Рейнхард Шрёдер, как исправить реальность

Глава 9. Рейнхард Шрёдер

Это походило на то, как будто он заснул и видел сон. Он стоял в странном месте, затянутым туманом. Сана возникла рядом в каком-то архаичном платье в мелкий красный горошек стиля Америки пятидесятых. Ну, по крайней мере, так Саше показалось. Впрочем, оно ей шло. Ей всегда все шло, тем более во сне.

— И где Берлин? Что-то не походит, — проворчал Саша, озираясь.

— Терпение, я пытаюсь сфокусировать твое сознание, это не так-то просто.

Туман поплыл, сменяясь солнечным днем, а из расплывчатого облака выскочила телега, груженная фруктами, чуть его не задавив. Отскакивая, он наткнулся на какого-то немецкого солдата в характерной каске с не менее характерным автоматом. Тот недружелюбно оттолкнул его, выкрикнув:

— Держите дистанцию, не напирайте.

Сана выросла рядом с ним, глядя, как вокруг проступают красивые трехэтажные дома, облицованные камнем, с кадками цветов на окнах. Яркое голубое небо, мостовая под ногами, улица полная людей. Какие-то лотки, торговец яблоками.

— Что текстурки подгружаются? — пробурчал Саша.

— Ты упираешься, но синхронизация пошла, — пояснила Сана.

Саша обратил внимание, что многие девушки на улице, гуляющие под ручку с парнями в черной и бежевой форме или осматривающие лотки в одиночку, одеты как-то похоже на Сану.

— Так ты нарядилась по моде тех лет? — догадался Саша. — А я думал, ты просто изображаешь официантку из американской местечковой кафешки пятидесятых.

— Ну, у меня чуть больше вкуса, чем у этих немецких девиц. А твоя ассоциация не случайна, ведь во время Второй мировой ты проживал в Америке в районе Мэриленда, и был ремонтником.

— Да, я помню, что последние века я сплошь какие-то стрёмные личности.

— Ни на что другое тебя до сих пор не хватало. Студент-физик было большим достижением. Впрочем, не наговаривай на ремонтника, он был хорошим человеком и стремился помогать людям. Но не отвлекайся, а то нас сейчас начнет бросать по разным локациям. Итак, мы в Берлине, как раз в тот день, когда в город из Африки прибывает Рейнхард Шрёдер.

Все опять стало преобразовываться, людей на улице становилось все больше, продавец яблок куда-то исчез, впрочем, как и другие лотки. И вот Саша обнаружил себя стоящим в ликующей толпе, прямо напротив того самого солдата, на которого налетел пять минут назад. Тот поглядывал все так же недружелюбно, как будто помнил его.

— Не лезь под колеса генералу, — сообщил он веско.

— Да я как-то не собирался, мужик, расслабься, — успокоил его Саша.

Он оглядел себя и увидел, что в отличии от Саны одет не по последней моде. А в джинсы и футболку с изображением здорового гамбургера на груди. Однако ни солдат с автоматом, ни люди вокруг, кажется, не обращали внимание.

— Э-э, Сана, а что это…

— Тихо Саша, все пропустишь. Не обращай внимания на свой видок. Мы здесь в форме бестелесных проекций, а реакция на нас окружения — симуляция для удобства. Ведь нас не было в этом историческом моменте. Можешь даже схватить этого парня с автоматом за нос и сделать ему сливу — ты ничего не нарушишь.

— Да? Почему это? Как раз искал какую-нибудь бабочку, чтобы наступить.

— Брось. Мы наблюдаем что-то типа записанного во времени и пространстве трехмерного фильма. Если мы здесь что-то изменим, мы изменим это просто в своей копии фильма, только и всего. О, а вон и Рейнхард, помаши ему ручкой, Саша.

В конце улицы показался едущий черный автомобиль без крыши, с сидящими в нем офицерами вермахта. Толпа отчего-то ликовала, махала руками, и рядам солдат СС приходилось потрудиться, чтобы сдерживать напор. Сана тоже махала машине, подпрыгивая на месте.

Саша заподозрил, что богиня свихнулась, но быстро выкинул ее из головы, с интересом разглядывая людей в машине. Один из них выделялся: крупный широкоплечий рыжеватый мужчина, сидящий со скучающим видом опершись локтем на дверцу. Рейнхард Шрёдер великий безумец, захвативший полмира.

Когда автомобиль проехал мимо, Саша вдруг почувствовал, как Сана схватила его за руку, бросив:

— А теперь, поехали прокатимся с ними.

Они сделали шаг из толпы и тут же оказались сидящими в машине прямо напротив двух офицеров. Второго Саша не знал. Какой-то лысеющий шибзик, снявший свою фуражку и махавший народу, как будто тот кричал именно ему. Впрочем, кому-то точно надо было махать, ибо виновник народной любви сидел с совершенно отсутствующим видом, как будто ему не было никакого дела до рукоплещущей толпы. Холодные голубые глаза рассеяно бегали по людям, крышам зданий, лицо, как высечено из камня. Этот человек практически излучал какую-то мощь.

Оба немца, совершенно не замечали их с Саной.

— Почему его встречают как кинозвезду? — шепнул Саша.

Сана разглядывала Рейнхарда с детской радостью, как будто увидела Микки-Мауса вживую.

Она пояснила:

— Завоеватель Франции и покоритель Африки, возвращается в Берлин после блистательных побед, конечно народ Германии встречает его, как звезду. Ты историю вообще учил, или так, просматривал?

— А что это с тобой Сана? Ты, кажется, говорила, что твоя любовь к этому парню поостыла с годами.

— Мне сложно объяснить свои эмоции. Это как увидеть старшего брата, но в его далеком детстве.

— Я мозг сломаю от твоих метафор. А мне он тогда кто? Кузен?

