Роджер Вест и скаковая лошадь

ГЛАВА 5 ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

Сид Картрайт в то утро проснулся с чувством ужаса, причину которого он сначала не мог понять. Он находился не в своей собственной постели, одной из десяти в огромной спальне, но в маленькой комнатушке. Солнце пробивалось через окно и упиралось в стенку как раз возле его глаз. Сид не почувствовал, как оно прихватило и его лоб. До него не доносилось никаких знакомых звуков конюшни, но он был уверен, что ему следовало бы проснуться несколькими часами раньше. Он поспешно отбросил в сторону одеяло, приподнялся, но тут же снова упал на подушки. Как будто бы его кто-то ударил.

Он все вспомнил. Он видел отца, когда убрали солому, видел его размозженную голову. Никто из присутствующих в стойле не обратил внимание на то, что он тоже находится здесь.

Сид закрыл глаза. Но страшная картина не пропадала. Мертвый отец и мертвая лошадь…

Тогда он начал припоминать все подробности предшествующего вечера. Самым страшным было сознание того, что отец пошел в обход вместо него, Сида, потому что ему хотелось закончить интересную главу в книжке.

Он плотнее зажмурил глаза, однако слезы все равно прорвались наружу. Теперь он старался плакать беззвучно. Ему еще не было семнадцати лет. Мать он совершенно не помнил: она умерла до того, как он научился ходить. Так что с самого детства у него были только отец и лошади, здесь, в Арнткотте, в Ньюмаркете, в Ламбурне, в пяти различных конюшнях, но всегда отец и лошади, единственные живые существа, которые были дороги для него. Он унаследовал от отца и любовь к изящной красоте этих животных, к восхитительному ощущению конской спины между своими ногами, к ничем несравнимому наслаждению движения лошади, когда она пускалась в галоп, к чувству восторга при виде убегающей назад дороги…

Все эти эмоции ему никто не преподал и не объяснил, они сами в нем возникли.

И из всех лошадей, за которыми он помогал ухаживать, больше всего он мечтал быть допущенным к Сильверу! Сид заплакал громче, отчаянно стискивая зубы, стараясь прогнать страшное видение, ненавидя себя за то, что по его мнению, было недопустимой слабостью. А день был таким ярким, таким манящим!

Сид услышал чьи-то шаги возле двери. Он быстро повернулся и зарыл лицо в подушке, закусив зубами материал и перья, не желая, чтобы кто-то услышал его рыдания.

Снова раздались шаги, женские. И он понял, даже не задумываясь об этом, что находится в доме миссис Гейл. Шаги замерли возле его комнаты. Он надеялся, что никто не войдет. Он молил бога, чтобы никто не вошел. Ему не хотелось, чтобы его видели в таком состоянии, он бы этого не выдержал.

Шаги миновали.

Смена обстановки ему помогла, напряжение слегка улеглось. Он повернул голову, чтобы ему легче дышалось, набрал воздуха. Снова раздались шаги. Женщина вошла в соседнюю комнату. Тогда он сел на кровати. В углу комнаты стоял умывальник, а Сиду не терпелось удалить следы слез. Он поднялся, чувствуя легкое головокружение, однако не стал обращать на него внимания, а решительно прошел к умывальнику, открыл кран с холодной водой и сунул под него голову. Волосы у него были коротко подстрижены, так что они высохнут за пять минут!

После этого он подошел к окну и убедился, что поверх крыш видны конюшни. Он хорошо разглядел тропочку, ведущую от черного хода дома Гейлов во двор, часы, ленту дороги и даже верхнюю часть ворот, возле которых он вчера заметил мужчину. Если бы только он находился поближе! Если бы только ему удалось как следует рассмотреть машину! Он так ясно представил себе дребезжание и перебои в работе старого мотора, что с уверенностью подумал, непременно его узнает, если ему доведется услышать, как он работает снова. Более того, он был уверен, что уже слышал эти звуки прежде.

