Ринг за колючей проволокой

Глава двадцать пятая

Степану Бакланову спать не хочется. Он выглядывает в окно: рассвет почти на носу, солнце вот-вот выкатит. Проклятое оружейное масло хуже дегтя. Степан сладко потягивается и снова сует руки под струю воды. Чернота, оставленная на пальцах и ладони промасленными частями пистолетов, отмывается с трудом. Вода холодна, и мыло почти не мылится — скользит в руках.

На душе радостно. Еще бы! Пять новеньких «вальтеров» прибавится в потайном складе. Их только надо испытать.

У каждого пистолета, у каждой даже самой маленькой их части — героическая биография, трудная судьба, путь, полный драматизма. Сколько отваги и изобретательности проявляют подпольщики, антифашисты разных стран, чтобы под носом у эсэсовцев, в цехах военного завода «Густлов-Верке», расположенного рядом с Бухенвальдом, рискуя своей жизнью, сделать лишние детали пистолетов, лежащих сейчас перед Степаном. Охранники и надсмотрщики зорко следят за каждым шагом заключенных, мастера ведут строгий учет каждому кусочку металла, каждой изготовленной части.

Уполномоченный центра Леонид Орлов стал форарбайтером в пистолетном сборочном цехе, «правой рукой» известного нацистского оружейника Вицмана, того самого, который изготовлял именные пистолеты Гитлеру, Гиммлеру, Геббельсу и Кальтенбруннеру. Товарищи предупреждали Орлова: смотри, будь осторожен, такого мастера не проведешь! Но советский патриот, будучи прекрасным специалистом, сумел завоевать доверие Вицмана и за его спиной развернул подрывную работу.

Орлов поставлял самую основную деталь пистолетов: корпуса.

Но добыть детали оружия проще, чем пронести их в лагерь. Узников, возвращающихся после работы на заводе в Бухенвальд, сопровождает конвой. В главных воротах эсэсовцы прощупывают зоркими глазами рабочие команды. Малейшее подозрение — и обыск. Обыскивают и без подозрения, выбрав заключенных наугад из каждой команды. Иногда подвергают тщательному обыску и всю команду заключенных. В этих случаях подпольщику с оружием — смерть. Даже маленького безобидного винтика достаточно для отправки в «хитрый домик».

И все же храбрецы проносят оружие. Уполномоченный центра по внешним командам офицер Николай Сахаров, которого подпольщики в шутку называли министром иностранных дел, подобрал группу отчаянных храбрецов. И опять пригодились познания бывшего сотрудника уголовного розыска Александра Позевая. Части пистолетов прятали в деревянных подошвах, в рукавах курток и других местах одежды. Рискуя жизнью, подпольщики доставляли в Бухенвальд оружие.

Ночами в умывальных и уборных, на чердаках и в подвалах из принесенных частей собирали пистолеты, винтовочные обрезы и гранаты. Но будет ли это оружие стрелять? Сборка происходила при свете коптилки, без надлежащих инструментов. Кроме того, отдельные детали порой не соответствовали марке оружия, и их приходилось подгонять вручную. Такое оружие требовало тщательной проверки, испытания боевых качеств. Но как это сделать в концлагере?

Подпольный интернациональный центр решил считать достаточным, если оружие подает патроны и подающие механизмы работают слаженно. Степан Бакланов не мог согласиться с таким решением. А вдруг в решающую минуту оружие откажет или, что еще хуже, взорвется в руках? Нет, с этим он никак не мог примириться. И Степан нашел место для испытания. Это была запасная канализационная труба, проходившая в центре лагеря. Ее люк находился за Малым лагерем возле небольшого сарайчика рядом с мусорным ящиком. Но неподалеку от люка находилась сторожевая вышка. С наступлением темноты каждый клочок земли освещался мощными прожекторами. После нескольких неудачных попыток Бакланов понял, что ночью к люку не пробраться.

И тогда он предложил сделать это днем. На него посмотрели, как на сумасшедшего. Но, выслушав доводы Бакланова, подполковник Смирнов оценил правильность отчаянного замысла.

Оставалось выбрать день и час.

— В воскресенье, — предложил Левшенков, — когда за Малым лагерем на поляне идут боксерские состязания. Тогда и людей там много, и шуму больше чем достаточно.

