где даже перевязали и обработали раны. Так я и попал в плен.

Я и Сидор остались на корме, а остальных матросов увели куда-то в другое место. За нами ухаживали и хорошо кормили. Ежедневно судовой доктор осматривал наши раны и делал перевязки. Мы так и оставались в кормовой надстройке, хотя обычно всех пленников мавры бросали в тесную клетку в подводной части галеаса. Здесь содержали людей и скот, захваченный на европейском побережье, там же пришлось томится и моим выжившим матросам. Алжирский галеас на всех парусах возвращался домой, неся дею долгожданную весть, что Виктор Жохов, один из двух братьев корсаров, которые доставили ему столько неприятностей, наконец-то пленён.

Больше десяти дней мы провели в тесной коморке, практически неподвижные. Только два раза в день, утром и вечером, нам развязывали ноги, и выводили на галерную палубу, оправиться. Остальное время мы были заперты в тесном и душном кубрике. Пиратский галеас уходил от места боя каким-то сложным курсом, очевидно (и не без оснований) опасаясь встрече с мальтийскими кораблями.

— Как думаешь, чего с нами будет? — Сидор был ранен сильнее чем я и редко подавал голос, однако несколько дней покоя и хорошей еды привели его в чувство.

— Да хрен его знает — честно ответил я — хотели бы убить, давно бы уже убили. Выкуп, наверное, попросят. Гришка нас будет искать, это без сомнений, только вот это дело не быстрое. Придётся помаяться в тюряге до очередного обмена. Ты же видишь, нас с тобой опознали, мы мать его знаменитости в Алжире! Дорого, наверное, попросят, падлы…

— Ага, а могут и на кол посадить — буркнул Сидор — это как дею шлея под хвост попадёт! Видел я уже такое, когда в Марокко на галерах маялся. Эх, опять не сложилось в бою сгинуть! Откуда только эти лучники взялись… А так-то умирать не страшно, только бы быстро и без мучений. Как вспомню, сколько мы алжирских мавров на тот свет спровадили, так сразу легче на душе становится.

— На кол это хреново! — меня аж передёрнуло — на кол я не хочу!

— Никто не хочет… — вздохнул Сидор — это уже не от нас зависит.

Однажды утром нас разбудили и вывели на палубу. Я зажмурился от яркого света. Сквозь утренний туман белели разбросанные по каменным уступам дома и форты большого восточного города. Хорошо укреплённая крепость. Несколько мавров собирали у гребцов вёсла, прежде чем сойти на берег. Очевидно были уже случаи, когда гребцы, воспользовавшись тем, что большинство команды уходило в порт, угоняли корабли. Вообще в гавани было множество кораблей, и узнать среди них европейских купцов было не так уж и трудно. Алжир торговал с теми европейцами, которые платили за свою безопасность, но все корабли купцов, на время стоянки снимали руль и паруса, и получали их обратно только перед отходом и после тщательного обыска. Мавры не хотели побегов ценных рабов. Гнездо пиратов, про которое я много раз слышал, но ни разу не видел. Алжир, где европейских вероотступников, едва ли не больше чем арабов и турецких войск. По приблизительным подсчётам, рабы составляли до половины населения всего этого города.

Нас вывели на берег, и под горестные завывания толпы повели по улицам города. Алжир узнал, какой дорогой ценой дались эти двенадцать пленников. Многие дома сегодня погрузятся в траур. Нас никто не трогал, никто не пытался бросить в нас камень или гнилой овощ, на нас просто смотрели, как на диких зверей, злыми и не обещающими ничего хорошего глазами. Шесть кораблей не вернулось из похода после встречи с единственным кораблём Жохова.

Внезапно среди множества лиц я увидел Гомеса. Купец стоял среди толпы обнажив голову, и смотрел на нас полными слез глазами. Когда процессия поравнялась с ним, он внезапно заговорил.

— Вы должны знать, господин Жохов, меня заставили обстоятельства! Оба моих сына попали в плен, и за них назначили неподъёмный выкуп! Заплатив его, я бы разорился! У меня не было выбора! Простите меня если сможете!

— Бог простит! — зло рыкнул я, с трудом подавив в себе желание бросится на предателя. Ничем хорошим это не закончится и я вряд ли смогу причинить ему вред, а вот себе наврежу изрядно. Ничего, быть бы живу, а там сочтёмся…

— Иуда! — прошипел Сидор, который шёл рядом и сплюнул под ноги купцу, который так и остался стоять с потерянным видом. Ну вот, теперь всё ясно, купца заставили предать нас шантажом. Но это ничего не значит и не меняет, спасая двоих, он обрёк на смерть несколько сотен человек. Я уже не говорю про себя и Сидора.

— Я сегодня же отправлю сообщение вашему брату, что вы живы и где находитесь! Вас выкупят! Умоляю, не трогайте мою семью! — уже нам в след прокричал купец — я один во всём виноват!

Эль-Джезайр — крепкая цитадель в центре города и резиденция турецкого наместника и дея Алжира. Именно туда и отвели нас всех, загнав в баньо, тюрьму для европейских пленников. Сюда помещают только самых ценных невольников, требующих особого надзора и охраны, и которых дей выкупал у пиратов. Тут же на нас одели и тяжёлые кандалы.

Вообще удивительное дело, но ворота тюрьмы почти всегда были открыты. Часть пленных днём уходило в город или христианскую таверну, что стояла неподалёку, чтобы вернутся ночью. Непроходимая пустыня, которая окружала город, охраняла невольников от побегов лучше, чем самая строгая и бдительная стража. Без подготовки и снаряжения, а также без опытных проводников караванщиков, пройти её практически невозможно. Совсем не далеко от Алжира была испанская крепость Оран, только вот добраться туда было так же сложно, как до луны.

