Родной знакомый

Глава 16

Случаются в жизни моменты, которые остаются в памяти на всю жизнь. Что-то радостное, что-то страшное, что-то воодушевляющее. И порой они заключаются лишь в короткой фразе, жесте, взгляде. Тот день, когда я убегала от мужа, запомнился мне именно взглядом. Взглядом Андрея на меня, когда он подъехал к стоянке торгового центра всего лишь на минуту позже машины «скорой помощи», на которой увозили нас с Нютой. Муж выскочил из машины, а я, с ребенком на руках пересаживалась из «скорой» в темную иномарку. Я помедлила секунду, мы даже на расстоянии сумели с Андреем встретиться взглядами, и меня кольнуло чувство вины, сомнение, страх перед свершающимся, но остаться, отступить, вернуться в отправную точку, показалось мне ещё более страшным. И я села в машину. А Андрей остался. Остался стоять, не кинулся меня останавливать, не стал больше гнаться, он остался на той стоянке, и я понимала, что это конец, самый что ни на есть настоящий. Отныне моя жизнь разделилась на до и после.

— Как девочка?

Ко мне с переднего сидения обернулся мужчина, голос его звучал озабоченно. Я взглянула на незнакомого мне человека, настороженно взглянула, нисколько не поверив в его искреннюю заботу. Думаю, он знал, кого он забирает, и получил для этого конкретные инструкции. Беречь, как зеницу ока.

Дочь к тому моменту успокоилась и даже уснула на моих руках. Я старательно заворачивала её в детское одеяльце и прижимала к себе. Мужчине кивнула.

— Хорошо, спасибо.

— Если что-то нужно, вы скажите. Ехать нам больше часа.

— Ничего не нужно, — тихо проговорила я и отвернулась к окну.

На этот раз меня не конвоировали до номера Глеба. Когда мы подъехали к гостинице, Романов ждал нас на широком крыльце. Я, увидев его через окно, мысленно хмыкнула, а ещё отметила для себя, что Глеб явно нервничает. Он напряженным взглядом следил за подъезжающим автомобилем, стоял, сунув руки в карманы брюк, и хмурился. Воодушевленным не выглядел, и счастливым не выглядел. Он нервничал и, наверное, в какой-то степени переживал. А я всё обдумывала, что натворила со своей жизнью. Получается, что теперь этот мужчина — моя реальность? Так или иначе, но реальность. А у меня на руках его дочь.

До встречи с Глебом, пока мы не встретились с ним лицом к лицу пару дней назад, даже доказанный факт того, что у нас с ним общая дочь, казался мне чем-то далеким, фантастическим и недостоверным. Глеб для меня давно стал воспоминанием. В чем-то прекрасным, в чем-то горьким, но у нас с ним не было ни одного повода для встречи, даже ностальгировать особо было не о чем. А теперь вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Теперь я от него завишу, теперь я ему обязана. Я сама попросила помощи и защиты.

Автомобиль остановился, и Глеб сам спустился по ступеням, направился к задней двери, чтобы открыть её, не дожидаясь охраны. А моё сердце гулко застучало, и я неосознанно крепче прижала к себе Нюту, словно испугалась, что у меня её могут отнять. А ведь, на самом деле, могут. Почему я раньше об этом не подумала? Не договорилась ни о чем с Глебом, не потребовала клятв и обещаний…

Дверь открылась, и мы с Глебом посмотрели друг на друга. Оба были крайне напряжены. А потом взгляд Романова переместился на Нюту. Её практически не было видно, закутанную в одеяло. Да ещё она уткнулась личиком в мою грудь и сопела.

— Привет, — проговорил он шепотом.

Слышать от Глеба Романова нарочитый шепот, было странно. Но я ответила также тихо:

— Привет.

— Всё хорошо?

Я только плечом нервно дернула. Откуда я знаю, хорошо или нет?

Глеб смотрел на меня и не знал, что делать. Так и не придумав, спросил:

— Взять её?

Отдать ему дочь? Просто позволить забрать её с моих рук, позволить унести куда-то… Я не думала, что это станет для меня настоящей проверкой на прочность, на решимость. Я в некоторой панике смотрела на Глеба, на топтавшихся за его спиной охранников, потом кивнула. Даже не приняла решение, просто кивнула, как-то само собой получилось. А Глеб уже потянулся ко мне, я почувствовала его руки, но они тянулись не ко мне, они уже аккуратно подхватывали Анюту, а я заставила себя не цепляться за неё, не забирать обратно, хотя очень хотелось. А Глеб взял дочку на руки, как-то сразу отвернулся от меня, и замер, видимо, разглядывал её. Не представляю, что он чувствовал в этот момент, может, просто любопытство, а, может, тот самый приступ родительской любви, который испытала я, когда мне впервые дали на руки дочку.

Во второе мне не слишком верилось, и я даже не знаю, хотела ли я этого взаправду, чтобы Глеб взял и стал лучшим отцом в мире. Меня сильно беспокоило то, что я стану лишней, стану помехой. Ведь, в сущности, что я знаю об этом человеке?