И вот сегодня после обеда Бакланов должен провести испытания. Успешно ли они пройдут? Удастся ли незаметно опуститься в люк? Как далеко будет слышен звук выстрела? Все эти вопросы волновали Степана. Он уже давно вымыл руки и лежит в блоке на своем месте, накрывшись одеялом. Но разве заснешь, когда сердце тревожно колотится, а мысли одна за другой проносятся в мозгу? Степан отвернулся к стенке и натянул одеяло на голову.

В то самое время, когда Бакланов ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть, в седьмом блоке встретились подполковник Смирнов и Николай Кюнг. Они обсуждали важный вопрос: как организовать охрану Бакланова и обеспечить безопасность испытаний.

— Все будет сделано, товарищ подполковник, — в голосе Кюнга звучали твердость и решительность.

— Я надеюсь на тебя, Николай, — Смирнов пожал ему руку, — а то у Степана горячности много. Видимо, в детстве был сорви-головой. Отчаянный и рискованный!

Но Степан Бакланов в детстве не был ни отчаянным, ни сорви-головой. У сына курского крестьянина было тяжелое, трудовое детство. Он вырос в селе Каплино, что в пяти километрах от города Старый Оскол. Село насчитывало более семисот дворов. Но расположено оно на берегу реки, которая своими старицами, превратившимися в заводи и затоны, разделила село на небольшие островки, на капли. Отсюда и пошло название — Каплино.

Осенью 1928 года сверстники Степана пошли в школу. Очень хотелось учиться и ему, Степану. Но его не пустили родители: надо малолетних нянчить.

В один из дней сверстники, соседские ребятишки, направляясь в школу, позвали и Степана.

— Степ, айда с нами в класс. А потом вместе домой пойдем.

На вопрос учительницы, что это за мальчик, ребята ответили шуткой:

— Анисья Ивановна, это новый ученик! Степан сидел весь съежившись: сейчас его выгонят. Но учительница не выгнала. Она расспросила его, чей он, как зовут, потом погладила ласково по голове:

— Так тебе очень хочется учиться?

— Очень-преочень, — вздохнул Степан.

— Ну, ладно, — ответила учительница, — приходи и завтра. — Посмотрим, что из тебя выйдет.

С какой радостью летел Бакланов домой! Ему хотелось прыгать и кричать всем встречным: «Смотрите на меня, какой большой я! Я уже школьник!»

Дома это известие встретили весьма сдержанно.

— А кто будет за меньшими глядеть? — мать осуждающе смотрела на сияющего сына.

Отец оказался более покладистым. Он сделал заключение:

— Походи до морозов.

Но месяца через полтора учительница встретилась с отцом по пути в город и сказала:

— Сын-то ваш один из лучших в классе. Ему обязательно учиться надо!

Отец, видимо, был польщен такой характеристикой и дал согласие оставить сына в школе. Так Степан Бакланов был «утвержден» в учениках.

Учился Степан прилежно, с большой охотой.

Школа имела хороший земельный участок, фруктовый сад, огород. Все работы на пришкольном участке выполнялись самими учащимися. С каким детским задором и старательностью стремился каждый ученик обработать отведенную ему грядку, прополоть свой участок капусты, полить рассаду! А с какой любовью и вниманием знакомились в школьном саду с правилами посадки фруктовых деревьев, методами прививок, обработкой почвы. При школе имелась и своя столярная мастерская. В зимнее время ученики пилили, строгали, клеили, сбивали…

И, конечно же, был свой спортивный городок (школьники построили его сами): кольца и подвесной канат, лестница и турник, футбольное поле и ямы для прыжков, секторы для метания и волейбольная площадка. Пусть спортгородок не имел должного оборудования и многие спортивные снаряды были сделаны самими ребятами, но зато какие жаркие состязания разгорались на этих самодельных турниках и футбольном поле! Степан Бакланов был одним из вожаков школьных физкультурников. Ни одно состязание не проходило без его участия. Но наибольших успехов он добивался зимой в конькобежных соревнованиях. Уж тут никто не мог с ним соперничать. Степан утверждал, что и летом он смог бы опережать сверстников, особенно в плавании (плавание Бакланов сильно любил), если бы не приходилось ходить на заработки. Дело в том, что каждое лето Бакланов шел работать в чунную мастерскую, в которой плели лапти из веревок. К новому учебному году он зарабатывал себе на книги, учебники, а также на рубаху и штаны.