Если бы только он вспомнил, где и когда. Потом он понял, что хочет есть. Часов не было ни у него самого, ни в комнате, время на башенных часах он не мог различить отсюда. Но вот они начали бить, и он замер, считая: «…девять, десять». Десять часов, а он должен был встать в половине седьмого, чтобы начать убирать навоз. На секунду у него возникло чувство панического испуга, но оно сразу же улеглось, когда он сообразил, где находится и по какой причине. Внезапно он припомнил, как миссис Гейл сказала полицейскому офицеру, что мальчику пора лечь спать, уже четвертый час. Она сама привела его в эту комнату.

С ними была еще и другая женщина, ее сестра.

На Сиде была надета слишком большая для него пижама. Его собственная одежда, серые фланелевые брюки и серый же вязаный свитер, были аккуратно сложены на стуле возле кровати. Под стулом стояли полуботинки. Отец настоятельно требовал, чтобы после полудня он менял свою спецодежду и толстые ботинки на нечто более красивое и легкое.

Сид быстро оделся, тихо отворил дверь и очутился на просторной площадке, на которую выходило еще несколько дверей, а по короткому коридору можно было попасть к другой лестнице.

Несколько раз он бывал на первом этаже дома, но наверх он попал впервые.

В соседней комнате было совершенно тихо, и Сид подумал, не сошла ли женщина вниз и кто это был: миссис Гейл, ее сестра или кто-то из прислуги.

Сид спустился до половины лестницы, где имелось широкое окно, выходящее на пустошь. Внезапно он весь напрягся, потому что вдали заметил цепочку коней, на спинах которых сидели парни. Это была обычная утренняя тренировка на пустоши, одна из самых приятных спортивных обязанностей дня. Сам он дважды вот так выводил Сильвера.

Снова слезы навернулись на глаза. Он подавил в себе минутную слабость и повернулся ко второй половине лестницы, но сразу же остановился. У подножья стояла сестра миссис Гейл, имя которой ему никак не удавалось запомнить, и улыбалась.

Она выглядела настоящей красоткой. У нее были каштановые волосы, достигающие плеч, и синие глаза.

— Доброе утро, Сид.

— Доброе утро, мисс.

— Хорошо ли ты спал?

— Да, благодарю вас.

— Кухарка сразу же накормит тебя завтраком, как только ты спустишься на кухню.

— Большое спасибо.

Он понимал, что это звучит натянуто и неуклюже, но ничего не мог с собой поделать, и поэтому поскорее стал спускаться вниз. Больше всего ему хотелось, чтобы сестра миссис Гейл ушла прочь, не пялила бы на него глаза. И, как будто почувствовав его желание, она отвернулась.

— Ты ведь знаешь, где кухня?

— Да, благодарю вас.

— Я скажу мистеру Гейлу, что ты поднялся.

Господи, она снова смотрит на него.

— Сид, я хочу вот что тебе сказать: ты находишься среди друзей. Мы понимаем, что не можем тебе помочь, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Не забывай этого, ладно?

— Да, мисс, благодарю вас.

В действительности он совершенно не думал об этом, когда шел на кухню, наиболее знакомое место из всех помещений в доме. Еще два месяца назад здесь была пятнадцатилетняя горничная, которая ему сильно нравилась, но она ушла работать на фабрику в Ридинге. Сид знал кухарку, ее острый язык и крутой нрав. Он подсознательно сжался, опасаясь как бы она не начала вслух жалеть его, потому что он уже понял, жалость его оскорбляет.

Но кухарка посмотрела в его сторону и сердито заявила:

— Еще бы десять минут, и ты бы ничего не получил, кроме холодных тостов!

— Простите, я проспал…

— Для первого раза я тебя накажу… Ты сам знаешь, где взять нож и вилку. Освободи-ка себе местечко на уголке стола.

— Сейчас…

Сид послушно выполнил ее распоряжение, прислушиваясь к тому, как кухарка разбивает яйца над сковородой. Скоро аппетитно запахло беконом, и Сид почувствовал, что он умирает от голода. Почему-то это ему казалось не только странным, но даже неприличным. К тому времени, как перед ним появилась яичница с колбасой и беконом, у него разыгрался воистину волчий аппетит. А когда кухарка поставила перед ним тарелку с мягким ситным и большой кусок свежесбитого деревенского масла, Сид просто застонал от удовольствия. Он ел быстро, хотя отлично сознавал, что находится не в общей столовой, где обедает обслуживающий персонал, так что тут нужно и вести себя должным образом.