— Тебе не понять. Он часть некоего древнего и мощного конгломерата сознаний, в котором берет начало и моя личность тоже. Оттуда я черпаю знания и энергию. Упрощенно говоря, человек перед тобой, часть той высшей силы, которая учила и меня, но этой части еще предстоит пройти большой путь, чтобы стать той самой силой.

Словно в опровержение ее слов, Рейнхард Шрёдер, все это время сидевший безразлично напротив, вдруг перевел взгляд на сидение, где сидели Саша с Саной, он смотрел сквозь них, не видя, но проницательный взгляд синих глаз как будто ощупывал пространство. И вдруг, Саша готов был поклясться, Шрёдер посмотрел Сане прямо в глаза, как будто мог видеть ее.

А девушка удивленно моргнула, что совсем вывело Сашу из равновесия.

Взгляд Саны на секунду расфокусировался, как будто она посмотрела куда-то сквозь тело Рейнхарда за его спину, а потом расслабилась, проговорив:

— Маленькая шутка старшего брата.

— Что? Этот мужик тебя, как будто увидел. Разве он типа не запись в фильме?

— На мгновение он стал не записью. Это та сила, проявила себя.

— Я рад, что в этом мире еще есть силы, у которых на тебя найдется управа.

Сана только молча чему-то улыбнулась.

Шрёдер уже давно перестал пялиться на Сану, а заговорил со своим лысоватым спутником, который наконец перестал расточать улыбки толпе, сел, и даже надел обратно фуражку.

— Думаешь, всем этим людям правда есть какое-то дело до нас с тобой? — спросил страшный генерал-фельдмаршал.

— Что вы такое говорите, генерал, они рукоплещут.

— Они так же будут рукоплескать любому другому, про кого пропаганда Геббельса раздует, что он победил всех врагов Германии. Бросьте, все это не более чем иллюзии. Если завтра напишут, что Рейнхарда Шрёдера накрыло английской бомбой, никто из них даже не всплакнет.

— Не может быть, это будет величайшее горе для нации!

— Скорее для Гитлера. Он окружил себя идиотами, о чем прекрасно знает, потому что другие начинают ему возражать, а он этого не любит. Но идиоты не умеют побеждать, а я могу. И Гитлер тоже это знает.

— Мы в Берлине, генерал, а не в африканской пустыне, не стоит вести такие опасные разговоры, а то эти самые идиоты, могут нас услышать, а некоторые из них, как вы знаете, довольно мстительны.

— Они ничего мне не сделают. Я слишком велик, а они слишком ничтожны. Карлики, в результате случайности запрыгнувшие в высокие кресла. Да вся эта партия, по сути, груда выскочек, взявшая власть в период, когда люди от всего устали.

— Ой, совсем опасные разговоры, генерал, — засмеялся его спутник, но как-то натянуто. Он добавил, осторожно стрельнув по сторонам: — Вы становитесь популярнее Гитлера, не боитесь этого?

— Я ничего не боюсь, Ганс. Я думал, ты запомнил это. Попомни мои слова, однажды этот толстый клоун Геринг, будет передо мной приседать и строить милостивые ужимки, так же как перед Гитлером.

— Вы очень смелый человек, говорить такое. Уж не метите ли вы на место фюрера?

— Я солдат, а не фюрер. Гитлер — политик, интриган, умеет забалтывать массы, он там смотрится лучше меня, а я предпочитаю разговаривать только пушками. Это у меня получается лучше всего.

— Да уж, — засмеялся спутник.

Шрёдер вновь поглядел на ликующую толпу, казалось, эти вереницы людей, стоящих вдоль улиц, никогда не кончаться.

— Знаешь, что я делаю, с момента, как мы въехали в город? — спросил он.

— Что же? — с интересом обернулся Ганс.

— Ищу запуганных людей. Но я ничего не вижу, а ты?

— Какие запуганные люди, о чем вы? Посмотрите, все рады, как никогда.

— Появились странные слухи, что евреев убивают чуть ли не на улице либо собирают и вывозят в неизвестном направлении.

— Ну, евреев я действительно больше не вижу. Наш славный фюрер-таки отловил их всех и вышвырнул из страны. Разве это не замечательно?

— Куда он их вышвырнул? Я не видел в Африке ни одного еврея. Помнится, туда он и собирался их высылать.

— Значит, их перебило гестапо. И оно к лучшему.

— Нет, ты действительно думаешь, что они их убивают? — обернувшись, воззрился на него Рейнхард.

— Я общался с эсэсовцами, очень похоже на это.

— Знаешь, Ганс, я тоже не люблю этот пронырливый народец, да как и все в этой стране. Но это какой-то бессмысленный расход человеческого материала. До войны, на улице, где я жил, работал отличный дантист. Он был еврей, но у него были золотые руки, и он знал свое дело. Хорошие специалисты нужны любой стране. Глупо кидать их в печки.

Ганс не согласился:

— И что вы предлагаете давать этим специалистам разгуливать преспокойно повсюду? Так мы вернемся к тому же самому. Как говорил наш славный фюрер: евреи отбирают у честных немцев работу!

— Если бы хоть один честный немец умел так лечить зубы, как этот еврей, но видишь, в чем дело, Ганс, не было ни одного. Профессионалов с мозгами стоило бы отбирать из общей массы, ставить на учет, и прикреплять к предприятиям, а не увозить черте куда, окучивать картошку, и рыть котлованы. Я надеюсь, именно для этого их свозят в лагеря, о которых я слышал, а вовсе не за тем, чтобы ставить к стенке или сжигать, как рассказывают.

Саша пихнул Сану локтем, прошептав:

— Ты посмотри-ка, твой кумир, видит в людях какую-то практическую ценность, а не только способен мочить их пачками. Это ты и хотела увидеть? Мужик прям добряк.

— Он не мой кумир, Саша. И не стоит так шептать, они нас не слышат, — сказала Сана.

Лысоватый Ганс, тем временем отвечал своему генералу, лениво откинувшись на спинку сидения:

— У нас полно народа на завоеванных территориях, вот уж не стоит беспокоиться, кому окучивать картошку. А эти евреи, они как саранча. Они все хилые, и передохнут от любой тяжелой работы.