— Наталья Сергеевна, пойдемте в гостиницу, для вас подготовили комнату, — обратился ко мне один из охранников. Я хотела возразить, сказать, что я одна никуда не пойду, но Глеб пошел вперед, с дочкой на руках, а я за ними. Шла практически след в след, и глаз с них не спускала, переживая, что они вдруг возьмут и исчезнут.

Когда мы поднимались на лифте, Глеб, всё это время молчавший и будто не замечавший меня, посмотрел, смущенно мне улыбнулся и сказал:

— Она тяжелее, чем я думал.

— Растет, — пробормотала я, разглядывая своё отражение в зеркале. Вру, не своё, разглядывала я Глеба с нашей дочерью на руках. И была уверена, что стоит мне закрыть глаза, всего на секунду, и видение исчезнет. Но я их почему-то не закрывала, не рисковала.

Нюта проснулась, когда Глеб положил её на кровать. Я видела, как аккуратно он это делает. А она взяла, открыла глаза и посмотрела на него. Такими же серыми глазами, как у него. А у меня дыхание перехватило. Я остановилась в шаге от них и наблюдала. А Нюта лежала, спокойная после сна, что, кстати, бывает нечасто, обычно она куксится и капризничает, а тут с любопытством разглядывала лицо неизвестного ей человека. А Глеб в первый момент словно отпрянул в испуге, но глаз не сводил. Я понимала, что это самое огромное удивление в его жизни, другого такого момента может и не случиться. Не повторится один в один — это точно.

Нюта, наконец, перевела взгляд на меня и четко сказала:

— Мама.

Я дочке улыбнулась. Аккуратно Глеба потеснила. Присела на край кровати. Дочку погладила.

— Ты проснулась, солнышко? Кушать хочешь?

— Наташ, что делать нужно? — Голос Глеба был полон растерянности. Что ж, всё произошедшее стоило того, чтобы это услышать.

— Нужно её покормить. Нам подойдет какой-нибудь легкий супчик. А ещё желательно компот, не очень сладкий. Можно заказать на ресторанной кухне?

Глеб странно хмыкнул, я посмотрела на него снизу вверх, и как раз успела заметить усмешку на его губах.

— А кто-то попробует отказать?

Он направился к двери, а я смотрела ему вслед, и вдруг позвала:

— Глеб.

Он обернулся, посмотрел в ожидании. А я поднялась с кровати, достала из сумки с вещами ноутбук Юганова, и протянула ему.

— Что это?

Я изобразила короткую улыбку.

— Ты же хотел информацию. Вот.

Я заметила, как Романов моргнул в растерянности. Потом спросил:

— Хотел. Но не настаивал.

Я только плечами пожала.

— Как тебе удалось?

— Просто повезло. Правда, — добавила я, ведь Глеб, судя по всему, мне не верил, — просто повезло. Возьми.

Ноутбук он забрал. И какое-то мгновение медлил, наверное, раздумывал, стоит ли сказать мне «спасибо». В итоге, промолчал.

Что ж, благодарность мне и не была нужна.

Когда Глеб вышел из нашего номера, я занялась дочкой, улыбалась, с ней разговаривала, успокаивала, Нюта с детским любопытством изучала новую обстановку, а я всеми силами боролась с не покидающей меня тревогой. Предательское чувство того, что я совершила ошибку, не уходило. Я без конца посматривала на экран телефона, Андрей не звонил, был один звонок от Любовь Григорьевны, но больше он не повторялся. Мне оставалось только догадываться, что происходит дома. Зато позвонила мама. Я её звонку обрадовалась, но в то же время ответила с тяжелым сердцем, предполагая, что звонит она не просто так, наверняка, уже в курсе нашего с Нютой побега.

— Да, мам, — проговорила я в трубку негромко, и замерла в ожидании. Если честно, ждала чего угодно, даже голоса мужа в трубке.

— Наташа, что происходит? — задала мне мама вопрос, при этом, её голос звучал также тихо и осторожно, как и мой.

— Ты одна? — уточнила я.

— Одна. Андрей мне позвонил, наговорил какой-то ерунды. Про то, что у нас больше нет дочери, а у него жены. Вы что, поругались?

Я вздохнула.

— Я от него ушла, — призналась я. И глаза зажмурила. Произнеся это вслух, ещё больше испугалась, но зато поверила.

— Ушла? Куда ушла?

— Мам… — Я не знала, как ей объяснить. Родителей я привыкла беречь, особых подробностей о своей семейной жизни и делах Андрея, связанных с новой работой, не рассказывала, поэтому понимала, что моё признание об уходе от мужа, станет для них потрясением. Мама, конечно, знала, что между мной и Андреем давно не все гладко, знала о моих мыслях о возможном разводе, но дальше слов мои поступки не шли, а тут вдруг я все решила, да ещё поступила все равно не слишком красиво. Не очень честно. Наверное.

Но какой у меня был выбор?