Он закончил есть в тот момент, когда на кухне появилась сестра миссис Гейл.

— Во всяком случае он не потерял аппетита, — с явным одобрением сообщила кухарка.

Сид вскочил.

— Мистер Гейл во дворе, — сказала Кэтлин. — Он хотел видеть тебя.

— Да, мисс, большое спасибо! — поблагодарил Сид.

Он был рад выскочить из кухни. Назад он не оглядывался, будучи уверенным, что обе женщины смотрят на него через кухонное окно. Путь оттуда через садик на конный двор показался ему бесконечным. Он затруднился бы сказать, о чем он думает. Он испытывал странную боль, не в силах ни на минуту позабыть о своей потере, но все же резкость страшной картины потускнела. И сейчас, пожалуй, больше всего его мучило сознание того, что он уже больше никогда не сможет посмотреть на мир прежними глазами.

Во дворе находилось четверо рослых незнакомых мужчин. Надо сказать, что крупные люди редко бывали во дворе, разве что иногда приезжали владельцы лошадей со своими гостями. Сид узнал в одном из них полицейского, который расспрашивал его ночью. Сейчас он разговаривал с мистером Гейлом.

Мистер Гейл стоял, расставив ноги, повернувшись спиной к тому стойлу, где были найдены убитыми Сильвер и отец Сида. Было хорошо видно, что внутри работают люди. Солома, заполнявшая угол, была полностью выброшена, а все вещи из стойла аккуратно разложены на кирпичной кладке, огороженной таким образом, что на нее никто не мог наступить. Среди седел, уздечек, инструментов и прочих вещей, которые находятся в каждом стойле, но о наличии которых как-то не задумываются, была и пара старых сапог. Это были сапоги его отца.

И снова слезы навернулись на глаза Сида. Мистер Гейл посмотрел на него через плечо, и высокий детектив перестал разговаривать. В одно мгновение все глаза уставились на Сида. В стойлах не оставалось ни одной лошади. Сиду никогда не приходилось здесь бывать в такое время, он обычно вместе с остальными конюхами тренировал коней на пустоши.

Непривычная обстановка еще усиливала чувство необычности.

— Доброе утро, сэр, — выдавил из себя Сид.

— Доброе утро, Картрайт, — деловито ответил мистер Гейл. — Ты ведь помнишь старшего инспектора Хупера, не так ли?

— Да, сэр. Доброе утро, сэр.

— Доброе утро, Картрайт, — повторил офицер.

У него был мясистый красный нос, который наводил на мысль, что Хупер не дурак выпить. Глаза у него были светло-голубого цвета, довольно, маленькие, со множеством красных прожилок.

— Спал хорошо?

— Да, спасибо.

— Помнишь, о чем я просил тебя прошлой ночью?

— Да.

— Я уверен, что ты хочешь помочь нам как можно скорее поймать этих дьяволов, — сказал старший инспектор. — Ты ничего больше не припомнил?

— Нет, — без колебания ответил Сид. — По пути от дома мистера Гейла я все время думал. Я уверен, что рассказал вам обо всем.

— Ты того человека не узнал?

— Нет.

— Уверен, что это был мужчина?

— Я видел кого-то, одетого в макинтош, кепку и брюки, — спокойно ответил Сид, — и еще красные задние огни большого старого автомобиля.

— Ты уверен, что он был большим и старым?

— Он издавал такие звуки… И это все, что я могу сказать вам. Было бы неправильно что-то придумывать, верно?

— Ни в коем случае! — вмешался мистер Гейл. — Скажи, ты ничего не хочешь сделать на протяжении ближайшего часа? Мы хотели бы, чтобы ты находился поблизости, потому что в скором времени должны приехать детективы из Скотланд-Ярда, а они непременно захотят тебя увидеть. Нет? Тогда займись-ка этими ведрами. Вот уже две недели, как они ждут своей очереди.