Рейнхард Шрёдер хрипло рассмеялся:

— Ганс, Ганс… вижу, ты успел провести слишком много времени с эсэсовцами. Не стоит увлекаться. Ты не заметил, что они немного того? Двинутые? Им промывают мозги с детства. Они же почти все состояли в партии с юных лет. Стране такие тоже нужны, спора нет. Крепкие идеологически подкованные парни, залог стабильности и порядка, но мы с тобой офицеры вермахта, нам зачем повторять за ними всю эту чушь?

— Простите, генерал.

— Ганс, загнать завоеванные народы в шахты, а всех евреев перестрелять — это все не более чем красивые сказки. А когда сталкиваешься со строительством прочной и уверенной империи, приходится думать более рационально и прагматично. Ты чему-нибудь у меня учишься, или я зря трачу на тебя время?

— Мой генерал, я многому у вас учусь, вы великий человек.

— Но стоило тебе выпить в самолете с эсэсовцами, как ты заговорил также твердолобо, как они!

— Виноват, мой генерал.

— Ты помнишь, что мы делали в Эфиопии? Мы загоняли там кого-то в шахты? Нет, этот придурок группенфюрер Шмидт, пытался что-то такое, организовать, как ты помнишь. Но толку от этого было мало. Проблема любых рабов в том, что они работают плохо и при возможности норовят убежать. Мы дали им короля, видимость свободы, и они сами делали все, что нам нужно. Зачем цепи, когда можно иначе?

— Я помню, вы заставили этого штабного хлыща самого копать яму, а он орал, что пожалуется своему командованию и вас расстреляют.

— Ах, наш чересчур эмоциональный друг Шмидт! Как видишь, он прозябает в пустыне, охраняя египетские руины, а мы едем на аудиенцию лично к фюреру. Время всегда показывает, кто в итоге был прав, верно?

— Верно, — Ганс засмеялся.

— Хотелось бы мне знать, что устроил Гиммлер, со своими ребятами в черном во Франции, которую завоевал я, а никто другой! Они не дали мне там все наладить. Ты знаешь, что они убрали оттуда Манштейна, которого, я оставил за всем присматривать?

— Нет, неужели? Зачем?

— Бог знает, у меня мало источников в окружении Гитлера. По-моему, проблема в том, что Манштейн не умеет поддакивать и спорит с Гитлером.

— Разве вы тоже не спорите с фюрером?

— Понимаешь Ганс, таким людям, как я, можно делать что-то подобное. Я слишком полезен. Думаю, что Гитлер не раз мечтал от меня избавиться, но потом понимал, что это будет большой глупостью с его стороны. Думаешь, почему он до сих пор не дал мне титул рейхсмаршала? Он боится меня.

— Очень может быть.

— Когда они выслали Манштейна, как бы, на отдых, он сразу написал мне, что СС затеяли крайне тлетворную возню в оккупированной Франции. Запугали население, заменили местных на своих. Все это зря. Не дай бог Гиммлер вспомнит, где Африка, и заметит, что у него нет там отделений.

— Ах, мой генерал, я уверен, если кто-то из центра сунется к нам в Африку, их будет ждать неприятный сюрприз. Все войска верны вам, а не Гитлеру.

— Тише-тише, Ганс, вот уж это точно не стоит болтать, здесь, в Берлине.

— Вас там боготворят. Даже местные элиты лояльны лично вам, и в штыки воспримут людей Гиммлера. СС ничего не сделают, даже если захотят!

— Хотелось бы надеяться. Я по-своему уважаю нашего фюрера, Ганс, он человек с идеями и умеет воплощать их в жизнь, но Гиммлер мне не нравится. Ты видел его когда-нибудь вблизи?

— Нет.

— Он абсолютный шизофреник. Маньяк. Он верит, что был в прошлой жизни каким-то германским королем. Посмотри на его рожу и вспомни любого германского короля, это просто смешно. Я могу представить его только полотером. Конечно, этот крысеныш оказался довольно полезен для империи, но давать ему столько полномочий и власти, было излишне. На месте Гитлера, я бы давно пришил этого недоумка тихонько в собственной постели.

— Ничего не могу сказать, мой генерал, я видел рейхсфюрера только на кинематографических фильмах, там он кажется довольно ученым.

— Ученым? — Рейнхард рассмеялся во весь голос. — Геббельс просто гений, я всегда это знал! Его пропагандистские фильмы шедевр! Гиммлер кажется ученым, ну надо же! — Отсмеявшись, Шрёдер проговорил серьезно: — Нам нужен источник информации в рядах СС, Ганс. Займись этим, у тебя, похоже, получается разговаривать с этими шизанутыми без брезгливой иронии. Мне нужно знать, что там происходит, и что они делают из этой страны.

— Хорошо, мой генерал.

Рйнхард о чем-то задумался, буравя остановившимся взглядом какую-то точку в районе пупа Саши. Тому аж стало неуютно, хотя он и понимал, что этот рыжеватый нацист его не видит.

— Знаешь, о чем я сейчас вдруг подумал Ганс?

— О чем же, мой генерал?

— Ведь эти негры и арабы в Африке, по классификации фюрера тоже не чистая раса. Для него они ничем не лучше евреев.

— Ну, евреев он ненавидит больше всего. Но вы правы, вряд ли он бы был в восторге от негров. А к чему вы это?

— Люди как люди, просто черные и диковатые. Я смотрел на них, и у меня не было к ним ненависти. А все почему? Негры ничем нам не насолили, Ганс. Все дело в этом.

— Я вас не понимаю, генерал.

Рейнхард Шрёдер ответил не сразу.

— Может быть, и евреи нам ничем не насолили, а нам просто так кажется?..

Сана дернула засмотревшегося на все это Сашу за рукав футболки, проговорив:

— Нам пора к следующей сцене.