— Мам, давай мы с тобой попозже все обсудим, не сейчас. Я тебе все-все расскажу. Вы только с папой не переживайте. Со мной и Нютой все хорошо, о нас заботятся. — На этих словах в номер вернулся Глеб, увидел меня с телефоном у уха, и остановился, прислушивался к моим словам, видимо, пытался понять, с кем я разговариваю. — Мам, я тебе клянусь, что все контролирую.

— Ты в городе?

— Нет. — Я помедлила, не решилась рассказать, где я. — Но я буду на связи, ничего плохого не происходит. — И повторила: — Клянусь.

— А Андрей? Что мне ему говорить, если он приедет или позвонит? Господи, Наташа, что я ему скажу?

— Ничего не говори. Ты же не знаешь ничего, вот и не говори. Можешь передать ему, что со мной и Нютой все в порядке. А я обещаю, что скоро… мы с тобой обо всем поговорим.

— Хорошо, — аккуратно проговорила она. И тут же потребовала: — Но телефон не выключай!

— Не буду, — пообещала я.

Звонок я сбросила, посмотрела на Глеба.

— Родители? — спросил он.

Я кивнула. Глеб стоял передо мной, щурился, приглядываясь ко мне. А я не знала, куда деть глаза, потому что внезапно поняла, что чувствую себя неловко в его присутствии. Оттого, что понятия не имею, что у него на уме. Это человек, которого я не знаю. Которого помню по коротким романтическим воспоминаниям.

Это человек, от которого у меня дочь.

— Наташ, ты пожалела?

Я обдумала его слова. После чего качнула головой.

— Нет, не жалею. Просто я не знаю, как мне дальше жить.

На это он ничего не ответил. Все его внимание переключилось на Нюту, он смотрел на неё, наблюдал, как она кувыркается на кресле, затем подошел, присел на корточки, изучал, буквально ел глазами мою дочь. И это тоже странно было видеть.

Моя реальность трансформировалась именно в эти мгновения, а я не могла никак справиться с внутренним сопротивлением. Потому что серьёзные перемены — это всегда страшно. Подсознанию всегда тяжело их принять, подсознанию всегда спокойней в привычных для него границах.

Нюта смеялась, скатывалась с подлокотника мягкого кресла, забиралась на него снова. Смеялась, когда Глеб её ловил, я наблюдала за ними, а потом у меня вырвалось:

— Глеб, ты можешь сделать тест ДНК. Я не против.

Он обернулся, посмотрел на меня. И так спокойно ответил:

— Сделаю, конечно. Насколько знаю, это необходимо для установления отцовства.

Это прозвучало так легко, без всяких сомнений, а я моргнула в растерянности. Я вроде бы хотела убрать из его головы сомнения по поводу моей честности, а Романов уже думал об установлении отцовства. Он думал о дочери.

— Я заказал обед в ресторане. Или попросить принести сюда?

Я пожала плечами, не зная, как поступить правильнее. А Глеб на меня совсем не смотрел, он уже подхватил смеющуюся Нюту на руки, и спрашивал её:

— Ты хочешь кушать в красивом ресторане? Мама водила тебя в ресторан?

Нюта смотрела на него совершенно круглыми глазами, слово «ресторан» она знать не знала, но тон и улыбка дяди ей нравились, и она улыбалась Глебу в ответ. А тот… тот, кажется, влюбился.

Судить, конечно, не берусь, выглядел Глеб довольным и каким-то по-особенному гордым. Этот взгляд ни с чем не спутаешь. Такой взгляд я видела у Андрея… в первые дни после рождения Нюты. Правда, спустя какое-то время взгляд мужа потух.

Я думала об этом много. Особенно, после того, как Юганов положил передо мной тест ДНК. Я все думала, может, все дело в том, что Андрей где-то глубоко, на уровне интуиции, чувствует, что Нюта для него не родная, поэтому он перестал гордиться, перестал смотреть на неё с любовью, у него появились другие интересы, а не маленькая девочка, которая с нетерпением ожидает его возвращения домой? Или так всегда бывает, сказывается привычка?

Интересно, как будет с Глебом?

Но это мне только предстоит узнать.

— А ты мне расскажешь? — обратилась я к нему с осторожным вопросом позже, когда мы остались с ним наедине, Анюта недавно уснула, и мы с Романовым некоторое время не могли решить, что нам делать дальше, как взаимодействовать, просто разойтись по разным номерам до завтра, пока ребенок не проснется? Я была уверена, что Глеб, несмотря на всю его самоуверенность, чувствует примерно то же самое, что и я. А, возможно, у него всё ещё глобальнее и масштабнее внутри — и в сознании, и в душе, наверняка, полная сумятица. По крайней мере, я знаю для чего и для кого я все это делаю, со мной ребенок, и все возможные проблемы и трудности для меня полностью обоснованы. А Глеб всё ещё находится в шоке и, наверное, в каком-то вакууме нереальности происходящего с его жизнью.

— Что рассказать? — не понял он.