— Да, сэр…

Сид сразу же решил спросить:

— Не могу ли я пойти в сторожку, сэр?

— Еще нет. Ярдовские сотрудники захотят сначала все осмотреть в таком виде, как оно было. Тебе предстоит выполнить огромное количество формальностей, но мы тебе поможем, ты не беспокойся. Мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, мой мальчик, но надо крепиться…

— Большое спасибо, мистер Гейл.

Он прошел в подсобное помещение, куда на протяжении целой недели сносили грязные ведра для чистки и мойки. Это входило в обязанности младших конюхов.

Поджав губы, Сид глянул на запертую дверь сторожки. Арнткоттский детектив и мистер Гейл наблюдали за ним, но он не оглядывался. Они уж слишком явно проявляли свое сочувствие, а это причиняло боль. Сиду хотелось бы дать волю своим чувствам. И потом ему хотелось кого-то ударить, даже избить. Все равно кого…

Остальные ребята и лошади вернулись в половине 12-го, так что ему недолго оставаться здесь одному. Никогда еще не случалось, чтобы все работники уходили со двора. Очевидно, на этом настояла полиция. Вообще-то это не имело значения.

Сид прошел к своей тумбочке в главном дортуаре для младших конюхов и переоделся в жокейскую курточку и бриджи для верховой езды, потом аккуратно завязал галстук и надел на голову шапочку с большим козырьком из такого же, как и галстук, материала в белую с черным клетку.

Вот теперь он был одет для дневной работы.

Он прошел в центральную конюшню, чем-то напоминающую церковь, из которой вынесена вся мебель. В стены были вбиты большие крюки, на которых висели седла знаменитых лошадей. И здесь же были собраны все трофеи и награды, завоеванные лошадьми за сто с лишним лет существования этих конюшен. Еще и прежде Сид испытывал тут чувство досады, которое сейчас только возросло, потому что здесь не было ничего принадлежащего Сильверу, кроме попорченной уздечки, которую Сид сам принес сюда когда-то. Стоило ему ее увидеть, и слезы подступили к глазам. Он смотрел на эту уздечку, стиснув кулаки, ненавидя человека, застрелившего лошадь, чувствуя, что с каждым часом ему все больше не хватает лошади. Он почти въявь видел, как она переставляет ноги, чувствовал прикосновение ее влажных губ и зубов, когда Сильвер осторожно брал с его ладони кусочек сахару, ощущал шелковистость его боков, когда он галопом делал круги по корду, уверенный, как и все работники конюшни, что это чудо-конь, который прославит их по всей стране.

Он отвернулся и принялся чистить стремена, но это была скучная монотонная работа, оставлявшая слишком много времени для раздумий. Он должен был двигаться, ходить, бегать, ездить верхом. Последнего он желал больше всего: стиснуть ногами бока лошади и пустить ее галопом. Если бы только он мог это сделать!

Он положил на место ветошь и порошок. Снова вышел во двор.

Рослых детективов больше не было видно, а мистер Гейл разговаривал с высокой пожилой женщиной, леди Бартлетт, у которой здесь находилось три лошади. Она повернулась и взглянула на Сида, и он различил в ее глазах сочувствие.

— Ты чего-нибудь хочешь, Сид? — спросил Гейл.

— Марбл в загоне, сэр?

— Да. Хочешь на нем проехаться?

— Пора ему увеличить нагрузку.

— Хорошо, но не разрешай ему прыгать.

Марбл был хорошим жеребчиком, покладистым, послушным, но склонным прыгать при малейшем предлоге. Один из молодых конюхов пять месяцев назад попробовал перемахнуть на Марбле забор и повредил коню ногу. Сейчас травма уже была ликвидирована, но на общие тренировки с остальными Марбла будут брать еще недели через две-три.

Сид прошел по проходу во второй двор, находящийся по другую сторону от дома мистера Гейла. Через небольшую дверку он попал в загончик, который был обнесен изгородью из кольев. С десяток лошадей, большей частью старых или больных, находились здесь. Увидев Сида, Марбл тотчас же к нему подбежал. Небольшой темно-серый конек, не такой красивый, как серебристый Сильвер, но все же серый, а это была любимая масть Сида.