— Что? Только эти два фашиста начали говорить что-то здравое, как ты предлагаешь их покинуть? — возмутился Саша.

Машина расплылась, и все вокруг замелькало цветными пятнами.

Сана сказала:

— Мы перенесемся буквально на день вперед. Это тоже интересная сцена. Рейнхард Шрёдер узнает, что готовится вторжение в Россию.

Они очутились в каком-то зале. Перед большой картой, висящей на стене, стояли Шрёдер и Гитлер собственной персоной. Саша с интересом стал разглядывать этого типа с усиками, которому приписывают чуть ли не дьявольское происхождение. Вживую выглядел он… как-то обычно и не шибко впечатляюще. Великий фюрер стоял в невзрачном военном кителе и выжидающе поглядывал на Рйнхарда, тот, в свою очередь, медленно покрывался красными пятнами и был чем-то весьма поражен.

Он переводил взгляд то на карту, то на Гитлера, и продолжал наливаться кровью. Даже фюрер, нервно облизнул губы и покосился по сторонам, как будто сожалея, что рядом нет пары крепких ребят с автоматами, на случай если господин фельдмаршал не совладает с собой. Впрочем, как потом показала история, ему было о чем переживать.

— Что? — выдохнул Рейнхард Шрёдер, каким-то обманчиво спокойным тоном. — Вы хотите напасть на Россию?

— Да, господин, Шрёдер, именно так. Мы разнесем их за несколько месяцев. Я лично подготовил план, название этому будет — Блицкриг!

— Лично? План?.. — охнул Рейнхард.

— Это блестящий план, вы сами в этом убедитесь, когда посмотрите детали. Мы планируем начать наступление ближе к июню и…

— Да ты рехнулся, чертов идиот! — взорвался Рейнхард, нависнув над фюрером.

Тот испуганно попятился, но тут же раскричался:

— Что вы себе позволяете?! А?! Я сейчас прикажу вышвырнуть вас отсюда, если немедленно не возьмете себя в руки!

— Вышвырнуть? Меня вышвырнуть?!

Но Рейнхард уже успокаивался и, кажется, пожалел об этой вспышке, но добавил угрожающе:

— Кто тогда будет приносить вам победы, мой фюрер?

— Я найду людей, незаменимых людей не бывает! А ну немедленно успокойтесь! Немедленно!

— Взгляните на карту, — прошипел генерал. — Это вам не Польша и не Франция! Тут тысячи километров! Это Россия!

— У нас превосходство в военной силе в два раза, Шрёдер. В два раза! У них старая армия, у них раскол между центральным правительством и императорской гвардией, длящийся вот уже тридцать лет, у них холопы, не умеющие и нежелающие воевать! Мы сомнем их в момент!

— Сомнем в момент?! — опять заревел Шрёдер. — Огромная территория, плохая сесть дорог и сообщений, раскиданные маленькие поселения, махровые, закаленные в бесконечных стычках имперские генералы! Думаете я не изучал карту и разведданные? Думаете, вам первому пришло это в голову? Мне показалось это опасным. Вы просто сошли с ума, открывать второй фронт, когда мы не разобрались с Англией!

— Я сказал, немедленно успокойтесь, иначе я позову охрану!

— Я уже спокоен, черт бы вас побрал! Вы не понимаете, это будет катастрофа, я просто не хочу туда лезть! Плохой климат для войны, и огромная территория, по которой придется распылять армию!

— Мы нападем в начале лета и уже до осени возьмем Москву и все крупные города. Нет, не перебивайте меня! Нам нет необходимости растягивать силы по всей территории, мы оккупируем наиболее населенную западную Россию, остальные земли возьмем под контроль позже. Они ничем не будут нам угрожать, там только лес и медведи.

— Вы не понимаете, это будет катастрофа! Даже если мы возьмем Москву и Санкт-Петербург, основные силы могут отступить вглубь страны, и они могут отступать бесконечно, а мы будем вынуждены растягивать коммуникации!

— Вот поэтому надо действовать быстро, генерал Шрёдер! Чтобы отступать было некому! И вы это сделаете! Тогда я вам прощу эту сцену, которую вы только что устроили!

— Да это просто бред!

— Замолчите! Ни слова больше! Вы думаете, ваши прошлые заслуги могут бесконечно прикрывать подобные выходки?! Мне надоели ваши вечные капризы!

— Капризы? Капризничают только жеманные девицы, мой фюрер, и ваши лакеи в погонах. А Рейнхард Шрёдер не капризничает, он не соглашается, и имеет право на это, потому что не ваш лакей. И запомните это!

Гитлер набрался смелости и попробовал тоже понависать над Рейнхардом, но у него не получалось, скорее походило на пыжащегося петуха. Он лишь истерично зашептал:

— Вам очень повезло, генерал, что мы здесь одни, и никто больше этого не видел и не слышал! Иначе я бы просто уже вынужден был лишить вас фельдмаршальского жезла!

— Почему сразу не расстрелять, мой фюрер? Может, тогда Кейтлер будет захватывать вам Россию? Как думаете, насколько у него получится лучше, чем у меня?

— Вы несносны и постоянно дерзите, Шрёдер! Вы уже переступили всякие границы! Всякие! Вы договоритесь, я вас расстреляю, как предателя! Думаете, мне будет хоть чуточку жаль?! Нет и нет! Никогда больше так со мной не разговариваете, слышите, никогда! Вы знаете, сколько людей поплатилось головой и за меньшее?!

— Представляю. Но вряд ли они были так же полезны.

— Вот он переломный момент, — проговорила Сана грустно. — Посмотри на Рейнхарда, он понял, что приблизился к опасной черте, зря наорал и унизил этого никчемного человечишку. Он испугался.

— Кого? Гитлера? — спросил Саша. Даже ему показалось, что пугаться этого крикливого шибзика было бы странно. Впрочем, по одному жесту этого шибзика могли утащить в застенки гестапо.