После успешного окончания семилетки перед пятнадцатилетним подростком встал вопрос: что же делать? Степан день и ночь мечтал об учебе. Но как сказать об этом отцу? Семья увеличилась еще на два человека. А работал только один отец. Но тот уже уверовал в способности сына и торжественно объявил свое решение:

— Продолжай, Степан, учебу. Выходи в люди!

В ту же осень с радостным волнением переступил Степан Бакланов порог Педагогического училища. Знания давались легко. Более всего полюбилось ему изучение истории и немецкого языка. «Все на лету хватает», — говорили о нем учителя.

Три года учебы пролетели, как три недели, и вот весною 1938 года Степан Михайлович Бакланов возвращается домой, становится учителем в семилетней школе. Перед ним открывалась большая дорога. Но война сорвала все планы.

Фронт. Бои. Ранение. Плен…

После полудня, когда для узников наступили часы свободного времени, к Бакланову пришел Николай Кюнг.

— Там уже начинают бокс. Пора.

Через несколько минут они уже выходили из блока с ведрами, наполненными мусором. На дне ведра, которое нес Бакланов, лежали пистолеты и патроны, аккуратно завернутые в промасленную бумагу. На углу блока к Бакланову и Кюнгу присоединились еще три подпольщика из отдела безопасности. Они также несли на свалку мусор. Вместе с ними шел и чешский коммунист Ян Геш, начальник огородной команды.

Ян Геш с повязкой на рукаве и увесистой палкой надсмотрщика сразу же приступил к исполнению своей роли.

— Пошевеливайся, свиньи! Шнель! Шнель!

Понукаемые им подпольщики благополучно прошли через лагерь к отдаленной поляне и приблизились к канализационному люку.

В двадцати метрах отсюда со сторожевой вышки эсэсовцы, словно с балкона цирка, смотрят на боксерский поединок. Им хорошо видно все: и ринг, и столпившиеся вокруг него тысячи заключенных. Солдаты «переживают» ход матча. Они, так же как многочисленные зрители, плотно обступившие ринг, бурно реагируют на перипетии напряженного поединка.

Один из эсэсовцев, высунувшись вперед, сложил рупором ладони и кричит:

— Дай русской свинье!

Над поляной стоит сплошной гул голосов. Он то затихает, то снова взрывается и перекатывается волнами, словно по мостовой катят десяток пустых бочек.

Подпольщики занимают выгодное положение. Они неторопливо выбрасывают мусор и старательно гремят ведрами. Ян Геш размахивает палкой:

— Шнель, собаки! Торопись!

А Кюнг тем временем за сарайчиком поднимает крышку люка. Бакланов, схватив свое ведро, прыгает в отверстие. «Отчаянная голова! — у Кюнга перехватило дыхание. — Прыгает, даже не посмотрев в яму! А вдруг там колья поставлены?»

Крышка захлопнулась. Густой мрак окутал Степана. Ощупью нашел он ход в канализацию. Нагнув голову и протянув перед собой руки, торопливо направился вперед. Метров через пятнадцать должен быть поворот налево. Немецким товарищам удалось раздобыть копию плана канализационной сети. Степан тщательно изучил ее. Так и есть — поворот. Свернув за угол, он останавливается. Ощупью достает два пистолета. Кругом сплошной мрак. Тишина. Только издали доносится плеск сточных вод.

Бакланов заряжает пистолеты и взводит курки. Они гулко щелкают. Сердце учащенно бьется. В голову закрадывается тревожная мысль: вдруг канализация контролируется?

Степан поднимает руку и нажимает спусковой крючок. Выстрел звучит, как удар грома. Яркая вспышка на мгновение выхватывает из мрака уходящую вдаль квадратную трубу. Степан даже замечает, что она сложена из массивных каменных плит. Гром выстрела, повторяясь многократным эхом, затихает где-то в темноте.

Бакланов на ощупь проверяет пистолет: перезаряжен. Значит, все в порядке. Подающий механизм работает отлично.

В ушах стоит непонятный подземный гул. На душе радостно и тревожно. Степан вслушивается. Как там, наверху? В случае опасности Кюнг подаст условный сигнал: хлопнет крышкой люка. Кажется, все благополучно. По-прежнему вдали плещется вода.

Смельчак вновь поднимает руку. И опять вспыхивает молния, раздаются удары грома.