Я его разглядывала. Разглядывала и думала о том, что он красивый. Почти такой красивый, как я помню. Вы ведь понимаете, что память со временем добавляет ярких деталей к воспоминаниям, особенно, если ты живешь в уверенности, что прошлое никогда не повторится. И в моей голове, спустя месяцы, Глеб стал выше, шире в плечах, а в его серых глазах я тонула. Но что это значило? Ничего. Каждый из нас жил своей жизнью. Кто бы мог подумать, что они снова пересекутся.

— О себе, — подсказала я. — Как ты живешь. — Я помедлила и добавила: — Чему мы с Нютой, возможно, помешали в твоей жизни своим появлением.

Глеб улыбнулся. Он улыбнулся так, чуть смущенно, но в то же время достаточно уверенно, и я поняла, что всё будет непросто.

— Жизнь есть жизнь, Наташ. Она всегда подбрасывает неожиданности и сюрпризы. В конце концов, все будет так, как должно быть.

Интересный подход. Главное, что ничего не понятно.

— Ты женат? — решила я задать ему прямой вопрос.

— Нет. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Я не женат.

У меня вырвался тихий, но вздох облегчения.

— Хоть еще кому-то больно не будет.

— Ты из-за этого переживала?

— Конечно, — удивилась я.

Глеб хмыкнул.

— Кажется, ты, вообще, человек очень чувствительный. Переживающий за всех.

— Ты меня такой не помнишь?

Он плечами пожал.

— Не знаю. Мы плохо знакомы.

— Действительно. Мы плохо знакомы, — повторила я за ним, — просто у нас есть общий ребенок.

— Это был какой-то план?

Я взглянула на него в удивлении. Кажется, именно этот вопрос так хотелось ему задать в каждую нашу с ним встречу.

— Ты, на самом деле, так думаешь? Что это был коварный план? Переспать с тобой, родить от тебя ребенка, чтобы затем что?.. Глеб, я до сих пор толком не знаю, кто ты.

— Юганов просто указал на меня пальцем?

От его слов и тона стало неприятно, я отвела глаза.

— Думай, как хочешь, — проговорила я в сторону.

— Наташ, я могу думать, как хочу и что хочу. Но дело в том, что я так не хочу. — Глеб посмотрел на спящую на большой кровати Нюту. — Как ты понимаешь, мы теперь связаны. И думать и гадать, что за человек мне ребенка родил, как-то не хочется.

Я сделала глубокий медленный вдох.

— Моя привычная жизнь, вообще, закончилась, — напомнила я ему. — Так что, у меня ситуация куда серьезнее твоих домыслов.

— Наверное, — не стал он спорить.

— Я ничего не планировала, — сказала я ему чуть раздраженно, и посмотрела прямо в глаза, чтобы не сомневался. — Я даже спать с тобой не собиралась. Мне даже в голову не могло прийти, что все зайдет так далеко.

— А что пришло тебе в голову?

— Это всё Андрей, — сказала я ему. — Они тогда со Стасом придумали дурацкий план, как заработать денег. Так, чтобы Юганов не узнал. — Я развела руками. — Но он, конечно же, узнал. И стал требовать свои деньги назад.

— Они у него деньги украли?

— Не деньги. Это Стас, конечно же, придумал. Андрею никогда ни ума, ни смелости на подобное не хватило бы. Всю жизнь дружка слушал, и хоть бы раз из этого что-то хорошее вышло. — Я сложила руки на груди, хмурилась, пыталась Глебу объяснить нюансы чужой для него жизни. — У Стаса мозгов тоже нет, сам знаешь. Зато наглости через край, а ещё он на любую гадость и подлость способен. И собственного отца обворовать у него рука не дрогнула. В общем, они придумали угонять на сторону по паре фур с товаром… — Я молчала, медлила, потом всё-таки сказала: — С контрафактом.

Глеб даже засмеялся, а я продолжала:

— Водителей подкупили, сбыт наладили. Уж не знаю, насколько успешно шло дело и как долго, но долг Иван Алексеевич выкатил миллионный. Припугнул хорошенько, — не стала я скрывать. — И Андрея, и меня. С его-то сыночка взятки гладки. Ну, а потом… предложил альтернативу.

— Соблазнить меня?

Я вдруг вспыхнула, и в то же время возмутилась.

— Не собиралась я тебя соблазнять. Мне нужно было найти возможность подменить флешку с информацией по аудиту.

— И ты её нашла.

Я на Глеба посмотрела.

— Я хотела спасти мужа. Кто мог подумать, что всё так произойдет? — Я выдохнула и зачем-то сказала: — Моя жизнь меня устраивала. Да, мы с Андреем ругались, я раздражалась на него из-за Стаса, но я не собиралась ничего менять. Я хотела уехать из этого города вместе с ним.

— А он не хотел?

Я головой качнула.

— Он до сих пор не хочет. Но это уже и не важно. У меня появился человек, ради которого я готова жить, рисковать, и это уже далеко не Андрей.

Глеб снова посмотрел на спящую Нюту. Спросил:

— Он знает?

Я тут же замотала головой.