Большой, мускулистый Шустринг тоже находился в загоне. Сид внимательно смотрел на него, положив руку на шею маленькой лошади. Он уже слышал кое-что из циркулирующих между работниками конюшен разговоров и знал, что по крайней мере половина их была уверена, что Сильвера убили по ошибке, вместо Шустринга, похожего на него по масти. И Сид в эту минуту почувствовал острый приступ ненависти к этой лошади. Ему было невыносимо видеть, как он стоит тут, подняв голову, и смотрит на него просительно, как будто хвастает: «Испытай меня, я не хуже твоего Сильвера».

Сид повернулся, повел Марбла во двор, оседлал его, подтянул подпруги и вскочил в седло. Верхом он почувствовал облегчение.

Во дворе никого не было, и помимо цоканья копыт своего скакуна он слышал лишь бой башенных часов. Одиннадцать. Далеко не поскачешь. Значит, легкий галоп.

А Сиду хотелось настоящего галопа. Он не стал сдерживать коня, а у Марбла, очевидно, тоже было желание пробежаться порезвее. От иноходи к легкому галопу, потом — ровный галоп, при котором не было особо большой нагрузки. Умное животное, подумал Сид, тоже понимает, что ему не следует перетруждать ноги. Шел он очень хорошо. Марбл всегда отличался красивым бегом и не утратил этого своего качества. Но у него не было выносливости и настойчивости истинных фаворитов, так что он являлся лишь неким подобием Сильвера.

Сид подтянул поводья.

Они находились примерно в миле от загона на открытой вересковой пустоши. С правой стороны — по другую сторону от дороги, ведущей из Арнткотта до Фолей-Виллидж, была видна на расстоянии в милю от них основная цепочка лошадей. Конюшни находились на полпути между этими двумя пунктами, каждый из которых лежал милях в трех от данного места. Ворота в Фолей-Холл находились по прямой к Фолей-Виллидж, а совсем рядом с ними возвышался знаменитый Каприз, огромная сторожевая башня из красного кирпича, построенная для того, чтобы наблюдать с ее высоты за лошадьми, которых тренировали в открытом поле.

Основной табун лошадей прошел позади березовой рощицы. По эту сторону дороги, ближе к Сиду, было куда больше деревьев, росших небольшими группами. Вот почему настоящая тренировка лошадей всегда проводилась не с этой стороны.

Сид проверил, не запыхалась ли лошадь, и перевел ее на другой галоп. Между двумя рощицами был небольшой участок совершенно гладкого поля, который являлся хорошей дистанцией для любой лошади.

Как ни странно, но Сид почти позабыл о своей трагедии, он был даже счастлив, заставив себя думать только о лошади, о правилах верховой езды и тонкостях тренировки, о наиболее правильном режиме для Марбла. Вообще-то говоря, он использовал уроки своего отца, но сейчас он не помнил, кто его всему этому научил.

Сид замедлил бег коня, когда достиг столба с отметкой «Полмили», откуда была хорошо видна сторожевая башня.

Солнце отражалось от ее окон и от наблюдательной площадки.

Сид решил повернуть назад. И тут он заметил неподалеку от себя, на прогалине среди деревьев, чью-то машину и стоящих возле нее двоих людей. Это его не удивило. Люди часто прятали в этом месте свои автомобили, а сами шли наблюдать за лошадьми на другую сторону дороги. Это были разного рода жучки, журналисты, типы, добывающие и продающие сведения о лошадях перед скачками. Поскольку от них все равно не было возможности избавиться, мистер Гейл не обращал на них внимания.

Один из этих людей был страшно высоким и тощим.

— Пойдите-ка сюда на минутку! — крикнул он.

Сиду не было никаких оснований не подходить. Скорее всего ему предложат полкроны и потребуют информации. Это тоже как бы входило в круг его обязанностей. Поэтому он без раздумий направил лошадь к двум неизвестным.

— Чего вы хотите? — спросил он, и за все сегодняшнее утро впервые его голос звучал совершенно нормально.

Тощий спросил:

— Вы Сид Картрайт?

— Допустим…

— Зачем увертки. Ведь это так, верно?

