Рибуф хаби

С одной рукою, согнутой, как будто в ней газета,

И другой — прямою, словно нет ни локтя, ни кисти,

Стоит, протянув свою тень от конца света

До начала его Евангелистов,

Иоанн Моисеевич, честь ему, и хвала, и слава.

Потомок древнего, известного рода,

На пороге своего грота,

Или пещеры, держит на руках сына Савву,

Жена Иоанна, мать Саввы, в пещере, или гроте

В одежде обтягивающей, в шляпке из голубой ткани,

Сооружает блины, или что-то вроде —

Отсюда не видно, но пахнет блинами.

Иоанн Моисеевич смотрит вдаль,

Видит пустыню, над ней небо, а в небе

Солнце, похожее на медаль,

И, заодно, на желток в хлебе,

Потому как пустыня ему всё равно что хлеб,

Савва плачет,

В правом углу картинки идёт верблюд,

На нём восседает брат Иоанна Моисеевича,

Достославный Вестибюль Моисеевич.

Горка блинов, жена безупречной формы,

Её улыбка и взгляд, а в левом углу

Картинки-идол. Большой, несуразный, чёрный.

Имя ему — Глу Цей Цей Сиимам Глу,

Длинное такое имя, вкрадчивое.

Горка блинов пахнет. Вестибюль Моисеевич поправляет тюрбан,

Проезжая в правом углу, и сворачивает

К пещере, или гроту.

Савва кричит: «Дядя, дядя!»

Жена Иоанна тоже радуется приближающемуся родственнику.

Сам Иоанн спокоен и безучастен ко всему происходящему.