— Нет. — Как-то отчаянно получилось, и я решила объясниться: — Я хотела рассказать. И ему, и его родителям. После того, как Юганов мне это тест на отцовство предоставил, у меня было одно желание — сказать всем правду и уйти. Я готова была даже извиниться, прощения попросить, лишь бы не жить в этом вранье, но… У Ивана Алексеевича были другие планы. Ему нужна была Нюта, как рычаг давления, и если бы я развелась с Андреем, все узнали бы, что я — гулящая жена, за меня бы, вообще, никто не вступился. Я просто испугалась. За дочку испугалась.

— Почему ты не нашла меня?

Я усмехнулась ему в лицо.

— А что я про тебя знаю, Глеб? Я понятия не имею, кто ты такой, как ты живешь, на что ты способен. Разве я могла поручиться за твою реакцию на новость об отцовстве? Я даже не была уверена, что ты захочешь обо мне вспомнить. Или ты забыл нашу последнюю встречу перед твоим отъездом? Я лишь выбрала меньшее из зол. Так мне на тот момент казалось. Но жить под бесконечным взором Ивана Алексеевича очень трудно. И зависеть от его планов и настроения тоже трудно. Я даже из города без его разрешения или сопровождения мужа выехать не могла. А уж тем более поехать куда-то вдвоем с дочкой. Я пыталась пару раз. — Я в тоске разглядывала картину на стене. — В какой-то момент мне тоже стало казаться, что семья Югановых — центр моей жизни, всё зависит от решений одного человека. Да ещё родители…

— Он угрожал твоим родителям?

— Глеб, да что им угрожать? Они — обычные люди. Не чиновники милицейские, не административные работники. Мама и папа работают на заводе, на среднестатистических должностях. И это, можно сказать, единственная работа в нашем городе, кто в мелкий бизнес не подался. Много нужно, чтобы им угрожать? И да, о них я тоже подумала! Об их стабильной зарплате, кредите на машину и старенькой даче, которую папа мечтает восстановить.

— Я бы на твоем месте тоже подумал, — согласился он, я, если честно, не ожидала. Была уверена, что мои доводы покажутся ему смешными и не важными, по сравнению, с его причинами.

Я голову опустила, проговорила негромко:

— Там все так и происходит. Юганов — не бандит, не беспредельщик, не вор в законе. Он никому не угрожает, не пытает никого, не посылает свою армию охранников с завода с кем-то разобраться. Он, наоборот, благотворитель и благодетель, — я поневоле ухмыльнулась. — Все к нему с уважением идут, с поклоном, с дарами своими мелкими и ему ненужными. Кланяются, просят, а он с барского плеча одаривает и проблемки раболепных решает. Ему ведь это ничего не стоит. А людям деваться просто некуда. Либо уезжать, искать счастья и благополучия на чужбине, а ведь на это далеко не все способны, возьми, к примеру, моего мужа, либо принимать позицию главного спасителя города. Верить в то, что он и есть — единственное спасение. Все повязаны круговой порукой, во всех структурах города — семейственность, чужому человеку с улицы ни на какую должность не пробиться. В нашем городе есть выборы? Нет, не слышали. А в центре всего этого завод-кормилец. И Юганов во главе. Или ты думаешь, что ты сможешь его убрать с пути?

Глеб внимательно меня выслушал. Выглядел серьёзным. А в ответ коротко проговорил:

— Я попробую. Договариваться точно не планирую.

— Он будет драться до последнего.

— Наташ, тебе не нужно об этом думать, — заявил он. — Твое дело — дочь.

Я нервно терла подушечки пальцев друг о дружку. Руки неожиданно стали ледяными. Сам рассказ меня здорово заставил занервничать. Какой-то безысходностью моя речь отдавала. Когда ты живешь в определенных обстоятельствах, обстановке, ситуации месяцами, годами, если это и есть твоя привычная жизнь, ты адаптируешься, привыкаешь, на многое не обращаешь внимания, с чем-то смиряешься, и зачастую даже не задумываешься о происходящем. А вот когда пытаешься посмотреть со стороны, проговариваешь вслух, оказывается, можно испугаться.

Я говорила себе, что нужно радоваться. Нужно радоваться тому, что я смогла совершить задуманное, и увезти дочь. Но чувство вины и неопределенности меня не оставляло. Хотя, когда я подходила к окну и смотрела на улицу, у меня было стойкое ощущение, что даже солнце в этом городе светит по-другому. Ярче и благожелательнее, его свет не загораживает своей монументальной фигурой Иван Алексеевич Юганов. Всего несколько десятков километров, а люди здесь могут жить без его указки и благословения. Даже дышалось легче, но я понимала, что радоваться и расслабляться рано. Ещё ничего не закончилось.

Андрей позвонил мне по видео. Глеба рядом не было, после обеда он оставил нас с Нютой в номере и уехал по делам. А я получила передышку от разговоров по душам. С Глебом мы разговаривали о происходящем, но ни разу не упомянули тему того, что будет дальше. Меня это очень сильно волновало, но я боялась на Романова наседать своим беспокойством, потому что мне казалось, что Глеб сам слабо представляет, что будет, и что со мной и Нютой делать в Москве. Как впустить нас в свою жизнь. Сказал мне, что не женат, но при этом очень виртуозно от темы о своей личной жизни отошел. Наверное, решил, что я этого маневра не заметила. Я заметила, но внимание на этом заострять не стала. Потому что прав таких не имела. Всё, что я могла, это надеется на его порядочность и дальнейшую поддержку. А с остальным я как-нибудь сама справлюсь.