Тощий помолчал, и тут Сид разглядел второго незнакомца. Этот был пониже, но потяжелее. Он обходил машину с другой стороны и таким образом оказывался позади него и Марбла.

В другое утро Сид скорее бы всего отправил этих типов ко всем чертям, повернул бы Марбла и ускакал прочь. Но тут он заявил:

— Да, я Сид Картрайт.

— Страшное дело с твоим папой, малыш! — вздохнул тощий, а низенький был уже в трех ярдах от лошади.

— Правда ли, что ты видел человека, который это сделал?

— Допустим…

— Послушай, я из «Глоба». Ты сможешь неплохо заработать, если дашь нам интервью. Теперь, когда тебе придется самому себя содержать, лишние деньги не помешают… Не подумай, что меня интересуют сведения о конюшне или о том, в какой форме находится та или иная лошадь. Это забота ребят из спортивного отдела. Я же веду отдел уголовной хроники, Сид, и у меня серьезное поручение. Видел ли ты человека, убившего твоего отца и эту лошадь?

Сид ответил с вызовом:

— Да, видел!

Он обозлился, потому что тощий пытался свести его потерю к материальным затруднениям, не думая о том горе, которое причинила ему гибель отца.

Он повернул было лошадь, но второй человек держал ее за поводья и в упор разглядывал его самого.

— Я не намерен говорить на эту тему! — добавил паренек.

— Тебе запретила полиция!

— Возможно, да, возможно, нет!

Наступило минутное молчание, прерываемое лишь стуком невыключенного мотора. На этот раз Сид услышал и характерное «чихание», и перебои, и прочие признаки неисправности двигателя, которые дали ему возможность совершенно определенно узнать машину, на которой скрылся убийца.

— Задержите эту машину! Нам необходимо ее остановить! — закричал он, хватаясь за поводья. Но прежде чем он успел пустить коня вскачь, тощий вцепился в его руки и выхватил поводья.

— Пустите же меня! — закричал Сид. — Это та самая машина, на которой уехал убийца.

Но это не помогло, наоборот, его задерживали. И тут впервые Сид испытал тревогу. Он повысил голос:

— Как вы не понимаете? Это та машина, которую я слышал ночью.

Не отвечая, тощий быстро прыгнул вперед, а второй выпустил поводья и схватил Сида за запястье. Сид попытался вырваться, но противник был гораздо сильнее. Сида стали стягивать вниз. Он не только понял, сколько почувствовал, что над ним нависла смертельная опасность.

Больше он не прислушивался к шуму машины и мог думать только о собственной беде. Почти бессознательно он вспомнил то, чему его учил отец на тот случай, если его сбросит норовистый конь. Он перестал сопротивляться, опустил вниз голову и выдвинул вперед правое плечо навстречу земле, правая же рука у него оказалась плотно прижата к груди. Невысокий был настолько поражен поведением Сида, что практически полностью его отпустил. Сид упал на землю и быстро покатился дальше и дальше, как если бы мимо бежали другие лошади, которые могли его затоптать. Он вскочил на ноги ярдах в десяти от того места, где упал с лошади. Тощий почему-то отскочил в сторону, очевидно его сильно лягнул Марбл. И этот же Марбл загораживал Сида от коротышки.

— Марбл! Сюда! — закричал Сид, потом призывно засвистел. — Марбл!

Коротышка попытался схватиться за поводья, но опоздал: Марбл побежал к своему конюху. Коротышка попробовал схватить его еще раз.

— Сюда, Марбл, ко мне! — отчаянно закричал Сид, не узнавая своего пронзительного голоса. Лошадь подбежала настолько близко, что Сид смог вскочить в седло. И удачно. Его преследователи были бессильны что-то предпринять. Марбл помчался во всю свою прыть. Ветер свистел в волосах, больно бил по лицу, из глаз у Сида потекли слезы. И тут он заметил, что прямо перед ним возник толстенный сук дерева…

В испуге он инстинктивно поднял обе руки, защищая лицо. Удар оказался настолько сильным, что его выбросило из седла. Он еще успел услышать, как к нему бегут двое.