— Нет, он испугался не Гитлера, — сказала Сана. — А того, что лишится войны, завоеваний, побед и всего того, что так ценит в этой жизни. Ему нужны армии, танки и этот бесноватый фюрер с планами захватить весь мир. Они были нужны друг другу, вот в чем трагедия. Одному необходим гениальный полководец, а другому — повод, бесконечные поля сражений и армия огромной империи. Поэтому Рейнхард Шрёдер сейчас пойдет на попятный и вынужден будет согласиться возглавить вторжение, чтобы сгладить свою несдержанность. Ах, много наш Рейнхард имел проблем в этой жизни из-за неуемного характера, но что поделать, ему нужна была личность со взрывной энергией.

Рейнхард и Гитлер, тем временем, гипнотизировали друг друга.

— Я не желаю слушать больше никаких возражений, Шрёдер! — угрожающе проговорил фюрер. — И вы возглавите эту операцию. Если же нет, то можете катиться ко всем чертям! Но при этом, я лишу вас всех титулов.

— Хорошо, мой фюрер, я возглавлю вторжение в Российскую Конфедерацию

— Вот видите, вы умеете быть разумным. Вы действительно нужны мне Шрёдер, нужны Германии, нам не следует ссориться. Забудем об этом инциденте.

— Конечно, мой фюрер.

— Но запомните, если вы выкинете что-то подобное прилюдно, я немедленно уволю вас из сил вермахта!

— Конечно, мой фюрер. Так удачно, что вы перед нашим разговором выставили всех за дверь.

Гитлер смерил фельдмаршала настороженным взглядом, но быстро проговорил, замахав рукой:

— Все, идите. Я сказал вам, что хотел. Я сегодня же подпишу указ о вашем назначении и распоряжусь передать вам все материалы…

— Ничуть не сомневаюсь в эффективности вашего плана, но…

— Я знаю, Шрёдер, что вы никогда не идете на войну, не поучаствовав лично в разработке плана. Знаю. Все командиры групп армий, уже осведомлены, но на следующей неделе весь штаб соберется для обсуждения деталей, и мы, конечно же, внимательно выслушаем ваши предложения, господин фельдмаршал.

— Мне нужны последние разведданные, состав и расположение войск, все, что у нас есть.

— Будут, не беспокойтесь.

— Очень жаль, что во время первой войны не удалось заслать к ним коммунистов. Это была довольно свежая идея тогдашнего правительства, — пробормотал Рейнхард.

— Откуда вы об этом узнали? Гинденбург засекретил эти данные!

— Я много чего знаю, мой фюрер. А где сейчас Ленин? Мы еще можем разыграть эту карту. Брожения в Российской Конфедерации еще идут. Забросить его туда, чтобы помутил немного воду перед нашим вторжением…

— Ленин спился и, вероятно, давно умер в каком-нибудь борделе Швейцарии. Забудьте о нем.

— Ну и слава богу, одним шизиком на планете меньше, еще бы вашего Гиммлера к нему добавить, и я был бы счастлив.

— Я сделаю вид, что ничего не слышал, Рейнхард.

— Но еще не известно, что бы вышло из этих ненормальных радикалов. А так, Российская Империя и без нас себя развалила, нам будет легче. Керенский не станет нам проблемой. Меня больше беспокоят мятежные генералы бывшей императорской армии. Пока они там друг друга с центральной властью особо не трогали и как-то уживались, но вы хоть понимаете, что наше неожиданное нападение заставит эти разрозненные силы вмиг забыть все распри и выступить против нас единым фронтом? Старики-монархисты точно заставят меня поразмяться. Но ничего, у нас есть современные танки, а они в основном все еще на лошадях, если, конечно, Керенский не додумается поделиться с ними и танками тоже.

— Видите, за что я вас и люблю, господин фельдмаршал, стоит вам поставить цель, вы уже начинаете работать в этом направлении! Но я бы попросил сначала сообщать лично мне, обо всех возникающих у вас возражениях или идеях касательно Блицкрига.

— Вероятно, наедине?

— Да, наедине. На штабном обсуждении у нас с вами должна быть согласованная позиция, мне и без вас хватает упертых остолопов.

— Конечно, мой фюрер. Но мы застрянем в этой войне надолго, попомните мои слова.

— Разве это не то, что вы так любите? Война?

— Тоже верно, — раскололось в улыбке гранитное лицо фельдмаршала.

— Мы оба нужны Германии, Шрёдер, не забывайте это, а теперь идите.

Обстановка поблекла, сменяясь чем-то другим. Но пока вокруг были только размытые цветные пятна.

Саша покосился на Сану:

— Это все реально так и было? Или это какое-то визуальное отображения твоего предположения, как это выглядело?

— Ах, Саша, почему тебе все приходится объяснять по два раза? Мы видели реальные события, произошедшие в прошлом. Что было, когда ты вспоминал жизнь Чанг Минг, на некоторое время перенесшись в прошлое? Ты синхронизировался с той частью себя, которая находится в прошлом по отношению к тебе настоящему. Примерно то же самое мы проделываем и сейчас, за единственным исключением, что настраиваемся не на часть нас самих, а на некий отпечаток в пространстве и времени, оставленный теми событиями. Именно это я и имела в виду, говоря, что мы видим все это в записи, как фильм.

— А мы могли бы не во сне, а физически перенестись в прошлое?

— Ты же физик, Саша, подумай головой, как может быть физическое путешествие во времени? Да и зачем? Ты чувствуешь какую-то разницу? То, что ты называешь явью, тот же сон, только иного рода. Сейчас у тебя тоже есть тело, с которым ты ассоциирован, есть реальность вокруг.

Цветные пятна стали проявляться во что-то четкое. Они очутились в просторной военной палатке, полной немцев в теплой форме, посередине стоял стол со свисающими с него полотнищами карт.

— А сейчас мы где? — поинтересовался Саша, косясь по сторонам, ему все казалось, что их сейчас заметят и выставят.