Андрей звонил мне по видео, дважды. И дважды я струсила, и на звонок не ответила. Но муж был настойчив, и переговорить с ним было нужно, я прекрасно это понимала, от разговора никуда не уйдешь. Я набралась смелости, и включила экран телефона. Сразу встретила его тяжелый взгляд.

Судя по обстановке за его спиной, Андрей был дома. Как жены и дочери в его жизни не стало, его домой потянуло, до этого дня дом Юганова вполне устраивал.

На звонок я ответила, мы друг на друга посмотрели, но молчали.

— Это правда? — спросил он спустя несколько секунд тягостного молчания.

— Что именно? — решила уточнить я.

Андрей неприятно усмехнулся, откинулся на стуле. Я заметила в его руке бокал с коньяком. У меня на душе стало ещё тяжелее.

— Ну да, тебе много есть, о чем рассказать, — проговорил он.

— Ты много выпил?

Он плечами пожал.

— Не знаю. Кажется, да, но даже не пьянею.

— Тебе кажется.

Андрей на меня уставился через камеру телефона.

— Почему ты со мной так разговариваешь? — спросил он.

— Как?

— Великодушно, заботливо. Тебе, на самом деле, интересно, сколько я выпил?

— Андрей…

— Ты всё разрушила, — обвинил он меня.

Я с этим утверждением была категорически не согласна.

— Я всё разрушила?

— А кто? — Андрей выпрямился. Смотрел на меня налившимися кровью от злости глазами. Выдохнул с небывалым презрением: — Ты мне изменила. Ты меня предала!

Я аккуратно потерла лоб, на самом деле, этим действием лишь пытаясь спрятать от мужа свои глаза. Спросила:

— Тебе все рассказали?

— Про то, что ты мне чужого ребенка подсунула? О да. А ты, оказывается, не промах! А такая скромная, такая воспитанная. Такая вся из себя честная жена! Задрала меня своей честностью и порядочностью!

— Это не я тебе подсунула чужого ребенка, — проговорила я, выделяя каждое слово, и стараясь говорить, как можно спокойнее. — Это Юганов тебе его, как ты говоришь, подсунул. Я хотела все тебе рассказать, хотела развестись, но у Ивана Алексеевича были другие планы.

Андрей пьяно и зло засмеялся.

— Значит, это Юганов тебя под другого мужика подложил?

— Салтыков, ты долго будешь дурачка-то из себя строить? — разозлилась я в конце концов. Мы снова уставились друг на друга, на этот раз злы были оба. — Ты что мне тут оскорбленную невинность разыгрываешь? — продолжила я. — Забыл? Всё забыл? Заместитель ты наш большого начальника! Как тырил у этого начальника средство для мытья посуды, грузовиками, забыл? Как он пинал тебя по полу, забыл? Как ты у меня в ногах валялся, просил, чтобы я согласилась Юганову помочь в его мерзких делишках, забыл? Или ты блаженный? Не понимал, куда и для чего он меня посылает?

— А ты и рада стараться, да?! — заорал он на меня.

— Нет, не рада! — отрезала я. — Если бы не ты, вместе со своим дружком-паскудцем, я бы, может, с папашей его никогда и не заговорила! Потому что повода не было бы! Меня тошнит от этой семейки! Я просто хотела жить со своим мужем! Потому что я замуж за тебя выходила, а не за Стаса. Я любила тебя! Хотела с тобой семью строить, а не с твоими родственниками, а уж тем более, не с Югановыми! Но тебе же со мной скучно было, — у меня вырвался нервный смешок. — Я ведь была бесплатным приложением к штампу в паспорте. А интереснее тебе было шляться со Стасом. Или ты думаешь, я не знаю о том, чем вы занимались в том яхт-клубе? А потом ты приходил под утро, и ложился ко мне в постель! И не спрашивал, не тошнит ли меня от запаха дешевых духов, которыми ты весь провонял! — Я обличающе ткнула в Андрея пальцем через экран. — И я молчала. Дура была влюбленная, потому и молчала. И маму твою слушала, потому что дура! Что надо любить, что надо терпеть, что меня, простолюдинку, облагодетельствовали, в такую семью взяли! Голубая кровь на блюдце застывает!

— Ты всех нас предала, — повторил он с особым выражением.

— Нет, дорогой, — снова не согласилась я. — Это ты меня предал. Ты решил мной расплатиться. И в тот момент тебе было абсолютно наплевать, как я это сделаю. Ты предпочел об этом не думать, — обличила я его. — А теперь ты обманутый муж?

— Это не мой ребенок! — практически выплюнул он в экран телефона. Если честно, я даже чуть отодвинулась назад, словно, его безмерный гнев мог меня достать даже через экран.