Заслужить такие увольнительные можно было только хорошим и примерным поведением, это разрешалось только старым и проверенным рабам, такой же привилегии удостаивались и рабы, по которым уже прошли переговоры по выкупу и ждавшие освобождения. Всех помещённых сюда невольников ждало несколько этапов становления на пути либо на волю, либо на тяжёлые работы. Вновь прибывших заковывали в тяжёлые цепи по рукам и ногам, затем оковы меняли на более лёгкие, и если от пленника не было проблем, вообще снимали железо. Ну а потом, если о выкупе договаривались, то пленник возвращался домой, а если нет, то раба переводили на галеры или полевые работы, откуда уже почти никто не возвращался. Весь этот город процветал только благодаря рабскому труду.

В тюрьму имели свободный доступ монахи, которые были посредниками при сборе выкупов и обменах, сюда же мог прийти и вообще любой желающий, для того, что бы снабдить раба деньгами или провизией. Но нам тут было отведено особое место. Больше не разделяя, всех нас закрыли в тесной камере с крепкими дверями и без окон, и приковали к стенам. Нам предстояла встреча с деем.

В настоящее время деем Алжира был Баба Хасан. Эта должность была выборная. Деем страны мог стать любой офицер янычарского корпуса, турецкого султана. Янычары его избирали, они же его могли легко и сместить, и даже казнить. Многие из деев добивались власти путем убийств своих предшественников. Вступив в должность, дей назначал пять министров. Официально дей должен был жить на янычарское жалованье, но в действительности этого конечно не происходило, имея такую власть, дей легко мог сколотить состояние, имея массу побочных доходов. После смерти дея все его имущество отходило в государственную казну. Ну и самое главное, дей был зависим как от янычар, так и от пиратов, которых в городе было как бы не больше чем турецких солдат. Периодически и корсары, скидывали дея с престола, если им не нравилось его правление. Дей делал всё возможное, чтобы пиратская вольница была довольна. А вольница эта, сейчас жаждала крови. Крови своего врага — Виктора Жохова.

Во дворец к дею нас привели на следующий день. Баба Хасан восседал на низком троне, в богатых шелковых одеждах и с тюрбаном на голове. Когда-то это был сильный и мощный мужчина, но за год своего правления дей успел заплыть жиром. Перед троном стоял низкий столик, весь заставленный восточными сладостями и кувшинами с напитками. Вокруг трона стояла многочисленная свита и личные рабы правителя, которое без устали махали большими опахалами, создавая движение воздуха и прохладу.

— Ты Жохов?! — вопрос последовал на турецком языке, но нам его тут же перевели толмачи.

— Он самый! — буркнул я — чего хотел-то, жирный?

— Ты Жохов, доставил мне много хлопот, прежде чем тебя как жабу из пруда выловили мои люди — довольно усмехнулся дей, услышав явно неполный ответ от переводчика — много хлопот и много убытков!

— Я старался — скромно ответил я на такое признание своих заслуг от правителя пиратов.

— Мои люди просят твоей крови. Они даже не хотят получать за тебя выкуп. Если тебя выкупят, ты будишь мстить, и стараться покрыть свои затраты. Это не выгодно и даже вредно для Алжира. Что мне с тобой делать, раб?! — дей упивался своей властью.

— Отпусти меня, и я дам вам месяц, чтобы вы успели сбежать! — усмехнулся я — вы поймали меня, но мой брат свободен, как и вся флотилия. Если не отпустишь, он больше не тронет других берберов, а будет заниматься только тобой. А он у меня тот ещё затейник! Мой самый маленький шлюп, с половиной обычной команды, пустил на дно шесть твоих кораблей, прежде чем вы смогли победить, ты представляешь что сделает целый флот? Поймать в ловушку флотилию больше не получится, а значить вы все взвоете, и уже очень скоро!

— Ты дерзок и смел, раз так говоришь со мной — задумался дей, сверля меня тяжёлым взглядом — а я ведь сейчас могу сотворить с тобой что угодно! Даже самые сильные и смелые плакали и просили пощады, когда кол входил в их зад! Но я дам тебе шанс. Предлагаю тебе свободу, в обмен на то, что ты перейдёшь в нашу веру и сменишь свой косой флаг, на зелёное знамя пророка! Мне пригодится такой воин в борьбе с неверными.

— Как думаешь Сидор, если его нахер послать, он найдёт дорогу? — задумчиво обратился я к сотнику на русском языке.

— А не найдёт, так я покажу боярин! Благо под рукой есть наглядное пособие! — рассмеялся Сидор и почесал свои шары — ишь чего удумал, морда басурманская!

— Твой ответ?! — дей повысил голос. Ему явно не понравились наши переговоры.

— Косой крест, ещё будет стоять над твоей крепостью дей! Уж поверь мне, я приложу к этому все усилия! И запомни, я не продаюсь, свинота ты в тюбетейке! Думай, пока у тебя ещё есть немного времени! Григорий Жохов долго ждать не будет, ты пожалеешь о каждом своём слове и поступке! — отверг я предложение дея.

— Как хочешь! Пусть будет так! На косой крест их всех, и поднять их на крепостную стену! — заорал дей, брызгая слюной, и с издёвкой добавил — ты мой дорогой гость, а желание гостя для меня закон!

Так мы и оказались на крестах, и висим тут уже двое суток! Все монахи в городе, и даже простые невольники приходят под стену помолится, как будто мы святые великомученики. Мучений нам и правда хватает, а вот святыми нас не назвать. В очередной раз убеждаюсь — бойся своих желаний — они могут исполнится!

Загрузка...