Сана повествовала:

— Это зима сорок первого года, лес в Латвии. Идет обсуждение планов дальнейшего наступления и целесообразности взятия или уничтожения Санкт-Петербурга. Если тебя так беспокоит, то все совершенно реально. Люди, предметы, обстановка, диалоги все соответствует тому самому сорок первому году, про который написано в учебниках. Если бы ты перенесся сюда на машине времени, ты увидел бы то же самое.

— Да, но если бы я пнул того мужика в фуражке, тут бы началась свалка, и, по идее, я бы попал в какие-нибудь отчеты.

— Какой из тебя физик Саша, если ты можешь ляпнуть такое?

— Да-да, я знаю, к чему ты клонишь. Если бы я перенесся в прошлое и поменял ход истории, я просто создал бы другое будущее, отличное от того, из которого перенесся. И в моем будущем ничего бы не поменялось.

— Да, правильно. А что из этого следует? Куда ты вообще перенесся, если в реальном прошлом ты не только никого не пинал, тебя вообще там не было?

— Хм… вопрос, конечно, интересный, куда я перенесся…

— В момент переноса, ты уже создал бы отдельную ветвь реальности. Там бы уже все стало развиваться как-то по-другому. Исторический момент создан личностями сущностей, в нем задействованных, они его творят и строят. Если наших «Я» не было там, мы никак не можем перенестись именно в тот момент, так, чтобы быть его участниками и влиять на события. Потому что, это сразу уже будет не тот самый момент.

— Понятно. И изменить нельзя, раз нельзя повлиять?

— Участники момента могут, как бы возвратится к нему в своих мыслях и поменять, но даже в этом случае, они создадут просто новую вариацию, с новым, возможно лучшим будущим. А старый вариант перейдет в статус невероятного, и может быть, даже забудется, и как будто перестанет существовать. Но при этом, он никуда не денется, он был, есть и будет, оставшись в своем измерении.

— Я знал, способ есть.

— Ну, как ты думаешь, каковы шансы, что все, кто есть в этой платке, согласились бы переиграть решение и договорится, что ничего не было?

— По крайней мере, один хочет, — вставил Саша.

— Каковы шансы, что все люди на Земле могли бы договориться, что прошлого, которое многие помнят, и которое записано в книгах, никогда не существовало? Если бы смогли, наши книги бы изменились. Эта война оказалась бы забыта, или она всплывала бы в культуре как гротескная выдумка, сны, фантазия.

— Какая-то фантастика, — обронил Саша.

— На самом деле подобные вещи происходят постоянно с небольшими конгломератами сознаний и целыми цивилизациями.

— Не может быть!

— А ты так уверен, что с твоим миром ничего подобного не происходило, и он всегда был таким, каким ты его помнишь и каким его помнит история? Подумай, сколько у нас мифов, легенд, а в придуманных сюжетах книг и фильмов курсируют какие-то одинаковые истории вероятного прошлого и вероятного будущего. Может, что-то из этого было однажды со всеми нами, но мы сумели изменить реальность, и оно стало просто ненастоящим сном?

— У меня от тебя мурашки Сана.

— Я стараюсь, — улыбнулась девушка. — Но возвращаясь к нашим баранам… — Сана выразительно указала рукой на нацистов в палатке. — Одному человеку не изменить весь мир, даже если он примет другое решение. Но новая реальность, возможно, будет оказывать влияние на всех нас. Однако я не вижу практических способов достаточно полной трансляции в умы людей. Что сделать, чтобы все они узнали об этом другом прошлом и поверили в его реальность?

Саша не знал, что ответить, но ему казалось, ответ где-то теплится в его голове. Что разгадка уже есть.

Вместо этого он спросил:

— А как ты делала так, что тот охранник на улице в Берлине меня видел?

— Это сложный фокус. Своеобразное наложение на отражение исторической реальности вариативной реальности. Я не стану объяснять, это будет долго, нудно и слишком не понятно для такого, как ты. Это как бы такая симуляция, на основе реального прошлого. Мы можем взаимодействовать с этим окружением, и оно будет довольно реалистично реагировать на нас. Можем угнать у этих суровых парней джип, а они будут гоняться за нами по лесу и стрелять. Хочешь попробовать? Я чую, в какой-то вариации мы так сделали… Не представляю, где это мы так ушиблись головой?

— Давай, как-нибудь в другой раз. Я вижу, сюда прутся Гитлер со Шрёдером.

Оба в длинных пальто и фуражках, они зашли в палатку вместе с каким-то сопровождающими, все внутри вытянулись по струнке и протянули руку в фашистском приветствии.

Сана, стоящая сбоку от входа, подмигнула Саше и подставила ногу, когда Гитлер проходил мимо нее. Фюрер споткнулся, его подхватил под руку Рейнхард, буркнув:

— Осторожнее, мой фюрер, а то расквасите нос прямо перед славным генералитетом восточного фронта.

— Это, наверное, порог, — рассеяно отозвался фюрер. — Давайте приступим к делу, где у нас карта?

— Вот здесь, господин Гитлер!

Минут десять немецкие генералы обсуждали расположение войск и маневры, склонившись над столом. Рейнхард Шрёдер раздраженно выпрямился:

— Послушайте, господин Гитлер, мне надоела эта идиотская средневековая осада, которую вы затеяли с Санкт-Петербургом. Огромные группировки войск заняты в окружении, это длится уже который месяц и никакого результата, там просто мрут люди. На что вы рассчитывали? Я вам говорил, что русские не сдаются.

— Мой дорогой Рейнхард, мне и не надо, чтобы они сдавались. Мне нужен город, но не его жители. Я рассчитываю, что от голода вымрет по крайней мере половина. Защищающие его силы тоже ослабнут, и останется только войти и прибраться.

— Что вы подразумеваете под «прибраться»? — воскликнул холеный белобрысый тип.

— Господин Манштейн, это означает расстрелять тех, кто выжил. Стариков, детей, — не важно, всех.