— Не твой, — не стала я скрывать. — Но я до последнего надеялась, что это не так. А вот твой Иван Алексеевич откровенно наслаждался, все эти месяцы. Наблюдал за нами, как за муравьями в банке, и наслаждался. — Я рукой махнула. — Он и сейчас тобой манипулирует. Как куклами нами всеми играет.

Андрей голову опустил, потер лицо ладонями. Я верила, что ему в этот момент безумно паршиво. Спросила:

— Это ведь он тебе рассказал?

Муж молчал. Так и сидел, закрыв лицо. А я сокрушенно кивнула, подтверждая свою же догадку.

Андрей всё-таки голову поднял, глянул на меня мутными глазами.

— Делать-то теперь чего?

— Подай на развод, — подсказала я ему. Андрей продолжал на меня таращиться, а я вздохнула, попыталась ему растолковать: — Я не буду жить в этом городе, Андрей. И ребенка туда больше не привезу. Поэтому всем будет проще, если ты подашь на развод, а я подпишу документы, которые нужны. Так всем будет проще.

— Проще? — передразнил он меня. — Так проще будет тебе! Сядешь в машину к своему москвичу, и ручкой нам всем сделаешь?

— Я не знаю, как будет, — честно сказала я. — Но наш брак закончился, с этим ведь ты спорить не будешь.

— Юганов твоего москвича в бараний рог согнет.

Я поморщилась от той ненависти, которая прозвучала в голосе Андрея. Она меня царапнула, обеспокоила, но я сделала вдох и довольно ровным голосом проговорила:

— Меня это не касается. Тебя, кстати, тоже. Это их личные разборки.

Закончился наш с Андреем разговор о жизни коронной фразой:

— Мама была права насчет тебя!..

А я сбросила звонок.

Права и права. Могу только порадоваться за интуицию Любовь Григорьевны. Никто её детей не достоин. Кроме Стаса Юганова.

Глеб вернулся поздно. Я уже покормила Нюту ужином, поиграла с ней, мы почитали книжку, и дочка спокойно уснула. А я зачем-то принялась маячить у двери, подслушивая, точнее, прислушиваясь к шагам в коридоре. Дверь в номер Глеба была прямо напротив нашей, и его возвращения я бы не пропустила. Особенно, если сосредоточить на этом всё своё внимание. В какой-то момент даже показалось, что не дождусь. День выдался полным на события и эмоции, я перенервничала, и мне хотелось лечь и уснуть. Но мысль о том, что Глеб не вернется в гостиницу ночевать, не давала покоя. Хотя… хотя, я не должна была об этом думать, а уж тем более, переживать. Мой повод переживать, единственный, спит спокойно на кровати.

А потом в коридоре послышались шаги, знакомый, такой долгожданный голос, и я взяла и дернула на себя входную дверь. Выглянула в коридор, и тут же решила, что зря всё это сделала. Столкнулась нос к носу с Глебом. Тот как раз убирал от уха телефон, на меня посмотрел с недоумением.

— Ты чего не спишь? Всё в порядке?

Я кивнула. Слова застряли в горле, а Глеб тем временем чуть оттеснил меня от двери, заглянул в номер, увидел спокойно спящую дочку, и снова отступил в коридор.

— Не могу уснуть, — соврала я. — Слишком много всего случилось, — выдохнула я, а сама смотрела на Глеба во все глаза. И выпалила: — Где ты был?

— Дела были, — коротко ответил он, словно, отмахнулся от моего беспокойства. Странно прищурился, глядя на меня, посоветовал: — Ложись спать, Наташ.

Я послушно кивнула. Я собиралась поступить именно так, как он предлагал, но внутри было какое-то странное ожидание. Словно должно было произойти что-то, что подскажет мне, каким будет завтрашний день, да и все последующие. Если бы я знала это, если была бы хоть в чем-то уверена, наверное, мне было бы легче. Но никто облегчать для меня ситуацию не собирался. Глеб ещё секунду ко мне приглядывался, затем тоже мне кивнул, и отошел к двери своего номера.

— Спокойно ночи, — сказал он, и дверь за ним закрылась. А я осталась стоять у своей открытой двери, босая, на казенном ковровом покрытии коридора, ощущая себя брошенной и ненужной. Никому ненужной, не только Глебу. Будто сирота. Я сделала несколько шагов через коридор, остановилась перед дверью его номера, и сказала себе, что я трусиха. Кристина, наверняка, взяла бы и постучала в эту дверь. И сказала бы напрямую, что ей страшно и одиноко. И ей нужна поддержка, чье-то присутствие рядом.

От такой, как Кристина, уверенной в себе и решительной, Глеб даже не ушел бы. И дверь бы перед её носом не закрыл. Но ведь я не Кристина.

В конце концов, я печально вздохнула, вернулась в свой номер, и дверь за собой заперла. На оба замка.

— Позавтракаешь со мной?

Глеб утром заглянул к нам в номер, взял Нюту на руки, и всё ещё приглядывался пытливо к дочке, всё ещё привыкал к её присутствию в своей жизни. А потом предложил мне позавтракать в его номере. Я, после бессонной ночи, чувствовала себя несколько неловко, при свете дня все мои мысли и какие-то беспочвенные ожидания показались глупыми и безнадежными, а я сама себе полной дурой. И после сделанных выводов у меня не получалось смотреть Глебу в глаза, я боялась, что он возьмет и прочитает мои мысли. И посмеется надо мной.

В ответ на его вопрос, я пожала плечами, протянула к дочке руки, а Глеб сказал:

— Отель вызвал для нас няню, она побудет с Анютой недолго.

— У нас никогда не было няни, — осторожно проговорила я.

— Мы будем в соседнем номере, — успокоил он меня.

Няня оказалась женщиной лет сорока, улыбчивой и нисколько не смущенной знакомством с маленьким ребенком. Очень уверенно с Нютой заговорила, увела играть, я наблюдала за ними от двери пару минут, но дочка на меня даже не обернулась, её умело отвлекли на новые игрушки.

Я вышла за дверь, прошла в номер Глеба. Он был один, сидел за небольшим столиком у окна, накрытом к завтраку. Кофе, свежая выпечка, омлет и фруктовый салат. Глеб сидел, уткнувшись взглядом в экран ноутбука, а когда я присела напротив, голову повернул и мне улыбнулся.

— Хочешь посмотреть кино?

— Кино? — переспросила я, и моя рука застыла с кофейником над его чашкой.

Глеб пристроил ноутбук на краю стола и развернул его ко мне экраном. Нажал какую-то кнопку. Видео начало воспроизводиться, я вернула кофейник на стол, а сама смотрела на экран. Сначала даже не до конца поняла, на что я смотрю. На кино похоже не было совершенно, съемка явно велась с какой-то камеры, да и было темно и не совсем понятно происходящее. Какие-то машины, какие-то люди, странные строения вокруг. А потом я поняла…

Подняла глаза на Глеба и спросила:

— Когда?

Он понимающе ухмыльнулся.

— Вчера. — Взял чашку с кофе, что я ему налила, поднес к губам. Выглядел чрезвычайно довольным, и я понимала, что это не из-за кофе, и не из-за моего присутствия. Глеб радовался приятному развитию событий. — Это, Наташ, называется жадность. Я, признаться, на неё и рассчитывал.

На экране ноутбука размытые фигуры людей в ночи торопливо грузили коробки в грузовики. Много коробок, и грузовик был не один. Странно было за этим наблюдать. Это все длилось, длилось, минуту, другую, я уже собиралась отвести взгляд, как на экране начало происходить самое интересное. Звука в видео не было, или Глеб специально мне его не включил, но я представляла себе звук раздавшихся сирен, резкие окрики, топот множества ног правоохранителей, прозвучавшую в ответ ругань, на экране появились люди в черной форме с автоматами.

— Кто эти люди? — спросила я.

Глеб удивился моему вопросу.

— ФАС, — сказал он мне.

— Антимонопольная служба? — Я недоверчиво хмыкнула. — В нашем городе?

Романов лишь руками развел.

— Я вынужден защищать свои интересы. Своё честное имя.

Я смотрела ему в лицо.

— Ты всё продумал заранее?

— Конечно, — совершенно спокойно ответил Глеб. — Я не повторяю ошибок дважды. Один раз я приехал, не подготовившись, повторения я бы не допустил. Этих интересных роликов у меня полно за два года накопилось, но мне нужна была доказательная база, мне нужны были цифры, чтобы понимать масштаб. Ты мне их достала.

Я посмотрела за окно.

— Ты бы и без них справился.

— Справился бы, конечно. Но тогда было бы не так интересно договариваться с Югановым. Одно дело поймать его на сбыте контрафакта, а совсем другое знать, сколько он на этом заработал, и какой счет я могу ему выставить.

— Разве его не посадят? — спросила я.

— Посадят, Наташ, это бесплатно. По крайней мере, для меня. Что я от этого выиграю? Убытки нашей семьи «посадят» не покроет. Да и репутация завода пострадает.

— Будешь договариваться с Югановым? — Мне от этой мысли стало противно, а Глеб сказал:

— Буду ставить условия. А дальше посмотрим. Хочешь со мной?

Я не сразу поняла суть вопроса, непонимающе глянула, а Романов пояснил:

— Хочешь поехать со мной на встречу с Иваном Алексеевичем?

Вначале я презрительно фыркнула, встречаться с этим человеком у меня никакого желания не было, прекрасно проживу свою длинную жизнь без единой мысли о нём. Но затем мне стало интересно.

— Где вы встречаетесь?

— На турбазе. Сегодня вечером.

Мои пальцы сжались на подлокотнике кресла, в котором я сидела.

— Ты боишься? — догадался Глеб.

— Боюсь, — согласилась я.

— Не переживай. Думаю, о тебе уже никто и не вспомнит. К тому же, ты со мной, под моей защитой.

Я медлила, потом аккуратно поинтересовалась:

— Я смогу встретиться с родителями?

— Мы что-нибудь непременно придумаем.

Я кивнула, соглашаясь.