— Расстрелять? Мирных жителей? И кто будет этим заниматься? Точно не я и не мои офицеры.

Рейнхард остановил его жестом:

— Тихо, Эрих. Мой фюрер, они не вымрут в один момент, это крупный город, там много продовольственных складов, а полностью замкнуть кольцо у нас все равно не вышло. Так что к чему это все? Там голод, у них нечем отапливаться, они, черт, уже жрут там друг друга, вы понимаете? Так просто нельзя!

— И прекрасно, Рейнхард, прекрасно. Противник сам себя истребляет.

— Прекрасно? Мне нет дела, что вы устраиваете в Европе, хотя информация приходит все более тревожащая, но здесь я веду войну. Я не привык к подобному! Я воюю с регулярными частями армий и техникой, а ни как не с мирным населением! Конечно, мы не можем просто оставить город в тылу, и там блокированы значительные силы противника, но все это затянулось. Обрекать три миллиона на медленную смерть от голода и холода — это… как-то бессмысленно. Зачем? Не лучше ли покончить с ними быстро и разом?

— Каким образом?

— Настало время того вундерваффе, о котором вы все время трезвоните, мой фюрер.

По палатке прокатился взволнованный шепоток.

— Послушайте, господин Шрёдер, сейчас только начало войны, а вы рветесь применить наше секретное оружие?

— Начало? Очнитесь, мой фюрер, этот год станет последним и для войны и для нас. Блицкриг не удался, наша военная машина захлебнулась в этих болотах, боевой дух на нуле, ударили дикие морозы, армия замерзает, у солдат недостаточно теплая экипировка. Все повторяется… Все опять повторяется…

— Снова он заладил эту песню, — закатил глаза Гитлер.

— О чем речь? — выгнул бровь офицер с усиками из сопровождающих.

Фюрер устало пояснил:

— Господин генерал видел какой-то сон, где Наполеон напал на Россию и потерпел страшное поражение, армия замерзла, и ему кажется, что он здесь повторяет его судьбу. Мне надоели ваши причитания, Рейнхард. Сейчас не девятнадцатый век, у нас есть современная техника и печки.

— Да, печки нам помогут прорвать кордоны перед Москвой, которые роют даже русские бабы. Этих людей не сломить, потому что все они, — на юге, в Сибири и севере — русские, они не делят себя на национальности, и все они против нас, потому что мы пришли в их земли разорять и захватывать. В этом наша главная ошибка.

— Это не люди, это славянские собаки и всякий прочий сброд! Они ничем не лучше евреев, и они не нужны германской нации! — пылко выступил какой-то тип из окружения Гитлера. — Мы уничтожим их всех, освободим эти земли и заселим славными немцами!

Фельдмаршал вперил в него мрачный взгляд и тот побледнел.

— А это у нас тут что? — воскликнул Шрёдер с нарочитой веселостью. — Узнаю выкормыша наших прекрасных частей СС! Где ты найдешь столько славных немцев, чтобы заселить все эти просторы? Чертов идиот! Мой фюрер, по-моему, я предупреждал вас, чтобы вы не таскали в мой штаб этих парней в черном, у меня на них аллергия.

Слова «мой штаб» он выделил.

— Это не вам решать, кого я с собой таскаю или не таскаю! — воскликнул фюрер, запальчиво взмахнув кулаком.

Рейнхард напористо продолжил:

— Нам надо победить любой ценой, мой фюрер, пути назад нет. Надо враз уничтожить Санкт-Петербург. И по отношению к населению так будет честнее и гуманнее, они погибнут в одно мгновение в атомном огне. Это лучше, чем медленно умирать несколько месяцев, поедая друг друга.

— Бомба еще не испытана, Рейнхард, — отмахнулся Гитлер.

— Мы плохо представляем, что будет при взрыве и хватит ли мощности, там все-таки очень большой город! — воскликнул какой-то генерал.

— По расчетам, это будет шар сплошного огня размером чуть ли не в несколько километров. Кроме этого, ученые предупреждали о возможности распространения ядовитого уранового излучения. Кто не погибнет в огне, скончается от этих лучей. Идеальное оружие, которое в момент превратит целый город в пыль, и уничтожит все живое, — сказал Рейнхард.

Гитлер возразил:

— Но я не хочу уничтожать сам город. Это крупный порт, это заводы. Из-за ваших сентиментальностей к местным жителям, я должен лишиться этого?

— Вы приказывали бомбить промышленные районы, для снижения потенциала военной машины противника, и сейчас вам вдруг понадобились заводы? Вы совершенно не последовательны, вы хотите истребить жителей города, но какой прок от любого порта со всеми заводами, если не останется никого, кто будет обслуживать этот порт и работать на заводах? Вы об этом не подумали? Или, может быть, вы привезете сюда пару миллионов славных немцев, как советовал наш друг в черном? Но только вот не задача, даже если мы каким-то чудом найдем столько и немцев, и поездов, придется переучивать их на местное оборудование. К тому же для этого, опять же, понадобится какое-то количество живых русских, чтобы показали и научили. Что вы так смотрите, мой фюрер? Налаживание экономики на оккупированной территории оказалось задачкой чуть посложнее, чем банальный геноцид, не так ли?

— Немедленно смените этот тон, Рейнхард!

— Поэтому, если вам не нужны жители, то мне — город, и покончим с этим!

Гитлер задумался, смотря на карту.

Шрёдер заговорил вновь:

— Нам необходимо высвободить войска. И потом подумайте, мы обладаем мощным оружием, которое нужно как можно скорее ввести в войну. И если урановая бомба нуждается в испытании, то вот вам лучший полигон. Если вы задумали истребление, то, что может быть лучше здоровой бомбы? Я против затяжных мучений противника. Решайтесь, мой фюрер.

— Но земля может оказаться пропитана ядом! Это удобно расположенный порт!

— Бросьте, мой фюрер, у нас есть порты здесь, в Литве, и они расположены куда удобней. Санкт-Петербург строил русский царь Петр I, и при всем уважении к другим его талантам, он ничего не понимал в градостроительстве. Он построил город в болотистой местности с ужасным климатом, а его расположение совершенно неудачное, в холодные зимы залив замерзает и затрудняет судоходство. Зачем нам этот город? Он мне никогда не нравился.

— Что ж, Рейнхард, мы подумывали испытать урановую бомбу на какой-нибудь деревне, но ваше предложение куда интересней. Я и сам склонялся к мысли, что здесь не должно быть русских городов тем более столь величественных. Наши предки издавна сражались на этих землях. Пожалуй, я дам вам это сделать.

— Отлично, покончим со средневековой осадой!

— Но господин генерал, уничтожить три миллиона человек… разом… — пробормотал молодой офицер за спиной Рейнхарда.

— Ерунда, мы каждый день бомбим города, от этого гибнут люди. Дети, старики, женщины. Иногда они не гибнут, им отрывает руки-ноги и они живут калеками всю оставшуюся жизнь. Если вы об этом не знали, то спешу вас просветить. Это война, по-другому здесь не бывает. И сейчас мы просто сбросим еще одну бомбу, только большую, так что какая разница?

— Господин фельдмаршал, я распоряжусь, поезд с экспериментальным образцом будет направлен к вашим позициями у Санкт-Петербурга. Сейчас он в Польше, мы ждали момента, где его применить.

— Жду с нетерпением, мой фюрер.

— Идемте господа, вернемся в тепло родной Германии, — радостно провозгласил Гитлер, — надел фуражку, и вышел со всем своим сопровождением.

В палатке остались Рейнхард, Манштейн и еще несколько офицеров.

— Что ты так на меня смотришь, Эрих? Думаешь, я чудовище, что предлагаю взорвать целый город? — проговорил Шрёдер.

— Знаешь, примерено так я и подумал, но по сравнению с планом этого идиота, у тебя есть рациональное звено. Я уже говорил, что они делали в тех районах, которые мои войска передавали на попечение гарнизонам СС. Они жгут деревни, расстреливают всех жителей без разбора. Тут уже нет речи о еврейской истерии, они расстреливают абсолютно всех!

— Пока что я не вижу, что мы можем с этим сделать, — как-то напряженно ответил Рейнхард, как будто этот разговор возникал не раз.

— А что мы сделаем, мы ничего не сделаем, мы солдаты, наш долг служить своей стране, а что творит присланная из Берлина администрация не наше дело, — проговорил Манштейн, раздраженно.

— Они не считаются с нами, вышвыривают наших людей и присылают каких-то идиотов из штаба! — воскликнул лысоватый офицер.

Саша присмотрелся и признал в нем того типа, что был в машине.

— Тихо, Ганс, не шуми. Да, мы все слишком верили в этих людей, а они оказались сборищем фанатичных кретинов. Хорошо, что нам особо не совали этих чокнутых эсэсовцев в Африке, а то ничего бы там не получилось.

— Это все Гитлер, Рейнхард, неужели ты еще не понял, что это за фрукт? — зло проговорил Манштейн. — Посмотри на него, это же выскочка-клерк, скакнувший до главы государства. Он ни черта не смыслит в тактике! Он постоянно указывает мне, как вести войну!

— Да… когда-то я уважал Гитлера. Меня раздражали его попытки лезть в мою войну и корчить из себя стратега, такое было, но я напоминал себе, что он волевой человек с идеями, который навел порядок в стране железной рукой и вернул прежнее величие. Какие были славные эти первые годы… Теперь, я в нем разочаровался.

— Поверь, Рейнхард, наш фюрер в курсе абсолютно всего, что творит СС. Они делают это с его позволения и по его указу. Он их создал, — убежденно проговорил Манштейн.

— Я думаю, это все тихий щизофреник Гиммлер, — мотнул головой фельдмаршал.

— Нет, Рейнхард, Гитлер такой же, как они, неужели ты этого не видишь? Он их вдохновитель. Разве ты его не слышал? Он совсем свихнулся, ему уже что евреи, что не евреи — все низшая раса подлежащая уничтожению.

— Этот дурак хочет, должно быть, убить всех людей на земле, хохотнул один из незнакомых офицеров.

Рейнхард Шрёдер, помрачнел, о чем-то задумавшись.

— Скоро мы с вами уничтожим огромный город. Мы уже стали как они.

— Мой генерал, это акт милосердия, вы же сами сказали, — воскликнул лысоватый Ганс. — Русские не нужны Гитлеру, он превратит их в рабов, мы даруем им славную быструю смерть.

— Сраная война, — пробормотал Рейнхард. — Все это какая-то одна гигантская ошибка. Нам не стоило сюда лезть. Не стоило никуда лезть. Германии не нужна империя на полсвета с запуганными рабами.

— Но пути назад нет, мы на войне, и мы должны победить, — сказал Манштейн. — Что станет с Германией если мы проиграем и эти обозленные русские орды ринуться уже на нас?

— Дерьмовое время. Обозленных орд все больше, и все это благодаря политики нашего славного фюрера. Он говорит мне не лезть в политику, да даже такой солдафон, как я, понимает в этом больше этого крикливого идиота. — Рейнхард помолчал, потом застегнул пальто, надел фуражку, и направился к выходу: — Идемте, в этой стране еще много русских, нам всех придется убить для нашего любимого фюрера.

Офицеры удалились, палатка опустела, только одинокая карта, осталась свисать углами со стола. Карта местности, которая скоро окажется завалена трупами. Причем той и другой стороны.

— Ну что ж, на сегодня хватит экскурса в историю. Пора возвращаться, — сообщила Сана.

— Что? Я только втянулся. Мы не посмотрим на взрыв?

— В этом зрелище нет ничего приятного, уверяю тебя. Но если тебе так хочется, всегда есть кадры кинохроники.

Все поплыло, Саша почувствовал, как словно поднимается на поверхность со дна глубокого моря.